От Георгий Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 31.05.2005 21:55:56 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

Юрий Андрухович: "А как прекрасно все начиналось!" (*+)

http://www.inosmi.ru/translation/219927.html

Шок без терапии, рынок, на котором нет порядка ("Die Zeit", Германия)
Когда пали стены, капитализм показался нам прекрасным принцем. Теперь
покончено и с этой утопией


Юрий Андрухович, 27 мая 2005



Юрий Андрухович родился в 1960 году на Западной Украине. Учился в Львове,
Москве и в США. Его романы 'Рекреации' (1992), 'Московиада' (1993) и
'Перверзия' (1999) превратили его в ведущего (пусть и спорного) автора
современной украинской литературы. На немецком языке изданы его собрание
эссе 'Последняя территория' и роман 'Двенадцать обручей'. Оба произведения
изданы в издательстве Suhrkamp.

А как прекрасно все начиналось! Всего 15 лет прошло с момента перелома,
который позднее ошибочно назвали 'концом истории'. Мы не могли никак
нарадоваться близкой победе капитализма. В наших средствах массовой
информации, которые по мановению волшебной палочки Горби стали свободнее и
объективнее, появлялось все больше позитивных материалов. Вызывавшее страх
чудовище превратилось в прекрасного принца, и мы отдавались со всей
увлеченностью притягательной силе рынка. Как дети, которых невидимая сила
тянет под звуки механической музыки в ярмарочный балаган. 'Рынок, рынок,
везде рынок', повторяли мы, будто, заклинание: экономисты, философы и
поэты, - хотя никто (и больше всего экономисты) не понимал истинного
значения этого слова.

Те из нас, кто побывал на Западе в числе первых, рассказывали о невероятном
разнообразии еды и питья и о других потребительских чудесах. Например:
'Представь себе, там тебя благодарят за покупку!' Знакомство с
супермаркетом, этот особый ритуал посвящения Homo sovieticus к западным
ценностям, стало в жизни переломным моментом. Один знакомый мне поэт,
эмигрировавший из Киева в Мюнхен еще в семидесятые годы, водил своих гостей,
приезжавших с Востока, прежде всего в гигантский торговый центр. Ассортимент
товаров потрясал нас. Казалось, что цивилизация на 99 процентов заключалась
в излишествах, и именно поэтому была прекрасной. Совершенно иной, лучший
мир, который к тому же доводил до головокружения своим прекрасным запахом. Я
никогда не забуду также громадный аквариум с рыбами и морскими растениями.
Рыбы-жертвы, их выбирают, убивают и съедают, - но как они плавают в
освещенной разным светом воде, как резвятся!

Нет никаких вопросов - капитализм был чудесен!

А затем он был неуклюже перенесен на нашу родимую землю: шок без терапии,
хищническое обогащение, полное обесценение всех накоплений, официальная и
неофициальная безработица, социальное падение до уровня
люмпен-пролетариата - и в качестве антитезы - появление первых 'жирных
котов', которых позднее назвали олигархами.

В действительности у нас наступил капитализм (к тому же тот - дикий), а у
них - господствовало нечто намного прекраснее: либеральное
постиндустриальное общество. Кстати, совсем недавно, один берлинский доктор
философии во время дискуссии обратил мое внимание на то, что олигархический
порядок является, дескать, самой совершенной формой экономического
либерализма. А я думал, что мы имеем дело с банальными бандитами.

