Куда рулить? Круглый стол экспертов "Политического журнала" (*+)
http://www.politjournal.ru/index.php?POLITSID=980a7a8301dc7d6b28322d7a6711ed34&action=Articles&dirid=65&tek=1144&issue=31
Куда рулить?
ЭКСПЕРТНЫЙ СОВЕТ <ПОЛИТИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА> ФОРМУЛИРУЕТ ПРОБЛЕМЫ, КОТОРЫЕ СОЗДАЕТ ПРЕЗИДЕНТУ ПУТИНУ ЕГО ПОБЕДА НА ВСЕХ ВНУТРЕННИХ
ФРОНТАХ
Апрельский <круглый стол> экспертов <ПЖ> был посвящен циклу проблем, обусловленных сложившейся в России политической ситуацией.
Когда ощущение шока после выборов прошло, соотечественники стали задаваться различными вопросами. <Единодержавие> Путина - это
неизбежное зло, оптимальный выход или традиционное политическое состояние России? Что будет представлять собой политический ландшафт
России после <реконструкции> Думы, правительства и администрации? Какие проблемы создает Путину его победа 14 марта и какие уроки он
из нее извлек? Какие неотложные меры потребуются ему и его преемникам для вывода России на траекторию устойчивого развития и
политической стабильности? Велики ли политические ресурсы режима для мобилизации элит и населения с целью поставленной президентом
задачи удвоения ВВП? Да и вообще, под каким историческим выбором подписалась Россия 14 марта, на какой вектор развития она
согласилась?
В разговоре приняли участие:
Абдусалам ГУСЕЙНОВ, заместитель директора Института философии РАН, академик РАН, профессор, председатель Экспертного совета <ПЖ>;
Юрий ЖУКОВ, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, доктор исторических наук;
Сергей ЗЕМЛЯНОЙ, политолог, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русской истории РГГУ;
Борис МАКАРЕНКО, первый заместитель генерального директора Центра политических технологий;
Юлий ОГАНИСЬЯН, заместитель директора Института сравнительной политологии РАН, доктор исторических наук;
Владимир ПЕТРОВСКИЙ, экс-заместитель генерального секретаря ООН, консультант ООН;
Юрий СОЛОДУХИН, советник председателя правительства РФ, президент Института системных проектов;
Валентин ТОЛСТЫХ, доктор философских наук, президент клуба <Свободное слово>;
Виктор ТОПОРОВ, критик, публицист, поэт-переводчик
Андрей ФУРСОВ, директор Института русской истории РГГУ, зав. отделом Института научной информации по общественным наукам РАН;
Руслан ХЕСТАНОВ, доктор философии Фрибурского университета, редактор отдела <Политология и социология> <ПЖ>.
---------------------------
Путин - имя нарицательное
Руслан ХЕСТАНОВ:
- Для меня Путин - это имя нарицательное в том смысле, что политические элиты и лидеры разных стран вынуждены отвечать на одни и те
же исторические вызовы. Про особенность нынешнего момента и его понимание высказался наш президент во время традиционного
декабрьского телемоста: если раньше вопрос выживания страны решался в сфере военно-стратегической конкуренции, сегодня на первый
план выдвигается экономическое соревнование. Это характерная постановка вопроса для исторических периодов, когда мировая экономика
переживает финансовую экспансию, когда лидеры мирового бизнеса пытаются изъять значительную долю наличности из сферы производства и
торговли и переориентироваться на кредитование и спекуляцию. В такие моменты отмечается радикальная перестройка отношений между
государством и бизнесом, смена образцовых моделей мирового экономического развития и смена мирового политического лидерства.
Основными участниками нынешнего цикла финансовой экспансии являются транснациональные корпорации (ТНК). Тот факт, что эта модель
была изобретена в США, обеспечил этой стране условия для политической экспансии и лидирующие экономические позиции в мире. Если
прежние модели организации капитала тем или иным образом зависели от привилегий и гарантий национальных государств, то ТНК
обеспечивают свое воспроизводство исключительно на основе соревнования собственных управленческих иерархий, которые оказались
совершенно независимыми от национальных интересов. Первые признаки кризиса данной модели выразились в ослаблении западных
государств, в фискальных кризисах, в тенденциях роста государственной задолженности, когда значительная доля потоков наличности не
репатриируется на родину, а оседает на офшорных международных рынках.
