От Георгий Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 14.06.2005 23:12:04 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Владимир Каганский. Постсоветский человек: вид из ландшафта - 3 (*+)


Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20050613_kag.html

Постсоветский человек: вид из ландшафта. 3
Владимир Каганский

Дата публикации: 13 Июня 2005

Проехав или посетив около полусотни регионов, вступив в контакт со многими
сотнями людей (иногда это было и интересно, и приятно, нередко - вынужденно
и неприятно, немало бесед были жесткими дискуссиями с профессионалами, очень
многие беседы не завершались даже фиксацией общего непонимания, и очень
редко это было ласковое поглаживание собеседника по семантическим органам
а-ля фокусированное интервью), пройдя по ландшафту тысячи километров,
осматривая и - что важнее - обдумывая виденный ландшафт, волей-неволей
приходишь к определенным выводам. Частью этих выводов я уже поделился в этой
микросерии.

Другие выводы носят вполне тривиальный характер. Но коль скоро есть проблема
полноты цикла и жанра (и тем более полноты презентации культурного
ландшафта) и есть еще и читатель, то нужно упоминать и их. Обыденная жизнь,
каковую ведет много или очень много людей (думаю, подавляющее большинство
людей в подавляющем большинстве ситуаций), каким-то образом совершенно не
проникает в масс-медиа и/или экспертное сообщество, остается не
запечатленной, безвестной и семиотически не существующей. Ее нет. Нет и
осознания пустоты, непредставленности основного массива жизненного
материала. Такое впечатление, что события новостных каналов и лент
происходят в одной стране, а мы живем в другой. Дело не в том, что, как
ехидно отметил Симон Кордонский, одно происходит в действительности, а
другое на самом деле, - я-то думаю, что и будни чиновных верхов так же
интересны в одном смысле и неинтересны в другом, как обычай села
Старосубхангулово (глубинный райцентр Башкирии) прекращать всю деятельность
на время сенокоса. Не в том дело, что наверху теории, а внизу будни - и
вместе им не сойтись; и наверху есть будни - а внизу есть народные теории
происходящего (какие интереснейшие суждения касательно логики приватизации
доводилось слышать в середине 1990-х годов; жаль, что они не были услышаны
надменными профессионалами наверху1). И у меня тоже есть теории, и, кстати,
низменным будням они никак не противоречат.

Социальная жизнь страны организовалась - или была целенаправленно
организована? - таким образом, что статус "события" присваивается только
особой категории происшествий; собственно же с ландшафтом как таковым
ничего - в этой логике - не случается и случиться не может; несуществующее
не есть предмет события. И это не новость, подумаешь удивил, везде так. Нет,
я хочу сказать нечто менее тривиальное. Несобытийная информация касательно
отдельных мест страны вообще социально не актуализирована, не представлена,
не востребована, не усвоена, педагогически не адаптирована и т.д. То, что не
имеет статус новости - а свежее значимое событие это новость, - вообще никак
не попадает в информационные потоки, которые циркулируют по стране и
которыми страна себя представляет, познает и сознает2. Грандиозные
произошедшие, происходящие и несомненно грядущие процессы в стране никак в
закономерной осмысленной форме не представлены для жителей этой страны.
Самый дефицитный класс литературы - упорядоченное представление
происходящего в стране как совокупном разнообразии мест.

События и новости - и жизнь страны, такое я провел бы различение. Иное
различение, с ним связанное, но к нему не сводимое: точечные события в
немногих небольших местах - огромный сплошной непрерывный ландшафт.

В какой же мере новости как представление событий репрезентативны для страны
в целом, в том числе и для ее культурного ландшафта? В отличие от
С.Кордонского, я считаю, что связь тут есть. Но вот мера представления
совершенно небольшая. Как географ я бы сказал, что события происходят в
основном в Москве (и прежде всего выборы происходят в Москве), поскольку
именно в Москве находятся правительственные ведомства. Дело не в том, что
реальному событию в Москве легче попасть в масс-медиа - далекие и обычно
мало заметные вымерзающие зимой регионы регулярно туда попадают, - дело в
том, что событием (новостью) является публичное представление текста
определенного статуса. Здесь играет роль чистая семиотика. Семиотически
значимые структуры находятся в Москве - и они порождают события и новости
текстов. Такая гипермоноцентричность чрезвычайно опасна - например, в стране
может начать происходит нечто перспективно опасное, а традиционные
информационные каналы его просто не заметят (у меня и гарантии нет, что
такое уже не начало происходить; в сфере землепользования некоторые
неоднозначные процессы уже идут вовсю, охватывая огромные части страны3).
Тексты - только иного рода - чрезвычайно важны для остальной страны.
Заметим, что тексты совсем иного рода - не новостные, не событийные - также
генерируются в Москве: опросы "общественного мнения". У всех этих
информационных представлений есть одна общая особенность - они не
представляют страны как систематически дифференцированной со сложным
балансом сходств и различий отдельных мест; для них страна либо мало (либо
чрезвычайно просто) дифференцирована, либо, в сущности, просто большая
точка. Их знание - если это знание (да знание ли это?) - почти знание
большой точки.

