Бедность в России: тормоз или стимул роста? (*+)
http://archipelag.ru/text/n65.htm
Бедность в России: тормоз или стимул роста?
Материалы семинара Фонда комплексных прикладных исследований 15 ноября 2002 г.
В работе семинара участвовали: директор направления "Социальная политика" фонда "Институт экономики города" Анастасия Александрова,
руководитель Центра демографии и экологии человека Анатолий Вишневский, директор Института социологии РАН РФ Леокадия Дробижева,
заместитель генерального директора группы "ТехноНИКОЛЬ" Игорь Кандауров, депутат Госсобрания Республики Марий Эл Владимир Кожанов,
директор Независимого института социальной политики Татьяна Малева, заместитель директора Института Дальнего Востока РАН РФ Василий
Михеев, заведующий кафедрой экономической социологии и маркетинга Международного университета Анатолий Овсянников, главный экономист
Московского представительства МБРР Кристофер Рюль, и.о. главного редактора журнала "Международная Экономика и Международные
Отношения" Андрей Рябов.
Феномен российской бедности
Бедность в бывших соцстранах и, в частности, в России, отличается от бедности в других развивающихся странах мира главным образом
исходной базой. 10-15 лет назад в бывших соцстранах люди, относившиеся к бедным, имели жилье, одежду, работу, радиоприемники,
телевизоры и многое другое, в то время как во многих районах Африки или Азии бедность означает зачастую полное отсутствие
медицинского обслуживания, доступа к чистой воде, неграмотность.
По оценке экспертов Всемирного банка в России бедность носит "неглубокий" характер, и большая часть бедных находится на уровне чуть
ниже официальной черты бедности. Доходы большинства бедных составляют чуть меньше доллара в день, тогда как у основной части
бедняков в Латинской Америке они не превышают 10-15 центов.
Напрашивается вывод, что ускорение темпов экономического роста - один из самых сильнодействующих факторов снижения бедности - при
такой "неглубокой" бедности будет производить гораздо более сильное и непосредственное воздействие на снижение уровня бедности, чем
в "традиционных" развивающихся странах, а низкая стоимость рабочей силы приведет к росту конкурентоспособности продукции. Во многих
странах Восточной Европы и Центральной Азии так и происходит, однако этого нельзя сказать о России.
По словам директора Института социологии РАН Леокадии Дробижевой, "представления о бедности у людей, судя по опросам, фокусируются
не только на категориях жизненной безопасности и физиологических потребностей. У русских, якутов в Якутии или татар в Татарстане
ощущение бедности или нищеты - это не голод, нищета или отсутствие жилья, - это отсутствие представления о том, что ты равноправный
член общества и имеешь возможность получить хорошую, оплачиваемую работу. И это характерно не только для определения нищеты и
бедности, эти ценности нередко встречаются и при определении достатка, т.е. важны для среднего слоя".
Более того, даже в беднейших регионах России люди не хотят работать в частном секторе за маленькую с их точки зрения зарплату,
предпочитая так называемую бюджетную сферу с ее низким, но стабильным доходом.
Сегодня проблема бедности в России сконцентрирована не в селах, традиционно считающихся наиболее уязвимой в этом смысле зоной, а в
малых городах, где уже нет ресурсов села, но еще не сформировались ресурсы крупного города, которые способны выступать
компенсаторными механизмами погашения бедности и предоставления возможностей на рынке труда.
Кроме того, при общей неблагоприятной демографической ситуации единственный резерв роста численности населения или хотя бы
замедления его сокращения - приток иммигрантов, иными словами, дешевой бесправной или малоправной рабочей силы, пополняющей
беднейшие слои населения.
Интрига, таким образом, в значительной степени кроется в самом понимании, что такое бедность, в методах определения этого понятия и
его масштабов. По оценкам, сделанным по различной методологии, от 7 до 70% российских домохозяйств могут относиться к категории
бедных. Поэтому понятие "бедности" зачастую подменяется понятием "дифференциации доходов населения".
В определенный момент дифференциация - процесс неизбежный, и до определенного момента она служит стимулом экономического роста.
