Re: "Знал бы, куда упаду..." "Украина не Россия". Л.Кучма (отрывок)
http://www.rol.ru/news/misc/newssng/03/08/18_004.htm
Почему появилась эта книга
Еще в период своего первого президентского срока начал большую статью под названием "Украина -- не Россия". Это не название-вызов (оно даже не снабжено восклицательным знаком), это название-констатация. Писал я свою статью на русском языке, урывками, надолго забывал о ней, потом вспоминал и дописывал еще страницу-другую. С годами статья незаметно превратилась в книгу, тоже на русском языке.
Сама идея этой книги едва ли пришла бы мне в голову, не родись я у стыка границ Украины, России и Белоруссии. Еще в детстве, не вполне осознанно, во мне засел вопрос: что, собственно, разделяют эти границы? Ни с какими природными рубежами они не совпадали. Никакой разницы между селом Костобоброво (ударение на третий слог) на украинской стороне и селом Азаровка на русской стороне не было. Вообще-то разница была. Азаровка очень симпатично разместилась на берегу речушки Ревна, но эта Ревна тут же прекрасно втекала "к нам", и на ней столь же симпатично располагались "наши" Леоновка и Архиповка. И знаменитые брянские леса начинались у нас, тянулись в сторону Десны и уходили к северо-востоку, не считаясь ни с какими границами.
В зрелом возрасте я узнал много такого, чего никак не мог знать на заре жизни, и под впечатлением этих новых знаний порой начинал думать, что Украина и Россия -- это, по сути, совершенно разные миры, два культурно-исторических материка, которые, сколько их ни сближай, остаются иррациональными друг другу, как диагональ квадрата иррациональна его стороне. Сейчас я далек от обеих крайностей.
Очень разные страны
В советское время была своя логика в том, что школьникам Украинской ССР, как и других ССР, объясняли, что "мы" граничим с Китаем и Норвегией, а Берингов пролив отделяет "нас" от США, что 9% "нашей" территории лежит за полярным кругом, 14% составляют просторы тундры, а 31% занят вечной мерзлотой (засело в памяти со школьных дней!), но, несмотря на это, "мы" выращиваем хлопка больше, чем такие южные страны, как Египет и Пакистан.
Теперь в школах Украины учителя объясняют нашим детям другое -- что у нас (уже без кавычек) нет ни тундры, ни вечной мерзлоты, что ни одна пядь нашей земли, плохо ли, хорошо ли, не лежит за полярным кругом. Лишены мы и хотя бы завалященькой пустыни, несмотря на то, что песка в Украине -- вдоль многочисленных лиманов на черноморских и азовских косах -- сколько угодно. У нас уже не "двенадцать морей и три океана", как было раньше, а всего два моря, зато, несомненно, свои. Есть у нас и горы (Карпатские и Крымские), есть большие реки (пусть не Амур и не Енисей, но нам нравятся), есть привольные степи, лучшие в мире черноземы и великолепные леса.
Россия в 28 раз больше Украины -- в этом состоит самое главное из наших различий. То, что Украина, будучи в 28 раз меньше России, остается очень большой, безо всяких натяжек очень большой, европейской страной (самой большой, если брать страны, целиком расположенные в Европе), особенно наглядно высвечивает безмерность России. Российские политологи и мыслители постоянно спорят о том, как следует относиться к этой неохватности. Одни делают вывод, что исполинские пространства России -- это ее величайшее сокровище и историческая удача, другим кажется, что это никакая не удача, а обуза и проклятье, третьи высказываются более осторожно -- дескать, все зависит от того, как Россия распорядится своей огромной территорией.
Я же думаю, что верно и то, и другое, и наверняка еще что-то третье, но все эти споры ни о чем. Размеры России, одиннадцать часовых поясов, -- это данность, из которой ей самой и всем остальным надо исходить.
Данность же Украины -- ее оптимальные размеры. Проблемы путей сообщения или, скажем, железнодорожных тарифов для Украины никогда не будут проблемами того же уровня, как для России. Нам не надо строить свои аналоги Транссибов, Турксибов и БАМов или решать проблему первого в истории (!) соединения запада и востока страны автомобильной дорогой -- проблему, которую, кажется, собралась наконец-то решить Россия. Тысячи шляхов -- от каждого села к соседнему селу, а оттуда к соседнему городу -- у нас проложены сотни лет назад. Их, конечно, требуется обновлять, доводить до современного уровня, с чем мы отставали и отстаем, но в целом можно утверждать: дорожная сеть в стране есть.
