Здесь мне хотелось бы рассмотреть вопрос о выживании капиталистической системы и ее победе над СССР и социалистической системой, без которого невозможно ответить на вопросы о природе российских реформ и перспективах российского общества, сформировавшегося за последнее десятилетие.
Для западных и либеральных российских исследователей ответ на этот вопрос очевиден. Это безусловное военное и экономическое превосходство Запада, прежде всего США, и историческая аберрантность социализма.
Так например, президент Дж.Буш утверждал в 1992 г. что, "не увидев позитивных перспектив в соперничестве с непревзойденной экономической и военной машиной США, советским лидерам ничего не оставалось, кроме как отвергнуть коммунизм и согласиться на распад империи". По мнению Ч.Фейрбенкса, "сама природа зверя" содержала в себе внутреннюю слабость, "проявившуюся в момент напряжения".
Казалось бы представление о превосходстве западной либеральной экономики над советской плановой получило свое подтверждение в финале исторического противоборства этих систем.
Однако, итог Холодной войны является лишь промежуточным результатом исторического движения капитализма.
На сегодня куда большее значение приобретает отчетливо вырисовывающийся крах модернизации незападного мира. По данным ООН мировое сообщество более чем наполовину состоит из государств, которые не в состоянии обеспечить ни собственный суверенитет, ни безопасность и минимальный уровень жизни своим гражданам. Не в этом ли заключается причина дестабилизации системы международных отношений, предстающая на поверхности в качестве феномена «международного терроризма»?
И вряд ли здесь помогут ссылки на воспроизводство отсталости, якобы исторически присущей, а точнее вменяемой, тем или иным странам и регионам.
Россия за полвека, предшествовавшие либеральным реформам, демонстрировала высокие темпы роста и построила развитую индустриальную цивилизацию. Но и здесь, при наличии производственных мощностей, высоких технологий, сырьевых ресурсов, квалифицированной рабочей силы, управленческого и инженерного корпуса, фундаментальной науки и образования, реализовались все те же проблемы, что и у «хронически отсталых» стран.
Для того, чтобы понять существо происходивших в конце 20 столетия процессов необходимо отказаться от их понимания как локализованных в странах-соперниках – США и СССР, что часто ведет к неоправданным попыткам сравнивания этих стран, выводимым из факта их противоборства.
Однако, как США, так и СССР были органичными частями двух глобальных систем, капиталистической и социалистической, организаторами и участниками двух моделей глобализации, и лишь в таком контектсе рассмотрение как их борьбы, так и ее исхода представляется корректным. Утрируя этот подход, можно сказать, что обе сверхдержавы были лишь псевдосущностями, как-бы сгустками силовых полей, порожденных глобальными процессами, которые и надлежит рассматривать в качестве базовой инстанции анализа.
Следуя метафоре Бжезинского можно представить себе мир эпохи Холодной войны как игровую доску на которой развернулась многоходовая партия двух гроссмейстеров, каждый из которых имел собственную архитектуру своей части игрового поля, определявшую доступный игроку выбор и правила ходов.
Расмотрим с этих позиций строение американской глобальной империи.
Ее экономические аспекты рассмотрены ранее, в первой главе этой книги.
В более широком плане американская система осуществляла формирование вестернизированных проамериканских общественных укладов в странах третьего мира (либо использование таковых, доставшихся внаследство от старых колонизаторов), компрадорскую трансформацию их элит с превращение последних в управляющих, доверенных агентов США, ставящих трудовые и сырьевые ресурсы своих стран на службу Америке в обмен на часть прибыли, извлекаемой ею из «интегрированной» таким образом страны и, как естественное продолжение такого курса, допуск представителей таких элит на территорию собственно США в качестве полноправных (а иногда и привилегированных, как в случае арабских нефтяных магнатов) членов американского общества и формирование диаспор, транслирующих интресы США в свои страны. Именно с последним фактором, как мне кажется, связано затухание знаменитого «плавильного котла» и переход США к политике мультикультурализма.
Такая политика сделала доллар мировой валютой, поставив на службу США ресурсы и труд всего мира, точнее его части, не охваченной социалистической системой, США же получили в виде такого Доллара (фактически выраженного в долларах неограниченного кредита, открытого Америке) таран неимоверной силы, перекрывшей все стратегические преимущества СССР, включая и необъятные географические просторы, и ресурсные богатства, и привычное к аскетизму население.
