Как создавалась "Литературная газета". 1929 г. (*+)
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg162004/Polosy/art6_1.htm
НОВАЯ СТАРАЯ ГАЗЕТА
Как рождалась советская <ЛГ>
Первый номер <ЛГ> (третьей по счёту <Литературной газеты> после газет с тем же названием под редакцией А.А. Дельвига и О.М. Сомова,
а затем - Н.А. Полевого и А.А. Краевского) вышел в свет 22 апреля 1929 года.
Бог любит троицу. Первая газета просуществовала полтора года, вторая - девять лет, зато третья... С перерывами, в разных форматах
она тем не менее выходит и по сей день.
Сколько раз ей пророчили гибель!
Но менялись <хозяева>, менялись редакторы, лихорадило коллектив, а газета жила.
В логотипе <ЛГ>, как бы он ни выглядел (сегодня вот <Максимыч> возвращается после аж 14-летней ссылки радикал-либералами, от
большевиков уезжал лишь на 7 лет), есть некая мистическая энергия. Логотип словно <заряжен> кем-то. Но не Кашпировским, конечно, а
скорее Пушкиным.
<ЛГ>, как песню, не задушишь, не убьёшь.
Может быть, потому, что нужда писателей в <своей> газете возникла тогда, когда писательство становилось уважаемой профессией. Этот
момент падает на рубеж 20-30-х годов XIX века. Впрочем, даже в 40-е матушка Тургенева, Варвара Петровна, поначалу стыдилась
писательских склонностей своего единственного ненаглядного <Ванички>. Что за занятие для дворянина, просто-таки <ридикюльное>! Иное
дело - армия и служба при дворе. Но писатели: а) начинали жить на гонорары (тот же Тургенев, лишённый матушкой доходов от фамильного
гнезда за связь с французской певичкой, да ещё и цыганкой - ужас!) и б) превращались в уважаемый в обществе слой. Даже в светском
обществе, не говоря уже о разночинском, где, впрочем, не писатели, а <Белинский был особенно любим>. Произошла <смена вех>.
<Записки охотника> ускорили решение об отмене крепостного права. Буквально ускорили, через царя. Роман <Что делать?> <перепахал>
Ленина. Можно бесконечно спорить о том, вредно или полезно прямое влияние литературы на общество и политику (для меня несомненна его
польза), но влияние это стало фактом жизни.
Первая пробная попытка дворянской либеральной фронды была скоротечной. Вторая, предпринятая опытными журнальными <волками> Полевым и
Краевским, выдержала почти десятилетие. Третья... Это отдельная история.
В представлении многих 20-е годы ХХ века - это время конца интервенции и Гражданской войны, период относительной экономической
свободы (НЭП) и прямо-таки неслыханный расцвет словесности. Это представление идёт со школы, наслаиваясь на более позднее,
<перестроечное>, разоблачение 30-х годов с их казнями, незаконными судами, завинчиванием гаек госмашины, сплошной коллективизацией и
удушением литературы через создание единого Союза писателей СССР.
На самом деле (все серьёзные историки и филологи это знают) и в 20-е не всё было так зд`орово, и в 30-е не всё так-то просто.
В 80-е годы прорывом в изучении истории литературы 20-30-х годов стала книга уже покойного Степана Ивановича Шешукова <Неистовые
ревнители>. Она и сегодня <работает> как своего рода справочник, но в то время!
Это был филологический бестселлер! А всего-то: учёный взял в руки документы (газеты, журналы, архивные материалы) и попытался
разобраться в <разноцветьи-разнотравье> 20-х годов. И выяснилось, что на <лугу> этом майском всё происходило в точности по
Заболоцкому:
Жук ел траву,
жука клевала птица...
Или - прямо по Олейникову:
Страшно жить на этом свете,
В нём отсутствует уют, -
Ветер воет на рассвете,
Волки зайчика грызут...
То, что принято называть романтическими словами <литературная борьба>, на деле часто оказывалось в львиной своей доле схваткой за
власть. Не столько литературную, сколько - политическую.
Да, неслыханное количество <школ>, групп, объединений... <Пролеткульт>, <Кузница>, <Октябрь>, <Молодая гвардия>, РАПП (Российская
ассоциация пролетарских писателей). Это из новых, <пролетарских>, молодых да ранних, сменявших друг друга и тоже, кстати, между
собой круто враждовавших, сливавшихся и расходившихся и т. д.
В эти ряды шли писатели <снизу>. Впрочем, в основной части это были не писатели, а типичные фабрично-заводские стенгазетчики. Об
одном из таких, Алексее Ивановиче Майорове, писал в конце 20-х годов М.М. Пришвин. Майоров явился к нему со стихами такого рода:
Одна из девушек любила
Конечно зава,
Он ей был мил,
И что ж за это получила?
Кирпич по шее девку бил...
Но Пришвин отнюдь не смеялся над этим <творчеством>. <Не могу назвать труды Майорова прямо бездарными; все сочинения его устремлены
в узкую сторону стенгазеты: это совсем новая у нас литература, где не только какие-нибудь стилистические тонкости, а даже просто
орфографическая грамотность поглощается экспрессией и актуальностью...>(<Девятая ель>).