При этом, повторюсь, Украина совсем не мала. От Ужгорода до Краснодона 1700 километров, а если ехать из Керчи через Винницу и Луцк на Брест, то белорусскую границу вы пересечете примерно на 1800-м километре пути. Поезд, следующий из Чопа в Севастополь, пробегает, считай, ровно две тысячи километров.
На пороге независимости
Чтобы мои русские читатели поняли, с каким положением вещей в языковой и культурной сфере Украина пришла к своей независимости, я попрошу их проделать одно мысленное упражнение. Вообразите (вам это будет трудно, но, пожалуйста, сделайте попытку), что в сегодняшней России только 20% книжной продукции выходит на русском языке, остальное -- ну, скажем так, на языках национальных меньшинств России. Уверен, что ваше воображение отказывается это сделать. Так вот, по данным на июль 1990 года, удельный вес продукции на украинском языке на книжном рынке Украины составлял даже меньше 20%, и люди благоговейно вспоминали 60-е годы, прежде казавшиеся им ужасными, когда этот показатель составлял целых 69%.
Теперь представьте себе, что в третьем по величине городе России (это, видимо, Нижний Новгород? Или Екатеринбург?) не осталось ни одной школы с обучением на русском языке. Наверное, и это вам немыслимо себе представить. Но очень похожая вещь произошла в Донецке, третьем (после Киева и Харькова) городе Украины. Здесь к 1989 году закрылась последняя школа с украинским языком обучения.
Нет, нет, утешают вас, смотрите: пусть в Москве, Петербурге, Ростове, Самаре, Саратове, Новосибирске преобладают иноязычные школы, но ведь в них сохранилось изучение русского языка, неужели вам этого мало? Вы вглядываетесь внимательнее -- и что открывается?
Родители не хотят, чтобы их дети изучали русский язык, они считают, что дети переутомляются на уроках русского языка, что это вредит их здоровью. И родители пачками несут заявления директорам школ с просьбой освободить их чад от мало кому нужного предмета. И растет молодежь, не знающая языка своих отцов и дедов, да еще и бравирующая этим. Представили себе? Вам стало страшновато? Но именно такое происходило в Киеве, Днепропетровске, Кировограде, Черкассах, Чернигове -- но только с украинским языком.
А теперь представьте себе, что менее 30% профессиональных театров России остались русскими. И наконец, ответьте сами себе, будете ли вы довольны, если вдруг почему-то окажется, что 12,3% от общего количества русских Российской Федерации (то есть почти 15 миллионов) не считают русский язык родным? Или выяснится, что 6,25 миллионов русских вообще не владеют им -- не знают и явно не хотят знать. И обнаружится, что вместе с этими последними в Российской Федерации не знают русский язык (совершенно не горюя по этому поводу) почти 34 миллиона человек. Причем это совершенно не мешает им жить: они говорят на своем языке (например, украинском), и все их понимают как миленькие.
Нереальная картина, правда? Но именно такая картина (только поменяйте названия языков и введите поправочный коэффициент на численность наций) была реальностью Украины на пороге ее независимости.
Где кончается Европа?
Осенью 2001 года мне положили на стол письмо, показавшееся мне любопытным. За такими человеческими документами многое стоит, такие документы многое дают политику. Это письмо безымянного автора на одну из украинских русскоязычных интернет-страниц.
Он называет себя украинским националистом, а потом пишет следующее: "Волею судеб некоторое время я живу и работаю в Москве. Так, знаете, народ, что я вам скажу? Сначала я тоже ожидал чисто великоросских замашек по отношению к моему казацкому происхождению. Но ничего подобного -- может, из-за того, что работа престижная, все окружение высокообразованное, может, еще из-за чего... Но мое отношение как к россиянам, так и к родной стране здесь заметно улучшилось. Общаясь со многими москвичами, я не переставал слышать, что Украина -- это Европа, а в России, хоть это и их родная страна, все намного сложнее, и далеко не в лучшую сторону. Что интересно -- что все эти русские националистические страсти разгораются по большей мере именно в Украине. И подхлестываются они все теми же нашими "родными" пророссийскими му...ками (извините за выражение), которые думают, что россияне круче, чем мы, и живут лучше.
