"за порогом квартиры советского человека сразу начинался Советский Союз" (*+)
http://archipelag.ru/text/n87.htm
Ключевое звено российской сельской экономики?
Татьяна Нефедова
Говорите что хотите о привлекательном труде, трудиться, подобно русскому крестьянину,
нелегко, и неудивительно, что он предпочитает ограничить свои потребности до крайности, хотя
случаи к заработкам ищут его на каждом шагу.
А. Фет. Из деревни, 1871
Какими бы разнородными ни были хозяйства населения, где бы они ни находились, их всегда отличала колоссальная трудозатратность и
порой очевидное игнорирование элементарных экономических выгод. Даже став товарными, они, как правило, все равно предпочитают
опробованные технологии и подходы и панически боятся легализации доходов. Хозяйства населения всегда интересовали экономистов,
историков, социологов, а сейчас - особенно, потому что, вместо ожидаемой рефор-маторами фермеризации в западной упаковке, крестьяне
в большинстве своем не хотят покидать колхозы и упорно ведут свое хозяйство, как, и прежде, на крошечных клочках земли, не используя
предоставленные им земельные возможности.
Есть глубинные исторические факторы, отличающие российское крестьянское хозяйство от западного. Анализируя их, В.Г. Виноградский
(1999, 2000) использует две теории: теорию трудового крестьянского хозяйства А.В. Чаянова и теорию моральной экономики Дж. Скотта.
Концепция трудового крестьянского хозяйства была разработана А.В. Чаяновым в начале XX века, когда на селе жило 85% жителей России и
ее сельская местность характеризовалась явной перенаселенностью. А.В. Чаянов в монографии <Организация крестьянского хозяйст-ва>
вывел модель трудовой организации российской деревни, отличную от западной. Для российских крестьян, по его мнению, была важна не
выработка (и заработок) каждого работника, а занятость всех членов семьи и ее общий доход. Вместе с общинными традициями это
сформировало устойчивое пренебрежение к личной производительности труда и эффективности индивидуальной работы, что впоследствии
имело важные культурологические последствия для России в целом (см.: Чаянов 1989).
И в прошлых, и в современных индивидуальных хозяйствах России, как правило, не стоят задачи, присущие капиталистическому хозяйству и
необходимые современному фермерскому - максимизировать как общий доход, так и индивидуальную производительность труда и эффективно
использовать трудовые и прочие ресурсы. Индивидуальное хозяйство в определенные периоды способно на очень силь-ное перенапряжение
физических сил работников. И это же хозяйство, когда трудный этап пройден, автоматически уменьшает трудовую нагрузку (Виноградский
2000). Применить теорию А.В. Чаянова к современной экономике - значит предположить, что выживание и социальные, а не экономические
мотивы и сегодня являются главными движущими силами при ведении сельского хозяйства.
Моральная экономика Джеймса Скотта также рассматривает мо-дель выживания крестьянского общества на грани между жизнью и смертью
(Scott 1976), характерную для развивающихся стран и для хозяйствования в зоне рискованного земледелия. В условиях России, как страны
с повышенными природными и социально-политическими рисками, главным становится каждодневный <прокорм>, а не риск ради будущих
негарантированных прибылей. Эта экономика, как и экономи-ка трудового крестьянского хозяйства Чаянова, нацелена не на макси-мизацию
доходов, а на стабилизацию каждодневного существования семьи. Таким образом, в рамках этих теорий существование и расшире-ние
индивидуальных хозяйств оправдывается нуждами выживания в советских и кризисных постсоветских условиях.
При изучении индивидуального сектора совершенно невозможно отделить собственно экономику от социальных отношений, недаром в этой
связи все чаще применяется термин <социальная экономика> (см.: Шанин 1999). И тем не менее, объяснять деятельность населения только
социальными отношениями и необходимостью выжить, на мой взгляд, тоже неверно. Определенная страта товарных хозяйств явно на-целена и
на накопление капитала (даже число машин у сельских жите-лей в благополучных селах Саратовской области или в Подмосковье говорит о
многом), и на четкую специализацию. Другое дело, что вели-чина этой страты в разных районах разная, порой она сводится к мини-муму.
