Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	25.12.2004 19:24:24
	Рубрики	Тексты;

Юрий Белов. Могущество непревзойденное (к 70-летию "Педагогической поэмы" А. С. Макаренко) (*+)

Сов. Россия. Отечественные записки. 25.12.2004. Выпуск ? 56.

13 марта 1988 года по решению ЮНЕСКО во всем просвещенном мире отмечалось столетие со дня рождения Антона Семеновича Макаренко,
В канун макаренковского юбилея советской педагогической (и не только педагогической) общественности стало известно, что в Западной
Германии, Франции, Японии, даже в Ватикане^) уже много лет проводятся научные симпозиумы, работают институты, исследовательские
лаборатории, изучающие уникальный опыт великого советского педагога; чтовго теоретические и художественные произведения переведены
на большинство языков мира. И это в то время, когда в СССР, начиная с 60-х годов, имя Макаренко традиционно почиталось, но его
педагогические идеи широко не пропагандировались. О них вспоминали от юбилея к юбилею, и затем все затихало. В чем были причины
почетного забвения педагогического гения? Почему и сегодня имя Макаренко всячески обходится стороной?

Юрий Белов

К семидесятилетию <Педагогической поэмы> А.С.Макаренко
МОГУЩЕСТВО НЕПРЕВЗОЙДЕННОЕ

Необходимое предисловие

Чтобы ответить на эти адресованные отнюдь не узким специалистам в области воспитания вопросы, необходимо прежде всего освободиться
от стереотипов в отношении Макаренко. Сложились они очень давно - еще в советское время. Вот их суть: Макаренко перевоспитывал
несовершеннолетних правонарушителей, достиг больших успехов, но его опыт неприменим в условиях нормальной школы; он был
педагогом-практиком, игнорировал педагогическую теорию, не считался с данными психологической науки, его опыт - опыт талантливого
одиночки; он, безусловно, вошел в историю советского воспитания, но его место - в ее архиве.
Попытаемся преодолеть названные стереотипы, отдавая себе отчет в том, что сделать это в одном очерке можно лишь в какой-то мере.
Прежде всего зададимся вопросом: что современный массовый читатель знает о А.С.Макаренко? Читатель старшего и отчасти среднего
поколения вспомнит <Педагогическую поэму>, причем весьма смутно: как интересную историю перевоспитания малолетних преступников,
которых было немало по окончании Гражданской войны. Вспомнит отдельные эпизоды этой истории - и все. Молодой читатель в большинстве
своем не знает ничего о Макаренко - ни имени его, ни его дела.
Нелишне будет для начала привести автобиографию А.С.Макаренко, изложенную им в ноябре 1922 года в заявлении в Центральный институт
организаторов народного просвещения:
<Я родился в 1888 году, сын железнодорожного рабочего. После окончания двухгодичных педагогических курсов в 1905 году был народным
учителем. В 1914 году поступил в Полтавский учительский институт, который и окончил в 1917 году с золотой медалью. В1917-1919 годах
был заведующим большой железнодорожной школой при Крюковских вагонных мастерских (до 1000 учащихся). Приход деникинцев и разрушение
ими школы и ее отдельных трудовых организаций заставили меня в августе 1919 года переехать в Полтаву. В 1920 году Полтавским
губнаробразом мне было поручено дело организации и управления колонией для малолетних (несовершеннолетних) правонарушителей.
Два года, проведенные мною в колонии в обществе 5 воспитателей с 80 воспитанниками среди большого соснового леса, дали мне
возможность при самой тяжелой обстановке создать одно из интереснейших учреждений.
В настоящее время колония процветает, но мне бы хотелось огромный опыт двух лет, вызвавший множество вопросов, обработать научным
образом>.
Как видно, Антон Макаренко встретил Октябрь 1917 года молодым, но зрелым человеком - на тридцатом году жизни. Он имел уже достаточно
солидный опыт практической педагогической деятельности. Сделал свой выбор без колебаний: за Советскую власть и советское воспитание.
Организатором колонии он стал, когда ему шел тридцать третий год. Организатором той колонии, история которой художественно
представлена в одной из выдающихся книг XX века - <Педагогической поэме>. Прочитав ее первую часть в рукописи, Максим Горький писал
Макаренко: <Огромнейшего значения и поразительно удачный педагогический эксперимент Ваш имеет мировое значение, на мой взгляд>.
Опыт своего революционного педагогического эксперимента (а это был опыт прорыва не только в советской, но и в мировой педагогике)
А.С.Макаренко начнет обрабатывать научным образом в 1925 году, когда из-под его пера появятся первые страницы <Педагогической
поэмы>. Пройдет девять лет до выхода в свет отдельным изданием, в 1934 году, ее первой части.
В Центральном институте организаторов народного просвещения Макаренко пробудет лишь полтора месяца: закружит его работа в колонии и
непрестанная борьба с воинствующими апологетами <свободного> воспитания от наробраза и <учеными> мужами и дамами от педагогической
науки.
Готов ли был молодой Антон Макаренко к революционному прорыву в воспитании человека будущего в настоящем - в советское время? Да, он
был готов к тому не только многолетней педагогической практикой, но и накопленной им общей культурой, без коей возможно обучение
профессиональному ремеслу, но никак не мастерству и искусству в самой чувствительной из духовных сфер - в сфере воспитания детей и
юношества.
В упомянутом заявлении в Центральный институт 32-летний Макаренко пишет, что он, занятый ежедневно по 16 часов в колонии, не имеет
возможности принять участие в коллоквиуме, по результатам которого решается вопрос о приеме в институт. Чтобы приемная комиссия
имела представление о его готовности к научной работе, посылает ей краткое изложение своих познаний под названием <Вместо
коллоквиума>.
Представим читателю основные положения данного изложения.