Хрен тут живут лучше! Люди на московских улицах только и делают, что на жизнь плачутся, а никак не говорят о статусе русского языка в Украине. Причем это в Москве -- в той "благополучной" Москве, жизнь в которой никак нельзя сравнивать с жизнью в России. Украина -- это Европа, и именно здесь, в России, я это почувствовал. Плохо относится к Украине только быдло, но быдло, по какую бы сторону границы оно ни было, ко всему так относится".
Как видим, украинский националист при близком знакомстве с Россией стал лучше относиться и к России, и к своей Украине, хотя вместе с тем -- и критичнее к обеим странам. А отложил я это письмо для своей книги и привожу именно сейчас, когда речь зашла о Западной Украине, из-за одного предложения: "Украина -- это Европа".
А в Западной Украине европейская ментальность украинского народа проявляется нагляднее, предметнее всего.
В советское время один партийный работник из Москвы, приезжавший к нам в Днепропетровск по делам "Южмаша", сказал мне о Западной Украине нечто такое, что заставило меня задуматься и не идет из головы до сих пор. Сказал он это вскользь, но приглушенным голосом, что придало его словам не совсем рядовое значение. Он то ли не знал, то ли упустил из виду, что как носитель важнейших военных секретов я никогда не бывал в "мире капитализма". "Ну, мы же с вами знаем, где кончается Европа, -- сказал он, подразумевая Запад. -- Это видно невооруженным глазом, когда едешь на поезде, допустим, из Вены. Запад кончается не там, где проходит его граница с социалистическим лагерем. Запад кончается там, где кончается Западная Украина".
Были все-таки в советской номенклатуре люди с открытыми глазами! Я сделал вид, что хорошо понимаю его слова, хотя дошел до меня только общий смысл -- что Западная Украина вместе с капиталистической Европой представляет собою нечто положительное.
Я спросил моего собеседника, как бы в порядке обмена впечатлениями, что он имеет в виду в первую очередь, какой признак, какая особенность Западной Украины бросается ему в глаза, когда он оказывается в ней по пути из Вены или Варшавы. У каждого-де свои критерии, для одного на первом месте стоит одно, для другого -- другое. Он ответил не задумавшись: "Уважение к личности! У западных украинцев это в крови. Они вежливые. Они учтивее нас, мягче. В их повседневном языке есть слово "пан". Это не оскорбительное слово. Этим словом они показывают уважение к человеку. Пан, панЁ..."
Он также высказался о духе законности, о том, что уважение к закону в характере западных украинцев, у них есть правосознание, пусть не такое развитое, как у француза или англичанина, но и далеко не такое зачаточное или нигилистическое, как у харьковчанина или днепропетровца. А отсюда -- уважение к собственности, поскольку не может быть уважения к личности, к закону, без уважения к частной собственности. А с уважением к собственности связана хозяйственность, аккуратность в работе, предприимчивость, склонность к торговым операциям.
В конце нашего не очень подробного разговора этот товарищ сказал о своих визуальных впечатлениях -- о том, например, что даже походка у жителей Дрогобыча не та, что у жителей Артемовска, и говорят они не так громко, и смеются не так заливисто. И наконец -- о религиозности, "богомольности" западных украинцев. Желая, чтобы был соблюден баланс, я спросил, что он считает их недостатками, но об этом он распространяться не стал, сказав только, что их недостатки, как и положено, являются продолжением их достоинств, но в наших условиях для дела, мол, важнее иметь в виду достоинства.
Когда я говорю, что Украина -- не Россия, я делаю это не в порядке спора с теми, кто напористо утверждает обратное. С такими людьми спорить бесполезно. Но если перед тобою человек, который не вполне уверен в своем мнении, готов выслушать тебя и понять твою мысль, то такому стоит напомнить, что на свете существует, между прочим, Украина, которая никогда не была в составе Российской империи, и что населения в ней в полтора-два раза больше, чем у таких близко ему знакомых стран, как Венгрия, Чехия, Австрия, в состав которых Западная Украина входила теми или иными частями.
Западная Украина, при всей своей непохожести на Восточную, никогда не мыслила своего отдельного будущего. И те политические силы и личности, которых в Советском Союзе называли прогрессивными, и те, которых -- реакционными, мечтали о Большой Украине, о соборности, о воссоединении украинских земель, о независимости.
Западные украинцы были исключительно преданы своему языку, берегли его от поглощения и польским, и немецким, и венгерским, и словацким, и румынским, как ни трудно это было...