Высокая дифференциация характерна не только для бедных, но и для богатых стран (см. Приложение). При этом большинство стран делится
на две большие группы: с высокой дифференциацией и низкими доходами и с высокой дифференциацией и высокими доходами. Естественно, мы
хотели бы оказаться в числе стран с высокими доходами. Есть два пути достижения этой цели: по "верхней дуге" - при высоких доходах и
высоком ВВП на душу населения через высокую дифференциацию, и по "нижней дуге" - через подавленную дифференциацию. Большинство стран
идет по второму сценарию, поскольку издержки, связанные с появлением большой зоны бедности в "верхней дуге", видимо, слишком велики.
В сущности, в "верхней дуге" из стран с большими, чем в России, доходами на душу населения, но с высокой дифференциацией, находится
только Чили. Остальные же страны идут по пути подавленной дифференциации.
Но, видимо, и Россия подошла к тому порогу, за которым начинаются негативные издержки и за которым высокая дифференциация перестает
действовать как фактор роста и только тормозит платежеспособный спрос.
Экономический аспект
С экономической точки зрения есть два вопроса: как снижение бедности влияет на экономический рост, и как рост экономики влияет на
сокращение бедности. Причем вторая взаимосвязь в России, по сравнению с другими постсоциалистическими странами, представляется
наиболее сложной.
Например, в таких странах как Румыния, где доля бедных выше, чем в России, можно установить практически однозначную зависимость
увеличения темпов экономического роста от снижения уровня бедности. Это вполне естественная ситуация для стран с неглубоким
характером бедности, однако в России такого простого соответствия не существует.
"Если сравнить взаимосвязь роста ВВП и снижения уровня бедности, надо, во-первых, вспомнить, что 1998 год был последним, когда
наблюдался отрицательный экономический рост (порядка -5%). В тот год уровень бедности вырос до 23% (процент бедных от общей
численности населения), - отмечает главный экономист Московского представительства МБРР Кристофер Рюль. - Этого вполне можно было
ожидать: ВВП падает, бедность растет. Однако в следующем году экономика продемонстрировала рост практически на те же 5% при росте
бедности до 28%. Данные 1999 года можно объяснить тем, что не все происходит достаточно быстро и год можно подождать. Но в 2000 году
при очень большом росте экономики (9%), уровень бедности поднялся до 29%. Затем в 2001 году экономика выросла на 5%, рост бедности
снизился уже до 27 %. В 2002 году зона бедности продолжает сужаться. Так, за первые 6 месяцев этого года рост экономики замедлился и
составил всего 3,8%, а бедность продолжает сокращаться более быстрыми темпами (на 7,4%)".
Возникает вопрос: почему отсутствует связь между общей динамикой экономики и уровнем бедности или, если эта связь есть, почему она
такая сложная?
Есть, по крайней мере, три характеристики самой структуры российской экономики, которые порождают такую ситуацию.
Во-первых, продолжается процесс повышения концентрации ресурсов, в том числе трудовых: с севера люди переезжают на юг, из малых
городов в средние, из средних - в крупные. Это снижает диспропорцию, внесенную в предыдущие десятилетия, когда ресурсы в огромном
объеме закачивались, например, в районы Крайнего Севера, где экономическая отдача от них была значительно меньше, чем можно было
ожидать. Сейчас можно говорить о беспрецедентной ситуации, когда целые поселения или большая часть их населения, например, в районах
Крайнего Севера мигрирует в отсутствие каких-то стихийных бедствий, войн или других катаклизмов.
Это перемещение трудовых ресурсов порождает довольно сложную ситуацию: вместо традиционного перетока населения из сельского
хозяйства в промышленность, по сути, целые города "переходят" на другое место, а люди перемещаются из одних отраслей в другие.
Причем для городского населения отраслевая принадлежность имеет очень большое значение, в то время как в сельских районах она
гораздо более однородная и связана с общим состоянием экономики в соответствующих регионах.