<ПРИРОДОВЕДЕНИЕ. Разумеется, совершенно свободно себя чувствую в области физиологии животных и растений. Анатомические знания слабы.
Забыл многие частности из геологии. Астрономию знаю хорошо и занимаюсь практически в Полтавском музее...
...Солидные знания имею в общей БИОЛОГИИ. Несколько раз прочитал всего Дарвина, знаю труды Шмидта и Тимирязева, знаком с новейшими
выражениями дарвинизма. Читал Мечникова и кое-что другое.
ХИМИЮ практически не знаю, забыл многие реакции, но общие положения и новейшая философия химии мне хорошо известны. Читал
Менделеева, Морозова, Рамзая. Интересуюсь радиоактивностью.
ГЕОГРАФИЮ знаю прекрасно, в особенности промышленную жизнь мира и сравнительную географию. Свободно чувствую себя в области
экономической политики...
...ИСТОРИЯ - мой любимый предмет. Почти на память знаю Ключевского... Несколько раз прочитывал Соловьева (28 капитальных томов! -
Ю.Б.). Хорошо знаком с монографиями Костомарова и Павлова-Сильванского. Нерусскую историю знаю по трудам Виппера, Аландского,
Петрушевского, Кареева. Вообще говоря, вся литература по истории на русском языке мне известна...
...В области ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ и ИСТОРИИ СОЦИАЛИЗМА штудировал Туган-Барановского и Железнова. Маркса читал отдельные сочинения,
но <Капитал> не читал, кроме как в изложении. Знаком хорошо с трудами Михайловского, Лафарга, Маслова, Ленина.
ЛОГИКУ знаю очень хорошо по Чепланову, Минто и Троицкому.
Читал все, что имеется на русском языке по ПСИХОЛОГИИ... Индивидуальную психологию считаю несуществующей...
...Люблю психологию, считаю, что ей принадлежит будущее (и это Макаренко-то обвиняли в пренебрежении психологической наукой?! -
Ю.Б.).
С ФИЛОСОФИЕЙ знаком очень несистематично. Читал Локка, <Критику чистого разума>, Шопенгауэра, Штирнера, Ницше и Бергсона. Из русских
очень добросовестно изучил Соловьева. О Гегеле знаю по изложениям.
Люблю изящную литературу. Больше всего почитаю Шекспира, Пушкина, Достоевского, Гамсуна. Чувствую огромную силу Толстого, но не могу
терпеть Диккенса. Из новейшей литературы знаю и понимаю Горького и А.Н.Толстого...
...В своей специальной области - педагогике много читал и много думал. В Учительском институте золотую медаль получил за большое
сочинение <Кризис современной педагогики>.

Были ли в педагогическом мире люди не менее начитанные, чем Макаренко? Конечно же, были, хотя и не во множестве. Молодой Макаренко
отличался от них тем, что свое многознание он самостоятельно переработал, переосмыслил и в результате, как педагог-мыслитель, пришел
к убеждению: современная буржуазная педагогика находится в состоянии кризиса, из которого своими силами (практикуемыми ею методами)
она никогда не выйдет. По осознанной необходимости, по выстраданному умом убеждению пришел он к пониманию неизбежности
социалистического переустройства педагогической науки и практики. Полагаем, что не ошибемся, если скажем: к этому его побудила
суровая реальность, когда он оказался в роли организатора колонии беспризорных. Он тогда остался один на один с социально и
нравственно искривленными и ожесточенными подростками, что были направлены в колонию по принуждению с дорог еще не утихшей
Гражданской войны. Он мог быть искалечен и даже убит, если бы на месте не утратившего человеческой чуткости колониста Задорова (его
ударил Макаренко в состоянии полного отчаяния, когда тот нагло отказался выполнить распоряжение) оказался другой, уже переступивший
через человеческую жизнь. А такие другие среди первых колонистов имелись. Ни средств, ни методов воспитания их, этих других, найти
было негде.
Ночами Макаренко читал старые педагогические книги и наконец признался себе: <У меня главным результатом этого чтения была крепкая и
почему-то вдруг основательная уверенность, что в моих руках никакой науки нет и никакой теории нет, что теорию нужно извлечь из всей
суммы реальных явлений, происходящих на моих глазах. Я сначала даже не понял, а просто увидел, что мне нужны не книжные формулы,
которые я все равно не мог применить к делу, а немедленный анализ и немедленное действие>.
Из непрерывного анализа и непрерывных и немедленных воспитательных действий шел Макаренко к синтезу - обобщению тех педагогических
влияний, что, по его убеждению, должны лечь в основу методики коммунистического воспитания. Он прекрасно знал так называемую
<традиционную> педагогику и <буржуазно-классическую> педагогику. Видел в них великое культурное наследие, но до конца своей жизни
считал: мысли великих педагогов прошлого - это только эстетика и проповедь, а не наука, не методика, не техника педагогики. Короче
говоря, педагогическая наука не давала ответ на вопрос: как воспитывать юного человека в процессе социалистического преобразования
общества? В ожесточенном противостоянии всем, кто прикрывал отсутствие педагогической культуры общими положениями о воспитании,
высказанными классиками марксизма-ленинизма, Макаренко был резок до беспощадности. Называл их шарлатанами.
В1936 году (<Педагогическая поэма> уже опубликована полностью и вышла отдельным изданием) А.С.Макаренко выступает перед
профессорами, преподавателями, научными сотрудниками Высшего коммунистического института просвещения и бросает им вызов, который не
был принят: <А теперь поговорим о педагогической теории, потому что я рассматриваю вас как представителей, посвятивших ей всю свою
жизнь. Мы с вами стоим на одной позиции советской педагогики, но расположены по-разному. У нас нет оружия, нападать буду я, вы
защищайтесь. Извинить меня может только то, что я один, а вас много...
...Вы говорите: учение марксизма-ленинизма. Верно. Но не прячьте педагогику за великими именами гениев марксизма. Ведь они не
являются специалистами - профессорами педагогики. Их высказывания в области воспитания - это высокие идеи человечества, а не
практическая педагогическая наука. Нельзя глубочайшую философию их учения выдавать за педагогическую технику. Не закрывайтесь ими и
не снижайте их учения. Они создали методологию и дали задание, а вы пока ничего не сделали, чтобы его выполнить, ничем не ответили
на задание...
.. .Почему медицина ищет, как лечить рак? Ведь медицина не ждет, что скажет ЦК партии об излечении рака. А в любом вопросе
педагогики нет метода, нет делового указания, как в реальной практике должен поступать педагог в том или ином случае...
...Практики воспитывают, а вы только говорите <не так>. А как надо - никто не говорит. Теоретики говорят только - <не так>, а
доказать ничего не могут. Их утверждения - это <нагорная проповедь>, а не научная теория...
...Теория должна разработать педагогическую технику, она должна повернуться лицом к практике>.
В остроте непримиримой полемики со всеми, кто обвинял Макаренко в пренебрежении педагогической теорией, в забвении постулатов
<классической> педагогики, он бросал в сторону своих воинствующих оппонентов раскаленные слова: я работаю тридцать лет, из них
шестнадцать в колонии имени Горького и коммуне имени Дзержинского, без выходных дней и отпусков; ко мне приходит молодежь,
окончившая советские вузы, знающая и психологию, и филологию, и другие науки, но пусти молодых учителей усмирить двух
школьников-хулиганов, они не знают, как им поступить, не знают, что и как от них потребовать и как это выразить в своем тоне, в
своем действии - они беспомощны; что же касается использования опыта старой <классической> педагогики, то прямо скажу: если бы мне
сейчас предложили кандидатуру Песталоцци в качестве воспитателя в коммуне, я бы его, пожалуй, взял, а Руссо, с его умозрительной
методикой <свободного> воспитания, не пустил бы и на порог.
В отчаянной борьбе не только с последствиями заброшенности и искалеченности детства и отрочества (в двадцатые годы, как и в наше
время, подрастающее поколение называли сломанным, потерянным), но и с халдеями от педагогики, прикрывающими свою опасную пустоту
коммунистической фразой, формировал А.С.Макаренко с сотоварищами - своими воспитанниками (с ними! с ними!) методику
коммунистического воспитания. Он не был одиночкой в этом труднейшем и благороднейшем деле. Практический социализм вызвал к жизни
творчество множества педагогов-практиков (Шацкого, Сороки-Росинского - Вик-никсора по <Республике Шкид> Пантелеева) и других,
других. Но как это всегда случается в истории (история воспитания - не исключение), только ум, способный подняться до высокого
уровня обобщений, приводит в систему то, что вызрело в преобразованной реальности. Антону Семеновичу Макаренко обязана советская
педагогика теоретическим обоснованием основ методики коммунистического воспитания новых поколений социалистического общества.
Конспективно скажем об этих основах.