У страны нет способа себя реально знать. У страны реально нет способа
коммуницировать о себе. Эдак можно дойти и до вопроса: страна ли это, если в
ней вся коммуникация строится по принципу "центр - периферия", а центр сшит
с Москвой и властью. Сами же периферии не общаются, и добавлю я, им не очень
интересна обычная жизнь друг друга. Тут мне справедливо возразят, что
музыкальная, театральная, спортивная, еще всякая специальная жизнь
интересна, и в Саратове безумно интересен музыкальный Петербург. Пусть так.
А неспециальная жизнь? Или - что мне интересно и важно не только для меня -
жизнь культурного ландшафта?

Интересны ли культурные ландшафты отдельных мест друг другу?

Сами по себе культурные ландшафты довольно интересны сами себе, культурный
ландшафт - или это еще просто специфика места (но специфика места непременно
приводит к ландшафту места) - начинает себя осознавать, выражением чему бум
краевеведческих музеев в стране, число которых быстро растет, а экспозиции
быстро перестраиваются, преодолевая советский стандарт (примечательна
музеефикация уже советской эпохи). Вернее говорить о буме краеведения. Но
вот тут нас подстерегает проблема. Краеведение по определению и смыслу
замкнуто определенной территорией, хотя бы и большой, хотя и тематически и
предметно открыто. Все, что есть на определенной, хорошо бы еще исторически
и географически устойчивой территориально местности, - предмет и интерес
краеведения. Краеведение укоренено в почве конкретного места. А иные места и
сравнения с ними - вот тут интерес краеведения резко угасает, доходя до
связей своих мест, скажем, со столицами, но никак не проводя систематических
сравнений с иными, особенно не соседними и далекими местами и не выстраивая
обобщений.

Ни разрастающееся краеведение, ни событийно-новостные-потоки (хотя бы местно
масс-медийные), ни все более замыкающая в своих регионах география и
региональные дисциплины, ни специальные горизонтальные связи, пронизывающие
всю Россию, но в каком-то частном отношении вроде спорта, сфрагистики,
авангардного театра или чего еще удивительно интересного, но узкого и мало
связанного с ландшафтом, отдельные места страны не связывают. (Страну
связывает бизнес, но то связи в ином, узком и особом отношении.)

Современная Россия - бессвязное множество мест. Точнее сказать, что
отсутствуют связи достаточно общей и глубокой семантики. (Даже
студенты-выпускники элитарных вузов затрудняются в проведении соотнесения
мест.) Семантика страны бессвязна. Места крайне мало интересны друг другу,
что мне трудно выразить, а не то что понять. Но это так.

Но что тогда мы имеем? Масс-медиа интересуют (если это слово уместно) не
места, в своей связной совокупности и слагающие страну (государство устроено
иначе), а события/новости. Специалистов интересуют некоторые когнитивные
образы страны, притом что основа этой когнитивности всегда универсальна и
надтерриториальна; полихорические, полимодальные многоместные
концептуализации страны просто неизвестны4. Профессионалы коммуницируют, но
места редко интересуют их как таковые. Те же професссионалы, кому места
интересны как таковые, - сами чрезвычайно мало кому интересны, и их
когнитивный, социальный и культурный статус ничтожен, проблематичен и
сомнителен5.

Но может ли быть страна в аспекте культурного ландшафта бессвязна?

