Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	18.01.2005 14:04:38
	Рубрики	Тексты;

Окончание (*+)

>>Русский Журнал / Издательства / Фрагменты
>> http://www.russ.ru/publishers/extracts/20050117_ab.html
>
>>Советская история и демографическая история
>>Из книги "Родиться, жить и умереть в СССР", готовящейся к печати в "Новом издательстве"
>
>>Ален Блюм
>
>>Дата публикации: 17 Января 2005
>
><...>

Другим фактором, который заслуживает самого пристального внимания, является неэффективность советской пропаганды, ставшая заметной с начала 1930-х годов. Невозможность для индивидуума отождествить себя с насаждаемыми образами приводила к тому, что нередко агитационная машина работала вхолостую. Официальный советский дискурс, развивавшийся с конца 1920-х годов и стремившийся ускорить ход Истории, постепенно утрачивал смысл, а вместе с ним - и силу воздействия. Желая подкрепить фундаментальный тезис об идущем строительстве невиданного до сих пор мира и рождении нового, совершенно отличного от других общества, сталинский режим развивал последовательную аргументацию, создавал соответствующее законодательство, повсеместно насаждал официальную идеологию. При этом, однако, не делалось ни малейшей попытки проанализировать те сложные социальные реалии, которые подлежали преобразованию. Лучшим примером этому может стать свод законов, касающийся абортов и ограничения рождаемости, а также дискуссия по вопросам сексуальной сферы и пронатализма3.

Оживленные дебаты, характерные для первых послереволюционных лет, вскоре были вытеснены застывшим и неэффективным набором стереотипов. И чем больше политические руководители говорили в печати о глубочайших изменениях, происходивших в советской стране, тем дальше отходили они от реальности, которая была совершенно неузнаваема в их речах. Мир социального откалывался от политики; две сферы пускались в автономное плавание4.

Официальный дискурс пытался создать новую реальность, в которой все детали социальной мозаики были бы подогнаны под шаблон и сплавлены воедино. Как нигде лучше подобный подход проявлялся в отказе властей признать сложный и разнородный характер культурных реалий, свойственных различным регионам СССР. В этой области никакой интеграции достигнуто не было - скорее, речь шла о попытках обеспечить параллельное существование чуждых друг другу социумов. Так, бросается в глаза, что каждая республика обладала собственной, независимой от других демографической динамикой. И хотя сельские предприятия Узбекистана и Украины, России и Литвы носили одно и то же имя колхозов, это не мешало им сохранять традиционные особенности, характерные для сельского хозяйства этих регионов. Обычаи, свойственные патриархальному обществу - а именно таковым традиционно являлся Узбекистан - продолжали сохраняться в кишлаках этой республики. Показатели рождаемости и брачности, которые регистрировались в этой зоне, были гораздо ближе к тем, что характеризуют жителей стран, расположенных к югу от СССР, нежели к российским. И если в этом регионе и происходили демографические изменения, то они носили автономный характер. Более того, процесс деколонизации, ставший очевидным начиная с 1989 года, в действительности, не был вызван перестройкой: он восходил к предшествующему периоду, свидетельствуя о том, что глубокие социальные сдвиги могли обгонять соответствующее политическое развитие. И вновь мы сталкиваемся с тем, что типы демографического поведения, в данном случае, миграции, оказываются ярким и живым свидетельством происходящих в обществе перемен. В целом же, именно разнообразие путей развития, наблюдаемых сегодня в бывших советских республиках, является наиболее убедительным доказательством того, насколько официальный советский дискурс был оторван от социальных реалий.

Как, возможно, уже стало ясно читателю, эта книга стремится представить другую историю СССР, весьма далекую от той удивительной иллюзии, которую удалось создать этому государству. Благодаря размаху демографических катастроф советская история носила печать особого трагизма. И одновременно она являла собой гигантскую иллюзию, основанную на вере в возможность и реальность глубоких социальных изменений. В действительности, общество развивалось независимо от политической системы, которая во что бы то ни стало стремилась сломать существующие социальные структуры. И демографические процессы наглядно отражают эти фундаментальные парадоксы.