Этими особенностями Западной Украины во многом определяется ее место в современной Украине, ее поведение во все годы нашей независимости. Как бы ни раздражали меня самые крикливые, самые невежественные из "профессиональных украинцев" Галичины, сколько бы ни осложняли они политическую жизнь в стране, я не забываю, что они относятся к той части нашего народа, которая лучше всех сохранила украинство, украинский язык, употребляет его не только в зале Верховного совета, но и в домашней обстановке.
Я очень внимательно слушаю моих собеседников из львовской и киевской интеллигенции, когда они рассуждают, почему самое важное, с точки зрения долговременных национально-политических интересов соборной Украины, то, что украинская культура бывшего государства Данилы Галицкого существовала в одном "котле" с полудюжиной других культур: немецкой (австрийской), польской, еврейской, словацкой, венгерской. Мы, восточные украинцы, знали только русское влияние и лишь отчасти польское, и многим из нас не так легко представить себе, что вот есть наши соплеменники, которые веками испытывали другие влияния -- западные, что западный украинец гораздо ближе по своим понятиям и привычкам к чеху, поляку, в чем-то даже к австрийцу, чем к русскому или восточному украинцу. Я согласен с теми, кто считает, что это хорошо, очень хорошо, кто возлагает на эту особенность определенные надежды.
Вместе с тем моя "политкорректность" бунтует, когда говорят так: Западная Украина дорога для всей Украины больше всего потому, что она никогда не была в составе России. Не только тактичнее, но и точнее, по-моему, говорить так: дорога тем, что всегда была частью Запада, частью Центральной Европы. Это не одно и то же. Такой подход позволяет более объективно, по-хозяйски распоряжаться всем, чего мы набрались за свою историю и от России, и от Запада. Без такого подхода, по-моему, совершенно невозможно правильно оценить, что произошло с тем же Львовом за годы советской власти. До второй мировой войны украинцы (с русинами) составляли десятую часть жителей города, и почти половина из них были заняты в качестве домашней прислуги; к моменту распада Советского Союза они были большинством и заняты были в основном высококвалифицированным умственным и физическим трудом. Русифицировать Львов советская власть не смогла, но сделать его украинским ей удалось, хотя это не было, конечно, сознательной целью Кремля.
Перепись
В декабре 2001 года в Украине была проведена своя перепись населения -- первая за годы независимости. Предыдущую проводили в 1989 году, когда многим казалось, что страна стоит на пороге новой, но, в общем, советской и в этом смысле старой, привычной жизни. Такие события, как перепись населения, не могут не становиться темой оживленных политических разговоров, не могут не использоваться в политической, идеологической, даже литературной борьбе. Каждая партия должна высказаться просто потому, что этого ждут от нее прежде всего ее сторонники, ждет общество. Первой, естественно, высказалась "русская партия", и, стало быть, первое, что мы услышали, было то, что украинская власть ставит своей задачей "искусственно уменьшить количество русских в Украине". С другой стороны, последовало и не совсем обычное обвинение: один из видных деятелей "Просвиты" усмотрел в готовящейся переписи "огромную угрозу украинскому языку".
Моя позиция такова: не надо, друзья, мудрить и лукавить.
Пусть каждый ответит себе на вопрос -- знает ли он такого украинца или "колеблющегося" (или слышал про такого украинца или "колеблющегося"), который в 1989 году записал себя русским не по велению сердца, а на всякий случай -- чтобы угодить власти, советской власти? Ответ, если это честный ответ, звучит так: знаю, или слышал, или легко допускаю, что такие люди были, потому что жил вместе с ними не на Луне, а на Земле, в той ее части, которая называлась Советской Украиной. Да, в 1989 году доля таких людей была чуть ниже, чем десятью годами раньше, в предыдущую перепись -- национальное самосознание уже крепло, -- но их все равно было достаточно, чтобы повлиять на процентные итоги переписи.
И второй вопрос: считаете ли вы этого "русского" таким непрактичным, что он и сегодня, в несоветской и независимой Украине, когда даже генералы советского времени перестали стесняться говорить на всю страну по-украински, вновь открестится от своего украинства? Ответ тоже очевиден. Вот вам и прогноз итогов предстоящей переписи, говорил я, когда заходила речь о том, в каких коварных антирусских замыслах нас упрекают. Перепись наверняка покажет уменьшение числа конъюнктурных русских, вот и все. Только ради этого затевать столь дорогостоящее мероприятие не имело бы смысла.
Оно было необходимо исключительно по тем причинам, по которым переписи проводят во всем мире -- для выяснения социальных параметров страны.