Поэтому, говоря о будущем хозяйств населения, рассчитывать только на благополучные товарные хозяйства нельзя.
Нужда или традиция?
В обследованных нами районах сельским хозяйством занимаются бук-вально все, независимо от профессии и зарплаты. Директор НПО
<Пой-ма> в Луховицком районе Подмосковья, de facto хозяин 5,6 тыс. га кол-лективных земель, дома на личном огороде в 50 соток
выращивает картофель на продажу. Его аргумент: <Огород не может пустовать, зем-ля должна работать>. Почти то же самое мы слышали от
старой боль-ной женщины, которая, буквально падая на своем огороде, упорно сажает тот же картофель, несмотря на протесты городских
родственни-ков, готовых снабдить ее дешевой покупной картошкой. Эти социаль-ные образцы так сильны, что даже московские дачники
включаются в сельское хозяйство. Редактор луховицкой районной газеты, который сам большую часть дохода получает от огурцов, не понял
нашего вопро-са: <Почему местная пресса не пишет об этих проблемах?>. А ведь его <огуречная> страна - своего рода феномен, весьма
любопытный для приезжего человека.
Тем не менее, размах этой сельскохозяйственной деятельности определяет самочувствие коллективных предприятий, от которого за-висят
регулярность и размер зарплаты, а также возможности дополни-тельных заработков. Недаром роль индивидуального хозяйства в
про-изводстве в пригородах падает. Но и пригороды бывают разные. Это наглядно показано в статье М. Амелиной (Amelina 2000), где
сравни-ваются два пригородных района: Всеволжский в Ленинградской облас-ти, где средняя зарплата (1500 руб. в 1999 году) в
коллективных пред-приятиях выплачивалась регулярно и деньгами, и Энгельский район в Саратовской области, где зарплата в 269 руб.
задерживалась, а основу поддержки работников предприятия составляла натуроплата. Соответственно доход, получаемый в индивидуальных
хозяйствах Энгельского района с одной сотки, в среднем более чем в 4 раза превышал показатели Всеволжского района[i] .
Мы с Джудит Пэллот пытались в разных регионах России с помощью опросов населения понять мотивацию его сельскохозяйственной
деятельности. В анкетах был и такой вопрос: <Как бы вы вели свое хозяйство, если бы зарплату или пенсию вам повысили в 5 раз?>
Именно та-кой гипотетический доход в 2-7 тыс. руб. можно считать сносным для жителей деревни. Если люди ведут свое хо-зяйство в
целях выживания в нынешнее кризисное время, то при подобных доходах они должны были бы свернуть его. Таблица 1 показывает возможные
перспективы индивидуального хозяйства на примере разных регионов в зависимости от специализации, положения и природ-ных условий.
В подмосковном Луховицком районе чуть более половины опрошенных отвечали, что при пятикратном росте денежного дохода вели бы свое
хозяйство как преж-де; подавляющее большинство остальных все же сократило бы производство, а желающих расширить его оказалось крайне
мало. Наиболее устойчивы товарные хозяйства в <огуречной> и <капустной> зоне. Здесь население целиком зависит от доходов со своей
земли и продолжало бы вести такое же хозяйство и при дополнительных доходах извне. В водораздельной <картофель ной> зоне жители
охотнее уменьшили бы размах своей деятельности при повышении зарплат или пенсий.