Власть стремилась регулировать все стороны общественной жизни. С возвышением Сталина выбор направления политики все чаще был обусловлен стремлением подавить любую форму девиантности и маргинальности, исключить всякое социальное поведение, отличное от заданного. Контроль и репрессии были главными инструментами сохранения власти диктатора. Однако, общества продолжали развиваться, в том числе, вне рамок, которые навязывала им власть. Так, например, несмотря на бесчисленные меры, ограничивавшие свободу перемещения населения по российской, а затем советской территории (начиная с крепостного права, которое со времен Бориса Годунова в крайней степени затрудняло передвижения крестьян, - и вплоть до знаменитой прописки советских времен), внутренние миграции всегда были в России значительными. Примером обратного может служить социальная мобильность. В СССР начиная с 1920-х годов большие усилия были приложены к тому, чтобы стимулировать этот процесс, который, как надеялись, должен был привести к смешению и постепенному полному исчезновению социальных категорий. Однако, документы, доступные нам сегодня, свидетельствуют скорее об обратном, а именно, о крайней социальной неподвижности советского мира. Урбанизация в течение долгого времени считалась убедительным доказательством произошедших бурных перемен (напомним, что в СССР рост городского населения достигал невиданного где бы то ни было уровня). Но если мы присмотримся к этим цифрам, то увидим, что речь следовало бы вести скорее о рурализации советских городов, нежели об урбанизации страны. Наиболее яркой иллюстрацией последнего явления служат, несомненно, города Средней Азии, на окраинах которых недавние крестьяне продолжали пасти коров и овец и возделывать участки земли, изначально предназначенные для сооружения детских площадок и автостоянок. Если же мы посмотрим на карту Москвы, то и здесь мы обнаружим анклавы, которые далеко не сразу утратили свою сельскую сущность.

Итак, в течение долгих десятилетий сосуществующие внутри Советского Союза социумы продолжали развиваться, следуя собственными путями - вопреки миру политики, который стремился отвергнуть все, что существовало до тех пор. Удивительная автономия общества по отношению к политической сфере проявляется в существовании социальных реалий, настолько же сложных и многослойных, насколько однородными и монолитными они казались ранее. А это, в свою очередь, служит доказательством ошибочности взгляда, согласно которому происходящие сегодня перемены не имеют под собой социальных основ.

В этой книге статистика должна отразить рождения, браки, смерти; она не является ставкой в игре и не претендует на вынесение приговора советской истории. Напротив, она необходима нам для того, чтобы понять и описать те тенденции развития советского общества, которые, в конце концов, позволяют вынести за скобки значительную часть политической истории Советского Союза. Данное исследование приподнимает завесу, покрывающую пути и судьбы тех, кто всегда держался в тени, стремясь укрыться от назойливых речей официоза, равнодушного к социальным реалиям. Здесь описан непрестанный обмен репликами между обществом и стремящейся воздействовать на него политикой - обмен, быстро ставший диалогом глухих. Мы хотели бы показать, что общество - пусть и отрезанное от внешнего мира, в частности, от миграционных потоков - всегда, тем не менее, оставалось непроницаемым для политики и продолжало развиваться, стремясь забыть о драмах, которыми полна история, претендовавшая на то, чтобы считаться советской.

Первое издание этой книги вышло в 1994 году; с тех пор то историографическое течение, частью которого она является, стало доминирующим. История СССР рассматривается здесь в глубокой преемственности с имперским прошлым. Мы стремимся осознать всю ее противоречивость, понять сложность и разнообразие форм взаимодействия между политической и социальной сферами. Сегодня уже невозможно изучать одну из этих сфер в отрыве от другой, и задачей исследователя является, прежде всего, понять отношения между ними. Подобный подход выдвигает на первый план человека, ни в коей мере не отрицая при этом высокую степень политизации советской истории, а также ту роль, которую сыграл лично Сталин и другие руководители страны в истории ряда преобразований и насильственных перемен.

