|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
30.11.2004 17:10:05
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
Нужен ли осведомитель в штатском? (*+)
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg462004/Polosy/art4_1.htm#1
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ
Нужен ли осведомитель в штатском?
Почему самый обычный, казалось бы, поступок - сообщение в милицию о
правонарушении - считается у нас предосудительным? На эту тему в <ЛГ>, ? 45,
были опубликованы два спорных мнения, вызвавших представленные здесь
отклики.
Почему мы не любим доносителей
Если взять нашу историю, то она, в отличие от некоторых других стран, не
лестница, ведущая вверх, а маятник. Посреди некий идеал, мимо которого мы
всякий раз со свистом проскакиваем, попеременно впадая в крайности: сперва
чему-то предаваться до самозабвения, а затем это же возводить в ранг
сквернейшего из пороков и обливать общим презрением.
Первый всплеск стукачества в России приходится на правление Ивана Грозного.
Как гаркнет кто-нибудь <Слово и дело!> - и пропала головушка. И бегали к
опричникам, и писали в новообразованный Разбойный приказ, и, бывало, карьеру
на том делали. А как опочил грозный царь, так доносчиков стали рвать на
части.
Второй раз стукачество процветало при Анне Иоанновне. Люди стали бояться в
гости друг к другу ходить: кто-то огласил первый тост не во здравие
<императрикс> - так по доносу потопал в Сибирь навечно. Тогда снова
приохотились и счёты сводить доносами, и от неугодных с их помощью
избавляться. Но вот преставилась государыня, проявлявшая к подданным, по
словам холуёв-царедворцев, <матерную заботу>, - и опять начались массовые
расправы с доносчиками.
При Александре II появились первые террористы. Потребовалось выявлять
крамолу, подготовку к покушениям, подстрекателей к бунтам, беспорядкам.
Власти возложили на сотских и старост в деревнях обязанность сообщать о
подозрительных лицах и действиях. В городах полиция ту же задачу поставила
дворникам, трактирщикам, служащим гостиниц, публичных домов и прочих
заведений.
Эта система работала вплоть до 1917 года. Поэтому когда большевики призвали
всех к бдительности перед лицом опасности со стороны <контрреволюционеров>,
<вредителей> и прочих <врагов народа>, якобы повсюду кишевших, то призыв
упал на давно подготовленную почву. Кто из страха, кто из выгоды, кто по
убеждениям и заблуждениям, но <застучали> повсеместно, и во всех архивах
скопились тонны и тонны доносов.
Страна впала в настоящую психическую пандемию общей подозрительности,
принимавшей патологические формы. Работник британского посольства Александр
Верт в воспоминаниях пишет, как одна дама вызвала особистов, увидев, как
спутник Верта идёт по затемнённой по случаю войны Москве с сигаретой в зубах
и тем, по её мнению, сигналит вражеским самолётам.
Находились такие, что превратили доносительство в своего рода хобби и спорт.
Трагедий семей, ставших жертвами такого ябеднического зуда, неисчислимо
много. Поэтому у населения выработалась стойкая аллергия на добровольную
передачу информации о ком-то <в органы>. Это считается грязным и недостойным
делом. Стукачи 30-х избежали кровавой мести со стороны жертв и их
родственников, но общество в целом выработало брезгливое отношение к этому
контингенту.
Проблема своевременного получения информации об угрозе совершения
преступления, прежде всего террористической акции, складывается не только из
исторически приобретённого отвращения к информированию о подозрительном -
увиденном и услышанном. Вторая сторона проблемы - в массовом недоверии к
правоохранительным органам, поскольку они в период репрессий проявили себя
как бездумная машина. И народ между словами <суд> и <расправа> поставил знак
равенства, считая, что находится в состоянии перманентной войны с властью.
Поэтому тесное сотрудничество населения с органами, утратившими его доверие,
пока, я думаю, невозможно.