Первой попыткой государства ответить на этот кризис стала политика Рейгана и Тэтчер. Их задача состояла не столько в подавлении
рабочего движения в своих странах, сколько в стремлении <отыграть> доверие мобильного капитала, не имеющего национальных границ. Эта
попытка была успешной, но эффект оказался временным.
Мне кажется, что Путин верно разглядел источник угрозы национальному суверенитету России именно в международном экономическом
соревновании. Его Сциллой является задача ускорения экономического роста страны, а Харибдой - ее внутренняя консолидация. В каком-то
смысле это взаимоисключающие задачи: интенсивное развитие рынка с неизбежностью будет разрушать сложившиеся социальные связи и
политические институты.
Чтобы не обидеть богатых
Валентин ТОЛСТЫХ:
- <Единодержавие> Путина - не благо и не зло. Для Китая <единодержавие> Дэн Сяопина оказалось благом, а для России <демократия>
Ельцина - непоправимым поныне злом. Проблема в том, ради чего политик использует авторитарные методы правления.
Если не произойдет смена прежнего, <ельцинского> курса и он будет продолжаться (с поправками и модификациями), большинству россиян
предстоит совершить восхождение на Голгофу. Не уверен, что долготерпение народа безгранично и что, опираясь на высокий рейтинг
поддержки, Владимир Владимирович сумеет уговорить россиян перетерпеть сплошь платное здравоохранение и образование. <Основное звено>
реформаторской деятельности Путина, ухватившись за которое можно вытянуть всю цепь необходимых для страны реформ, в том, чтобы
вернуть населению доверие к реформам, которое сейчас на нуле. Без этого реформы не пойдут, и президент напрасно тешит себя иллюзией,
что ему удастся убедить население оплатить стоимость реформ, выгоды от которых получат <верхние сто тысяч> любителей демократии за
чужой счет.
Во сколько человеческих жизней обойдется стране переход здравоохранения на платную основу, учитывая доходы львиной доли населения?
Какие потери интеллектуального потенциала нас ожидают в связи с переходом на платное образование? Двигателем реформ в нынешней
ситуации может быть только взвешенная, продуманная и гуманная социальная политика, которой в предыдущие четыре года просто не было.
Однако надеяться на нее смешно. Достаточно посмотреть на преемника Путина, который уже есть, готов присягнуть президенту на верность
и, по сути, уже это сделал, побудив СПС голосовать за Путина и отказав в поддержке Ирине Хакамаде. Путин, видимо, так высоко ценит
этого управленца, что ни разу его даже не задел ни за приватизацию, ни за реформацию РАО <ЕЭС>. Одна надежда, что президент не
поддастся харизме и обаянию (пусть и отрицательному) Анатолия Борисовича и не возьмет на вооружение его сожаление, что реформаторам
<ельцинской> поры не хватило <наглости> продавить начатые ими реформы до конца. Судя по тому, как Путин решал социальные проблемы в
первый срок президентства, такое искушение может возникнуть.
Бюрократы победили всех
Юрий ЖУКОВ:
- Демократия возможна только в гражданском обществе. В нашей же стране его еще долго не будет, а потому автократия и единодержавие
неизбежны. По-моему, у Путина нет никаких твердых убеждений, целей или стремлений, он выражает стремления тех сил, которые победили
и держат в руках всю страну, - я имею в виду бюрократию.
Ей нужен не средний или малый бизнес, а обыкновенные лавочники, которые покупают продукт у производителя и тут же перепродают.
Государство с такой экономикой, обладающее столь запутанным законодательством, как наше, создает чиновникам всех уровней хорошую
почву для многократного сбора налогов и взяток.
Доказательством того, что к власти пришла именно бюрократия, служит административная реформа. По сути, президент и премьер-министр
просто поменяли названия должностей и оставили в неприкосновенности функции, зарплаты и привилегии их владельцев. На нынешнем пути
государство катится в бездну, ибо все эти люди не заинтересованы в развитии экономики и политической системы.
