От Георгий Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 07.05.2005 22:04:15 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Ссылки; Тексты; Версия для печати

Умрем, но напакостим. Предсмертные исповеди в логове (*+)

http://www.sovross.ru/2005/63/63_7_3.htm

"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" N 63-64 (12681), суббота, 7 мая 2005 г.


УМРЕМ, но НАПАКОСТИМ


Предсмертные исповеди в логове
Чем ближе, после Сталинграда и Курска, третий рейх подходил к своей агонии, тем больше генералов и офицеров из числа руководящего
состава вермахта склонялось к мнению о том, что выходом из катастрофически ухудшавшейся ситуации может быть только одно -
прекращение борьбы. Среди них, например, были такие хорошо известные в самой Германии и за ее пределами военачальники, как
фельдмаршал Эрвин фон Роммель - поклонник Гитлера и его любимец. <Созрел> для такого вывода и один из исполнителей операции
<Цитадель> генерал-фельдмаршал фон Клюге.
Вершиной практических действий оппозиционно настроенных генералов и офицеров стал заговор против руководства рейха 20 июля 1944
года. О его подготовке Клюге знал, однако колебался и открыто к заговорщикам не примкнул. В день же покушения на Гитлера, уловив
первые признаки того, что в результате взорванной в ставке <Волчье логово> бомбы фюрер не погиб, он решительно отмежевался от
заговора. Но не прошло и месяца, как 18 августа Клюге получил приказ о снятии с должности главнокомандующего войсками на Западе и
замены его фельдмаршалом Моделем. Опасаясь, что будет привлечен по делу заговора, он в этот же день решил написать Гитлеру
прощальное письмо и покончить с собой. Вот оно.
<Мой фюрер!
Ваше решение, переданное мне вчера фельдмаршалом Моделем, отстраняет меня от командования войсками на Западе и командования группой
армий <Б>. Причиной этого является, очевидно, неудача танкового удара на Авранш, что сделало невозможным прикрытие бреши, тянущейся
до моря. Моя <вина> как командующего является установленной.
Разрешите мне, мой фюрер, с полным уважением к вам изложить свою точку зрения. Когда вы получите эти строки, переданные мной через
обергруппенфюрера Зеппа Дитриха, которого я в тяжелое время узнал и оценил как смелого, неподкупного человека, меня уже не будет в
живых. Я не смогу вынести упрека в том, что судьба фронта на Западе решена из-за ошибочной стратегии, а защищать себя у меня нет
сил. Из этого я делаю вывод, и я ухожу туда, где находятся уже тысячи моих товарищей. Я никогда не боялся смерти. Жизнь больше не
имеет для меня смысла; кроме того, я нахожусь в списке военных преступников, выдачи которых требует враг...
И наконец, наши войска на Западе с точки зрения личного состава и техники были почти изолированы. Это было закономерным результатом
отчаянного положения на Востоке. Тем более что быстрое уменьшение числа танков и противотанкового оружия и недостаточное снабжение
так называемых стационарных дивизий минометами привели к положению (которое стало еще отчаяннее из-за потерь, понесенных в так
называемых котлах), в котором мы теперь оказались.
Мои натянутые отношения с новым начальником генерального штаба (генерал-полковником Гудерианом), который видит во мне своего врага,
были причиной того, что я не смог попасть к нему, и у меня не было возможности получить поддержку для Запада бронетанковой техники,
которая была необходима. Все это оказало решающее влияние на развитие общего положения.
Мой фюрер, я считаю, что имею право сказать, что я сделал все, чтобы справиться с положением. В моем сопроводительном письме к
меморандуму генерал-фельдмаршала Роммеля, которое я переслал вам, я уже заявил о том, как будут развиваться события. Как Роммель,
так и я, возможно, все командующие здесь, на Западе, которые имеют опыт боевых действий с англо-американцами, с их превосходством в
боевой технике, заранее предвидели настоящее положение. Нас не послушали. Наши потери были продиктованы не пессимизмом, а просто
знанием фактического положения дел. Я не знаю, сможет ли генерал-фельдмаршал Модель, который во всех отношениях является испытанным
командиром, справиться с положением. Я желаю ему это от всего сердца. Но если это не произойдет и ваше новое в такой степени
желаемое оружие, и в первую очередь авиационное, не принесет успеха, тогда, мой фюрер, решитесь на то, чтобы закончить войну.
