>Всё так, но у Ленина-Сталина был план. Осуществить такой переход, от политаризма к социализму, сверху, методами диктатуры. Для этого кое-что необходимо: именно, чтобы власть была у людей, желающих этого перехода. Была проблема: сколько лет верхушка может сохранять коммунистические идеалы вопреки давлению бытия? Точно это трудно рассчитать. Шансы, по мнению Ленина, были. Тем более что была надежда и на Европу.
>И вот этот план - временная диктатура героев-коммунистов, это не абстракция.
Фриц, ну что Вы, право же... Вы же знает план Ленина не хуже меня. Если говорить о 1905 г., то напомню:
" Заметим наконец, что, ставя задачей временного революционного правительства
осуществление программы-минимум, революция тем самым устраняет нелепые полу-
анархические мысли о немедленном осуществлении программы-максимум, о завоевании
власти для социалистического переворота. Степень экономического развития России
(условие объективное) и степень сознательности и организованности широких масс
пролетариата (условие субъективное, неразрывно связанное с объективным) делают
невозможным немедленное полное освобождение рабочего класса. Только самые
невежественные люди могут игнорировать буржуазный характер происходящего
демократического переворота; только самые наивные оптимисты могут забывать о том, как
еще мало знает масса рабочих о целях социализма и способах его осуществления. А мы все
убеждены, что освобождение рабочих может быть делом только самих рабочих. Без
сознательности и организованности масс, без подготовки и воспитания их в открытой
классовой борьбе со всей буржуазией о социалистической революции не может быть и
речи. И в ответ на анархические возражения, будто мы откладываем социалистический
переворот, мы скажем: мы не откладываем его, а делаем первый шаг к нему единственно
возможным способом по единственно верной дороге, - чрез демократическую республику.
Кто хочет итти к социализму по другой дороге помимо демократизма политического, тот
неминуемо приходит к нелепым и реакционным как в экономическом, так и политическом
смысле выводам. Если те или другие рабочие спросят нас в соответствующий момент:
почему не осуществить нам программу-максимум, мы ответим указанием на то, как чужды
еще социализму демократически настроенные массы народа, как не развиты еще классовые
противоречия, как не организованы еще пролетарии. Организуйте-ка сотни тысяч рабочих
по всей России, распространи те сочувствие своей программе среди миллионов!
Попробуйте сделать это, не ограничиваясь звонкими, но пустыми анархическими фразами,
- и вы увидите тотчас же, что осуществление этой организации, что распространение
этого социалистического просвещения зависит от возможно более полного осуществления
демократических завоеваний".
Итак, по Ленину, первый шаг к социализму - демократическая республика. В 1917 г. он несколько поспешно решил, что этот шаг уже пройден. И дальше существеннейшие надежды возлагал на то, что русскую революцию поддержит революция в Европе, в первую очередь в Германии. В ожидании мировой революции успел радикально поменять внутреннюю политику, перейдя от военного коммунизма к НЭПу. Когда стало ясно, что мировой революции не будет - сказал что-то о том, что главное - это ввязаться в драку, а там видно будет, и сошел в могилу, оставив преемникам расхлебывать.
Словом, Ленин действовал "по ситуации". И серьезного плана у него не было. А те планы, что были - все провалились.
Сталин же был эмпириком не в меньшей степени, чем Ленин. И перекидывал руль слева направо и обратно с не меньшей лихостью.
И Ленин, и Сталин понимали, что режим большевиков держится на тончайшей прослойке революционеров, и что малейшие раздоры между ними могут быть губительны для революции. Отсюда - диктатура, подавление инакомыслия. Но нет оснований полагать, что они рассматривали эту диктатуру (выдаваемую за диктатуру пролетариата) как что-то временное. Известная история с Конституцией 1936 г. может иметь различные толкования, но предлагаемая некоторыми трактовка этих событий как провал задуманного перехода к демократии кажется мне наиболее экзотической.
Сталин прекрасно осознавал, что у него получается что-то не то, о чем писали Маркс с Энгельсом. Но его, похоже, это не сильно волновало.
