|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
18.03.2005 00:13:30
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
А. Ципко - за воцерковление! %-) (*+)
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg102005/Polosy/11_1.htm
Как найти дорогу к храму веры?
Жажда к нормальной жизни, спровоцированная перестройкой, была сильна у всех партий Кремля. По крайней мере, желание, искреннее
желание способствовать возрождению православия, было присуще и либеральной партии Александра Яковлева, и консервативной партии Егора
Лигачёва. Накануне празднования тысячелетия Крещения Руси по инициативе ЦК КПСС началась целая кампания по возвращению монастырских
земель РПЦ. Кстати, тогда команда коммуниста Егора Лигачёва больше всех преуспела на этом реставрационном поприще.
За всей этой жаждой нового воцерковления Руси стоял не только нормальный российский патриотизм, но и вера, что преградой к
религиозному чувству является только запрет, что стоит отказаться от государственного атеизма, реабилитировать свободу совести - и
нравственное обновление России обеспечено.
Но как теперь понятно, реабилитация свободы совести в России столь же мало даёт для расцвета нравственности, как и реабилитация
собственности и предпринимательской деятельности для становления рынка. Спустя три поколения, семьдесят лет, невозможна ни
реставрация полноценного русского собственника, ни реставрация русской религиозности, которая, к примеру, просто разлита в
философских дневниках Льва Толстого.
Поддерживаемая государством и при Горбачёве и при Ельцине кампания по восстановлению разрушенных в годы советской власти храмов, и
прежде всего православных, реально мало что дала для сдерживания духовной и моральной деградации нашего общества, начавшейся уже
накануне распада СССР, накануне слома коммунистической системы.
Когда-то молодой Руссо доказал, что просвещение не ведёт к расцвету морали. Теперь, на основе нашего собственного опыта преодоления
коммунизма мы знаем, что стремительный рост свобод сам по себе не только ничего не даёт для облагораживания общества, а, напротив,
толкает его в пучину аморализма, тотальной деградации. Никогда ещё в истории России не было столько опустившихся, потерявших себя
людей. Чувствительность общества, простых людей к проблемам морали, совести, греха, покаяния резко падает. В нашем обществе уже не
было бы шансов на успех ни у доклада Никиты Хрущёва на ХХ съезде КПСС о культе личности Сталина, ни у <Архипелага ГУЛАГ> Александра
Солженицына. Чужие страдания и лишения никого не волнуют в современной либеральной России, где действительно каждый только за себя.
Главным достоянием нашего либерального общества стала свобода покупать наркотики, свобода убивать себя.
Активное воцерковление, как свидетельствуют социологические опросы, затронуло не более 5 процентов населения. В советское время вера
была актом не только духовного, но и политического мужества. Воцерковление было открытым вызовом коммунистической, политической
системе. Сегодня массовое крещение детей и массовое венчание является чаще всего лишь актом приобщения к вере предков, который сам
по себе не ведёт к перестройке сознания, к подлинной набожности, вступлению на путь религиозных исканий. Хотя, на мой взгляд, даже
это внешнее воцерковление полезно, приносит пользу. Приобщение к православным обрядам, к обряду крещения, венчания, участие в
погребальных панихидах по усопшим возвращают нас в мир предков, в русский мир, заставляют хотя бы на короткое время отвлечься от
суетности нашего мира, задуматься всё же о бренности, скоротечности нашей жизни.
И самое поразительное. Оказывается, в советское время, во времена государственного атеизма, в целом моральная и духовная атмосфера в
обществе больше способствовала формированию веры, религиозного чувства, чем нынешняя, поистине свободная, свободная от всего Россия.
Совести в старой советской России всё же было больше. И это, наверное, связано с тем, что советская Россия всё же по времени была
ближе к разрушенной большевиками религиозной России, чем нынешняя, демократическая. Дух старой, русской цивилизации всё же не умер
сразу, его хватило по крайней мере на два поколения, и он сохранялся в семье, в межличностных отношениях. Этого, того, что в
советской жизни всё же сохранились остатки, рудименты старой русской религиозности, не видел ни Солженицын, ни его последователи.