Немецкий народ вынес такие несказанные страдания, что пришло время положить этому ужасу конец.
Должны быть способы и пути, которые могли бы положить конец войне и прежде всего избавить рейх от большевистского ада. Поведение
некоторых офицеров, попавших в плен на Востоке, представляло для меня всегда загадку (имеется в виду <Национальный комитет
<Свободная Германия>. - Прим. автора). Мой фюрер, я всегда восторгался вашим величием и вашей стойкостью в этой гигантской борьбе и
вашей железной волей утверждать самого себя в национал-социализме. Если судьба оказалась сильнее вашей воли и вашего гения, то это
воля провидения. Вы вели честную и великую борьбу. Покажите же и теперь свое величие, положив конец, если это необходимо,
безнадежной борьбе.
Я прощаюсь с вами, мой фюрер, как один из тех, кто в своем стремлении исполнить свой долг перед вами до самого конца стоял к вам
ближе, чем вы, может быть, думали. Хайль, мой фюрер!>
Прощаясь с фюрером, Клюге призвал его <решиться на то, чтобы закончить войну>, <положить конец безнадежной борьбе>, ибо <немецкий
народ вынес такие несказанные страдания, что пришло время положить этому ужасу конец>. Концовка этого письма, восхваляющая фюрера,
показывает, почему Клюге так и не решился пойти против Гитлера - даже в преддверии смерти фюрер оставался для генерал-фельдмаршала
кумиром.
На следующий день после снятия с должности, проезжая на автомобиле по полям былых сражений 1870-1871 годов, Гюнтер фон Клюге принял
яд. Так завершился жизненный путь одного из тех, кто всего лишь год назад, руководя группой армий <Центр>, пытался со стороны Орла
прорваться к Курску, а затем, без всякого сомнения, и к Москве. Не получилось.
Многие участники заговора считали, что добиться прекращения войны можно только одним способом - физическим устранением Гитлера. В
отличие от них Клюге верил, что покончить с войной способен сам Гитлер. И он ошибался, ибо фанатизм фюрера не знал предела. Это
подтверждается еще некоторыми документами.
Среди них весьма характерным является письмо рейхсминистра вооружений и военной продукции А.Шпеера от 29 марта 1945 года. Данное
письмо - это реакция министра на приказ Гитлера о <выжженной земле> от 19 марта 1945 года. Вот этот приказ.
<Борьба за существование нашего народа заставляет также и на территории Германии использовать все средства, которые могут ослабить
боеспособность противника и задержать его продвижение. Необходимо использовать все возможности, чтобы непосредственно или косвенно
нанести максимальный урон боевой мощи противника. Ошибочно было бы полагать, что после возвращения потерянных территорий можно будет
снова использовать не разрушенные перед отступлением или выведенные из строя на незначительный срок пути сообщения, средства связи,
промышленные предприятия и предприятия коммунального хозяйства. Противник оставит нам при своем отступлении лишь выжженную землю и
не посчитается с нуждами местного населения.
Поэтому я приказываю:
1. Все находящиеся на территории Германии пути сообщения, средства связи, промышленные предприятия и предприятия коммунального
хозяйства, а также материальные запасы, которыми противник может в какой-либо мере воспользоваться немедленно или по прошествии
незначительного времени, подлежат уничтожению.
2. Ответственность за уничтожение возлагается: на военные командные инстанции в отношении всех военных объектов (включая дорожные
сооружения и средства связи), на гауляйтеров и государственных комиссаров обороны в отношении всех промышленных предприятий,
предприятий коммунального хозяйства, а также всякого рода материальных запасов. Войска должны оказывать гауляйтерам и
государственным комиссарам обороны необходимую помощь в выполнении стоящих перед ними задач.
3. Настоящий приказ немедленно довести до сведения всех командиров. Все распоряжения, противоречащие данному приказу, утрачивают
свою силу>.
Узнав о том, что этот приказ подписан, Шпеер попытался отговорить Гитлера от его реализации. Из этой беседы он усвоил главную мысль
фюрера - <если война проиграна, то погибает и народ>. <Потрясенный до глубины души этими словами>, Шпеер решил продолжить борьбу за
отмену приказа путем письменного обращения к Гитлеру. Он писал:
<Мой фюрер!
Если я обращаюсь к вам еще раз с письмом, то только потому, что я не в состоянии из-за внутреннего возбуждения высказать вам свои
мысли в устной форме...