Коллектив и личность

Первое и главное - ВОСПИТАНИЕ В КОЛЛЕКТИВЕ И ЧЕРЕЗ КОЛЛЕКТИВ.
К 1922 году коллектив колонии, которым руководил Макаренко, сложился. В нем сформировались отношения товарищеской ответственной
зависимости каждого от всех (от коллектива) и всех от каждого. Не просто зависимости, что была в стихийно возникших группах и
группировках беспризорных до их поступления в колонию (зависимости от грубой силы, когда слабый подчиняется сильному), а именно
зависимости ответственной - каждый был ответственен перед коллективом/Такой характер отношений определился далеко не сразу и, что
подчеркнем, не в результате <душеспасительных> разговоров Макаренко и его сподвижников-педагогов с воспитанниками. Он, этот характер
отношений, сформировался в процессе организации коллективного труда по созданию хозяйства колонии. Хозяйства (все начиналось с
лесозаготовок для обеспечения тепла зимой), позволявшего вначале преодолеть голод и холод, а затем выйти на перспективу
разносторонней жизни трудового коллектива - преодоление безграмотности, создание школы, подготовка поступления на рабфак,
обеспечение рабфаковцев стипендией от колонии, создание художественного театра, многочисленных кружков по интересам и, главное,
главное и главное, - организация не просто нормального быта (в колонии он был образцовым), а созидательного социалистического
(коллективного, общественного) бытия. Колония нравственно преобразовалась: она перестала быть учреждением перевоспитания
несовершеннолетних правонарушителей - являла собой подростково-юношеский советский коллектив, естественным образом встроенный в
процесс социалистического преобразования страны.
Созидательное преображение колонии художественно-рельефно представлено А.С.Макаренко в <Педагогической поэме>. Объединение
разрозненных, социально и нравственно запущенных личностей в единый коллектив происходило не без драм. Кто читал <Педагогическую
поэму>, вспомнит, как в состоянии отчаяния (кражи не прекращались) и запредельного напряжения молодой тогда (в первый год
колонистской жизни) Антон Макаренко поднес дуло старенького револьвера к виску, но колонисты опередили его - не дали нажать на
курок: он потерял сознание. Вспомнит читатель, как Антон Макаренко, охваченный тяжкими раздумьями, ушел в лес и вдруг обнаружил, что
за деревьями, что окружали его, прячутся колонисты: они думали, что их Антон решил уйти из жизни...
Организация внутриколлективных отношений как отношений нравственной, ответственной зависимости - вот что освобождало колонистов от
тяжкого (для многих - преступного) опыта их прошлой жизни. Макаренко делает вывод, который до него никто не решился сделать в
мировой педагогике: чтобы воспитанники почувствовали себя полноценными членами общества, им никогда (!) нельзя напоминать о прошлом.
В 1922 году он отказался принимать личные дела колонистов. Он решил, и решил навсегда: что было в прошлом, я не хочу и не имею права
знать. Он ввел это правило в колонии - ни слова о прошлом. Оно было принято колонистами и свято ими соблюдалось. Нет, жизнь не
начиналась с чистого листа. Она начиналась с выявления и выражения личных способностей и талантов в целесообразном и организованном
коллективном движении - в труде-заботе. В движении, которое всегда ориентировалось на движение советского общества, всегда
сопрягалось с ним. В колонии имени Горького и в коммуне имени Дзержинского воспитывались не несовершеннолетние правонарушители, а
молодые советские люди.
А.С.Макаренко был решительным противником методики парного морализирования, когда педагог наставлял воспитанника на путь истинный,
всеми силами стараясь заручиться доверием воспитанника к себе-педагогу, но никак не к коллективу. Эту методику педагогического
воздействия он считал антисоветской. Считал ее буржуазной - индивидуалистической. Он называл ее методикой разрозненной возни с
личностью.
<Позвольте, позвольте, - скажут нам, - а где же индивидуальный подход?! Ваш Макаренко что - отрицал его?!> Эти возмущенные вопросы,
как правило, задавались и Антону Семеновичу. Нет, индивидуального подхода к воспитаннику Макаренко не игнорировал. Но был убежден,
что никто лучше не знает индивидуальных особенностей каждого в коллективе, чем сам коллектив. Через коллектив он осуществлял
индивидуальный подход.
К примеру, он видел, что тот или иной колонист или коммунар страдает эгоистическим тщеславием, что сказывается на выполнении им
обязанностей перед коллективом. Антон Семенович через дежурного по колонии (коммуне) передает ему записку: <Прошу завтра, после
сигнала <отбой> (спать), зайти ко мне на беседу>. Чаще всего случалось так: юноша или девушка, получив записку и увидев Антона
Семеновича в тот же день, обращались к нему: <А можно сегодня прийти к Вам?> Ответ был всегда один: <Приходите, как указано в моей
записке>. А дальше начиналось то, что Макаренко называл ПЕДАГОГИКОЙ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ. Воспитанник мучался в догадках: за что
Антон его приглашает к себе. Твердо знал, как и все в колонии и коммуне: Антон просто так не вызовет - что я сделал не так? Не было
другого выхода, чтобы получить ответ на мучительный вопрос, как только обратиться к товарищам по первичному (отрядному, бригадному)
коллективу. Тут-то и начиналась коллективная педагогическая мистерия: приглашенный к Антону выслушивал всю правду о себе и получал
наставление-поддержку: <Скажи все сам - Антон поймет>.
В назначенный день и час воспитанник входил в кабинет к заведующему. Макаренко строго, но без приговора в глазах, смотрел на
вошедшего и спрашивал:
- Ну, ты все понял?
- Да.
- Хорошо, что понял. Иди и не забудь о выводах, которые сделал сам.
Конечно же, такой индивидуальный подход возможен только в нравственно и политически (о чем скажем особо) зрелом коллективе, Вне его
он обречен на провал. Вне коллектива педагог выступает как носитель некоего совершенства: лишь ему можно довериться, и никому более,
а это значит, что в жизни можно и нужно ориентироваться только на избранных. Избранник - все, другие - ничто. В буржуазном
эгоистическом обществе так оно и происходит. Антон Семенович вел индивидуальные беседы с воспитанниками. Делал это постоянно, но
всегда помнил: он - уполномоченный коллектива.
А.С.Макаренко сформулировал диалектическое кредо социалистической педагогики: каждое наше прикосновение к коллективу есть
одновременно прикосновение к каждой входящей в него личности и наоборот: каждое наше прикосновение к личности есть одновременно
прикосновение ко всему коллективу. И далее: внешне мы не имеем дело с личностью, хотя на самом деле только с нею мы имеем дело, но в
коллективе и через коллектив.
<Достойной нашей эпохи и нашей революции организационной задачей, - утверждал Макаренко, - может быть только создание метода,
который, будучи общим и единым, в то же время дает возможность каждой отдельной личности развивать свои особенности, сохранять свою
индивидуальность. Такая задача была бы абсолютно непосильной для педагогики, если бы не марксизм, который давно разрешил проблему
личности и коллектива>.
Таким был метод воспитания в коллективе и через коллектив.
А.С.Макаренко - один из основателей советской социологии и социальной психологии. Именно он в противовес бытующему в 20-е, 30-е годы
определению коллектива - <совокупность взаимодействующих индивидуумов> - дал свое определение, отвечающее логике советской жизни:
<Социалистическое общество основано на принципе коллективности. В нем не должно быть уединенной личности, то выпяченной в виде
прыща, то размельченной в придорожную пыль, а есть член социалистического коллектива>.
<В Советском Союзе не может быть личности вне коллектива и поэтому не может быть обособленной личной судьбы и личного пути и
счастья, противопоставленных судьбе и счастию коллектива>. <Коллектив - это социальный организм>.
Советская, иными словами, политическая организация общества в СССР так была построена, что общее выражалось в личном, равно как и
личное в общем, коллективном. Советский коллектив строился по образу и подобию Советской власти. В этом заключалась особенность его
политической организации; власть избиралась низами (снизу доверху), верхи контролировались низами и отчитывались передними.
Советская организация общества одновременно являлась и организацией в нем тех нравственных отношений, что отвечали основополагающей
культурно-исторической традиции России - коллективизму. А.С.Макаренко, прекрасно знающий русскую историю, понимал это, как никто
другой. Вспомним его утверждение: <Индивидуальную психологию считаю несуществующей>. Да, он считал невозможной психологию индивида,
взятую вне коллективных отношений, в которых и формируется, и проявляется индивидуальность конкретной личности. Изолированная от
названных отношений, когда коллектива просто нет, либо он есть, но человек по своей воле отчужден от него, индивидуальная психология
с неизбежностью перерастает в индивидуалистическую. Это и имел в виду А.С.Макаренко в цитируемом его утверждении. Именно с
насаждения индивидуалистической психологии, вначале медленно и прикровенно (скрытно), в 60-е годы, затем в 70-е и 80-е, открыто и
интенсивно внедрялись западные методики психологических исследований и экспериментов в практику воспитания в СССР. Внедрялась
социометрия - вспомним <труды> Я.Л.Коломинского, перепевающие идеи книги американского психолога Д.Морено <Кто выживет?>, изданной в
1934 году (!). Социометрия имела целью определить предпочтения в межличностных отношениях (симпатий и антипатий) в коллективе,
выявить в нем неформальных лидеров. Советская организация коллектива изначально признавалась формальной, бюрократической, довлеющей
над свободной личностью. Педагогам предписывалось действовать в соответствии с данными социометрии: учитывать те или иные
особенности межличностных отношений и влияние на их характер неформальных лидеров. Иными словами, признать и узаконить групповщину.
Коллектив признавался лишь объектом, но никак не субъектом воспитания. По сути дела, коллектив исчезал, так как, по Д.Морено, он
сравнивался с физиологической структурой клетки, а она независима от сознательной воли человека. Произошло возвращение к
разрозненной возне с личностью (А.С.Макаренко), что была уподоблена подопытному кролику.
Педагогическая практика (практика коллективного воспитания) долго этому сопротивлялась, но в конце концов она оказалась в
растерянности: против науки не попрешь, а она рекомендует и настаивает... Диссертационная педагогика (она все более и более
базировалась на американских методиках психолого-педагогических исследований) стала брать верх над советской системой воспитания -
личность превыше всего! Учительство в гору горбачевской перестройки вжало голову в плечи: да, конечно же, свобода личности на первом
месте - остальное потом. Остальным был школьный коллектив, организованный так, как была организована Советская власть. Нет, не все
учителя смирились с <новым> веянием, но смирившихся оказалось больше: педагогическое наследие А.С.Макаренко было сдано в архив.
Затем, что всем известно, сдана была в архив и Советская власть, до того оболганная, расстрелянная.