Конечно, чувство, инстинкт совести, не одухотворённый религиозным чувством, не есть подлинная любовь к Богу, которая движет
верующим. Но всё же, когда жив, почитаем инстинкт совести, существует возможность на его основе взрастить полноценное религиозное
чувство.
А когда, как сейчас, понятия <совесть>, <грех>, <раскаяние>, <добро> практически выведены за рамки общественной и культурной жизни,
то ввести в церковь даже духовно здорового человека непросто. Несомненно, нынешняя российская массовая культура, подражательная во
всех смыслах, откровенно занимается расчеловечиванием нынешнего и без того слабого душой человека.
Книга, которую я рискую предложить для чтения, как раз и пытается помочь каждому, кто считает себя частью, наследником русского
православного мира, прийти к вере, помочь, опираясь на ресурсы своей души, на свой собственный моральный опыт, созерцанию Бога,
разлитого и в нас, и вокруг нас. Конечно, книга митрополита Кирилла <Слово пастыря. Бог и человек. История спасения> по преимуществу
является богословским, душепастырским произведением, посвящена толкованию и разъяснению Священного Писания, адресуется тем, кто
хочет познакомиться с сутью христианства, осмыслить свою жизнь в контексте отстоящих от нас событий Священной истории.
И эту пастырскую работу митрополит Кирилл делает прекрасно, я бы сказал, изящно. С помощью его слова каждый, даже закоренелый
материалист, но не утративший способность видеть и думать, может обнаружить в себе свою душу, которая не живёт по законам
пространства и времени, но всё же живёт, напоминая нам о тайне, которая называется тайной совести, тайной Бога. И действительно,
голос совести, муки совести не объяснишь ни материализмом, ни дарвинизмом, никакими изысками естествознания. Этого ощущения жизни
духа в себе, конечно, мало, чтобы стать религиозным человеком, проникнуться любовью к каждой Божией твари. Владыка на протяжении
всей своей книги напоминает, что мало понять присутствие Бога умом, что подлинная духовность, подлинная религиозность предполагает
подвиг сердца, подвиг веры в Бога вопреки всему, даже вопреки разуму.
Обращает на себя внимание гражданская честность автора книги. Она написана не только богословом, теологом, добравшимся до всех
глубинных смыслов христианства, умеющим соотносить все символы веры с сознанием современного, посткоммунистического человека, но и
гражданином новой, пребывающей в тотальном грехе России. Автор книги нигде не отходит ни от правды веры, ни от правды жизни, такой,
какой она предстаёт перед глазами каждого из нас. Он говорит, что <на наших глазах малое и худо-бедно контролируемое зло возросло,
превратившись в угрозу национальной безопасности страны и будущему> (с. 142). Он видит, что <многие наши беды от нашей обвальной
аморальной приватизации, которая обернулась хищническим разграблением национальных богатств, стяжанием личного капитала немногими за
счёт общенародного достояния> (там же). Владыка Кирилл видит, что <нескончаемые картины насилия, злобы, обмана, коварства,
отчуждённости, эгоизма> разрушают, развращают наши души (с. 295).
Мужество митрополита Кирилла, христианина, проповедника, мужество правды состоит в его утверждении, что величайшая несправедливость
бытия состоит в том, что чувство совести, религиозное чувство разлито в мире неравномерно, <люди находятся на разном расстоянии от
Бога, один стоит ближе, другой - дальше> (с. 22).
И действительно, есть люди, у которых душа светится от рождения, и им очень легко прийти к Богу, творить добро, а есть люди, от
рождения предуготованные быть <плохим мальчиком> и <плохой девочкой>, и которым трудно, очень трудно выгнать дьявола из своей души.
Но главное состоит в том, что каждый в состоянии ощутить благость добра, прелесть доброго поступка.
Владыка показывает, что любой, независимо от возраста, достатка, положения, может творить добро, помочь ближнему. И всё, что говорит
на эту тему автор бесед, лишено назидательности, лишено гордыни пастора, которые ещё до революции многих оттолкнули от церкви.