И не будем забывать, что из этих <пролетарских> организаций вышли очень приличные прозаики: Фадеев, Фурманов, Островский... Не
говоря уже о гениях Шолохове и Платонове.
<ЛЕФ>, <Серапионовы братья>, <Перевал>, имажинисты, новокрестьянские поэты.
Это из <старых>, из <попутчиков>, как их называли <пролетарии>, хотя при этом <лефовцы>, продолжавшие футуризм, эстетически были
куда радикальнее того же Фадеева с прилежным подражанием психологизму Л.Н. Толстого.
Как раз в первом номере <Литературной газеты> от 22 апреля 1929 года <лефовец> Виктор Шкловский язвительно писал о Фадееве:
<Литература быстро переживает то, что уже отжито. [...] Во имя своих возможностей не правьте по свету потухших звёзд>. И на той же
полосе - фото Фадеева с подписью: <А.А. Фадеев, избранный членом Моссовета от Федерации Объединений советских писателей (органом
которых и стала ЛГ. - П.Б.). Да, в 30-е годы подобного соседства уже быть не могло! Или ты - депутат, или ты - <пережиток>.
Но эта язвительность Шкловского ничто в сравнении с тем, что писали о <лефовцах> в боевом органе <пролетариев> -журнале <На посту>
(одно название чего стоит!). Вот о Брике:
<Брик хочет низвести на землю и не просто на землю, а швырнуть в помойную яму всё то и всех тех, что дало и кто дал нашей партии
исключительный авторитет и сделал её идеалом для современной молодёжи>. В 30-е годы это обвинение тянуло на расстрельную статью.
Но вот вопрос: откуда взялся этот развязный, <военно-полевой> тон в критике 20-х годов, который в 30-е уже прямо перетёк в
доносительство? Его большевики придумали? Отнюдь! Этот тон утвердился ещё в критике Серебряного века и практиковался, в частности,
культурнейшими из символистов. <Обозная сволочь> - о тех, кто отмолчался в революцию 1905-1907 годов, а потом вдруг расписался. Чей
это <термин>? Андрея Белого. <В обезьяньих лапах реакции> - вердикт Леониду Андрееву. Кто вынес? Дм. Мережковский.
Создание <Литературной газеты>, насколько можно судить по программной редакционной статье первого номера (не подписанной и поэтому
демонстративно установочной), именно и ставило своей целью, с одной стороны, <замирение> враждующих писательских группировок,
бесконечно взывавших к власти как к третейскому судье и, по сути, <стучавших> друг на друга, а с другой - плавный переход от
литературного <хаосмоса> (позднейший постмодернистский термин) к государственной литературной ситуации. Рубеж. Новая <смена вех>...
Ленин (по официальной профессии <литератор>) литературой практически не занимался. Лишь время от времени шутливо предлагал
<Луначарского сечь за футуризм>. Обратите внимание на тон его письма Горькому, в котором он <мягко> советует последнему ехать за
границу лечиться:
<А у Вас кровохарканье, и Вы не едете!! Это ей-же-ей и бессовестно, и нерационально. В Европе в хорошей санатории будете и лечиться
и втрое больше дела делать. Ей-ей. А у нас ни лечения, ни дела - одна суетня. Зряшная суетня...>
Уж конечно, под <зряшной суетнёй> Владимир Ильич имел в виду не успехи или поражения Красной Армии и не всё ещё продолжавшуюся
продовольственную блокаду городов деревней.
<Зряшная суетня> - это попытка Горького спасти художественную интеллигенцию. Это заступничество за какого-то Гумилёва. Попытка
отправить в <хорошую санаторию> какого-то Блока. Это надоедливые просьбы Горького о выделении учёным и писателям продовольственных
пайков. Это <вымогательство> у большевиков бумаги и типографских мощностей, которых на декреты не хватало. Недаром цитированное
письмо Ленина начинается так: <Алексей Максимович! Переслал Ваше письмо Л.Б. Каменеву. Я устал так, что ничегошеньки не могу>. И в
это, конечно, можно верить.
Зато Сталин за литературу взялся всерьёз. И опять же: можно бесконечно спорить о том, <что было, если бы не было бы?>...
Есть историческая данность. Советская литература. И эта данность столь же сложна и противоречива, как, скажем, другая данность:
эмигрантская литература. Во всяком случае, самые чуткие и честные из эмигрантских критиков (например, Георгий Адамович) не только не
отрицали первую данность, но и признавали, что такие писатели, как Шолохов, Платонов, Леонов, есть продолжение чести и славы русской
литературы.
А потом будут Шукшин, Трифонов, Распутин. Великая русская литература ХХ века.
<Литературная газета> в хорошем смысле <служила> писателям на этом пути, являясь <их> газетой. Другое дело: насколько ответственной
и последовательной в разные моменты истории была эта <служба>. Но изначально, в замысле своём, <ЛГ> должна была (цитирую передовицу
29-го года) <проводить в области художественной литературы принцип свободного соревнования различных группировок и течений и
бороться против всяких попыток установления единообразия путём приказа и принуждения>. Правда, хорошие слова?
Да и 75 лет жизни - уже неплохой срок!
Павел БАСИНСКИЙ