Дисциплина - это свобода

О Макаренко <забыли>, что объяснимо: его творчество нашло свое выражение и получило общественное признание в эпоху, которая
очернялась в перестроечном злословии, - в сталинскую эпоху. Именно тогда торжество социалистических, коллективных интересов стало
явью. Именно тогда коллективизм лег в основу советского патриотизма, победившего фашиствующий индивидуализм в годы Великой
Отечественной войны. Макаренко готовил своих воспитанников к войне не на жизнь, а на смерть. Для этого формой (способом) жизни
советского коллектива, его единства должна была стать дисциплина. Но не дисциплина повинности и слепого послушания, а дисциплина
движения вперед, дисциплина борьбы и преодоления препятствий. Тех препятствий, что, по Макаренко, заключаются в нас - в людях (лень,
себялюбие, корысть - все проявления частнособственнической психологии, оставшейся от старого общества).
<Дисциплина нужна нашей стране потому, что у нас мировая героическая работа, потому, что мы окружены врагами, нам придется драться,
обязательно придется. Вы должны выйти из колонии закаленными людьми, которые знают, как нужно дорожить своей дисциплиной...> С этими
словами А.С.Макаренко обращался к своим воспитанникам в 1935 году. По вопросам воспитания сознательной дисциплины он произвел
переворот в мировой педагогике.
Чтобы быть сознательной, дисциплина должна основываться не на сознании отдельно взятой личности, а на требовании коллектива. Причем
на требовании, доведенном до логического конца - непоследовательность, половинчатость, нерешительность в предъявлении коллективного
требования разрушают коллектив, делают его беззащитным.
Требование должно сопровождаться сознанием. Макаренко первым заговорил о теории морали по вопросу дисциплины. Дисциплина нужна для
защиты коллектива, его интересов, для защиты каждого. Дисциплина нужна для того, чтобы личность чувствовала себя защищенной, чтобы
гарантировано было ее здоровое гражданское самочувствие. Личность беззащитна, если коллектив не умеет защитить себя.
Такова, в общем, суть первой макаренковской теоремы дисциплины. Чтобы перейти к изложению других, расскажем одну историю из жизни
коммуны имени Дзержинского.
Небольшое предисловие: коллектив коммуны делился на отряды, во главе которых стояли избранные на собрании отряда командиры. Каждый
день один из наиболее авторитетных из них исполнял обязанности дежурного по коммуне (дежурный командир). Он носил красную повязку и
имел очень большую власть. Она ему была необходима, так как он отвечал за всю работу коммунарского коллектива в течение дня -
уборка, обед, прием гостей, порядок и чистота, работа школы и производство. Приказы дежурного командира выполнялись беспрекословно.
Никто не имел права разговаривать с ним сидя, не имел права ему вбз-ражать. Вечером дежурный командир отдавал рапорт заведующему
коммуной, т.е. А.С.Макаренко.
И вот в один из вечеров дежурный командир Иванов (фамилия условная) во время рапорта докладывает, что в коммуне произошла кража -
украден радиоприемник, принадлежавший двенадцатилетнему члену коммуны Мезяку. Тот полгода копил заработанные на производстве деньги,
чтобы купить редкую тогда вещь.
Дежурный предложил избрать комиссию, которая расследовала бы факт кражи, и на общем собрании (высшем органе коллективной власти в
коммуне) настаивал на том, чтобы довести дело до конца - найти вора. На следующий день несколько пионеров-малышей пришли к Антону
Семеновичу и сказали, что нашли радиоприемник в театре под сценой. Просили освободить их от работы, чтобы проследить, кто придет к
суфлерской будке. К ней несколько раз подходил Иванов, но радиоприемник не брал.
Тогда Макаренко сыграл ва-банк..Позвал Иванова и сказал:
- Ты украл радиоприемник, и баста!
Тот побледнел:
- Да, я украл.
Комсомольцы исключили Иванова из своих рядов и передали дело на общее собрание коммунаров. Собрание постановило: выгнать из коммуны,
причем выгнать буквально, - открыть дверь и спустить Иванова с лестницы.
Макаренко возражал, вспоминал многие случаи, когда предлагали выгнать и того, и другого, и третьего. Он обладал чрезвычайно большим
авторитетом у коммунаров и мог добиться ранее, чего хотел. Но тут ничего не мог поделать - впервые коммунары лишили Макаренко слова.
Но постановление <выгнать> могло вступить в силу только после его утверждения соответствующим органом НКВД, являющимся учредителем
коммуны. Макаренко напомнил об этом. Собрание согласилось.
На другой день несколько видных чекистов приехали в коммуну. Их встретили так:
- Вы чего приехали? Защищать Иванова?
- Нет, добиться справедливости.
Между коммунарами и чекистами разгорелся диспут о дисциплине. Чекисты говорили:
- Иванов ваш передовик, вы его вооружили доверием. А теперь, когда он один раз украл, вы его выгоняете. А затем, куда он пойдет? Он
пойдет на улицу, а это означает - бандит! Неужели вы так слабы, что не можете перевоспитать Иванова? Вы, такой сильный коллектив, вы
перековали столько человек, неужели вы боитесь, что он плохо на вас повлияет? Ведь вас 456 человек! А он один.
Как заметил Макаренко, повествуя об этой истории: это убийственные доводы, убийственная логика. Но вот что отвечали чекистам
коммунары:
- Если Иванов пропадет - правильно. Пусть пропадает. Если бы он украл что-нибудь - одно дело. Но он был дежурным командиром, мы ему
доверили коммуну, он председательствовал на общем собрании и упрашивал нас - говорите то, что знаете. Тут не воровство. Это он один
нахально, цинично, нагло пошел против всех, пошел против нас, против Мезяка, который несколько месяцев собирал на радиоприемник из
своего заработка. Если он пропадет, нам не жалко его!
И во-вторых, мы с ним, конечно, справимся. Мы не боимся, но нас это не интересует. Мы потому и справимся с ним, что мы можем его
выгнать. И если мы его не выгоним и другого не выгоним, тогда наш коллектив потеряет свою силу и ни с кем не справится. Мы его
выгоним, а таких, как он, у нас 70 человек, и мы с ними справимся именно потому, что мы его выгоним!
Чекисты возражали: теряете члена коллектива. Коммунары называли такую-то и такую-то колонию, где нет дисциплины, и спрашивали:
- Сколько они теряют в год? Там бежит в год 50%. Значит, если мы настаиваем так жестко на дисциплине, то потеря будет много меньше.
Мы согласны потерять Иванова, но зато справимся с другими.
Коммунары аплодировали хорошим выступлениям чекистов. Но когда дело доходило до голосования, все сразу поднимали руки за то, чтобы
Иванова выгнать. Опять слово брали чекисты, опять убеждали собрание, но они знали - Иванова выгонят. В 12 часов ночи постановили:
выгнать именно так, как решили вчера - открыть двери и спустить с ле-
стницы. Единственно, чего добились чекисты, чтобы виновного выгнали не буквально, физически, а взяли под стражу и отправили в
Харьков. Так и выгнали.
Антон Семенович принял меры: Иванова отправили в другую колонию, но чтобы никто не знал. Однако через два года коммунары узнали, как
было дело, и сказали Макаренко прямо: вы нарушили наше постановление.
Как признался Макаренко, после этой истории он долго думал - до каких пор интересы коллектива должны стоять впереди интересов
отдельной личности? Он так ответил на данный вопрос: <Я склонен думать, что предпочтение интересов коллектива должно быть доведено
до конца, даже до беспощадного конца - и только в этом случае будет настоящее воспитание коллектива и отдельной личности>.
Другие макаренковские теоремы сознательной дисциплины таковы:

- Дисциплина в советском обществе защищает коллектив, а с ним и личность, потому, что она в этом обществе есть свобода, есть
результат принятия решений не из-под палки (по воле хозяина), а по осознанной необходимости защиты от произвола, анархии, каприза
ничем и никем не контролируемой личности, претендующей на исключительность своего <я>. Дисциплина - это свобода. Как ни
парадоксально, бывшие беспризорники воспринимали это утверждение как аксиому: они знали, что такое власть вожаков-эксплуататоров в
воровской малине, знали, что такое унижение личного достоинства и чести, что такое страх перед физическим насилием глотов (вожаков).
Они впервые в жизни осознали, что от их личного волеизъявления зависит общее решение, что это решение делает их равными с другими -
свободными людьми;
- дисциплина есть борьба, борьба за всех и самого себя, борьба за счастье страны, народа и личное счастье, она есть движение вперед;
- дисциплина украшает коллектив и каждого его члена. Макаренко впервые ввел понятие <красота дисциплины>. Под нею он понимал красоту
целесообразных и целеустремленных человеческих отношений, застрахованных от вседозволенности индивидуализма. Он много внимания
уделял эстетике дисциплины - внешнему выражению ее красоты: колонисты и коммунары были красиво одеты, шли в красивом военном строю с
оркестром (да каким - профессиональным!) и знаменем впереди. Внешняя, отнюдь не внутренняя, военизация их жизни - подъем флага
поутру, ответы <Есть!> на приказания командиров, салют при рапорте дежурного командира и т.п. Когда коммуну имени Дзержинского
посетили видные политические деятели Франции, их встретил дежурный командир. Прозвучал сигнал для сбора коммунарского оркестра, и
через несколько минут капельмейстер-коммунар поднял дирижерскую палочку: полились мелодии из опер <Кармен>, <Чио-Чио-Сан>,
<Риголетто>. Это не было исключением. Это было правилом: за
пять лет жизни коммуны ее посетили 214 делегаций, из них более 30 - иностранные.

Почему Макаренко назвал основные положения воспитания советской дисциплины теоремами, а не аксиомами? Да потому, что верность данных
положений колонистам и коммунарам надо было доказывать самим себе и словом, и делом. Антон Семенович называл процесс доказательства
самим себе философским оздоровлением коллектива по вопросу дисциплины. Считал, что названный вопрос должен стать стержневым в теории
коммунистической морали. Он приступил к ее разработке, но не успел продолжить и завершить своих начинаний.
Но успел доказать (читайте его сочинения): вопрос дисциплины как явления нравственного и политического мог быть полностью решен
только в социалистическом обществе; только в нем дети, выражаясь языком философии, переставали быть лишь объектами воспитания и
становились его субъектами - созидателями и творцами коллективной жизни, в которой они, каждый из них, формировались, как личность
коллективиста-борца.
Из социалистической действительности вывел А.С.Макаренко педагогическую систему коммунистического воспитания. Вооружившись ею,
советский учитель выиграл войну с фашистской Германией - воспитал поколение победителей. Поколение Матросовых, Космодемьянских,
Кошевых и Тюлениных.