Второй причиной отсутствия прямой взаимосвязи между динамикой экономики в целом и уровнем бедности, является огромная концентрация
собственности и, соответственно, благосостояния в российском обществе. Даже не будучи экономистом, легко понять, какие последствия
это имеет для взаимосвязи между ВВП и уровнем бедности. Если предположить, что распределение доходов является равномерным, то рост
экономики на 5% означает рост доходов всего населения на 5%. Но изменение структуры распределения доходов в обществе приводят к
тому, что рост ВВП увеличивает доходы наиболее обеспеченной части населения и уменьшает доходы бедных слоев. Соответственно, если
перераспределение доходов происходит быстрее, чем рост экономики, то рост ВВП по определению не может оказывать непосредственного
воздействия на уровень бедности. То есть фактически экономика может расти одновременно с ростом числа людей, проживающих за чертой
бедности. Часто это объясняется простой схемой: эффективность предприятия повышается, если в процессе его реструктуризации
увольняется "трудовой балласт", который и пополняет категорию бедных. Возможно, в последнее время этот процесс в России замедлился,
но он, безусловно, имел место в 90-е годы и привел к ослаблению связи между ростом экономики и уровнем бедности.
Третьей причиной отсутствия однозначной взаимосвязи между ВВП и уровнем бедности является структура российских предприятий. В России
доля предприятий, созданных после начала реформ значительно ниже, чем в других странах с переходной экономикой. Если в странах
Центральной и Восточной Европы порядка 60% занятых работают на предприятиях малого и среднего бизнеса, то в России этот уровень
около 25%. В результате огромная часть работающего населения по-прежнему занята на крупных предприятиях, унаследованных от
Советского Союза. Многие из них не конкурентоспособны. До последнего времени значительная часть их производственных мощностей просто
не использовалась, потом, когда начался рост экономики, они могли увеличить выпуск продукции, принимая на работу большее число
людей, т.е. их рост был пропорционален росту экономики. Однако резервы производственных мощностей быстро исчерпываются, и при
отсутствии инвестиций динамика этих предприятий значительно ниже, чем предприятий новой экономики. Эти новые предприятия берут на
работу сравнительно молодых и энергичных людей. Соответственно, социально уязвимые группы населения остаются "за бортом".
В результате миграции, перераспределения трудовых ресурсов, очень высокой концентрации благосостояния и сравнительного малого
удельного веса новой экономики прямой связи между ростом экономики в целом и уровнем бедности в России нет. Поэтому очень трудно
выработать меры экономической политики, которые действительно помогли бы справиться с бедностью.
Другая сторона медали - низкое качество и низкая производительность труда, при которых с мечтами об устойчивом весомом экономическом
росте нужно расстаться. При относительной бедности большей части населения, негативно сказывающейся на платежеспособном спросе,
особенно выгодно развивать экспортные отрасли. Такой политики придерживаются, например, в Китае. В этом случае, даже если все
экономические показатели растут, на доходы населения это не оказывает должного положительного воздействия.
Между тем, считает директор Независимого института социальной политики Татьяна Малева, "происходит отвлечение значительных
финансовых ресурсов на борьбу с негативными следствиями - именно следствиями, а не причинами - бедности. И это - прямые издержки,
которые несет государство. Существует и великое множество косвенных издержек, в той или иной степени связанных с маргинализацией
общества. И не так важно, в какой форме государство и общество несет расходы - то ли это программа борьбы с бедностью, пособия
нуждающимся, или поддержка безработных. Важно то, что значительные ресурсы отвлекаются на материальную помощь, вместо того, чтобы
идти на инвестиции".
Политический и социальный аспекты
Низкая доля новой экономики и экспортный характер российской экономики позволяют в значительной степени сохранить определенную
политическую изолянтность бедных групп. " Ощущение, что у них нет доступа к этой новой экономике, что новое социальное пространство
формируется без них, фактически заставляет эти группы искать поддержку и опору в традиционных ценностях и патерналистских
установках,- считает исполняющий обязанности главного редактора журнала "Мировая экономика и международные отношения" Андрей
Рябов. - А поскольку эта ситуация консервируется, становится устойчивой, на выборах она создает ощутимую проблему для всех
политических партий и других субъектов политики. Бедные слои населения голосуют не только за коммунистов, но и за действующую
власть. Участвуют в выборах довольно активно и потому представляют собой очень значимый электоральный ресурс. А раз это так, то
власти всех уровней до и после выборов вынуждены учитывать патерналистские настроения бедных слоев, что накладывает серьезные
ограничения на политику социальных и экономических реформ. Иными словами, ключ к пониманию причин половинчатости реформ, реформ,
которые и должны привести к экономическому росту, кроется в существовании устойчивой "социальной периферии", воспроизводящей
традиционные ценности и патерналистские настроения".