Да и как посотрудничаешь с ними, если милиционеры часто просто отпихиваются
от заявлений, боясь <глухарей> и <висяков>; если участкового чаще всего днём
с фонарём не сыщешь; если руководство отделений милиции вместо исполнения
прямых обязанностей <крышует> предпринимателей да подбрасывает наркоту с
оружием, дабы записать себе в актив раскрытие состряпанного же дела; когда
свидетельствовать себе дороже.
Вот он - узловой момент. Ну, сообщил ты о подозрительном типе или деле. Так
тебя, во-первых, затаскают по <органам>. Во-вторых, жди мести со стороны
разоблачённых. Ведь системы защиты свидетелей как не было, так и нет. И
когда будет - бог весть. Вот и выбирай, какое из зол меньше: пройти мимо и,
возможно, стать жертвой теракта, или не смолчать, но практически
гарантированно стать объектом мести преступников.
Для образования здоровой информационной связи <население - органы
безопасности> необходим целый комплекс мер. Первая - контроль общества над
правоохранительными органами. Это они для общества, а не наоборот, как
сейчас и в прошлом. Вторая - выборность участковых и регулярная отчётность
их перед населением с вынесением им доверия или недоверия, отчего зависит
продолжение их работы в занимаемой должности. Только тогда стена между
милицией и населением падёт. Третья - перевод дворников в двойное
подчинение - ЖКХ и МВД, как уже бывало. Часть роста бюджетных средств на
укрепление безопасности передать на их содержание. Тогда в дворники пойдут
не <божии одуванчики>, а крепенькие отставники. Четвёртая - восстановить
институт постовых. Нечего руководству ОВД хныкать о нехватке средств.
Городовой был вооружён саблей-селёдкой да свистком, а порядок соблюдался.
Работать надо, а не паразитировать на потребности людей в порядке! Дворник,
любой житель должен всегда и везде видеть стража порядка, чтобы в любой
момент к нему обратиться. Налогоплательщик платит за работу, а не её
имитацию, и налогоплательщики справедливо выставляют счёт милиции и ФСБ за
отвратительную работу. Пятая - реально, а не мифически защитить свидетеля.
Шестая - создать систему как поощрений за обоснованно проявленную
бдительность, так и отсечения от сотрудничества с органами безопасности лиц
с повреждённой психикой или с корыстными побуждениями, чтобы исключить
профанацию сотрудничества.
А оно должно носить исключительно добровольный характер. Нельзя игнорировать
и разовые, спонтанные формы такого сотрудничества, когда люди натыкаются на
факты подготовки к совершению преступления, прежде всего терроризма, и
проявляют готовность о них сообщить.
Валерий ПАШКОВ, г. КРАСНОАРМЕЙСК МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ
----------------------------------------------------------
Под колпаком у кафара
Как относятся во Франции к стукачам? Как везде: одни так, другие этак...
Слова, ему подобного, в языке нет. Разве что жаргонное <кафтёр>. Или ещё
более энергичное <кафар> - в буквальном смысле <таракан> (весьма символично,
по-моему), в переносном - скорее <ябеда>, притом из школьного лексикона, не
более того. В нём даже отдалённо нет той многоплановой наполненности и того
богатого исторического контекста, который содержится в нашенском <стукаче>.
Приведу пример, наглядно раскрывающий психологический механизм их хлипкого
<кафарства> - не чета стукачеству нашему.
Громкая музыка в квартирах здесь не допускается категорически. Из
распахнутых окон - тем более. И вот в многоэтажном доме, где я живу и где
постояльцы меняются с быстротой необычайной, завелись-таки на нижнем этаже
любители громкой. Простейший, казалось бы, вариант - для тех, кого она
раздражает: попросить меломанов приглушить децибеллы. Но так не принято.
Никто по этому поводу не осмелится сделать замечание по телефону
(беспардонное вмешательство в частную жизнь!), а тем паче лично, вдруг
заявившись. Вместо этого звонят в полицию. Я видел своими глазами, как двое
вежливых ажанов несколько минут вслушивались в звуки, доносившиеся из-за
двери, потом проделали тот же эксперимент, стоя под окнами, составили
протокол с точным обозначением минут своего стояния и... уехали.