Педагог-диалектик

Дисциплина - не самоцель, она - результат всего воспитательного процесса в коллективе, имеющем ясную перспективу своего развития -
ближнюю, среднюю и дальнюю. Если ближней перспективой в трудовой колонии имени Горького могла быть подготовка ко <дню первого снопа>
(к началу уборки урожая, что в конце рабочего дня праздновалось торжественно и весело), средней - создание зажиточного коллективного
хозяйства с трудом-заботой - это требовало длительного трудового усилия, то дальней перспективой для колонистов был рабфак -
получение высшего образования, позволяющего войти в большую жизнь страны с достаточно высокой культурой. Главное, чтобы дальняя
перспектива выходила на перспективу Союза.
Перспектива дает смысл коллективному движению вперед, радость жизни. Каждый колонист и коммунар видел цель своего движения и знал,
что она достижима в коллективе, жизнь которого органически связана с жизнью всей страны. Такое понимание и ощущение красоты жизни
становится возможным в большом производственном коллективе. Соединить обучение и воспитание с производительным трудом, но с трудом
не на хозяина, а на общее дело, когда в нем <мое> итожится в <нашем>, - этот давний марксистский идеал Макаренко сделал реальным.
Его опыт в этом отношении является до сих пор непревзойденным в мировой педагогической практике.
Когда в 1932 году министр правительства Франции Э.Эрио (будущий премьер-министр, социалист) посетил коммуну имени Дзержинского, он
признался: <Я потрясен... Я видел сегодня настоящее чудо... чудо, в которое я бы никогда не поверил, если бы не увидел его
собственными глазами>.
Что же увидел Э.Эрио? Он увидел завод с новейшей технологией производства - завод электрооборудования (выпускал электросвер-. лилки,
до того закупаемые СССР в Австрии). Позже появился завод по 1 производству фотоаппаратов (на нем изготовлялся знаменитый ФЭД- первый
советский фотоаппарат). Французский министр увидел также красивый архитектурный ансамбль: здание школы-десятилетки, бытовые
помещения. Внутри - великолепная оранжерея. <Цветы восхитительны!> - сказал гость.
Но более всего Эрио поразило то, что он узнал. Он узнал, что для строительства заводского корпуса и приобретения новейшего
оборудования потребовался один миллион рублей - громадная сумма по тому времени. 600 тысяч рублей (за год!) заработали коммунары,
изготавливая на старых, донельзя изношенных станках изделия ширпотреба - театральные кресла, кульманы, масленки. Работали они в
неказистых деревянных сараях, ими же построенных. Заработать деньги на строительство современных заводов было их средней
перспективой, дальней - освоить новую технику и подготовиться к обучению на
К 1934 году в жизнь коммуны вошел хозрасчет (Макаренко назвал его лучшим воспитателем). Ее производственный комбинат (два завода)
имел пятнадцатимиллионный промфинплан, собственное имущество на семь миллионов рублей, из которого на триста тысяч рублей золотом
только одного импортного оборудования. Заводы выпускали уже двадцатую тысячу сложных механизмов и находились в прямых деловых
производственных отношениях с самыми далекими краями Советского Союза.
Возможно ли такое в условиях современной капиталистической России? Многие скажут: никоим образом! И все же такое - организация
коллективного труда-заботы подростков и юношей, лишившихся семьи, брошенных на произвол судьбы, вполне вероятна. И в темном царстве
во все времена бывали и бывают лучи света, разрывающие тьму. Народные предприятия, построенные по типу макаренковской коммуны, могут
появиться - хватило бы только мужества и упорства, хозяйственной сметливости, организационного и педагогического таланта. А все это
есть в жизни. Нужна организация дела. Дела, за которое могла бы и должна бы взяться Компартия России. Это отвечает выдвинутым ею
лозунгам самоорганизации, самозащиты и самоспасения народа.
Но вернемся к коммуне имени Дзержинского. В1934 году она вышла на самообеспечение - ни копейки от государства.
Да, это было чудо как результат многолетней жизнедеятельности трудового коллектива коммуны. Его созидательную силу А.С.Макаренко
называл могуществом непревзойденным. И сам он обладал могуществом непревзойденным - был педагогом-диалектиком. Обладал талантом
видения основных противоречий в коллективе и конкретной личности воспитанника. Талантом умения соединять противоположности для
разрешения данных противоречий.
А.С.Макаренко всегда утверждал: <Педагогика есть наука диалектическая>. Его кредо в формировании коллектива и каждой в нем личности:
как можно больше уважения к человеку, как можно больше требования к нему. Это ли не конкретная живая диалектика - уважать можно
больше того, с кого можно больше потребовать, и наоборот?!
Понятие дисциплины, отражающее до Макаренко не иначе как давление внешней силы, он перевоплотил в понятие свободы и красоты
человеческого поступка. Новая, советская, педагогика рождалась у него, по его же словам, не в мучительных судорогах кабинетного ума,
<а в живых движениях людей, в традициях и реакциях реального коллектива>.
Наказание воспитывает раба - таков был непреложный постулат <традиционной> педагогики от Руссо. Макаренко отбрасывает его как
пережиточный и утверждает вначале в практике жизни советского коллектива, а затем и в теории: <НАКАЗАНИЕ должно быть объявлено такой
же ЕСТЕСТВЕННОЙ, ПРОСТОЙ и ЛОГИЧЕСКИ ВМЕСТИМОЙ мерой, как и всякая другая мера>; <наказание должно разрешить и уничтожить отдельный
конфликт и не создавать новых конфликтов>. Отсюда, по Макаренко, наказание не должно никоим образом доставлять страдание человеку,
то есть унижать его достоинство. Напротив, оно должно быть формой уважения к нему - предоставления возможности доказать, что он -
член коллектива и готов выполнить его требование без колебаний и проволочек. В коммуне право на высшую меру наказания имел только
получивший звание <коммунар>. Такой мерой могли быть выговор перед строем коммуны при Знамени, арест на несколько часов в кабинете
заведующего. Воспитанник, не имеющий звания коммунара, мог получить наряд вне очереди, мог остаться и без наказания при коллективном
порицании его неблаговидного поступка.
Вот к примеру: попал в коммуну подросток - воришка. Его кража (не удержался) обнаружена. На общем собрании выходил он на середину
(такова была традиция) и говорил:
- Я больше никогда не украду.
Собрание смеется и председательствующий заключает:
- Ты еще два раза украдешь, а потом все - красть не будешь.
С мест:
- А какое ему наказание?
- Да никакого - он еще сырой.
Парень еще два раза украл по-мелкому и никогда уже в жизни не брал чужого. Он знал, что если украдет в третий раз, то надо бежать из
коммуны. А жить в ней было очень интересно и радостно.
Наказание в колонии и коммуне всегда было индивидуальным и применялось только тогда, когда коллективное мнение определилось -
наказание неизбежно. И еще одно условие: никому и никогда нельзя было напоминать о наказании с момента принятия решения о нем. Опять
же: как можно больше требования к человеку, как можно больше уважения к нему. Заметим, наказывать в коммуне имели право только общее
собрание и заведующий коммуной.
Как педагог-диалектик, Макаренко самое пристальное внимание уделял отношениям в коллективе не на линии равностояния, когда все равны
в правах и обязанностях, а на линии разностояния: командир (начальник) - подчиненный. На уровне разностояния, где товарищ должен
уметь приказать товарищу и товарищ должен уметь подчиняться товарищу, возникают те конфликты и противоречия, что, не будучи
разрешимыми, приводят к образованию в коллективе аристократической касты, к загниванию актива, а потом и всего коллектива. Чтобы не