Были - гражданами, стали - подданными
Борис МАКАРЕНКО:
- Как только в России были ликвидированы самые вопиющие последствия развала предыдущего десятилетия, страна опять обрела подданных,
а не граждан. Она сознательно делает выбор в сторону неучастия в политической жизни. Единственное отличие от аналогичных предыдущих
периодов русской истории в том, что российский человек стал более индивидуалистичен. Это значит, что предел его терпимости по
отношению к власти снизился. С тех пор, как нынешнее благолепие сменило тяжесть 90-х годов, он достаточно высок, но что будет
дальше, когда придется проводить непопулярные реформы? Рынок и демократию одновременно построить нельзя. Это удалось Центральной
Европе, потому что были сильные внешние факторы. Запад очень стремился инкорпорировать себя в этот регион. В остальных случаях, в
частности на постсоветском пространстве, это не получается, потому что для рынка и демократии нужны слишком разные строители. В
одном случае альтруисты и идеалисты, способные на политические жертвы, в том числе и за счет собственных интересов. Для
строительства рынка, напротив, нужен эгоизм, то есть умение делать деньги и максимизировать ресурсы. В итоге мы пришли от
тоталитаризма к авторитаризму с элементами либерализации и рыночных отношений, полуавторитаризма. Его не надо демонизировать. Вопрос
лишь в том, является ли он для власти целью или средством. Возможно, он нужен как инструмент консолидации общества на период
болезненных реформ, после которых последует либерализация. А возможно, последующие структурные реформы укрепят авторитаризм.
Путин неоднократно говорил: <Никакого третьего президентского срока>. Если перевести это послание, адресованное в первую очередь
бюрократии, с русского на русский, получится примерно так: <Ребята, не надейтесь, что и третий срок вы будете сидеть под моей
мантией и ничего не делать. Напрягитесь, попашите, чего-нибудь добейтесь, чтобы мы смогли передать власть преемнику.
Проблема Владимира Путина в том, что его первый срок сравнивали с правлением Ельцина, а второй срок будут сравнивать с благополучным
первым. Это сравнение предельно сокращает ресурс перекладывания ответственности куда-то или на кого-то. Конечно, есть кандидаты на
роль <козла отпущения>, например господин Фрадков. Но делать это будет с каждым разом все труднее. А ведь именно в период второго
срока предстоит сделать самые больные вещи. Вопрос в том, как и какими силами будет осуществляться то, что декларировано. Руками той
самой бюрократии, которая ни на что не способна и ничего не хочет?
Теперь о возможностях мобилизации общества в поддержку курса. Легко мобилизовать или сделать нейтральной толпу, но очень трудно
мобилизовать тех, от кого зависят перемены. Речь идет о среднем классе. Как зарядить его на грядущие реформы и объяснить, что их
издержки надо перетерпеть? У общества нет возможностей, ресурсов и желания для самоорганизации - хотя бы для того, чтобы нести на
своих плечах бремя грядущих реформ.
Терроризм или открытые границы
Владимир ПЕТРОВСКИЙ:
- Вступая в глобальное сообщество, государства утрачивают свою роль. Возникают транснациональные организации, новый регионализм.
Например, в единой Европе появилась масса субрегиональных структур, которые создают для себя собственные правила игры. Политический
ландшафт меняется, но главное - меняется восприятие проблем. Если раньше говорили о вступлении в постиндустриальное или новое
информационное общество, теперь на международных конференциях все чаще говорят о таких угрозах, как терроризм, распространение
оружия массового уничтожения и организованная преступность. Думаю, что страны <большой восьмерки> будут настаивать на приоритетном
решении именно этих вопросов. Остальные страны справедливо ставят вопрос о том, что разрыв между богатством и бедностью заслуживает
большего внимания. Думаю, что общие подходы к решению этих проблем, которые в итоге будут выработаны международным сообществом, в
какой-то степени окажутся приемлемы и для России.
Если легитимность не утрясется:
Юлий ОГАНИСЬЯН:
- С тех пор как начались перетряски в нашем государстве, я не могу всерьез воспринимать наши власть и строй. Ибо в серьезном
государстве не бывает, чтобы федеральную собственность власть передавала каким-то лицам по принципу: вот тебе Тюмень, вот тебе
Каспий. Это несерьезно. Собственность в стране должна быть исторически и социально легитимной. Если каким-то образом это не
утрясется, мы постоянно будем спрашивать: а что с нами будет завтра?