Вчера ваше мнение раздвоилось между реальными познаниями, от которых можно перейти к убеждению, что война проиграна, и между той,
все еще имеющейся верой, что все может повернуться к лучшему. Вы задали мне вопрос, надеюсь ли я на успешное продолжение войны или
же моя вера разбивается о мои трезвые доводы, присущие моей специальности.
Моя вера в благоприятный поворот судьбы оставалась непоколебимой до 18 марта... Я много сделал для Германии. Без моего труда война,
возможно, была бы проиграна в 1942-1943 годах.
Из-за лености и любви к удобствам мы потеряли год драгоценного времени для вооружения и развития и в результате пришли к тому, что в
решающие 1944/1945 годы многое приходит слишком поздно. Появись любое нововведение годом раньше, и наша судьба была бы другой. Как
будто провидение хотело нас предупредить, ибо с тех пор все военные события были отмечены печатью несчастья. Ибо ни в одной войне
раньше внешние условия, хотя бы погода, не играли такой решающей и несчастной роли, как в этой самой технической из всех войн: мороз
под Москвой, туман под Сталинградом и голубое небо зимнего наступления 1944 года на Западе.
Несмотря на это, я убежден, что судьба не доведет нас до конца и что однажды появятся возможности обеспечить нашему народу
существование. Ибо у этого народа, героически сражавшегося на фронтах и в тылу, не может быть плохого конца. Это - моя внутренняя
вера, позволявшая мне, несмотря на все внешние влияния и познания, оставаться сильным и вселять веру в других, была непоколебима до
последних дней.
Когда 18 марта я вам передал свою записку, я был твердо убежден, что выводы, которые я сделал из современного положения для
сохранения основ жизни народа, обязательно найдут ваше одобрение. Так как вы сами однажды заявили, что задача государственного
руководства заключается в том, чтобы при проигранной войне избавить народ от героического конца.
Вечером вы, однако, высказали мне свои мысли, из которых, если я вас правильно понял, вытекает ясно и однозначно: если война
проиграна, погибает и народ. Эта судьба неотвратима. Нет необходимости и считаться с основами, в которых нуждается народ для его
самого примитивного существования. Напротив, будет лучше, если эти вещи будут разрушены. Ибо немецкий народ показал себя слабейшим,
и более сильному восточному народу принадлежит всецело будущее. Все, что останется после войны, - это мелочи, потому что все лучшее
погибло.
Я был до глубины души потрясен этими словами. И когда я днем позже читал приказ о разрушении всего, а вскоре после этого строгий
приказ об эвакуации, я увидел в них первые шаги к выполнению этих намерений...
Но я не могу больше верить в успех нашего общего дела, когда мы в эти решающие месяцы планомерно разрушаем основу жизни народа. Это
такая большая несправедливость по отношению к нашему народу, что судьба больше не повернется к нам лицом. Мы не должны разрушать то,
что создавалось поколениями. Если это делает враг и при этом истребляет народ, вина за это целиком ложится на него. Я убежден, что
провидение накажет их за то, что они подняли руку на этот храбрый и порядочный народ.
Я могу работать с внутренней порядочностью, убежденностью и верой в будущее только в том случае, если вы, мой фюрер, как и раньше,
выскажетесь за сохранение основ жизни нашего народа. Я не вхожу при этом в подробности относительно того, что в результате
выполнения опрометчивых мер, согласно вашему приказу, на разрушение от 19 марта 1945 года мы потеряем последние индустриальные
мощности, и что известие о нем вызовет большое замешательство в народе...
Поэтому я вас прошу не осуществлять этого шага по разрушению, обрекая тем самым народ на гибель. Если вы могли бы в какой-то форме
решиться на этот счет, тогда я обрел бы снова веру и мужество, чтобы продолжить работать с еще большей энергией. Вы поймете, что
происходит во мне. Я не могу работать с полной отдачей и внушать столь необходимое доверие, если одновременно с моим призывом к
рабочим к полной отдаче сил мы готовим разрушение их жизненных основ.
Наша задача - приложить все силы, чтобы максимально усилить сопротивление. Я хотел бы участвовать в этом. Военные поражения,
понесенные в последние недели Германией, ужасны. От нас больше не зависит, куда повернется судьба. Только лучшая судьба может
изменить наше будущее. Мы можем содействовать этому лишь нашей выдержкой и непоколебимой верой в вечное будущее нашего народа.
Господи, защити Германию!>.