В Рязанской области в среднем 1/3 опрошенных не изменили бы масштаб своей деятельности при увеличении доходов, а 1/4 были готовы ее
расширить. При этом более устойчивыми оказались хозяйства полупериферийной зоны, где 40% опрошенных зафиксировали бы свою
деятельность на прежнем уровне, а 30% ее бы расширили. В пригородах при примерно такой же доле активных людей, готовых к расширению
сельскохозяйственной деятельности, число тех, кто радикально свернул бы свое хозяйство, в том числе и товарное, самое высокое. На
периферии население более пассивно.
Однако наиболее впечатляющие результаты показало анкетирование в Саратовской области. Здесь люди не только не свернули, но и охот но
расширили бы деятельность, будь у них больше денег,1/3 представителей славянских народов, вероятно уже в силу возрастной структуры,
все же готова сворачивать сельское производство. Чуваши, казахи и кавказцы от этого намерения далеки.
В целом устойчивее оказались как высокотоварные, особенно специ ализированные, так и абсолютно нетоварные хозяйства. И те и другие в
большинстве своем сохранили бы ту же специализацию и объемы при сильном росте официальных зарплат. Первые - потому, что по сути
являются неформальными фермерскими хозяйствами, хотя и "окуклившимися" в приусадебном пространстве, и для них это - основная работа.
Вторые - потому, что традиционно привыкли использовать землю для самопрокорма: так надежнее. А вот малотоварные хозяйства производят
продукцию на продажу по нужде, из-за невыплат или не-большого размера своих зарплат. При увеличении их размера они гото-вы сократить
производство и перейти в нетоварную группу.
Таблица 1
Устойчивость хозяйств населения в разных регионах в зависимости от специализации, положения и национальности, % от числа опрошенных
Типы хозяйств населения в разных условиях
Всего
При гипотетическом увеличении зарплат и пенсий в 5 раз
Без изменений
Увеличение
Уменьшение
Луховицкий район - всего
100
54
4
42
Огуречная зона вдоль поймы Оки
100
65
0
35
Огуречно-редисочная зона г. Луховицы
100
57
7
37
Животноводческо-картофельная
нагорная зона
100
39
5
56
Рязанская область в среднем
100
34
25
41
Пригородные районы
100
11
28
61
Полупериферийные районы
100
40
30
30
Периферийные районы
100
39
18
43
Северные таежные районы
100
40
50
10
Срединные лесные районы
100
36
26
36
Южные лесостепные районы
100
35
8
57
Саратовская область в среднем
100
30
48
22
Заволжье
100
30
46
24
Правобережье
100
32
52
16
Русские, украинцы, белорусы
100
26
44
30
Казахи
100
27
54
19
Чуваши
100
30
55
15
Выходцы с Кавказа
100
45
44
11
Источник: анкетирование граждан.
Индивидуальное пространство деятельности личных хозяйств
Нежелание значительной части людей сворачивать производство даже при увеличении прочих доходов говорит о том, что не только нужда
заставляет людей вести свое хозяйство. А желание расшириться при на-личии средств указывает на значительный внутренний потенциал
ин-дивидуальных хозяйств. Тем не менее, надежды реформаторов на широ-кое развитие фермерства в России не оправдались. И дело не
только в общей неблагоприятной экономической среде. Причины здесь гораз-до глубже, и лежат они не только в экономической плоскости,
но и в ментальной. Психологические ограничения существуют даже для желающих вести товарное производство. Что же говорить о
малотовар-ных и нетоварных хозяйствах?
Насколько рационально экономическое поведение современного сельского жителя и насколько важны для него понятия выгоды, полез-ности?
Мнения социологов расходятся, и среди них есть такие, кто счи-тает, что, даже если человек не хочет или не может вписаться в
рыноч-ные отношения, он расценивает их как <недоступную выгоду> (Клямкин, Тимофеев 2000: 21-25).