Ничего не знавшие о том, какая угроза нависла над ними, беззаботные меломаны
продолжили и назавтра тем же манером услаждать свой слух, а хорошо знавшие
процедуру развязки <кафары> затаились и ждали её, предвкушая. На этот раз
полицейский наряд явился без вызова - шёл на <готовое>. Составил ещё один
протокол и лишь тогда позвонил в дверь. Каким штрафом отделались нарушители,
не знаю, но съехали они через несколько дней. Имена <тараканов>, ясное дело,
названы не были.
Конечно, это не значит, что люди вообще не вправе дать волю своим чувствам -
веселиться, праздновать семейные годовщины, собирать друзей. На этот случай
загодя вывешивается объявление с извинением: в такой-то день и час, по
такому-то поводу, в квартире такой-то уровень шума, к сожалению, превысит
обычный. Никаких санкций за этим, естественно, не последует: никто на
домашние праздники не посягает. Не рекомендуется, однако, злоупотреблять
терпением соседей: запросто настучат (пардон, накафарят), и без протоколов
не обойтись.
Чистым бедствием является тесная дружба добровольцев со службами, следящими
за соблюдением правил парковки. С учётом количества машин и немыслимых,
далеко не всегда разумных, запретов эта проблема затрагивает интересы
поистине миллионов водителей. Из своего многострадального опыта приведу лишь
два примера. Первый: поставил машину с мигающими фарами в неположенном месте
на пять минут, чтобы забежать в ремонтную мастерскую и забрать готовый
заказ. Выходя из машины, увидел лицо выглянувшего хозяина магазинчика, перед
которым я имел наглость <нарушить>. Ёкнуло сердце: не иначе, как вызовет
полицию!.. Но я ведь всего-то на пять минут - не успеют приехать. Пробыл в
мастерской не пять минут, а три. Бегу назад - квитанция о штрафе уже
прилеплена к <дворнику>. Для экономии времени, как мне потом объяснили, и
большей эффективности эти квитанции заранее раздаются <доверенным лицам>,
чтобы сами вершили суд.
Второй случай похожий, но ещё более нелепый. Отправился за город к приятелю
на его день рождения. Весь квартал совершенно пустой, да я к тому же и
припозднился: шёл десятый час. И ни одного свободного места, где паркинг
дозволен! Поставил машину на тротуар, заведомо зная, что пешеходов нет и не
будет. Ну кому в этот час она может здесь помешать?! Хорошо знающий нравы
ближайших соседей виновник торжества посоветовал через полчаса спуститься и
взглянуть на машину. Так и есть: слава богу, не увезли, но штраф прилепили.
Просто так, из любви к порядку. Мой приятель даже знал, кто это сделал:
сосед снизу.
Информацией о сигналах дорожно-патрульной службе про водителей, севших за
руль после застолья и следующих - вот сейчас, в эти минуты - в таком-то
направлении, никого не удивишь: об этом феномене много написано. Анонимные
сигналы, исходящие зачастую от друзей и родных нарушителя, помогают
предотвратить серьёзные происшествия: ведь наказание даже близкого человека
ничто в сравнении с угрозой жизни людей. Но недавняя попытка привлечь к
ответственности уклонившихся от своего <морального долга> хозяев стола, в
результате чего их гость сбил насмерть двух человек, окончилась
безрезультатно: юридической обязанности кафарить в подобных случаях всё-таки
нет.
Законопослушание, объясняют мне парижские друзья, в крови у французов.
Накафарить на нарушителя, презревшего какой бы то ни было закон (именно так:
какой бы то ни было!), не есть акция аморальная, а напротив, соответствующая
правосознанию и моральным критериям в их гармоничном единстве. Мои
возражения (<слепое следование догме за чужой счёт превращает
законопослушание в тотальную полицейщину>) всегда, и не без основания,
отвергаются ссылкой на то, что в развитом и длительно существующем
гражданском обществе <полицейщина> является его составной частью, ибо не
противостоит обществу и каждому его члену, а служит их интересам. И значит -
моральна. Если только кафар не клевещет, а даёт достоверную информацию.