Многого от нас не требуется, чтобы сказать доброе, ободряющее слово тому, кто в нём нуждается, помочь тому, кто нуждается в нашей
помощи. Золотое правило веры, Библии так просто, так доступно для каждого нормального человека: не желай другому того, что сам себе
не желаешь, помни, что рядом с тобой такая же тварь Божия, как и ты, что ты не можешь быть по-настоящему счастлив, когда рядом с
тобой так много страданий.
Автор книги <Слово пастыря. Бог и человек. История спасения> показывает, что насаждаемая в последние 15 лет через наши <независимые
СМИ> либеральная идеология носит откровенно антихристианский характер, убивает веру даже в то, что признавал марксизм, веру в
уникальность и самоценность каждой человеческой личности с её неотчуждаемым правом на счастье, на спасение души. Эта книга является
ещё и протестом против учения о <совке>, которому отказано в праве думать, иметь свою правду, свой интерес.
Я отдаю себе отчёт, что далеко не каждый, кто прочитает книгу владыки Кирилла, проникнется раз и навсегда подлинной любовью к Богу.
Я сам, грешный, обладавший в детстве способностью видеть чудо Бога, обладавший благодаря этой детской вере способностью переносить
непосильные для ребёнка муки нищеты и неустроенности, сейчас хочу, но не могу возродить у себя в душе эту способность созерцать
чудо, верить в чудо. Никогда уже я не смогу увидеть Боженьку, сидящего ко мне лицом на плывущем по синему-синему небу облаке и
зовущего меня, идущего по шпалам заброшенной железной дороги, за собой. Когда Бог исчез с неба, я уже был на окраине деревни, куда
меня, из города, восьмилетнего ребёнка, с тяжёлой, очень тяжёлой ношей послала мама.
Я могу воспроизвести множество доказательств бытия Бога, могу объяснить, почему Тертуллиан говорил: <верую, потому что абсурдно>,
объяснить, почему <безумие в Боге, - как говорил Николай Бердяев, - есть высший подвиг свободы, а не рабство и мракобесие>. Но,
честно говоря, уже не могу вернуться в то восторженное ожидание чуда, которым обладал в детстве, когда стирается грань между обычным
и чудесным.
Сейчас потустороннее, то, что лежит вне моей нынешней жизни, я не могу увидеть, прочувствовать. И только в минуты потрясений, смерти
близких людей внутри на несколько секунд просияет молния, которая освещает тонкую, очень тонкую нить, на которой держится твоя
собственная жизнь, и в душе жизнь и смерть, моё бытие и моё небытие как-то сближаются, вызывая восторг внутреннего покоя. Но это на
миг. А потом снова борьба, вражда, агрессия. Владыка учит, что с помощью вражды, агрессии невозможно преодолеть зло, что надо если
не полюбить, то хотя бы понять врагов своих. Понять причины воинствующего зла я могу. Но простить зло не могу. Это я о себе.
Но тем не менее автору книги удаётся убедить читателя, что чудо реально, что оно присутствует и в нашей жизни, что при определённом
усилии души к нему можно прикоснуться. В любом случае любой, кто заставит себя потрудиться и умом и душой над текстом книги,
посмотрит уже другими, зрячими глазами и на свою жизнь, и на бытие человека.
Когда-то в советское, атеистическое время, мы дотрагивались умом и даже сердцем к основным тайнам человеческого бытия с помощью
героев Льва Толстого и Фёдора Достоевского. Советская школа учила нас, детей, подростков, не только любить <дедушку Ленина>, но и с
помощью того же Андрея Болконского увидеть тайну неба, тайну смерти, расставания с жизнью. Героями литературных произведений,
которые мы изучали, были те, кто больше всех продвинулся к познанию тайны совести, чувства греха и раскаяния. Какой смысл в жизни,
если смерть неотвратима? Что будет после смерти с нашими уникальными и неповторимыми душами? И действительно, какой смысл в
богатстве, в сказочном богатстве, если ничего из этого нельзя взять с собой туда, откуда нет дороги назад.