На мой взгляд, одно из существенных ограничений индивидуального хозяйства - суженное <зазаборное> или <внутризаборное> пространст
во мышления и деятельности. Психологически <зажатый> сельский житель, даже получая от хозяйства изрядный доход, дальше своего ого
роженного участка не видит. Как отметил Василий Белов, для крестьянина <мир в материально-нравственном смысле составлял
последовательно расширяющиеся круги, которые замыкали в себе сперва избу, потом весь дом, потом усадьбу, поле (сейчас - огород),
поскотину, на конец, гари и дальние лесные покосы... Природа начиналась сразу за воротами. Но чем дальше от дома, тем более
независимой и дикой она становилась> (Белов 1984)- Добавлю, что дело не только в природе, но и в социально-экономической среде.
Между своим хозяйством при доме и чужим внешним миром - пропасть. Это не есть что-то специфически сельское. Как точно отметил В.Л.
Каганский, <за порогом квартиры [советского человека] сразу начинался Советский Союз> (Каган-ский 2001: 149).
Важным психологическим ограничительным фактором является и суженная мотивация активной деятельности. Показательны в этом отношении
обследования в Белгородской области, проведенные социологами и психологами Высшей школы экономики под руководством А. Эфендиева
(см.: Хисамова 2002).
И в относительно благополучной Белгородской области есть своя глубинка. Алексеевский район, в котором компания <ЭФКО>, известный
производитель масло-молочной продукции, приобрела масложировой завод, - это восточная удаленная окраина с полуразвалившимися
колхозами. Придя в та кой район, менеджеры компании предполагали, что смогут легко поднять ле жачие колхозы и активизировать частную
активность населения, предложив беспроцентные ссуды, акции, возможность самореализации. Но после социологического исследования
оказалось, что заинтересовать местное население нечем. Каждый второй сказал, что ему не нужен туалет в доме, 60% не хотели бы
расширять свое личное хозяйство, хотя и имели земельные паи размером в 5-7 га, столько же открыто заявляли, что не считают воровство
зазорным. Только 5% были готовы к предпринимательской деятельности, но прогнозировали негативную реакцию окружающих и потому ничего
не "предпринимали".
Результаты исследований социологов были похожи на диагноз: крайняя нищета населения и слабая мотивация, неопределенно-мечтательные
надежды, что все как-нибудь улучшится; налицо - пассивность, минимизация потребностей. Лишь каждый пятый имеет в каком-то виде
достиженческую мотивацию. Причем уклонение от активности тем сильнее, чем беднее человек, и наоборот. И в наших обследованиях
ключевым объяснением успехов своего хозяйства, как правило, служила простая фраза: "Работать надо" Слабая мотивация в таких районах,
а особенно во многих <больных местах> России, способствует люмпенизации сельского населения (Зубаревич 2003:144). В целом
исследование в Алексеевском районе подтверждает вывод, что любые нововведения заимствуются охотно и успешно, если они вписываются в
социальную структуру сельского общества (Шупер 2002). Такие места нельзя <бросать в рынок>, они требуют подбора специфичных
организационных форм эконоической деятельности и социальной поддержки.
Отношение к земле наглядно выявляет и экономические, и ментальные ограничения частного хозяйства. Селянам легче арендовать, а
фактически - получить даром от администрации еще один такой же участочек, как тот, что рядом с домом, чем думать о том, как
использовать свои абстрактные земельные доли, а тем более в качестве фермеров брать на себя заботу о больших и дальних полях.
Правда, поля требуют техники, а ее легко было приобрести в начале 1990-х годов, но не теперь. И это весьма серьезное ограничение.
Однако, опросив несколь-ко сотен человек, производящих картошку, огурцы и капусту на прода-жу, мы убедились, что они давно уже не
копают землю лопатой, а нани-мают за небольшую плату трактор, колхозный или соседский, или, в крайнем случае, лошадей. Более того,
до 10% обследованных в Лухо-вицком районе хозяйств товарного профиля сами имели трактора или другую технику, и не только
использовали ее для себя, но и зарабатыва-ли распашкой участков своих соседей. Тем не менее даже эти обладате-ли техники вполне
обходятся своими <зазаборными> участками.