Это финансовое могущество так же создало Америке имидж не только необоримой экономической мощи, но и навсегда оторвавшегося в своем забеге лидера научно-технического прогресса, каковым она, как будет показано ниже, ни в коем случае не являлась, лидера высаживающего первого человека на Луне и способного реализовать гранидиозную программу звездный войн.
Таким образом капитализм, рассматриваемый поверх страновых рамок, взятый в глобальном масштабе (и это последнее является принцпиально важным обстоятельством) продемонстрировал гибкость и выживаемость, сумев преодолеть как внутренние, так и внешние угрозы своему существованию.
Это обстоятельство требует нового прочтения классиков антисистемной критики капитализма, обращения к теоретическому наследию Маркса и Ленина.
Согласно Ленину в начале XX века капитализм вступил в свою высшую, империалистическую стадию, характеризуемую им в рабте «Империализм как высшая стадия капитализма» знаменитыми пятью признаками:
1) концентрация производства и капитала, дошедшая до такой высокой ступени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни;
2) слияние банкового капитала с промышленным и создание, на базе этого «финансового капитала», финансовой олигархии;
3) вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение;
4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир, и
5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами.
И резюмирует: «Если бы необходимо было дать как можно более короткое определение империализма, то следовало бы сказать, что империализм есть монополистическая стадия капитализма», характеризуя эту стадию в целом как капитализм
· загнивающий (начавший разворот от технического прогресса к стагнации, обусловленной монопольным господством);
· паразитический (перенос производства в колонии, отводящий метрополии роль рантье и потребителя) и
· умирающий (раскрывший все свои потенции, создавший достаточную для обобществления степень конценрации и централизации капитала и не имеющий иных способов разрешения своих противоречий, кроме обобществления производительных сил, переросших данные общественные отношения).
Эта работа была написана в 1916 году, и невозможно не изумиться глубине постижения рассматриваемого явления, и по сию пору сохранившего указанные сущностные черты.
Хотя, с учетом исторического опыта, выводы классика необходимо деконструировать.
Прежде всего обращает на себя внимание отождествление империалистической стадии капитализма с монополизмом. Как показал опыт истории, при всей важности этого явления оно все же составляет не главный аспект системы, а скорее присущую ей тенденцию, с которой оказалось возможным бороться изнутри.
Системообразующим фактором империалистической стадии является вывоз капитала.
Именно благодаря ему удалось снять одни противоречия системы и ослабить остроту других.
Именно вывоз капитала, давший системе возможность экстенсивного развития, явился тем фактором, который обусловил выживание системы в 20 столетии.
Именно он стал и фактором ее победы над противниками и конкурентами.
Как показал еще Маркс в своей теории органического строения капитала (гл.23 I тома «Капитала») и законе тенденции нормы прибыли к понижению (гл.13-15 III тома указ. соч.) с развитием технического прогресса возрастает отношение стоимости средств производства к стоимости приводящей их в движение рабочей силы, называемое органическим строением капитала и выражающее отношение массы труда, овеществленного в средствах производства, к массе потребляемого в данном производственном цикле живого труда, являющегося источником прибавочной стоимости и прибыли.
Вместе с ростом органического строения капитала падает обратно пропорциональная ему норма прибыли капиталистического производства, что вполне естественно ввиду уменьшения доли приносящего прибыль живого труда в совокупной массе капитала, включающего увеличивающуюся долю несамовозрастающей, в отличии от рабочей силы, «балластной» стоимости средств производства.
Этот фатальный для капиталистической системы процесс означает, что в замкнутой экономике процесс накопления капитала с неизбежностью влечет падение его прибыльности и обессмысливание всего капиталистического производства, лишающегося своего главного стимула.
Америка, не имевшая колониальной империи, столкнулась с нежизнеспособностью капитализма, ограниченного собственными страновыми пределами, уже во время Великой депрессии 1929 г. Вплоть до начала Второй Мировой войны ей удавалось балансировать за счет введения в действие экстенсивных факторов (массового строительства объектов инфраструктуры, что по сути являлось внутренней колонизацией), мобилизуемых государством, принявшим кейнсианский рецепт стать совокупным потребителем, что можно считать разновидностью государственного капитализма, затем за счет военных поставок и займов, но реальный разворот к росту состоялся лишь после Второй Мировой войны, сделавшей доллар резервной (Бреттон-Вудские соглашения), а в дальнейшем и полноценной мировой валютой, а весь несоциалистический мир колонией США, в котором старые европейские колониальные державы выполняли роль полиции, до тех пор пока их роль не была сведена к нулю антиколониальным движением и переходом власти в руки местных элит, готовых обслуживать американские интересы за гораздо меньшее вознаграждение.