допустить этой беды, Макаренко пришел к необходимости переплетения ответственной зависимости во внутреколлективных отношениях, а
именно: в колонии и коммуне каждый воспитанник выступал то в роли командира, то в роли подчиненного. Происходило это не раз от раза,
а ежедневно. Скажем, бригадир на производстве имел в своем подчинении командира отряда. Возвращаясь в отряд после работы, он
становился рядовым. В школе он и командир отряда выполняли все распоряжения старосты класса - рядового члена отряда, бригады.
Макаренко исключил из практики жизни подростково-юношеского коллектива совмещение нескольких должностей в одном лице.
Бюрократического чинодральства в колонии и коммуне не было и не могло быть.
Жизнеутверждающая, оптимистическая педагогика Макаренко строилась на вере в способности детей к социальному творчеству. Он заявлял
непреклонно: <Никаких прирожденных преступников, никаких прирожденных трудных характеров нет; у меня лично, в моем опыте, это
положение достигло выражения стопроцентной убедительности>. Противников данного утверждения педагога-новатора было более, чем
достаточно. Его творческий опыт в 1929 году признан антисоветским с издевательской оговоркой; результаты хорошие, но методы никуда
не годятся. Его лишили руководства колонией имени Горького: он встречал великого писателя в колонии, будучи уволенным, о чем ни
слова не сказал Алексею Максимовичу.
Главными противниками Антона Семеновича были педологи. Педология - буквально наука о детях, царствовала в теоретической и
практической педагогике в 20-е, 30-е годы. Наукой она так и не стала, несмотря на серьезные и ценные исследования в области
психологии детства (работы П.П.Блонского и Л.С.Выготского). Возобладала в ней биологизаторская и социологизаторская теория -
ветхозаветная теория наследственности и среды.
Педологи - биологизаторы считали, что наследственность определяет поведение ребенка и, что главное, его умственное развитие (искали
связь последнего с возрастом матери и т.п.). Чрезвычайно увлекались тестами, при помощи которых определяли так называемый
коэффициент умственной одаренности (IQ) учащихся. То же самое сегодня делают в школах и институтах России, выявляя коэффициент
интеллектуальности по методике американского психолога Айзенка. Изучите тесты, заложенные в содержании единого госэкзамена, и вы
убедитесь в этом. В результате <тестирования> высокий коэффициент, как правило, совпадает с высоким финансовым положением родителей.
По данным педологических исследований, более половины советских детей в начале тридцатых годов оказались <умственно отсталыми>. Все
они из поколения победителей.
Педологи - социологизаторы доказывали, что социальная среда, окружающая человека в детском и юношеском возрасте, фатально определяет
его судьбу. То же самое мы находим и в современных западных психологических изысканиях, получивших <зеленый свет> в России:
слесарю - слесарево, кесарю - кесарево. Педологи договорились до неизбежности отмирания школы: она не в состоянии противостоять
среде и наследственности.
Макаренко с его опытом коммунистического воспитания был для педологов (а они правили бал в советской педагогике), что кость в
глотке. Коллектив с его борьбой за каждую личность и личность, формирующаяся в коллективных отношениях, - для педологов просто не
существовали. Они обязывали педагогику плестись в хвосте своих психологических механистических исследований. Макаренко же убеждал
товарищей по практике воспитания: психология должна сопровождать педагогику, не подменяя ее. Педагогике он отводил преобразующую
роль в формировании коллектива и личности.
Он был убежден: раннее правонарушение, беспризорничество в буржуазном обществе есть следствие разделения этого общества на классы, н
а мир богатых и бедных. В социалистическом обществе правонарушение и беспризорничество носит временный характер (разрушение семьи в
годы Гражданской войны), в нем оно преодолимо, как только дети оказываются в нормальном коллективе. В буржуазной стране названная
социальная трагедия детства вечна. Попытка прикрыть ее дурной наследственностью, испорченной средой - ложь и лицемерие. Не по
надуманной причине названной наследственности и среды миллионы беспризорников бродят сегодня по России...
Возможно ли сейчас в нашей стране, где властвует капитал - капитал самый безжалостный - олигархический, использовать педагогический
опыт Макаренко? И возможно и необходимо, ибо это опыт борьбы за защиту коллектива, опыт борьбы за личность, защищенную коллективом.
Это опыт сопротивления изуродованной социальной среде, опыт движения вперед - к личной чести и достоинству, к социальной,
политической и нравственной справедливости. Поэтому обратились к нему мыслящие и совестливые педагоги западного и не только1
западного мира, убедившись в крахе индивидуалистического воспитания.
Уверены, что методика макаренковского воспитания в коллективе и через коллектив не исчезла в школах и профтехучилищах, как не
исчезли в них честные педагоги - носители русской, советской культуры воспитания. Они готовят в будничной работе-борьбе подрастающее
поколение к духовно-нравственному сопротивлению насильно насаждаемым нормам жизни <цивилизованного> Запада. Возвращение к Макаренко
столь же неизбежно, сколь неизбежно возвращение к коллективным, социалистическим началам жизни России.
...Лишь в 1936 году А.С.Макаренко вздохнул свободно, когда появилось постановление ЦК ВКП(б) <О педологических извращениях в системе
наркомпроссов>. До этого долгие годы его травили безжалостно.
Ему всегда было трудно, иногда и тяжко. В <Педагогической поэме> можно найти единственное откровение А.С.Макаренко в минуты нелегких
раздумий: <Почему такая несправедливость?.. Ведь я сделал хорошее дело, ведь это в тысячу раз труднее и достойнее, чем пропеть
романс на клубном вечере, даже труднее, чем сыграть роль в хорошей пьесе, хотя бы даже и в МХАТе... Почему там артистам сотни людей
аплодируют, почему артисты пойдут спать домой с ощущением людского внимания и благодарности, почему я в тоске сижу темной ночью в
заброшенной в полях колонии, почему мне не аплодируют?..>
Сказано это было лишь единожды... Вся жизнь А.С.Макаренко - непрерывная борьба, движение к счастью, ощущение его полноты. Полноты
трудного счастья - а может ли оно быть иным? Когда он видел, как пошел на нравственную поправку еще один его воспитанник, то
признавался: вздохнул свободно, как после трепанации черепа.
Антон Семенович Макаренко получил широкое признание в Советском Союзе и за рубежом после выхода в свет отдельным изданием первой
части его <Педагогической поэмы> в 1934 году. Ему оставалось жить еще пять лет. Он прожил их в самоотверженном труде: написал три
повести и почти ежедневно выступал, стал известным публицистом.
1 апреля 1939 года он успел вскочить в вагон пригородного поезда на станции Голицино Белорусско-Балтийской железной дороги. Успел
сказать: <Я - писатель Макаренко>, - и умер от разрыва сердца.
По прошествии многих дет, в 60-е годы, автору очерка довелось познакомиться с героями <Педагогической поэмы> - Семеном Карабано-вым
(Калабалиным), Перцом (Перцовским), другими. Вспоминая годы своей жизни в колонии и коммуне, они говорили: <Мы жили при коммунизме.
Мы знаем, что это такое>. Когда они были юными и расставались с колонией, коммуной, то чаще всего говорили Макаренко: <Спасибо за
жизнь!>.
За много лет до смерти А.С.Макаренко, в июле 1926 года, великий знаток человеческой души Максим Горький писал ему: <Удивительный Вы
человечище и как раз из таковых, в каких Русь нуждается>.
Вот и все - после этих слов уже ничего не скажешь.