Показательны ответы подмосковных жителей на вопросы наших анкет о частной собственности на землю. Сочетание типичных ответов на два
вопроса: <Кому должны принадлежать сельскохозяйственные земли?> и <Нужна ли частная собственность на сельскохозяйственную землю
лично вам?> - кажется парадоксальным. Люди убеждены, что сельхозугодья в принципе должны принадлежать государству (так отве-тили 30%
опрошенных) или колхозу (тоже 30%), но тем же людям част-ная собственность на сельскохозяйственные земли нужна. В чем дело? Да
пожалуй, в том, что сельскохозяйственные земли вообще и приуса-дебная земля - это разные для нашего респондента понятия. Отвечая на
второй вопрос, он видит свой кровный участок у дома, которым и ог-раничено его представление о доступной и дорогой ему земельной
соб-ственности. Лишь каждый четвертый думает, что сельхозземли должны принадлежать крестьянам и фермерам (остальные затруднились
отве-тить). Эта 1/4, видимо, и составляет ту часть сельского населения в Под-московье, которая готова к самостоятельной
деятельности. В других районах она может быть меньше, например в окраинном Алексеевском на Белгородчине, о котором речь шла выше,
активная часть населения не превышает и 5%.
Для крестьянина гораздо существеннее абстрактных понятий соб-ственности, аренды и т.п. оказалось понятия <своя> и <не своя> земля.
<Своя> земля - это та земля у дома да еще огород и сенокос на окраине поселка, которые он в состоянии обиходить и на которых ведется
его собственное, никому не подотчетное хозяйство, обеспечивающее се-мью продовольствием и дающее определенный денежный доход. И не
так для него важно, в частной она собственности или в пользовании. Это все равно <его> земля, и прежде, при социализме, и теперь.
Все ос-тальное - земля <ничейная>, которая эксплуатируется даже хуже, чем колхозная (Прауст 1998:39).
Эта потребность своего, никому не подвластного клочка земли, настолько велика, что проявляется даже у фермеров, в том числе
удач-ливых и богатых, упорно сажающих для себя под окном картошку и овощи и часто имеющих корову, в то время как излишки картофеля и
молока есть почти в каждом доме деревни и стоят копейки.
Почему не идут в фермеры?
Индивидуальные хозяйства в России не вырастают в фермерские, хотя идет рост товарности личных хозяйств населения. Они продают
зна-чительную часть своей продукции и имеют порой немалый доход, но формально не относятся к фермерским. Например, в Германии такие
хозяйства считались бы фермерскими: если тамошний сельский жиель получает от своего хозяйства не менее 50% дохода, он автоматически
переходит в разряд фермеров (Зинченко 2002:13). Сами люди, ведущие у нас товарное личное хозяйство, говорят, что не оформляют
фермерского хозяйства из-за отсутствия техники и невозможности или опасения брать кредиты. Немаловажная причина - это налоги,
бюрократия, отчеты: фермеры этим замучены, а хозяйства населения не платят налогов, кроме мизерного земельного, и не возятся с
бумагами. Сказываются стереотипы общественного сознания и длительная эпоха узкой специализации работников, в то время как ведение
фермерского хозяйства требует от крестьянина универсальных навыков (Серова 1999).