Самое страшное, что они могут нам дать, это выбор между свободой и
обеспеченностью. Государственная власть наседает на тебя, но она тебя и
обеспечивает. Государственная власть позволяет тебе идти, куда тебе
заблагорассудится, но ты при этом сдохнешь от голода. 'Лукашенко лучше, чем
Квасьневский (Kwasniewski), - говорит мой польский друг, - поскольку
Лукашенко заботится о социальном обеспечении населения'. Ему надо было бы
немного пожить в Белоруссии! 'Там и сегодня все еще нехватка всего, и
бесследно пропадают журналисты', - говорю я ему. Он настаивает на своей
точке зрения: 'Зато сотни тысяч польских детей сегодня не имеют возможности
ходить в школу, так как правительство предоставило их родителей самим себе,
и тем самым, обрекло на гибель. Но наши журналисты, хотя и являются якобы
независимыми, об этом не сообщают'. Мой друг считает, что журналисты слишком
много зарабатывают, чтобы писать о таких вещах. Возможно, что касается сотен
тысяч голодных польских детей, которым нечего одеть, чтобы пойти в школу,
преувеличение. Кто знает. Мы оказались в заколдованном кругу. Пытаемся найти
ответ на абсурдный вопрос: 'Лучше быть богатым и глупым или бедным и
умным?'. Мы хотим выбрать из ответов на два циничных вопроса -
капиталистического и социалистического - тот, который имеет человеческий
облик. Другой друг, молодой украинский поэт, носит футболку (он - не первый
и будет, наверняка, не последним) с изображением Че Гевары (Che Guevara) и в
своих стихотворениях называет Иисуса Христа коммунистом. 'Твой любимый Че
собственноручно расстрелял бы тебя за твою футболку, которая стоит 50
долларов', - говорю я ему. Он на 14 лет моложе меня и все больше дрейфует в
левом направлении. Его поэзия все больше напоминает социалистический
реализм. Он не представляет себе идиотизма советских будней: три часа в
очереди за подсолнечным маслом или мылом и тотальный контроль со стороны
спецслужб над химическим содержанием твоих мыслей. Это ведь далекое прошлое.
В ближайшем будущем он окажется под полным влиянием левой идеологии - таково
нынешнее время. Таковы сценарии, разыгрывающиеся вокруг нас.

Недавно я поехал из Шарлоттенбурга, где сейчас живу, к друзьям в Панков и
сделал остановку на Александерплатц. Меня немного разозлили неприятные типы
на городской железной дороге, на каждой станции их становилось все больше,
на станции Фридрихштрассе вошли еще трое, некоторые были с большими собаками
и попрошайничали у пассажиров. Попрошайничество в сопровождении собаки дело,
обещающее успех, - к животным люди относятся с состраданием. Я решил иметь в
будущем в кармане немного мелочи. Мне было неудобно, что я не мог
попрошайкам ничего дать. По пустой, грязной площади гулял ветер. С той поры,
как я был здесь в последний раз, появились заборы, возможно, снова
перестройка, как и в случае с торговым центром Galeria Kaufhof, почти
превратившимся в руины, как его называют потребительским раем, символом
перемен в бывшей ГДР. Я шел по площади мимо молоденьких панков (наверное,
внуки тех, кто был до них) с их пивом и сигаретами и - здесь опять же - с
дворняжками, мимо безрадостных школьников, приехавших со школьной
экскурсией, разумеется, из какого-нибудь Биттерфельда, и мимо подозрительно
темнокожей продавщицы контрабандного серебра и, кроме того, на каждом шагу -
мимо людей, выделявшихся своими манерами, или инвалидов в креслах-колясках.
И, наконец, я начинаю понимать: это и есть многообразие.

Мы, очевидно, имеем дело с новым этапом декаданса. После того как завершился
конфликт между двумя системами, на наших глазах умирает очередная утопия
Запада: утопия о вечно гарантированной безопасности (yes!), стабильности
(yes!) и, прежде всего, об остающемся неизменно высоким уровне жизни. Но
жизнь невозможно, как бы этого ни хотелось, втиснуть в рамки стандартов,
какими бы они высокими ни были. Человеческий облик заключается не в
мимолетной, и неискренней улыбке. Он включает также хмурый вил, отчаянные
гримасы и болезненные судороги. Человеческий облик нельзя сконструировать.

В этом отношении я вполне могу видеть оптимистичные черты в выше описанной
сцене: попрошайки, панки, собаки и антиобщественные элементы.