Таким образом, политический процесс фактически начинает идти по кругу: провозглашаются меры, которые должны привести к
экономическому росту, но в связи с устойчивостью социальной периферии эти меры в какой-то момент, особенно с приближением выборов,
неизбежно сворачиваются и откладываются. Возникает тема отложенной повестки дня, которая повторяется из одного электорального цикла
в другой.
С другой стороны, за 90-е годы к "советским бедным", к которым относились малоимущие и неполные семьи, пенсионеры и т.д., добавились
представители "новых бедных". Как отмечает заведующий кафедрой экономической социологии и маркетинга Международного университета
Анатолий Овсянников, "риски, связанные с понижением социального статуса и имущественно-экономических возможностей, риски скатывания
на "социальное дно" чрезвычайно высоки у учителей, инженерно-технических работников, мелких служащих. "Социальное дно" нынче
образованно и повышает свой интеллектуальный потенциал, что само по себе является политически чрезвычайно опасным фактором,
поскольку там могут появиться свои "стеньки разины", причем они образованные и способные рефлексировать свои политические действия".
Правда, по мнению экспертов, бедные группы населения сами по себе не способны воспроизводить деструктивные модели социального и
политического поведения. Таковыми они становятся только в том случае, если возникает соответствующий запрос со стороны различных
сегментов действующей российской элиты. В условиях стабилизации системы вероятность такого запроса крайне низка, но так как элита до
сих пор не консолидирована и процессы этой консолидации, судя по всему, потребуют еще очень много времени, нельзя исключать, что при
определенных условиях возникнет потенциальная опасность втягивания "социальной периферии" в политически деструктивные модели
поведения для решения каких-то частных корпоративных проблем. Причем всегда существует риск, что хрупкая грань управляемой
дестабилизации и неконтролируемых процессов разрушения будет перейдена, и тогда этот фактор может сыграть роль серьезного ресурса
политической дестабилизации.
При этом проблему представляет и сама зона бедности. "Неустойчивость той самой группы, которая уже преодолела бедность, но еще не
стала полноценным средним классом - вот что является тормозом реформ, - подчеркивает Татьяна Малева. - У нас в повестке дня целый
ряд реформ - пенсионная, реформа ЖКХ, образования, переход на платную медицину и т.д. Если их запустить одновременно, что будет с
домохозяйствами, которые позиционируются как lower middle (нижний средний)? Они уже не бедные, но еще не средние. А это уже не 10%
населения, а ближе к 50%".
Контуры решения проблемы
Если для тех, кто ощущает голод и физиологическую незащищенность, должны быть приняты меры государственной защиты, то те, кто
ощущает бедность с точки зрения самореализации или с точки зрения самоуважения - это слой, у которого очень большой потенциал
использования как ресурса роста производительности труда.
"В мире сейчас очень мало программ, которые решают только задачу борьбы с бедностью в узком смысле (т.е. раздают пособия), -
подчеркивает директор направления "Социальная политика фонда "Институт экономики города" Анастасия Александрова. - Концепция
повышения благосостояния населения подразумевает гораздо более широкий спектр задач, связанных с выравниванием доступа к ресурсам, с
развитием человеческого капитала. В этой связи государственная социальная политика должна строиться с учетом интересов как наиболее
нуждающегося населения, так и общества в целом, и эти интересы далеко не всегда противоречивы. Например, социальные программы,
направленные на стимулирование эффективной занятости, на расширение предложения качественных социальных услуг, на выравнивание
доступа к образованию являются вложением общественных средств сегодня, позволяющим в долгосрочной перспективе тратить меньше на
социальную поддержку дезадаптированного населения. Анализируя ту отдачу, которую государство рассчитывает получить от вложения своих
средств в социальные программы, нужно также понимать, что направления вложений напрямую зависят от общественных приоритетов. Так,
задача снизить количество живущих ниже черты бедности предполагает, что средства должны выделяться тем, чьи доходы лишь ненамного
ниже этой черты, в то время как задача снизить неравенство среди низкодоходных групп предполагает выделение средств тем, кто на
самом "дне", и выбор здесь весьма неоднозначен".