Существуют определенные препятствия фермерам и на более локальном уровне. Случаи взаимодействия фермеров и бывших колхозов крайне
редки, поскольку они являются конкурентами и в специализации, и в сбыте продукции, и в аренде земельных паев крестьян. Не говоря
уже о психологическом неприятии частных предприятий значительной частью колхозно-совхозной элиты. Поэтому, организуя самостоятельную
экономическую единицу, крестьянин не только не может рассчитывать на помощь, но, как правило, встречает противодействие со стороны
администрации колхоза (если в фермеры не шли сами представители администрации), да зачастую и самих колхозников. Поначалу это
вызывало и бурное противодействие на районном уровне. Оставаясь же работником колхоза и ведя свое индивидуальное хозяйство,
крестьянин активно пользуется помощью коллективных хозяйств как официально (натуроплата, использование техники, получение более
дешевых кормов и продуктов), так и неофициально - неся все, что <плохо лежит>, на свое подворье. Но есть и еще один фактор -
глубокое недоверие государству, характерное для любого россиянина, будь он городским или сельским жителем. Катастрофы, которые
пережила деревня в XX веке, последствия коллективизации и хрущевских реформ, связанные с урезанием личных огородов и уменьшением
поголовья частного скота, это недоверие только укрепили. Длительное противостояние <маленького> человека и государства выработало
стойкое недоверие людей к любым действиям властей, в том числе и к нынешним переменам. А с другой стороны, именно это противостояние
научило крестьянина приспосабливаться и неофициально реализовывать свои интересы в рамках навязанных государством отношений.
Подобные морально-психологические барьеры очень существенны. Так, опросы в Псковской области показали, что 3/4 крестьян попросту
боятся фермерского статуса, так как не верят властям, не уверены в их прочности и слишком хорошо помнят "раскулачивание" (Прауст
1998:55).
Неформальная экономика
Индивидуальный сектор часто относят к теневому, неформальному. Эти теневые отношения можно разделить на две группы: 1) связанные с
отсутствием налогов на деятельность индивиуальных хозяйств, и 2) незаконные - разного рода неформальные связи и отношения, включая и
воровство. В том факте, что индивидуальные хозяйства даже при значитель-ных земельных наделах и доходах фермерскими не считаются,
заключа-ется определенная несправедливость: выигрывают те, кто в <тени>. По закону, личные подсобные хозяйства имеют право продавать
излишки продукции, однако само понятие <излишки> юридически не определено. Воровство и неформальные отношения с начальством при
социализме были своеобразной формой выживания населения. Сейчас это в боль-шей степени сохранилось на предприятиях, находящихся в
глубоком упадке. В таких депрессивных районах воровство и прочие полукриминальные и криминальные действия даже расширяются,
захватывая не только сельскохозяйственную, но и иные сферы деятельности. Директо-ра крепких предприятий воровство решительно
пресекают, строя отно-шения с работниками на жесткой экономической основе. Многие из них поняли, что инвестировать в работника
гораздо выгоднее, чем в охран-ника. Таким образом, расцвет полукриминальных отношений связан не с сельским хозяйством как таковым, а
с общей депрессивностью данной местности, с болезнью места.
Итак, роль индивидуальных хозяйств в российском сельском хозяйстве чрезвычайно велика. Дело даже не в увеличении их доли в
производст-ве продукции. По мере выхода из кризиса части коллективных предприятий эта доля будет падать. Дело в том, что
индивидуальные хозяй-ства не только давно уже стали основой выживания в сельской местности, но и вышли за пределы чисто подсобных
натуральных хо-зяйств и превратились в ключевое звено взаимодействия разных укла-дов. Именно благодаря своему производству
сельскохозяйственной продукции, а не месту официальной работы сельские жители многих районов имеют деньги, и порой немалые. Именно
индивидуальные хо-зяйства стали в большинстве случаев надежным гарантом сохранения коллективных предприятий, поскольку существуют
они в тесном сим-биозе с колхозами. Но и они же первыми подписывают приговор колхо-зам, если способны выжить без них.
Приусадебная земля сама по себе имеет в умах людей высочайшую ценность. Эта ценность усиливается и тем, что для сельчан это
одновре-менно и среда обитания, и источник пропитания, чего давно уже нет в западных странах. При этом тот факт, что пустуют их
земельные доли, людей мало волнует. Повторю, между <своим> огородом и внешним миром - пропасть. В этом их главное отличие от
фермеров, которые мыслят куда шире.