<Впрочем, вам, - сказал мне один знаменитый французский юрист, имея в виду,
конечно, вовсе не только меня, - до этого ещё так далеко, что мерить наших
кафаров вашими мерками - дело совершенно бесплодное. Большинство французов
верит своей полиции, они с ней не в конфликте. А вы - со своей?>
Аркадий ВАКСБЕРГ, соб. корр. <ЛГ>, ПАРИЖ
------------------------------------------
Бюргерский порядок
Видел в Мюнхене сценку: переселенец из СНГ за неимением другой стоянки
перегородил своим подержанным <опелем> половину тротуара, и хорошо ухоженный
господин из местных тут же обратил на это внимание.
- Та я ж на минутку! - простодушно оправдывался нарушитель.
- Верю, - с участливой улыбкой кивал прохожий. - Но я всё же намереваюсь
позвонить в полицию. Потому что именно в эту самую <минуту> мне и другим
прохожим вы причиняете неудобства. Какое? Вы без разрешения вторглись в наше
жизненное пространство...
Пространство это в Германии непредсказуемо и необъятно. Давний мой знакомец
и хороший писатель Саша Фитц полгода доказывал ведомству, следящему за
чистотой, что к нескольким мешкам с неразобранным - о ужас для
добропорядочного бюргера! - мусором его семья никакого отношения не имеет. А
всё потому, что хаусмайстер, то бишь домоуправитель, заметил рядом с этим
безобразием случайно оказавшийся обрывок конверта с Сашиным адресом.
- Вас что, по службе обязывают сту... э-э-э сигнализировать в инстанции на
жильцов? - спросил я как-то в особо доверительную минуту нашего
домоуправителя.
Этот <вечный двигатель> с раннего утра до позднего вечера копошится в нашем
тихом и замкнутом со всех сторон домами, дворе. То постригает газон, то
собирает орехи или яблоки, то торопит электрика, меняющего лампочки в
декоративных светильниках. При этом герр Больке умудрился заметить даже ту
нестандартную табличку, что мы по незнанию прикрутили к своей двери.
- Вы ведь целую петицию по этому поводу нашему фермитеру отправили. Премию
теперь получите или повышение по службе?
- Ну что вы: - Степенный баварец смотрит на иностранца как на неразумного
ребёнка. - Вы хоть сами обратили внимание, какая дырка осталась на дорогой
двери после вашего толстенного шурупа? А если надумаете переезжать? Знаете,
сколько у вас вычтут за эту ошибку из залоговой суммы?
При всей спорности контраргумента чешу лысину и соглашаюсь: <сигнал>
домоуправителя оказался выгоден не только ему, бдительному и старательному.
И не только рачительному домовладельцу. Он предостерегает от возможных
неприятностей и меня. И это притом что западногерманское общество, в отличие
от бывшей ГДР к примеру, густую сеть осведомительства не плело. И в законах
своих <стукачество> никому не навязывает.
Неприятие любого нарушения является здесь таким же естественным состоянием,
как активная и немедленная реакция здорового организма на вторжение
болезнетворного вируса.
Знакомый сыщик из баварской криминальной полиции признавался мне как бывшему
коллеге, что с вербовкой агентуры у них имеются проблемы только в славянских
криминальных структурах.
- Бандиты с Востока очень тесно повязаны между собой. И <поют> редко. А если
уж такая <птичка> и подаёт голос, то на таких условиях...
Имелась в виду скандальная история с трёхлетним судебным разбирательством по
делу гражданина России Александра Бора. Он же Тимоха, он же Бульбаш, он же
Александр Тимошенко...