Четыре поступка президента
Юрий СОЛОДУХИН:
- Россия на выборах не голосовала за какой-то определенный вектор развития, а выбирала сердцем. По существу, президенту был
предоставлен карт-бланш. Тем не менее о некоторых аспектах деятельности Путина можно говорить вполне определенно. Прежде всего в
сфере политики. В первые четыре года он совершил несколько крупных деяний на пути укрепления авторитаризма, которые по достоинству
еще не оценены. Первое - это ликвидация <региональной фронды>. В 2000-2001 гг. Путин покончил с ней с помощью создания института
федеральных округов и своих полномочных представителей. Затем реорганизовал Совет Федерации и удалил из него глав региональной
исполнительной власти, что лишило их депутатской неприкосновенности. И наконец, привел в соответствие с Конституцией РФ конституции
автономных республик, областей и округов.
Второй этап начался в 2003 году. Президент получил полномочия отстранять от власти руководителей субъектов региональной власти.
Кроме того, регионы были лишены целого ряда полномочий и предметов ведения. В систему государственной власти было включено местное
самоуправление. Оно обрело полномочия, но не скоро получит источники пополнения своих бюджетов, из которых сможет покрывать свои
расходные обязательства. Финансовые ресурсы теперь распределяются в рамках консолидированного бюджета, из которого субъекты
Федерации получают менее 50%. Таким образом, они оказались в финансовой зависимости от центра.
Третий этап на пути к укреплению авторитаризма - думские и президентские выборы, которые практически вылились в ликвидацию влияния
правой и левой оппозиции. Четвертый этап - реорганизация правительства. Как институт раньше оно уравновешивало власть президента, но
теперь уже потеряло прежний вес и значимость.
Пользуясь этим, Путин поставил перед правительством несколько экономических задач. Например, удвоение ВВП в течение 10 ближайших
лет. Решаема она или нет - не важно. Если будет достигнута эта цель, мы выйдем на уровень 1990 года к 2010-му, то есть вернемся на
20 лет назад. Все остальные государства мира использовали эти 20 лет иначе. В итоге наше отставание от передовых государств не
сократится, а увеличится. Сейчас мы развиваемся, как страна с устойчивым сырьевым уклоном - экономический карлик с гигантским
сырьевым флюсом. Удельный вес России в мировом ВВП - 1,2%, доля на рынке наукоемкой продукции - 0,3%.
Другая поставленная президентом экономическая задача - сокращение числа бедных - носит столь же условный характер. По стандартам
МОТ, приемлемый уровень существования достигается при зарплате 500 долларов в месяц. Среднестатистическая зарплата россиян в лучшем
случае составляет 200 долларов в месяц. В обозримом будущем эта ситуация не изменится. Таким образом, бедность будет сопровождать
нас еще очень долго. Это тормоз для развития страны, ибо в постиндустриальном обществе человек - это главный ресурс. В условиях
бедности человеческие ресурсы никогда не будут конкурентоспособными.
Что не переломит Греф
Сергей ЗЕМЛЯНОЙ:
- Аксиома политологии - это наличие явного и скрытого распределения власти. И казус Михаила Ходорковского, например, свидетельствует
о совершенно ином положении силовых линий власти, чем то, которое фиксируется невооруженным глазом. Следовательно, решение по
Ходорковскому принималось не тем центром власти, которому оно приписывалось. За этим казусом стоит факт достижения договоренности
руководства России с Западом, теми его политическими, военными и финансовыми кругами, которые диктуют повестку дня мировой политики.
На мой взгляд, отношение Запада к Ходорковскому и к тому, что за ним стоит, связано с тем, что Запад предпочитает договариваться по
всем вопросам не с олигархами, а с твердой властью.
Второе. Вспомним истерику, которую Герман Греф учинил во время своего выступления в Высшей школе экономики. Познакомившись с текстом
его выступления, я понял: человек попал в ситуацию, переломить которую он не может. Эта истерика связана с тем, что наше
правительство стало техническим, и то, что оно делает, - фикция. Истерика Грефа связана с его пониманием невозможности удвоения ВВП
и соответствующей структурной перестройки экономики. А на посту министра ему придется об этой задаче говорить и прикрывать
невозможность ее решения какими-то декларациями и социальной демагогией.