Наконец, эта книга предлагает читателю задуматься об эволюции пятнадцати стран, возникших на обломках СССР. Прежде всего, разумеется, речь идет о том, чтобы наметить некоторые пути для анализа их современного демографического развития. Но мы стремимся пойти дальше и показать, что таким образом мы сможем лучше понять постсоветские общества и происходящие в них сегодня социальные и политические трансформации.

Литература:

Бердяев 1994
Бердяев Н.А. Новое Средневековье // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства. М.: Искусство; Лига, 1994. Т. 1.
Борисов 1976
Борисов В.А. Перспективы рождаемости. М.: Статистика, 1976.
Вишневский 1976
Вишневский А.Г. Демографическая революция. М.: Статистика, 1976.
Герцен 1958
Герцен А.И. Былое и думы. М.: ГИХЛ, 1958. Ч. 1–3
Демографическая модернизация 2005
Демографическая модернизация России, 1900–2000 / Под ред. А. Вишневского. М.: Новое издательство, 2005 (в печати).
Общество 1998
Общество и власть: 1930-е годы: Повествование в документах / Сост. С.В. Журавлев, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая, А.К. Соколов, В.Б. Тельпуховский. М.: РОССПЭН, 1998.
Осокина 1997
Осокина Е. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927?1941. М.: РОССПЭН, 1997.
Сорокин 1992
Сорокин П.А. Современные социологические теории. М., 1992.
Хлевнюк 1996
Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 1996.
Чернышевский 1956
Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. М.: Гослитиздат, 1956. Т. 5.

Blum, Mespoulet 2003
Blum A., Mespoulet M. L’anarchie bureaucratique: Statistique et pouvoir sous Staline. Paris: La Decouverte, 2003.
Carrere d’Encausse 1978
Carrere d’Encausse H. L’Empire eclate. Paris: Flammarion, 1978.
Ferro 1985
Ferro M. Y a-t-il trop de democratie en URSS? // Annales: Economies, societes, civilisations. 1985. № 4.
Garros, Korenevskaya, Lahusen 1995
Garros V., Korenevskaya N., Lahusen Т. Intimacy and Terror. Soviet Diaries of the 1930s. N.Y.: The New Press, 1995.
Hellbeck 2000
Hellbeck J. Writing the Self in the Time of Terror, Alexander Afinogenov’s Diary of 1937 // Self & Story in Russian History / Ed. by L. Engelstein, S. Sandler. Ithaca; London: Cornell University Press, 2000.

--------------------------------------------------------------------------------

Примечания:

1 За первыми публикациями дневников (среди которых следует упомянуть: Garros, Korenevskaya, Lahusen 1995) последовали другие, в первую очередь, на русском языке. Существуют и специальные исследования, посвященные этому виду источников, например: Hellbeck 2000.

2 В качестве примера, почерпнутого из относительно недавней демографической литературы, следует в первую очередь упомянуть работу В.А. Борисова (Борисов 1976). Касаясь этих вопросов, автор стремится во что бы то ни стало подчеркнуть отставание одних регионов СССР по сравнению с другими. Подобный подход мы встречаем и у А.Г. Вишневского, когда он обращается к проблеме демографического перехода, служащего у него концептуальной базой для изучения модернизации (Вишневский 1976). Рассматривая демографический переход как неизбежный, хотя и не везде идущий с одинаковой скоростью процесс, он помещает все республики на один и тот же путь постепенного прогресса.

3 Пронатализм — точка зрения, согласно которой государство должно развивать такую политику в сфере семьи, которая поощряла бы рождаемость.

4 Здесь я хотел бы выразить свою признательность Марку Ферро, долгие дискуссии с которым помогли мне объединить разрозненные наблюдения в представленную выше концепцию автономии социального. См. об этом также: Ferro 1985.