Но в анализе Маркса указан и выход, предоставляемый системе международным обменом.
Как показано Марксом норма прибыли капиталистического производства (отношение прибыли к капиталу) равна отношению нормы прибавочной стоимости к величине органического строения капитала, увеличенной на единицу.
Норма прибавочной стоимости вводится Марксом как отношение стоимости, произведенной рабочим сверх той, которая покрывает издержки по выплате заработной платы, к величине этой последней.
В рамках отдельно взятого общества норма прибавочнй стоимости, выражающая степень эксплуатации, ограничена физическими и общественными границами.
Однако в ситуации вывоза капитала в страны с существенно иными стандартами труда и потребления возникает возможность существенного прорыва, связанного с многократным возрастанием нормы эксплуотации, рассматриваемой со стороны ее стоимостной формы.
Так например, если работающий в США рабочий производит продукции на 150 долларов в день, получает из них 100 долларов в день заработной платы, что составляет 50% норму прибавочной стоимости, то рабочий в Азии при той же стоимости реализуемой на американском рынке продукции получает заработную плату в 10 долларов в день, что составлит норму прибавочной стоимости уже в 1400%. Такая норма прибавочной стоимости способна уже с лихвой перекрыть неблагоприятную тенденцию, вызываемую ростом органического строения капитала.
В I томе «Капитала» Маркс рассматривает виды прибавочной стоимости, преобладающие на разных уровнях развития капиталистического произвдства.
Абсолютная прибавочная стоимость соответствует у него эпохе господства ручного труда и извлекается за счет увеличения продолжительности рабочего дня за пределы, необходимые для вопроизводства жизни рабочего, интенсификации его труда, равно как и оплаты ниже уровня, необходимого для поддержания социально приемлимого качества жизни.
Относительная прибавочная стоимость извлекается в эпоху машинного производства, позволяющего в фиксированных рамках рабочего дня сократить необходимое время за счет роста призводительности труда. Что естественно, чем более производителен труд, тем меньше его требуется для обеспечения воспроизводства рабочей силы, тем большая его доля становится прибавочным трудом.
Норма прибавочной стоимости в данном случае растет без возрастания степени эксплуатации, по крайней мере в столь драматических формах, как это происходило на предшествующей ступени развития.
Однако, производимая в приведенном выше примере прибавочная стоимость не вписывается ни в одно из марксовых определений, сформулированных для системы, замкнутой в рамках отдельно взятой страны.
Экстремально низкая заработная плата азиатского рабочего не есть оплата за пределами минимума, необходимого для поддержания жизни, когда и имело бы смысл говорить о производстве абсолютной прибавочной стоимости, равно как и понятие относительной прибавочной стоимости не может прояснить нам сути рассматриваемого феномена, ведь как в США, так и в Азии применяются одни и те же производственные технологии.
Совершенно очевидно, что мы имеем дело с принципиально другим видом прибавочной стоимости, возникающей из международного обмена, за счет разницы в стоимости рабочей силы, обусловленной цивилизационными различиями участвующих в нем стран.
Назовем ее «дополнительной прибавочной стоимостью», имея ввиду ее внешнее для капиталистической метрополии происхождение.
Таким образом в рассмотренном нами примере прибавочная стоимость в размере 140 долларов распадается на регулярную часть (относительную прибавочную стоимость) составляющую 50 долларов и добавочную часть (дополнительную прибавочную стоимость) составляющую 90 долларов.
Рассмотренный выше пример позволяет так же понять коренную заинтересованность империализма в поддержании диспаритета в уровне жизни, стандартах потребления и оплаты труда между центром и периферией капиталистической системы, являющуюся главной причиной хронической отсталости переферийных обществ, без чего само существование нынешней капиталистической системы не мыслимо. Маркс, кстати говоря, пребывал в уверенности в том, что развитие колониальных стран будет непрерывным и их отставание со временем будет сглаживаться, однако, история опровергла этот прогрессистский взгляд, затормозив, а затем и развернув в противоположном направлении тенденцию, естественный в эпоху Маркса, создав настоящие очаги планетарной гангрены, оправдывающие ленинскую идею о загнивании уже в глобальном масштабе.