И Шпеер своего добился. На следующий день после отправки письма вышла инструкция ОКВ, которая практически отменила приказ от 19
марта 1945 года. И только. Не лучше ли было попытаться уговорить Гитлера отказаться от дальнейшей, к этому времени явно безнадежной
борьбы? Сделать этого Шпеер не решился.
В его письме поражает не столько стремление склонить Гитлера к продолжению бессмысленной войны - <наша задача - приложить все силы,
чтобы максимально усилить сопротивление>, - сколько его цинизм, выраженный в следующей фразе. <Мы не должны разрушать то, что
создавалось поколениями. Если это делает враг и при этом истребляет народ, вина за это целиком и полностью ложится на него. Я
убежден, что провидение накажет их за то, что они подняли руку на этот храбрый и порядочный народ>.
Ничего себе - <порядочный народ>! Народ, давший себя оболванить и безропотно выполнявший волю не вполне нормального человека,
поставившего перед собой цель достижения мирового господства ценой завоевания других стран и уничтожения миллионов ни в чем не
повинных людей, назвать порядочным нельзя. По Шпееру получается, что это не фашистская Германия напала на Советский Союз, а он
поднял руку на храбрый и порядочный немецкий народ, что разрушать созданное поколениями немецкой нации нельзя, а советского и других
народов - можно. Это не цинизм, это - верх цинизма!
Не думаю, что у Шпеера не было понимания неотвратимости поражения Германии. Было. Но он и ему подобные предпринимали все новые и нов
ые усилия, чтобы ценой истощения последних материальных ресурсов, ценой почти поголовного уничтожения нации затянуть войну и
отсрочить собственную гибель.
Войну в Европе, удайся покушение на Гитлера в июле 1944 года, можно было завершить за десять месяцев до ее фактического окончания.
Сколько бы людских жизней можно было бы сохранить, в том числе и из числа бездарно погибших немцев! Руководители заговора правильно
считали, что покончить с войной и бессмысленными жертвами можно только при одном условии - физическом уничтожении Гитлера. Вероятно,
они осознавали, что фанатизму фюрера нет предела. И не ошибались. Об этом говорят еще два документа.
15 апреля 1945 года, перед штурмом Берлина Красной Армией, Гитлер обратился к солдатам Восточного фронта с призывом защитить столицу
рейха, исполнить свой долг. Он призывал: <Солдаты на Восточном фронте! В последний раз смертельный враг в лице большевиков и евреев
переходит в наступление. Он пытается разгромить Германию и уничтожить наш народ. вы, солдаты на Восточном фронте, знаете большей
частью уже сами, какая судьба уготовлена прежде всего немецким женщинам, девушкам и детям. В то время как старики и дети будут
убиты, женщины и девушки будут низведены до казарменных проституток. Остальные попадут в Сибирь.
Мы предвидели это наступление и уже с января этого года делали все, чтобы построить прочный фронт. Врага встретит мощная артиллерия.
Потери нашей пехоты компенсированы многочисленными новыми подразделениями. Штурмовые подразделения, новые формирования и отряды
фольксштурма усиливают наш фронт. Большевиков в этот раз постигнет судьба азиатов, то есть им будет нанесено кровавое поражение у
стен Берлина.
Кто в этот момент не выполнит своего долга, действует как предатель своего народа. Полк или дивизия, покинувшие свои позиции, ведет
себя так подло, что он должен будет стыдиться женщин и детей, выстоявших перед воздушным террором врага. Прежде всего следите за
немногими офицерами и солдатами - предателями, которые, чтобы сохранить себе сносную жизнь в русском рабстве, возможно, будут
воевать против нас в немецкой форме. Тот, кто дает вам приказ на отступление, а вы его точно знаете, должен быть тотчас схвачен и,
если необходимо, тотчас расстрелян, безразлично, в каком он чине. Если в эти грядущие дни и недели каждый солдат на Восточном фронте
выполнит свой долг, последний натиск азиатов разобьется о нашу оборону, равно как и вторжение наших врагов на Западе в конце концов
потерпит провал.
Берлин останется немецким, Вена снова будет немецкой, а Европа никогда не будет русской. Образуйте монолитную общность для защиты не
пустого понятия <отечество>, а для защиты вашей родины, ваших жен, ваших детей, а с ними и вашего будущего.