И вот первые итоги. Население Украины в конце 2001 года -- 48 миллионов 457 тысяч человек. Из них 77,8% -- украинцы, их удельный вес по сравнению с переписью 1989 года вырос на 5,1%. Удельный вес русских сократился на 26,6%, они составляют 17,3% -- 8 миллионов 334 тысячи 100 человек, на 4 миллиона меньше, чем в 1989 году. Противники нашей государственности с этими цифрами наперевес называют нашу политику "геноцидом русских". Это такой же "геноцид" русских в Украине 2001 года, каким был "геноцид" украинцев в Украине 1989 года! Одни русские уехали, другие -- их, конечно, подавляющее большинство среди "исчезнувших" четырех миллионов -- просто вернули себе "украинское первородство". А кто-то из русских (по зеркальному примеру иных украинцев 1989 года!) записал себя в украинцы.
Еще раз скажу. Достаточно было стоять на земле, а не витать в облаках, чтобы и до переписи быть уверенным, что украинцев объявится больше, чем в советской Украине. Человек ищет свою пользу, старается приспособиться к новым обстоятельствам, уловить, что понравится власти, и было бы нелепо предполагать, что в условиях украинской независимости носить "лычку" украинства будет менее выгодно, чем в 1989 году. Люди перестали бояться заявлять себя украинцами -- вот о чем, если смотреть правде в глаза, говорят итоги переписи. Критики опросного листа уверены, что картину изменил бы вопрос: на каком языке вы говорите дома? По-моему, подлинную картину этот вопрос не изменил бы, а только запутал. Точно известно, что многие украинцы, говорящие дома по-русски, все равно записали бы себя украинцами, более того -- назвали бы своим родным языком украинский! Это люди, которые понимают, как вышло, что их домашним стал не их родной язык, и что в норме, которую они желают своим детям и внукам, домашним языком украинцев должен быть украинский.
Так что русских в Украине не стало меньше, говорю я своим русским собеседникам и в Киеве, и в Москве. Стало меньше украинцев, которые объявляют себя русскими. Чтобы установить это, не надо было устраивать перепись -- просто знать, повторяю, природу человека, знать жизнь, свою страну, знать, что такое был "интернационализм" по-советски, какие неприятности ожидали в советской Украине "щирого" украинца...
Страх за существованиеПсихологи уверяют, что жителям стран, лежащих между Россией и Западной Европой, присуща особая психологическая черта -- так называемый "экзистенциальный страх" перед реальной или воображаемой угрозой гибели своей нации. Гибель может наступить в результате лишения ее государственной самостоятельности, ассимиляции, депортации или геноцида. Венгерский историк Иштван Бибо пишет, что данная психологическая черта влияла и влияет на судьбу и политику восточноевропейских государств. Их "экзистенциальный страх" исторически связан с Турцией, Крымским ханством. У украинцев, белорусов и литовцев такой же страх -- страх за свое существование как наций -- связан с Польшей. Позже его порождали Австрия, Германия, Российская империя и СССР. Германию перестали воспринимать как угрозу после второй мировой войны.
Это отношение, воспитанное веками бедствий, вслед за крушением Германии сосредоточилось на СССР, а после 1991 года, к удивлению новой России, оказалось перенесено на нее. Такое восприятие России вызывает у нее раздражение, обиду и нечто худшее -- Россия не понимает ни нашего, ни чьего бы то ни было "экзистенциального страха", ведь перед русскими никогда не маячила угроза оказаться этнической жертвой, быть превращенными в нерусских. Если русские ощущали себя жертвами притеснения, то в границах своего государства и больше всего -- со стороны самого же государства, и не по этническим причинам. Западноевропейцам данный феномен также психологически далек и потому малопонятен. Выходит, его вообще трудно объяснить за пределами своего круга.
Если бы россияне хорошо понимали страхи своих соседей, это помогло бы улучшить политический климат в нашей части мира. Наши опасения за само свое национальное существование объяснили бы россиянам очень многое, в том числе настойчивое стремление ряда посткоммунистических стран под крыло НАТО (и Украина уже официально туда стремится). Эта подозрительность не навсегда. Чем больше человечности, терпения, понимания и даже мягкости к тому, что, по ее мнению, является заблуждением, проявит Россия, тем скорее эта подозрительность пройдет, тем скорее утихнут и экзальтированные антирусские настроения. Такую политику сегодня проводит Путин.