Мы видим таким образом, что принципиальной особенностью империализма является его ориентированность на сверхприбыль, получаемую за счет дополнительной прибавочной стоимости, обусловленной разницей цен факторов производства внутри и вне метрополии, при снижении нормы внутренней прибыли.
В категория Феноменологической философии Эдмунда Гуссерля можно сказать, что империализм есть капитализм, фундированный колониальной переферией, капитализм, для существования которого сущностно необходима колониальная переферия, только в единстве с которой он и может существовать.
Паразитизм при этом получает свое дальнейше развитие, достигая степени латентной маргинализации центра системы вследствии вымывания производства, деиндустриализации и роста паразитарного сектора услуг, получивих в совокупности название «постиндустриализма».
Другая составляющая паразитизма состоит в искусственном завышения размера рентных платежей при формировании уровня цен на Западе. Цена недвижимости, определяющая величину ренты, образуется главным образом за счет массового жилищного кредита, порядок величины которого определяется надрыночными установками центров экономической силы, и лишь с учетом этого фактора включается в рыночную стихию спроса и предложения, хотя в обыденном сознании связь выглядит противоположнонаправленной: именно высокая цена типового облицованного кирпичом фанерного домика определяет размер жилищного кредита.
Эти платежи определяют завышенный уровень цен и зарплат в метрополии, вызывая относительное занижение цен, включая сырьевые и зарплат (нео)колониальной переферии - явление, известное в советской политэкономии под именем «ножниц цен».
Но рикошетом это бьет по самой метрополии, усиливая вымывание производства, общую склеротизацию экономики и вызывая дальнейшую маргинализацию общества.
Но при всем этом преимущество, даваемое сверхвысокой нормой прибавочной стоимости, все же не перекрывается (или перекрывается в недостаточной степени) ростом органического строения капитала при переходе к термоядерной энергетике. Именно отсюда, как мне представляется, а не из соображений монополизма, проистекает ее отторжение капиталисти-ческой системой, жестко ориентированной на нефтегазовые источники энергии, что является очевидным фактором загнивания, стагнации научно-технического прогресса, замененного симулякрами «информационных технологий», СОИ и подобными проектами.
Именно при империализме мировая история стала историей не покорения космоса или атомного ядра, а борьбы за контроль над источниками и транспортными путями доставки нефти, как это описано, например, в книге Дэниела Ергина "Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть".
Но какими бы ни были долговременные издержки такого способа организации мирохозяйственных связей, он не только сообщил Западу потенциал выживания, но и позволил ему разгромить Социалистическую систему.
Вернемся теперь к Социализму.
Прежде всего хотелось бы отметить неслучайное выделение Лениным монополизма как системообразующего фактора. В его оптике именно это свойство определяло главную тенденцию развития капталистической системы. Именно монополизм Ленин принял за признак с одной стороны уже достаточно высокой степени обобществления производства, а с другой – начала сдерживания его развития в условиях частнособственнических производственных отношений («загнивания»).
Однако, как уже было сказано выше, монополизм как таковой есть лишь тенденция, хотя и важная, капиталистическй системы, пролегшая как тупиковая ветвь, а не магистральная линия обобществления, которое, по моему мнению, было реализовано в иных формах – в становлении государственно-капиталистического уклада. Последний даже не упомянут в рассмотренной ленинской работе, очевидно, ввиду его тогда еще зачаточного состояния, Ленин обратил внимание на этот феномен лишь позже, в связи с необходимостью теоретически обосновать Октябрьскую революцию, когда он впервые говорит о государственном капитализме, связывая в его с масштабным вмешательством государства в экономическую жизнь общества, и вновь возвращается к этой теме при переходе к НЭПу.
Ситуацию в целом может прояснить предположение о том, что к началу 20 века, после завершения Второй промышленной революции, обусловленной внедрением электричества и двигателя внутреннего сгорания, уровень развития производительных сил достиг критической точки (точки бифуркации), когда произошло разветвление соответству-ющих этому уровню производственных отношений.