Неоопричнина затянет пояса
Андрей ФУРСОВ:
- Где и кто видел <единодержавие Путина>? Можно ли так назвать его <вертикаль власти>, которую выстраивают, выстраивают и никак не
выстроят? Если бы я жил в стране, которая не знает, что такое единодержавие, то, возможно, и поверил бы. Однако при нынешней
Конституции Татарии и нынешней ситуации в Чечне - не могу. О какой державной власти может идти речь, если ее сакральный символ -
Красная площадь превращена в балаган, место для выступления разного рода <заехавших на час> своих и <бременских> музыкантов?
Что касается перспектив второго срока президентства Путина, необходимо внимательней отнестись к массовым широкомасштабным глубинным
процессам. Именно они определяют происходящее наверху, ставят проблемы, на которые власть отвечает, определяют коридор ее возможных
действий. Главным из таких процессов является, на мой взгляд, формирование огромного слоя чиновников, превосходящего советский (в
СССР 1 чиновник приходился на 75 человек, в РФ - 1 на 50) и в значительно меньшей степени, чем этот последний, ограниченного в
возможностях произвола и коррупции (слабая власть, отсутствие <узды> КПСС, КГБ, профсоюзов, общая атомизация и деморализация
населения). К тому же у нынешнего чиновничества есть два мощных рычага - <рыночный> (который часто выполняет внерыночные функции) и
криминальный.
В то время как численность слоя, претендующего на общественные ресурсы, на долю изымаемого у населения продукта, увеличилась, сами
ресурсы, продукт и население уменьшились. В такой ситуации выбор у чиновничества невелик: либо резко снизить объем и качество
потребления - до уровня 1950-х годов, к которому скатилась основная масса населения, либо расширить <зону> проедания оставшегося от
советского прошлого (например, добавив к нефти лес) и увеличить объем отчуждаемого у наличной массы населения продукта.
Однако усиление эксплуатации, то есть отчуждение прежде всего прибавочного продукта, в нынешних российских условиях практически
невозможно, предел был достигнут еще при Ельцине. Однако, кроме прибавочного, есть необходимый продукт - жизненные средства. Это
жилье, тепло, свет, вода, медицина, образование, пенсионное обеспечение и т.п. Здесь есть где порезвиться. Например, лишить
пенсионеров льгот. Вздуть цены на жилье, тепло, свет; сделать платными медицину и образование. Глядишь, лет на 10-15 хватит.
Так массовый процесс, связанный с системообразующим элементом социума (причем к этому элементу <пристегнуты> бизнес, государственные
и частные, а порой и нелегальные структуры насилия), ставит перед центральной властью проблему.
У любого послеельцинского правителя в такой ситуации два пути. Первый - безоговорочно возглавить процесс наступления на трудящихся.
Это чревато бунтом и усилением позиций собственнического сегмента власти (капитала) по отношению к государству.
Второй путь - ввести неоопричнину, заставить верхушку затянуть пояса (в ее же собственных долгосрочных интересах) и свести на нет
собственнический сегмент. Это тоже чревато, поскольку именно чиноначальство - опора власти, здесь социальные интересы и инстинкты
четко очерчивают границы возможного. Показательно совпадение объявления о повышении зарплаты госчиновникам в 4-10 раз и фактическом
уменьшении льгот пенсионерам в 3-4 раза.
Оба указанных пути опасны, трудны, а потому маловероятны. Единственно возможный для сегодняшней власти в данных условиях -
компромиссно-промежуточный, паллиативный, лавирующий вариант. В среднесрочной перспективе и это чревато, как показывают примеры
правления Павла I и Николая II, не говоря уже о Керенском и Горбачеве. Рано или поздно придется делать выбор: <кто с кем> и <кто -
кого>. Вот тогда-то и наступит момент истины для нынешней власти.
Без приводных ремней
Абдусалам ГУСЕЙНОВ:
- Термин <единодержавие Путина> точно обозначил то патерналистски ориентированное государственное устройство, которое взяла за
образец наша власть. Один из опознавательных знаков этого - слова Путина о том, что он с первых же дней своего президентства думает
о преемнике. Заботиться о наследнике и преемнике - первая задача монархической формы правления, ее специфика. К единодержавию
стремится и бюрократическая элита. С этим согласна и оппозиция. Для коммунистов это тоже не чуждый способ устройства власти, против
авторитаризма как такового они не выступают. И так называемые правые выступают против, скорее, для проформы, без внутренней
энергетики и убеждения. Похоже, что здесь фокусируются общественно-политические настроения. Патерналистски окрашенный авторитаризм
соответствует политической традиции России - от царей до генсеков и, я бы сказал, ментальности народа. Я не хочу сказать, что это
хорошо, я просто говорю, что это так.