13 лет назад сей давний знакомец Япончика на <стрелке> в Мюнхене зарезал
<авторитетного человека> Ласкина. Но оставил на месте происшествия тоненький
свой волосок. Улика оказалась идентична шевелюре некого <грека Иванидиса>,
уже в 2001 году вызвавшего своей ярко славянской внешностью подозрение у
бдительного немецкого пограничника. Так вот, дать показания против Тимохи
согласился бывший советский гражданин и агент ФБР Ройзис. Но за прибытие в
баварскую столицу свидетель потребовал только аванс в полтора миллиона
долларов:
- Типичный же немец с охотой и бескорыстно про всё подозрительное расскажет
полицейскому по собственной инициативе, - сыпал соль на давнюю рану бывшего
следователя баварский детектив. - Искали мы как-то двух педофилов по
подозрению в убийстве пятилетней девочки. Так я даже свои штатные
<источники> подключить не успел. Патрульные полицейские раздали на улицах
ориентировки, телевидение показало фотороботы... Через час поступило уже
около пятидесяти сигналов. А ещё через два фермер позвонил и сказал, что
двое странных людей, <похожих на тех, что были в телевизоре>, бросили свою
машину и бредут через кукурузное поле. Там-то мы этих мерзавцев и накрыли...
Автор этих строк не однажды спрашивал себя: устраивает ли его такое вот
общество тотального... нет, не доносительства, а неравнодушия к любой
аномалии в общественно признанных нормах жизни? Ведь поначалу здесь было
очень неуютно. И на красный свет через пустынную улицу тянуло. И окурок
курящая моя <половина> могла себе позволить под ноги бросить. Но когда мы
узнали, что как минимум червонец стоит подобная вольность, сильно
призадумались. Потом увидели, как пожилая фрау отчитывает юнца, не попавшего
пустой сигаретной пачкой в урну, и почему-то стыдно сделалось нам...
Теперь на прокрустовом ложе немецких писаных и неписаных правил даже нам,
россиянам, очень даже комфортно. Потому, что не добавляем андреналина
автомобилисту перед светофором. Но и он не заставляет нас на пешеходной
<зебре> испуганно озираться, а то и шарахаться. Пусть только попробует не
пропустить! Мобильник с трёхзначным, легко запоминающимся номером у нас с
женой, как и у всех здесь, всегда под рукой. А реагируют на любой <сигнал> о
непорядке здесь с такой завидной быстротой и эффективностью, что лучше и не
проверять.
Знакомец рассказывал, как побледнела его жена-немка, когда на скоростной
трассе он по застарелой привычке что-то ненужное вышвырнул на ходу.
- Видишь, тот, в чёрном <БМВ> позади нас, уже набирает 112! - в ужасе
взвизгнула она.
Худшие опасения оправдались. Сигнал бдительного анонима с пульта приёма
чрезвычайных сообщений сразу же перебросили ближайшему патрульному экипажу.
Полицейские вознамерились было ограничиться устным внушением, но обнаружили
отсутствие страховки на машину. Это <автоматом> добавляет на лицевой счёт
водителя сразу шесть пунктов. А во Фленсбурге, в общенациональной
компьютерной картотеке, за этим переселенцем и до этого числилось 11
штрафных баллов. После 18 таких <чёрных меток> отбирают права. И тогда
необходимо пройти дорогостоящее медико-психологическое обследование,
прозванное в Германии <идиотентестом>. А также сдать новый экзамен по знанию
Правил дорожного движения.
Все это и побудило иммигранта вспомнить, по его собственному на суде
признанию, <о дурном наследии моего мрачного прошлого>. С наработанной на
советских дорогах ловкостью бывший харьковский таксист вложил в кармашек
зелёной форменной рубашки 50 евро. Для высокооплачиваемого и дорожащего
своей должностью обер-комиссара это было как пощечина!.. Суд над
взяткодателем не остался без внимания немецкой прессы. Там даже заметили,
что шесть месяцев тюрьмы <...слишком мало, потому что повторение попыток
развращения взяткой стражей законности чревато проблемами для всего
общественного устройтва. Дача взятки полицейскому - очень тяжкое
преступление>.
Почти такое же тяжкое для законопослушного дойчебюргера, как заметить
какой-то непорядок, но промолчать.
Сергей ЗОЛОВКИН, специально для <ЛГ>, МЮНХЕН - БЕРЛИН