Капитализм, запертый в направлении интенсивного развития следствиями роста органического строения капитала, нашел выход во внешней экспансии, в экстенсивном росте, позволившем сохранить родовые черты этой формации, но параллельно с ним, как исторически, так и логически, сформировался и другой ответ общества на вызов промышленной революции – социализм, как форма социальной модернизации с опрой на свои силы и ресурсы, в отсутствии внешних источников накоплений и прибыли.
Возможность такого ответа, исходящего из перефрии капиталистической системы (России), задаваемая достигнутым в центре системы уровнем развития производительных сил, могла бы так и остаться абстрактной возможностью, если бы не уникальное стечение обстоятельств (война, подорвавшая царский режим и ослабившая всю капиталистическую систему, государственный инстинкт русского народа, пассионарный всплеск еврейства, наличие в России серьезных заделов в области промышленности и транспорта и т.д.), прорвавших единую цепь стран капитализма и сделавших зримым уникальный феномен ветвления пути развития и формирования исторических альтернатив.
Однако равновесие было достаточно неустойчивым, фактически являя собой форму переходного процесса, замедленного как огромными ресурсами капиталистической переферии, так и длительным характером существования социалистической системы на том же самом уровне производительных сил: отсталость стран, пошедших по социалистическому пути так же оставляла простор для экстенсивного развития, хотя и на другом, пока еще более низком, чем у западного капитализма уровне путем переноса заимствуемых у него готовых технологий.
В конечном счете прорыва Социализма к более высокому уровню развития производительных сил, являющемуся единственным фактором, который мог бы обеспечить окончательное закрепление и победу этой формации, не произошло.
Такой уровень мог быть обеспечен лишь на более высокой стадии развития энергетики, освоения качественно новых источников энергии, что является центральным, определяющим фактором в системе производительных сил.
Управляемая энергия есть концентрированное выражение человеческого могущества, власти человека над природой. Именно уровень развития энергетики определяет стадии промышленного роста. Освоение энергия пара обусловило Первую промышленную революцию и начало формирования промышленного капитализма, запустившего, в свою очередь, механизм социальных трансформаций XIX века. Энергия электричества стала материальной основой тяжелой промышленности, обусловившей окончательную экономическую и социальную победу капитализма над элементами и пережитками предшествующей феодальной формации и, одновременно, приближение его к порогу собственного исчерпания.
Именно с этих позиций мы можем объяснить парадоксальный феномен своего рода изгойства ядерной энергетики на Западе. Это критическая точка в развитии энергетики, до которой, с учетом факторов экстенсивного роста, заморских прибылей и соответствующих механизмов разрешения противоречий, капитализм еще способен адаптировать производительные силы к своим производственным отношениям, но вот уже переход на следующую стадию – термоядерную энергетику уже полностью эту систему бы взломал.
Ядерная энергетика занимает промежуточное положение, полностью она уже не вписывается, уже создает критическое перенапряжение системы производственных отношений, и потому, не будучи отвергнута полностью, занимает переферийные позиции в энергетике и экономике капиталистической системы, всемерно ею сдерживается.
К сожалению аналогичная судьба постигла атомную энергетику и при социализме, несмотря на казалось бы гораздо большую его открытость для технических инноваций, ввиду отстутствия проблемы роста органического строения капитала и падения нормы прибыли.
Причина этого видится мне в ситуационных факторах: первоначальная ставка на экстенсивное развитие – освоение наличного технико-технологического потенциала, а затем втягивание СССР в затратный процесс социалистической экспансии (описаный в предыдущей главе) и гонки вооружений, а так же ошибочная ставка на освоения космоса, этой гонкой порожденная, но бессмысленная в рамках наличной энергетической вооруженности человека. Не исключил бы и определенных манипулятивных действий центров силы капиталистической системы по линии своей агентуры в СССР или путем неформальных договоренностей в рамках процесса Разрядки. Кстати, шеф советской термоядерной программы академик Роальд Сагдеев ныне постоянно проживает в США, женившись на внучке президента Эйзенхауера.
С другой стороны захлебнулась и социалистическая экспансия, начавшаяся в 60-х годах как встречное движение советской системы, находившей в ней опору в условиях нарастания внутренних дисбалансов послесталинской демобилизации, и части элит постколониальных стран, выбравших курс на модернизацию, что, в условиях торможения развития в условиях капиталистической системы мирохозяйственных связей (см.выше), приводило их к социалистическому выбору.