Есть две опасности, связанные с единодержавием в настоящее время. Первая связана со сверхскоростями ХХI века. В истории России был
эпизод, когда Павел I не знал, с кем заключить союз - с французами или с англичанами, и, наконец, заключил альянс с Наполеоном. В
результате донское казачье войско уже выступило в Оренбург, чтобы идти походом на Индию. Спасло страну от этой глупости (или
катастрофы) то, что в Петербурге в это время покончили с Павлом и казаков вернули назад. Сейчас можно и не успеть. Один человек
может принять решение, которое изменит мир.
Механизм принятия решений был прозрачен даже у генсеков. Мы знали, что за ним стоит единогласие политбюро, которое сдерживало
единовластие. Когда мы лишились этого механизма, была принята масса волюнтаристских решений - ликвидация российских военных баз на
Кубе и во Вьетнаме, согласие на то, чтобы американцы в течение ночи оказались в Средней Азии. Нынешний наш президент является
человеком сдержанным, целеустремленным, прагматичным. Но разве есть гарантия, что первое лицо всегда будет таким? Разве у нас мало
было вздорных правителей?!
Авторитаризм (единодержавие) - слова, за которыми скрывается различное содержание. Особенность нашей традиции после 1917 года
состоит в том, что он у нас имел вождистскую форму. Похоже, сегодня он клонится в ту же сторону. В этом заключается вторая
опасность. В современном, сложно организованном, многократно дифференцированном обществе нельзя возлагать надежду на прямую связь
вождя и народа, хотя СМИ и современные избирательные технологии создают иллюзии и соблазн задействовать механизм вождизма. На самом
деле всегда, в современных условиях в особенности, решающим в авторитаризме является среднее звено между верховной властью и
народом. Именно это звено у нас отсутствует. Силовые структуры выполнить такую роль не смогут. Могу выразиться более понятно и
грубо: кто, какие институты и организации могут взять на себя роль, аналогичную той, которую в рамках советского жизнеустройства
выполняли КПСС и так называемые приводные ремни?
Тот же застой?
Виктор ТОПОРОВ:
- Соотношение рационального и иррационального в политологии - величина переменная. В настоящий момент явно преобладает ее
иррациональная составляющая, поэтому любые прогнозы, строго говоря, бессмысленны. Сегодняшняя иррациональность восходит к
непросчитываемости величин строго или хотя бы отчасти рациональных - таких, как цены на нефть, курс доллара, исход президентских
выборов в США, развитие событий на Ближнем Востоке и в Средней Азии. Не просчитываются и катастрофы - техногенные и природные, их
характер, масштаб, место и сроки... К важнейшим факторам, которые необходимо учитывать в анализе, относится и иррациональная любовь
народа к Путину, которая в любой миг может - по рациональным или иррациональным причинам - исчезнуть, как это произошло со
всенародной любовью к Ельцину. В самом правлении Путина, которое, как и ельцинское, является президентским самодержавием, надо
различать два дискурса - монархический и управленческий. Как монарх Путин справляется со своей ролью превосходно; как главный
управленец страны - крайне слабо. Все проводимые или намечаемые им реформы либо остаются сугубо виртуальными, либо не приносят
никаких других результатов (да и не преследуют иной цели, кроме дальнейшего укрепления режима личной власти). Это тот же застой, что
был при позднем Ельцине, хотя и с внешне антиельцинским лицом. Происходит медленное, по миллиметру, сползание в бездну, которое в
последней фазе неминуемо обернется падением и крушением всей страны - с неизбежными, увы, жертвами. Однако пока этого не произошло и
масштабы предстоящей катастрофы не выявились (а выявилась лишь ее неотвратимость), все политологические рассуждения, равно как и
любая политическая деятельность, имеют чуть ли не стопроцентно схоластический характер.
Материал подготовили Андрей ВЕЙМАРН и Руслан ХЕСТАНОВ