В эти часы весь немецкий народ смотрит на вас, мои восточные бойцы, и надеется только на то, что ваша стойкость, ваш фанатизм и ваше
оружие потопят большевистский натиск в море крови. В момент, когда судьба убрала с лица земли самого большого военного преступника
всех времен (имеется в виду умерший тремя днями раньше президент США Ф.Рузвельт), решается исход этой войны>.
В последний раз из пасти смертельно раненного зверя прозвучали проклятья и угрозы в адрес советского народа: <большевиков в этот раз
постигнет судьба азиатов, то есть им будет нанесено кровавое поражение у стен Берлина>, <ваш фанатизм и ваше оружие потопят
большевистский натиск в море крови>.
Почти два года тому назад, накануне операции <Цитадель>, Гитлер тоже обращался к солдатам. В том обращении были такие слова:
<Сегодня мы начинаем великое наступательное сражение, которое может оказать решающее влияние на исход войны в целом>. Как в воду
глядел! Выигранная советской стороной Курская битва действительно оказала решающее влияние на исход войны в целом. Тогда этим словам
немецкий солдат еще мог верить. Но в середине апреля 1945 года, когда агония была очевидна всем, когда, без всякого сомнения,
разыгрывался последний акт драмы всей германской нации, на что и на кого было рассчитано это обращение?!
Но даже это рассудку вопреки можно понять. Ведь Берлин еще оставался немецким и еще теплилась надежда. Но в ночь на 29 апреля...(!).
В довершение состоявшегося официального бракосочетания с Евой Браун и принятого решения покончить с жизнью Гитлер продиктовал
секретарше фрау Юнге политическое завещание. В нем он исключил Г.Геринга и Г.Гиммлера из рядов партии, снял их со всех занимаемых
постов и назначил гросс-адмирала Денница своим преемником в качестве главы государства и верховного главнокомандующего. Кроме этого,
он назначил поименно новое правительство, члены которого <выполнят обязательства дальше продолжить войну всеми средствами>, что
<задача в построении национал-социалистического государства представляет собой труд будущих поколений>. А от всех немцев он
потребовал, <чтобы они до самой смерти были верны и послушны новому правительству и своему президенту>, призвал <к беспощадному
сопротивлению международному отравителю всех народов - международному еврейству>.
Книга <Агония и смерть Адольфа Гитлера> проливает свет на тот факт, когда именно политическое завещание фюрера стало достоянием
союзников. <Большой удачей стал перехват всех трех экземпляров <политического завещания> Гитлера и инструкций гросс-адмиралу Денницу
о формировании нового правительства Германии... Эти исторические документы были обнаружены у курьеров, покинувших бомбоубежище утром
30 апреля 1945 года. Им удалось проникнуть через кольцо советских войск и пробраться к родственникам и знакомым. Первым был задержан
предъявивший фальшивый документ Гейниц Лоренц, офицер связи из аппарата Геббельса, который во время допроса рассказал о своей миссии
и назвал фамилии других двух курьеров. В результате поисков союзникам удалось арестовать майора из штаба Гитлера - Вилли Иоганна
Мейера и консультанта Бормана - Вильгельма Цандера>.
На Западе политическое завещание Гитлера публиковалось неоднократно. В России оно впервые опубликовано в 1991 году издательским
центром <Российское возрождение> под названием <Завещание Гитлера. К черному юбилею>. Возможно, я ошибаюсь, но главное не в этом, а
в том, что широкой общественности суть завещания до сих пор неизвестна.
Авторы публикации оперируют документом, который свидетельствует, что содержание политического завещания стало известно советскому
руководству сразу же после окончания войны. <В личном архиве фонда Сталина есть такое донесение: <Совершенно секретно>. Тов. Сталину
И.В., тов. Молотову В.М, тов. Маленкову Г.М. Представляю фотокопии и перевод с немецкого следующих документов, полученных советской
военной администрацией города Берлина от американской и английской разведок.
1. Личное завещание Гитлера от 29 апреля 1945 года.
2. Политическое завещание Гитлера от 29 апреля 1945 года.
3. Дополнение к политическому завещанию Гитлера, составленное Геббельсом, от 29 апреля 1945 года.
4. Письмо Бормана Денницу от 29 апреля 1945 года.
5. Свидетельство о браке между Гитлером и Евой Браун от 29 апреля 1945 года.
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР
С.Круглов>.