Значит, она в определенном смысле уже распалась и не представляет единства -
именно так. Нет, единство бытовое, транспортное, экономическое, просто
человеческое есть - но места, будучи связаны друг с другом, ничего не знают
друг о друге. Места удивительно мало интересуются друг другом (удивительно
мало интересуются и ближними, и дальними регионами и их жители, и
специалисты-регионалисты6). Тщательно спроектированная конструкция
советского пространства, воплощенная и оестествленная, делала существенными
только иерархические, вертикальные связи мест с местами более высокими по
рангу, по статусу. И хотя эта система начала преодолеваться, инвертироваться
и размываться7, ее следствие - слабость горизонтальных, соседских
непосредственных связей - осталось. Связей, задающих стране какую-никакую
целостность - но не дающих новостных потоков. Страна связана
горизонтальными, территориальными, соседскими связями - но на уровне
политико-событийной реальности доминируют связи вертикальные: некое место
попадает в информационную рамку страны (Центра), и происходящее в нем
приобретает статус события. Вертикализован государственный образ
пространства (и вслед за ним и масс-медийный) - и вертикализована
событийность. В этом есть много пороков - очевидная неполнота (какая там
неполнота - клочковатость) охвата страны, но главный дефект этой
семиотической системы состоит в следующем. Все обсуждаемые политические,
масс-медийные и когнитивные образы страны - все же образы страны (об их
дефектах уже говорилось). Все они утрируют одно очевидное направление
(измерение) политического и жизненного пространства -
вертикально-иерархическое - и игнорируют дополнительное,
горизонтально-ландшафтное. Смыслом, содержанием, информацией, новизной, то
есть собственно событийностью наделяются только и исключительно соотнесение
конкретного места, определенной территории - и политического верха,
иерархического центра. В этой доминирующей парадигме места страны и не
соотносятся (сравниваются и различаются), и не связываются; в этой парадигме
вся сплошная система мест, и образующая страну, просто не существует.
Пространство предельно центрировано и фрагментировано. В дополнительной же
парадигме - несуществующей или существующей слабыми и малыми фрагментами -
страна и дана как живое соотнесенное и взаимосвязанное многообразие мест.

Тут есть и определенный парадокс. Именно эти центрированность и
фрагментированность, существенные для советского пространства, уже довольно
заметно преодолеваются - но остаются ведущей парадигмой ведущего образа
страны. Советское пространство как ментальная структура оказывается более
прочной, нежели как структура ландшафтно-вещественная.

Это, несомненно, проблема. И уже потому не имеет простого и очевидного
решения. Видятся два дополнительных направления действий. Развертывание
неунифицирующего взгляда на страну, в том числе и путем путешествий (пока
налицо отсутствие признания и поддержки такого модуса действий), - и
неторопливое, непоследовательное, даже, наверное, странное саморазвитие
мест, которое рано или поздно приведет к созданию горизонтальных
информационных и когнитивных сетей снизу, от мест. Когда-нибудь культурный
ландшафт страны осознает себя и заговорит... Но ему потребуется очень
сложный разветвленный богатый язык, так что одним упованием на спонтанные
процессы не обойтись.


1 Удивительно это или нет, но население - особенно городков размером порядка
сто тысяч жителей и меньше - отчетливо представляло, что "на самом деле"
кому принадлежит и как это следует разделить (разумеется, никаких суждений
про деление поровну я и не слыхивал), как именно приватизировать.


2 Приведу пример из собственного опыта. Опубликовать - уж поверьте, хорошо
написанный - очерк путешествия именно про обычную жизнь, то есть про
культурный ландшафт без акцентуирования экзотики и духовности, объемом 2-3
п.л. в нашей стране невозможно, если не финансировать это издание самому;
иные гонорары не покрывают расходов на вполне реальную и немалую амортизацию
компьютера - коврики летят, клавиатуры меняются, а про смену мышек я уже не
говорю; и никакие гонорары не покрывают затрат на путешествие. Наверное, это
неинтересно, спрашиваю я - меня заверяют, что интересно, но... Ситуацию
выставления чего-либо такого на безвестном сайте неизвестно с чем рядом я не
рассматриваю.


3 Каганский В. Новая природная зона: русская саванна // "Русский журнал",
29.06.04.; Мерзость запустения // "Политический журнал" от 26.10.04., # 39;
www.politjornal.ru.


4 Каганский В. Методологические заметки о современном россиеведении //
"Кентавр. Методологический и игротехнический альманах". Вып. 33, 2004.


5 Каганский В. Путешественник // "Русский журнал", 13.08.04.


6 Заметное исключение представляет собой Урал - целостный в очень многих
отношениях макрорегион, в том числе и в собственном самосознании.


7 Каганский В. Пострегионализация // "Русский журнал", 27.09.04.; Россия:
инверсии советского пространства // "Русский журнал", 20.09.04.; Новое
пространство новой России // "Русский журнал", 11.01.05.