Владыка учит жить, как будто ты живёшь сегодня свой последний день и тебе не хочется, чтобы о тебе говорили худое слово и твои дети,
и соседи, и все другие люди. И, наверное, без осознания своей смертности, скоротечности своего земного пути трудно вести свою жизнь
в координатах нравственности, заставить себя работать душой.
Конечно, в своих беседах владыка Кирилл являет себя прежде всего как богослов, как толкователь библейских текстов, Священной
Истории, истории взаимоотношений Бога и рода человеческого. Но, наверное, сегодня нельзя быть проповедником, православным
проповедником, не будучи русским, не будучи погружённым и мыслями и чувствами в наш нынешний распад, разлад, раздрай. Слово <кризис>
не в состоянии уже ничего сказать о том, что мы сейчас переживаем. Русскость, православность и духовность как бы являют триединство
возможного спасения и Российского государства, и российской нации. Кстати, нечто подобное происходило в века раздела Польши, когда
польскость означала и единство с костёлом, и мечту о возвращении национальной независимости.
Когда-то Христос был един и для иудея и для эллина. Сейчас возрождение православия в России стало делом национальным, актом
гражданского мужества. Нельзя сегодня быть русским, не желая возрождения силы и влияния Русской православной церкви. А будучи в
церкви, будучи воцерковленным, ты уже неизбежно и необратимо становишься русским. Даже внешнее, обрядовое православие возвращает
человека в лоно национальной истории. Владыка на примере борьбы вокруг воссоздания в Москве храма Христа Спасителя показывает, что
этому воссозданию великой православной святыни яростно сопротивлялись не просто атеисты, люди вне Бога, а те, кто противится
духовному возрождению нашего народа, активно мешает <его стремлению вновь обрести себя на путях возрождения к отеческой вере> (с.
294).
Парадокс состоит в том, показывает владыка Кирилл, что в свободной России врагов духовности куда больше, чем в коммунистической. И
действительно. Государственный атеизм на издыхании советской системы был формальным, показным. Сегодня <светскость государства>
трактуется хозяевами СМИ, как абсолютная безрелигиозность, носит откровенно агрессивный, антиправославный характер.
Вот почему, на мой взгляд, владыка Кирилл прав, когда утверждает, что на сегодняшний день и спасение государства российского, и
спасение русской нации зависят во многом от человека религиозного воспитания, юношества. Речь идёт не о клерикальном воспитании, а о
спасении духа нации, о спасении человечности в наших душах. Реально на сегодняшний день православная церковь является последним
прибежищем для тех, кто хочет оставаться русским.
Надо видеть, говорит владыка, что наш нынешний кризис имеет особый характер. Речь идёт о <нравственном кризисе индивидуума и
моральном кризисе общества, ибо утрачена способность различать добро и зло, делая выбор исключительно в пользу добра> (с. 281). Всё
делается, чтобы лишить человека и прежде всего молодого человека чувства стыда. Коммунисты так и не смогли до конца реализовать
принцип: <Бога нет - все позволено>. Многие из заповедей Христа в явной и неявной форме жили в советском обществе. А сейчас в
России, которая называется демократической, поистине: <Бога нет, а потому всё позволено>.
Автор книги убедил меня, что в нынешней ситуации только широкое, массовое хождение людей, прежде всего молодёжи, в церковь,
воцерковление как можно большего количества людей может обеспечить перелом, дать надежду на спасение русской нации. Тот, кто считает
себя русским, должен всячески содействовать возрождению РПЦ, способствовать её влиянию в обществе. Есть надежда, что воцерковление
приведёт не только к осознанию себя частицей русского православного мира, но и к пробуждению чувства личной ответственности за его
судьбу. Так поступали все нации, которые оказывались в ситуации, подобной нашей, в ситуации ускоренного увядания. Иудаизм спас
еврейскую нацию. Католицизм спас польскую нацию. Может быть, и у нас что-нибудь получится?
Александр ЦИПКО