Лично я ознакомился с содержанием политического завещания Гитлера несколько лет тому назад, изучая в Институте военной истории
<Дневник боевых действий вермахта>. Сличая позже этот документ с текстом, изданным <Российским возрождением>, я нашел между ними
некоторые расхождения чисто стилистического переводного характера. Вот текст политического завещания Гитлера из <Дневника...>.
<С тех пор, как в 1914 году в качестве добровольца я вложил свои скромные силы в Первую, навязанную рейху мировую войну, прошло уже
более тридцати лет. В течение этих трех десятилетий при всех моих мыслях, действиях и жизни мной руководили только любовь и верность
к моему народу. Они дали мне силу принять сложнейшие решения, какие еще никогда не стояли ни перед одним из смертных. Я истратил мое
время, мою рабочую силу и мое здоровье за эти три десятилетия.
Это неправда, что я или кто-то другой в Германии хотели войны в 1939 году. Ее хотели и ее устроили исключительно те международные
государственные деятели, которые были еврейского происхождения или работали в интересах евреев. Я сделал слишком много предложений
по сокращению и ограничению вооружений, которые потомство никогда не посмеет отрицать, чтобы ответственность за эту войну можно было
возложить на меня.
Кроме того, я никогда не хотел, чтобы после Первой злосчастной мировой войны возникла вторая против Англии и даже Америки. Пройдут
столетия, но из руин наших городов и исторических памятников будет возрождаться ненависть против того в конечном счете
ответственного народа, которому мы все этим обязаны: международному еврейству и его пособникам.
Еще за три дня перед началом немецко-польской войны я предложил британскому послу в Берлине решение немецко-польских проблем -
подобие решению Саарского вопроса под международным контролем. И это предложение не могут отрицать. Но оно было отвергнуто, так как
круги, задающие тон английской политике, желали войны частью из-за выгодных сделок, частью подгоняемые организованной международным
еврейством пропагандой. Но у меня не оставалось никакого сомнения в том, что если народы Европы будут опять рассматриваться как
пакеты акций этих денежных и финансовых заговорщиков, то тогда к ответу будет привлечен также и тот народ, который является истинным
виновником этой убийственной войны: еврейство!
Далее, я никого не оставил в неведении на тот счет, что миллионы взрослых мужчин могут умирать и сотни тысяч женщин и детей сгорать
в городах и погибать под бомбами без того, чтобы истинный виновник искупил свою вину хотя бы даже и гуманными средствами.
После шестилетней борьбы, которая, несмотря на все неудачи, войдет однажды в историю как самое славное и смелое выражение жизненной
воли народа, я не могу расстаться с городом, который является столицей рейха. Так как силы очень малы, чтобы как раз на этом месте
выдерживать и далее натиск врага, а наше сопротивление, ослепленное этим, как бывает у бесхарактерных и в такой же степени людей,
постепенно обесценится, я бы хотел, оставшись в этом городе, разделить мою судьбу с теми, что миллионы других уже приняли на себя.
Кроме этого, я не хочу попасть в руки врагов, которые для увеселения своих подстрекаемых масс нуждаются в инсценированном евреями
зрелище. Поэтому я решил остаться в Берлине и здесь добровольно избрать себе смерть в тот момент, когда я буду уверен, что
местопребывание фюрера и канцлера уже не может быть больше удержано. Я умру с радостным сердцем перед лицом осознанных мною
неизмеримых подвигов и достижений наших солдат на фронте, наших женщин дома, достижений наших крестьян и рабочих и единственных в
нашей истории деяний нашей молодежи, которая носит мое имя.
То, что я выражаю им всем исходящую из самой глубины сердца благодарность, так же понятно, как и мое желание, что они ни при каких
обстоятельствах не прекратят борьбы и безразлично где и когда будут продолжать ее против врагов отечества, оставаясь верными
призывам великого Клаузевица. Из жертв наших солдат и моего собственного единения с ними до самой смерти в немецкой истории так или
иначе, когда-нибудь опять взойдет имя сияющего воззрения национал-социалистического движения и тем самым осуществления настоящей
общности народа.
Многие храбрые мужчины и женщины решили связать свою жизнь с моей до самого конца. Я их просил и, наконец, приказал им не делать
этого, а принять участие в дальнейшей борьбе нации. Командиров армий, военно-морского флота и военно-воздушных сил я прошу с помощью
крайних средств усилить дух сопротивления наших солдат в национал-социалистическом смысле с особой ссылкой на то, что также и я сам,
основатель и творец этого движения, предпочел смерть трусливой сдаче или даже капитуляции. Пусть это со временем станет понятием
чести для офицеров - как это уже имеет место в нашем военно-морском флоте, - что сдача местности или города невозможна и что здесь
прежде всего командиры своим ярким примером должны идти впереди, преданнейше выполняя обязанности вплоть до самой смерти.