Проблемы с которыми в этой ситуации столкнулся СССР уже рассмотрены. Однако, нарастали проблемы и среди социалистических сателлитов.
Модернизация с опорой на собственные силы требовала высокой нормы накопления (доли средств, предназначенных для инвестиций) в ущерб поребелению. СССР много и щедро помогал, но он не мог полностью профинансировать индустриализацию третьего мира. Таким образом от народов, сделавших социалистический выбор, требовались жертвы, масштаб которых, по-видимому, существенно превосходил готовность на них идти.
С другой стороны, социалистический выбор требовал серьезных жертв и от элиты: высокий уровень обобществления средств производства, свойственный достигнутому индустриальной цивилизацией уровню развития производительных сил, а равно и коллективный характер инвестиций, изымаемых из непосредственного потребления, исключал возможность индивидуального участия, пусть даже и в косвенных формах, представителей правящей элиты в национальной собственности. Воспроизводилась совесткая модель экспроприации и порабощения элиты государством, воля и монополия на крупную собственность которого безраздельно доминировали в социалистическом обществе.
Третьим фактором явилась рассмотренная выше необходимость "стоимостных трансфертов" в пользу тяжелой промышленности (переноса в этот сектор стоимости из сырьевых секторов экономики и/или внешних источников), без чего тяжелая промышленность в условиях ограниченности сырьевых и энергетических ресурсов становится нерентабельной и неконкурентоспособной по сравнению с Западными экономическими структурами, опирающимися на такие трансферты из колониальной периферии. В отсутствии таких трансфертов индустриализация в условиях доминирования враждебного социалистической модернизации Запада становилась бесперспективной затеей, своих же ресурсов у большинства развивающихся стран не было.
Эти три фактора повлекли разочарование в социалистической модели и развернули вектор мирового развития в сторону американского варианта глобализации, катастрофической в долговременной перспективе, но очень привлекательной в кратко- и среднесрочной.
В конце 70-х годов наметился откат Социализма, завершившийся десятилетие спустя его полным крахом, и переход капиталистической системы в контрнаступление.
Что же позволило влить новое вино в старые мехи и реанимировать капитализм, после нокдауна нефтяного шока, и роста внутренних и внешних затруднений системы (социалистический выбор части переферийных стран и рост социальной и политической напряженности в центре системы, достаточно указать на знаменитую революцию 1968 г. во Франции)?
Для того, чтобы понять причины этого явления надо обратиться к марксовой трактовке стадий накопления и господства капитала, данной в связи с анализом прибавочной стоимости и ее видов.
Производство прибавочной стоимости предполагает подчинние труда капиталу: рабочий продает капиталисту рабочую силу, работает под его контролем и по его указаниям.
На стадии производства абсолютной прибавочной стоимости еще господствует ручной труд, разница в его производительности на капиталистическом предприятии и в ремесленной мастерской невелика и ремесленник еще может выдержать конкуренцию с капиталистом, рабочий таким образом еще не окончательно прикован к предприятию. Капитал еще не полностью подчинил себе труд.
Маркс называет эту стадию формальной доминацией капитала.
С ростом накопления капитала и появлением машинной промышленности начинается стадия производства относительной прибавочной стоимости.
Теперь уже машина (технико-технологические составляющие производства) определяет всю структуру трудового процесса, делая рабочего своим придатком. Рост производительности труда разоряет мелкое ремесленное производство, что делает невозможным для рабочего проявить свою способность к труду, создавать товары вне капиталистического предприятия.
Это стадия реальной доминации капитала. Капитал в экономическом отношении полностью подчинил себе труд и окончательно утвердился как способ производства.
Но на этой стадии он не может достичь всей полноты власти над обществом, само физическое существование рабочего ограничивает его притязания и уровень господства. Экономическое подчинение труда компенсируется социальной и политической борьбой рабочего класса. Этот же фактор (классовая борьба) является гарантом автономного существования и других институтов, фактически конструируя гражданское общество.
В общем виде это сформулировано в предшествовавшем «Капиталу» сочинении Маркса «Очерки критики политической экономии» 1857/58 гг. ("Grundrisse"), ставшем известным советским марксистам лишь в конце 30-х, а на Западе с начала 50-х годов.