Можно сожалеть о том, что <частник с лопатой> (на самом деле уже не с одной лопатой) оказался в ряде случаев конкурентоспособнее
крупного агробизнеса. Это кажется абсурдным в стране, где почти 1/2 населения живет в больших городах. С другой стороны, трудно
представить себе, что стало бы с переходной Россией, не возьми на себя селяне, их городские родственники, дачники и садоводы заботу
о собст-венном, хотя бы частичном, пропитании. Так что роль хозяйств населе-ния в смягчении продовольственных проблем сегодняшней
России очень велика. Снижение их роли как своего рода амортизатора по мере выхода из кризиса не отменяет дальнейшего расширения
неформаль-ного товарного частного сектора, уже сейчас в ряде районов крепко стоящего на ногах.
Литература:
Белов, 1984
Белов В . Лад: очерки о народной эстетике // Белов В. Избранные произведения: в 3 т. Т. 3 - М.: Современник, 1984
Ваш Выбор 1996
Ваш выбор. 1996. ?1 [Выпуск, посвященный Ленинградской области].
Виноградский, 1999
Виноградский В.Г. Природные и социальные контексты неформальной экономики крестьянской России // Неформальная экономика: Россия и
мир / Под ред. Т.Шанина. - М.: Логос, 1999
Виноградский, 2000
Виноградский В.Г. Вне системы: крестьянское семейное хозяйство, 2002[ http://www.nir.ru/Socio/scipubl/sj/34-vino.htm]
Зинченко 2002
Зинченко А.П. Сельскохозяйственные предприятия: Экономико-статистический анализ. - М.: Финансы и статистика, 2002
Зубаревич 2003
Зубаревич Н.В . Гендерные аспекты социального неравенства в регионах России // Известия РАН. Сер. Геогр. 2003. ?3.
Каганский 2001
Каганский В.Л . Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. - М.: Новое литературное обозрение, 2001
Клямкин, Тимофеев, 2000
Клямкин И., Тимофеев Л.. Теневая Россия: Экономико-социологическое исследование. - М.: РГГУ, 2000
Прауст 1998
Прауст Р.Э. Развитие различных форм хозяйствования в аграрном секторе. - М.: Всероссийский институт аграрных проблем и информатики,
1998
Серова 1999
Серова Е.В. Аграрная экономика. -М.: ГУ-ВШЭ; Проект Tacis, 1999
Хисамова 2002
Хисамова З. Что подумает сосед Василий // Эксперт. 2002. ?38
Чаянов, 1989
Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. - М.: Экономика, 1989
Шанин, 1999
Шанин Т. Экстраполярные структуры и неформальная экономика современной России // Неформальная экономика: Россия и мир / Под ред.
Т.Шанина. - М.: Логос, 1999
Шупер 2002
Шупер В.А. Свежий взгляд на проблемы третьего мира // Известия РАН. Сер. геогр. 2002. ?4.
Amelina, 2000
Amelina M. Why RussianPeasants Remain in Collective Farms: A Household Perspective on Agricultural Restructuring // Post-Soviet
Geography and Economics. 2000 Vol.41 #7
--------------------------------------------------------------------------------
[i] Однозначно связано это не только с зональными различиями <север - юг>, как указывает автор. Это и несопоставимые масштабы
влияния городов, и значительно большая доля дачников в селах вблизи Петербурга (дачные ареалы саратовцев концентрируются на
правобережье, в Саратовском районе), и совсем иной социальный состав населения. Кроме того, Всеволожский район, как и другие,
прилегающие к Петербургу, уникален для России даже среди пригородов. Эти районы с огромным накопленным агропромышленным потенциалом
даже в 1990- годах получали дотации, превышавшие помощь другим районам той же Ленинградской области в сотни раз (Ваш Выбор 1996)
Глава из книги Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье: Географические очерки. - М.: Новое издательство, 2003