Перед моей смертью я изгоняю бывшего рейхсмаршала Германа Геринга из партии и лишаю его всех прав, которые следуют из указа от 29
июня 1941 года, а также из моего заявления в рейхстаге от 1 сентября 1939 года. Вместо него я назначаю гросс-адмирала Денница
рейхспрезидентом и верховным командующим вермахта.
Перед моей смертью я изгоняю бывшего рейхсфюрера СС и рейхсминистра внутренних дел Генриха Гиммлера из партии, а также со всех
государственных постов. Вместо него я назначаю гауляйтера Карла Ганке рейхсфюрером СС и начальником немецкой полиции, а гауляйтера
Пауля Гизлера - рейхсминистром внутренних дел. Геринг и Гиммлер своими тайными переговорами с врагом, которые они вели без моего
ведома и против моей воли, а также своей попыткой вопреки закону захватить власть в государстве в свои руки причинили стране и всему
народу неизмеримый ущерб, не говоря уже об измене по отношению ко мне лично.
Чтобы дать немецкому народу правительство, состоящее из честных людей, которые выполнят обязательства дальше продолжать войну всеми
средствами, я назначаю в качестве руководителей нации следующих членов нового кабинета...
Хотя некоторое число этих людей, таких, как Мартин Борман, д-р Геббельс и т.д., включая их жен, примкнули ко мне по доброй воле и ни
при каких обстоятельствах не хотят покинуть столицу рейха, а готовы погибнуть вместе со мной, я должен их все же просить подчиниться
моим требованиям и в данном случае поставить интересы нации над своими собственными чувствами.
Как товарищи, они после смерти будут стоять ко мне так же близко, как и мой дух будет пребывать среди них и постоянно их
сопровождать. Пусть они будут твердыми, но никогда не справедливыми; пусть они никогда не берут страх в советчики их дел и честь
нации ставят превыше всего на земле. Пусть они наконец осознают, что наша задача в построении национал-социалистического государства
представляет собой труд будущих поколений, который обязывает каждого отдельного человека всегда служить общему делу и в соответствии
с ним отодвигает назад свои собственные выгоды.
От всех немцев, всех национал-социалистов, мужчин и женщин и всех солдат вермахта я требую, чтобы они до самой смерти были верны и
послушны новому правительству и своему президенту. Я обязываю руководство нации и подчиненных прежде всего к неукоснительному
соблюдению расовых законов и к беспощадному сопротивлению международному отравителю всех народов - международному еврейству>.
Менее чем через сутки, в 15.30 30 апреля, Гитлер покончил с собой. Ушел из жизни человек, который по масштабам злодеяний затмил всех
своих предшественников деспотического толка, человек, который, говоря словами крупнейшего немецкого писателя прошлого века Томаса
Манна, <родился на свое собственное и всего мира несчастье>. Ибо, уходя из жизни сам, он завещал нации продолжать борьбу. И это в то
время, когда бункер и рейхстаг сотрясались от взрывов артиллерийских снарядов советской артиллерии. Как тут не вспомнить жителей
города Глупова из произведения Салтыкова-Щедрина, которые жили по принципу: <Умрем, но напакостим!>. Гитлер и мертвый продолжал
убивать.
Что это? Фанатизм? Но любой фанатизм имеет предел. Когда человек в своем фанатизме выходит за рамки разумного, то это уже что-то
иное. Это с умственных рельсов сошедший.
Шпеер завершил упомянутое письмо Гитлеру призывом: <Господи, защити Германию!>. Не защитил. Ибо Германия в лице Гитлера, Шпеера и
иже с ними ни 1 сентября 1939 года, ни 22 июня 1941 года не получала от Господа благословения. Верующим в Бога свойственно
обращаться к нему тогда, когда они согрешили. Вот если бы вспоминали о нем, когда принимали греховные решения на убийство миллионов!




Последний поход вермахта.




А.Гитлер, Е.Браун. Лирические мгновения главного фашиста.







А.М. СЕРГИЕНКО,
кандидат исторических наук.
Белгород.