Маркс пишет: «Производство определено общими законами природы, распределение же изменчивыми социальными обстоятельствами и в состоянии, таким образом, стимулировать производство в большей или меньшей степени, обмен находится между ними как формальное социальное движение; и завершающее действие - потребление, которое мыслится не только как конечная точка, но и как конец-в-себе, в действительности лежит вне экономики, кроме как в той мере, в какой оно, воздействуя на отправную точку, инициирует весь процесс снова».
Мысль многогранная, указывающая, в частности, на тот факт, что отнюдь не все стороны экономической жизни общества подвластны капиталу.
В отношениях распределения могут присутствовать и реально присутствуют привнесенные извне экономики моменты, такие как например налогообложение и другие формы государственного вмешательства, перипетии классовой борьбы, разнообразные социальные факторы и рентные отношения, унаследованные от докапиталистической эпохи, и тому подобные внешние для капитала обстоятельства, деформирующие процесс присвоения капиталистом всей массы прибавочной стоимости.
Особое место принадлежит потреблению, которое по мысли Маркса внеположено экономике, является данностью, инициирующей экономические процессы, но им в свою очередь неподвластной.
Это обстоятельство ставит капитал в положение слуги потребностей общества, ограничивает его природными, социальными, культурными и прочими рамками, позволяет воспроизводить себя лишь в пределах предъявляемых обществом потребностей. Образно говоря, общество является тюрьмой для капитала, нормальным состоянием которого является неограниченная экспансия.
Таким образом стадия реальной доминации капитала в контексте общества в целом выступает столь же профанической, относительной и незавершенной, как и предшествующая ей стадия, отличаясь от нее лишь степенью господства, но не его тотальностью. На этой стадии капитализм сосуществует с многочисленными докапиталистическими пережитками, инородными социальными вкраплениями и культурными анклавами, он еще не в состоянии «переварить» гражданское общество, являющееся продуктом противоборства труда и капитала, а не одностороннего волеизъявления последнего.
Таким образом вырисовывается следующая картина.
По мере накопления капитала возрастает его концентрация и централизация, а вместе с тем и противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения.
В то же время общественный характер производства формирует организованный пролетариат, перехватывающий на определенной стадии развития этого противоречия (и собственного политического развития) контроль над средствами производства и устанавливающий новый социально-экономический строй.
Такова по Марксу генеральная линия общественного развития.
Однако, на мой взгляд здесь остается неучтенной противоположная тенденция. Другой стороной накопления капитала выступает рост его органического строения и, соответственно, степени его могущества, реальной доминации.
Отчасти эта проблема нашла понимание у Маркса. Его замечания в «Очерках» дают основание предполагать, что он допускал возможность достижения капиталом полной власти над обществом в результате разгрома пролетарских попыток сопротивления своему господству.
В «Капитале» он уже не возвращается к этой теме, делая выбор в пользу сценария пролетарской революции, обосновывая его гегелевской логикой «экспроприации экспроприаторов» и умозрительными соображениями: «возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности», хотя политико-экономически «обучается, объединяется и организуется» этот рабочий класс именно «механизмом процесса капиталистического производства», следуя логике доминации капитала.
История все расставила по своим местам.
Великая депрессия в США вполне проиллюстрировала сценарий банкротства капитализма именно на гребне его могущества.
Однако, последовавшие за ней события показали, что капитал намерен раздвинуть рамки отдельно взятой страны и идти до своих геркулесовых столпов, обретая в экспансии второе дыхание.
Именно тогда, с переходом к производству дополнительной прибавочной стоимости создаются возможности для перехода к новой стадии господства капитала, стадии его абсолютной доминации, черты которой пророчески увидел Маркс в своих «Очерках».
Предпосылки этой стадии закладываются в ходе прогрессирующего вывоза капитала в Японию и другие азиатские страны после II Мировой войны.
Именно этот процесс позволил капиталу расширить практику подкупа элиты рабочего класса и его лидеров, а затем, по мере нарастания «вымывания» производства из центров капиталистической системы на ее периферию, как одного из главных аспектов вывоза капитала, и вовсе «растворить» пролетариат в массе «нового среднего класса», реконструированного благодаря подпитке из колониальной сверхприбыли (дополнительной прибавочной стоимости), извлекаемой капиталом на периферии системы.