Для начала нужно ответить на ряд вопросов: какова, собственно, задача социально-экономического развития России? Чего мы хотим:
преодолеть бедность, достичь экономического роста или добиться высоких доходов населения? В зависимости от ответов на эти вопросы,
напрашиваются совершенно разные политические выводы. Если же приоритетом в борьбе с бедностью абстрактно объявляется адресная
социальная поддержка, если она адресована 30% населения - это нонсенс, который не может себе позволить ни одна страна мира, в том
числе богатая.
Как свидетельствует мировой опыт, методами социальной политики, т.е. поддержки бедных домохозяйств, можно довольно эффективно
пользоваться, если эта бедность локализована. Надежда на успех есть, если зона бедности не превышает 10% населения. В таком случае
адресная социальная помощь может быть сфокусирована на тех, кто действительно в ней нуждается.
Но в более широком смысле преодоление бедности и снижение дифференциации доходов населения - это проблема не социальной политики, а
вопрос дальнейших экономических и институциональных реформ. Невозможно методами искусственной поддержки решить проблему так
называемых "работающих бедных". А это - главная группа бедных, которая принципиально отличает Россию от многих стран мира. В самом
понятии "работающий бедный" заключен парадокс. Каковы бы ни были институциональные и экономические координаты, в нормально
развивающихся экономических системах наличие работы может не означать богатства или принадлежности к среднему классу, но уж никак не
означает нахождения в зоне бедности. В России же такая группа существует, и она в значительной степени связана с бюджетным сектором
экономики. Но попытки искусственно решить эту проблему путем повышения заработной платы, реформирования единой тарифной системы и
т.д., по мнению экспертов, заведомо обречены на провал, если не будет сформулирована другая задача: реформирования самой бюджетной
сферы, в частности, с помощью административной реформы.
Предметом же социальной политики должны быть традиционные группы бедного населения - многодетные и неполные семьи, семьи с двумя
пенсионерами и т.д. Помощь им - это действительно вопрос перераспределительных отношений, выстраивания соответствующих институтов в
пенсионной системе, в социальной защите. И тем не менее, это в лучшем случае социальное вспомоществование.
* * *
Бедность - это комплексная характеристика. И хотя о ней принято говорить в материально-имущественных терминах, возможность
относящихся к этой категории лиц или домохозяйств самостоятельно двигаться и развиваться в экономическом пространстве отнюдь не
исчерпывается материальными активами. Это вопрос их образования, вопрос их конкурентоспособности на рынке труда, их квалификации и
т.д. Поэтому, признав необходимость системного подхода к борьбе с бедностью, нужно отказаться от принципа измерения доходов и только
доходов, заработной платы и только заработной платы. Любой экономический субъект, будь то индивидуум или домохозяйство, располагает
более широкой гаммой ресурсов, и задача экономической политики - как государственной, так и негосударственной, корпоративной -
активизировать эти ресурсы. Если мы это сделаем, зона бедности, которая действительно нуждается в помощи государства, будет
локализована.
В этом смысле самое эффективное направление - это инвестиции в образование, поскольку система образования имеет мультипликативный
эффект. С одной стороны, это повышает конкурентоспособность на рынке труда, и следовательно, по идее, ведет к исчезновению такого
феномена, как "работающие бедные". С другой стороны, это развивает сам рынок труда. В конечном итоге человеческий капитал всегда
является фактором экономического роста. Правда инвестиции в него не дают сиюминутного эффекта, но здесь нужно определить, что
важнее: предпринимать сегодня меры, которые позволят уже завтра подтянуть показатели доходов населения, или наметить генеральное
направление и начать по нему двигаться. Как считают эксперты, пока мы находимся только на пути к пониманию этой проблемы, и готовых
ответов на эти вопросы нет.