Не понадобился вооруженный разгром пролетарской революции - международный обмен позволил фактически вытеснить пролетариат за цивилизационные границы центра капиталистической системы, создав внутри него иллюзию тотального господства капитала над обществом, простирающегося уже за пределы производства и обмена – на отношения распределения и, что самое важное, потребления.
Абсолютная доминация капитала как фаза в которой он контролирует все стороны экономической жизни общества – производство, обмен, распределение и потребление – наступает с возникновением «общества потребления», этого симулякра гражданского общества, в котором капитал, финансируя из колониальной сверхприбыли его потребление, абсорбировал все государственные, политические, идеологические, религиозные, культурные, общественные и экономические институты.
Именно в фазе абсолютной доминации капитала возникает и ею обуславливается вся совокупность феноменов современного мира, известная под названием мондиализма (глобализации).
Выйдя из лона империализма, все еще принадлежащего фазе реальной доминации капитала, мондиализм представляет собой качественный скачек, стадию капитализма, сменяющую предшествующую, империалистическую стадию.
Это с одной стороны стадия полного раскрытия всех потенций капиталистической системы и достижения ею абсолютного господства, с другой же – ее выхода к границам роста, к исчерпанию факторов экстенсивного развития и, следовательно, к разворачиванию всех отложенных на предшествовавшей стадии конфликтов и противоречий.
И если империализм Ленин справедливо назвал высшей стадией капитализма, отождествив его с последней стадией, то с высоты сегодняшнего исторического опыта мы можем утверждать ошибочность этого отождествления, выделив в качестве таковой мондиализм.
Статья не окончена, не раскрыты нижеприведенные тезисы
Представляется, что ответом на вопрос о фундаментальных причинах успеха неоконсервативной революции будет указание на встраивание Китая в мировой капиталистический рынок в конце 70-х – начале 80-х годов XX века. Смерть Мао в 1976 г., приход к власти Ден Сяо Пина в 1979 г. и начало рыночных реформ и политики открытых дверей в отношении иностранного капитала резко изменили расклад сил в мире.
Именно ресурс сверхдешевой китайской рабочей силы вдохнул в систему новую жизнь, позволил создать «общество потребления», сформировать «новый средний класс», растворив в нем собственный пролетариат, и перейти в победоносное наступление на СССР и соцлагерь, в этом смысле Ден Сяо Пин явился не менее важной, хотя и стоящей за кулисами событий, фигурой, чем Рейган и Тетчер.
Мондиалзм как Абсолтая доминация капитала, располагающаяся в той же "нише" производства дополнительной прибавочной стоимости, что и империализм, но с 1). глубоко зашедшим "вымыванием производства" в Третий мир (аспект вывоза капитала) и обуславливаемыми этим фактором "растворением" пролетариата в пределах Западной цивилизации и абсорбцией гражданского общества Капиталом 2) выходом на границы роста
Его характеристиким как империализма выхода на пределы развития
Две фазы мондиализма: правление Клинтона и Буш после 9/11
Неоконсервативная рев-ция и Китайская рабсила
Римейковые аспекты капиталистической цивилизации, упущенная возможность мягкой посадки Запада в ходе конвергенции
Постмодерн («человек играющий» + шизоидное сознание) делает выход из тупика невозможным ввиду глубоко зашедших карстовых процессов (вымывания человеческой сущности) в Западном социуме. Черты и характеристика Мондиализма
Социальные издержки мондиализации (нищета и экстремизм, дезинтеграция компрадорских проамериканских режимов, исламизм, блокада дешевой нефти в Ираке, азитатский кризис и отрезвление компрадорских элит, разочарование в экспортном секторе и внешнем рынке, блокада использования дешевой рабсилы) блокирующие выход путем мобилизации дешевой нефти и рабсилы, перестройки и выхода из кризиса
Раскол Запада
Перспективы Мондиализма. Мондиализм как закат Западной цивилизации V - XXI вв.
Возрождение России (сброс инфляционных сбережений, социальных и геополитических обязательств, искушение рынком в стабильных геополитических условиях, достижение социального и консенсуса и осознанный возврат к корням)
Главное отличие России от Запада – отстутствие постмодернистского перерождения сознания, поколение пепси оказалось фикцией, за этим феноменом скрывалось лишь желание «попробовать» капитализма и неравенства, но не готовность отказаться в обмен на эти "блага" от своего человеческого содержания.
Россия - цивилизационный преемник Запада, вступающий в наследство в XXI веке
