Агрессия как проявление антропологического кризиса
Сергей В. Бирюков
Дата публикации: 23 Марта 2004
События последнего времени в России - погромы на рынках, массовые беспорядки на Манежной площади после проигрыша российской
футбольной сборной на чемпионате мира 2002 г. и, наконец, убийство 9-летней таджикской девочки в Санкт-Петербурге - позволяют
говорить о серьезном социальном явлении и требуют его серьезного объяснения. При этом едва ли можно принять объяснения либеральной
общественности, которая склонна видеть в этих событиях проявление полухимерического "русского фашизма".
Суть проблемы, однако, видится гораздо глубже. Ибо во всей череде российских кризисов оказался незамеченным главный кризис -
антропологический, связанный со злокачественной мутацией самого человеческого типа. Причиной этого кризиса послужил
"модернизационный шок", порожденный процессом распада традиционной патриархальной культуры, освободившим деструктивные и
антисоциальные импульсы.
Либерализм (в его постмодернистской версии), признающий мораль "частным делом", не способен к рефлексии относительно истоков данной
"социальной болезни". Ответ на этот вопрос может предложить современная философская антропология.
С ее точки зрения, человек как родовое существо не рождается биологически (ибо рождение дает нам только биологического индивида), а
формируется в процессе культурогенеза. В отличие от животного человек неодномерен и включает в себя три ипостаси: биологическую,
социальную и духовную. И собственно человеческое - по своей сути не столько биологическое, сколько социальное и духовное,
прививаемое обществом.
Русский религиозный философ В.С.Соловьев писал по этому поводу: "Каждое единичное лицо есть только средоточие бесконечного множества
взаимоотношений с другим и с другими, и отделять его от этих отношений - значит отнимать у него всякое действительное содержание
жизни". Нарушение же хрупкого равновесия между тремя "природами" человека, связанное с распадом механизмов социализации, грозит
освобождением антисоциальной энергии и колоссальными потрясениями для всего общества. Запад, постепенно утрачивающий христианские
основания собственной цивилизации и культуры, предохраняется от угрозы аномии за счет развитой правовой системы и механизмов
социального государства.
В то же время подобные аномические явления стали реальностью в нашей стране. Их истоки связаны с социокультурной "неодномерностью"
России. Дело в том, что основные институты социализации (призванные, как и в любом обществе, приподнять его над сугубо биологическим
уровнем существования) - семья, школа, трудовой коллектив, локальные общности - были "завязаны" на традиционную патриархальную
культуру. Традиционную культуру, которая, по мнению С.Кара-Мурзы ( http://www.kara-murza.ru/), не была противоположна ценностям
модернизации, а постепенно адаптировала их к "национальной почве: "Научная революция и картина мира была воспринята русской
культурой без шока, небольшими порциями и в уже ослабленном виде, как вакцина (хотя и это было непросто, как пишут философы начала
века). Мы освоили науку без слома нашего мироощущения, а значит, без особого нигилизма и пессимизма. Модель мира Ньютона ужилась в
нас с крестьянским космическим чувством - они в нашем сознании находились на разных полках".
Распад традиционной культуры, начатый "великим переломом" 1930-х гг., подталкиваемый "латентной либерализцией" времен "зрелого
социализма" и доведенный до логического конца "демократической революцией" и форсированным внедрением "дикого капитализма" 1990-х
гг., спровоцировал в обществе "ценностный вакуум". Прежняя патриархальная культура сжалась до уровня архаических "остатков", а
культура гражданская, о которой грезили либералы, не сложилась. Либералы, мечтавшие о сокрушении "тоталитарной империи" (и
подпиравшего ее патриархально-патерналистского типа общественных отношений), вместо "гражданского общества" столкнулись с
освобожденной энергией "грядущих гуннов".
Для объяснения происходящего в России всплеска агрессивности молодых, пожалуй, наиболее подходит концепция природы человеческой
агрессии, предложенная известным американским социопсихологом Э.Фроммом. Исследователь не связывает проявления человеческой
агрессивности только с раскрепощением "инстинктов", полагая, что объяснение их истоков "следует искать не в унаследованном от
животного разрушительном инстинкте, а в тех факторах, которые отличают человека от его животных предков. Главная проблема состоит в
том, чтобы выяснить, насколько специфические условия существования человека ответственны за возникновение у него жажды мучить и
убивать, а также от чего зависит характер и интенсивность удовольствия от этого".
Развивая свои суждения, Фромм приходит к выводу, что человеческая агрессивность провоцируется не столько раскрепощением инстинктов,
сколько подавлением его экзистенциальных потребностей: в свободе, в чувстве идентификации, в ценностных ориентациях и объекте
почитания, в ощущении исторических корней, в чувстве единения, в возможности реализовать свои творческие способности. Наиболее
провоцирует агрессию людей оскорбление объектов их почитания: "Человеку нужна не только "система координат" для ориентации в жизни,
для его эмоционального равновесия (комфорта) жизненно важную роль играет и выбор объектов почитания. При этом речь может идти о
самых невероятных феноменах: это могут быть ценности, идеалы, предки, отец, мать, родина, класс, религия и десятки других объектов,
к которым человек может относиться как к святыне. Любое покушение на объект почитания вызывает такой же точно гнев со стороны
индивидов или группы, как если бы речь шла о покушении на жизнь".
Разрушение институтов социализации и "депривация" индивидов как раз и приводит в современной России к подавлению экзистенциальных
потребностей значительной части входящего в жизнь поколения. Традиционная семья трещит по швам из-за социально-экономических
неурядиц и разрыва поколений, школа постепенно превращается в инструмент негативной социализации, а моральное влияние религии и
церкви ограничено. Криминальная субкультура, возникшая как ответ на авторитарную модернизацию 30-40-х гг., постепенно заполняет
существующий "ценностный вакуум", превращаясь в "культурную матрицу".
В подобных условиях социальное недовольство молодых, вызванное феноменами наследственной бедности, бесперспективности, отсутствием
равных стартовых условий и др., принимает форму войны против общества и опирается на "альтернативные ценности". На элементарном
уровне такое сопротивление принимает форму разрастающейся криминальной деятельности, а на уровне политики - форму
квазиидеологических объединений (от необольшевистских леворадикалов и НБП до скинхедов), ведущих эту войну. Войну, которая в будущем
будет лишь расширяться - ибо если старшее поколение "социально ущемленных" пребывает сегодня в состоянии аномии, то их дети уже
вполне готовы к криминальной, а также лево- и праворадикальной "герилье". И нашумевшие акции скинхедов - лишь знаки начала этой
войны, порождение глубокого социально-экономического и ценностного конфликтов. Поэтому радикализм сегодняшних молодых правых и левых
радикалов - это зеркальное отражение жесткого и антисоциализирующего характера существующей общественной системы, не содержащей
механизмов социальной адаптации и нередко скатывающейся в оголтелый социал-дарвинизм.
sУпование же на складывание в современных условиях гражданского общества - не более чем иллюзия. Ибо формирование гражданской
культуры в России блокируется не только отсутствием необходимых социально-экономических и социокультурных условий. Так,
форсированная индустриальная модернизация ХХ в. сформировала особый тип фабрично-заводской культуры ("индустриального гетто", по
выражению А.Панарина ( http://www.gov.ru/Msu/msutoday/profes/lomon_n/panarin.htm)), лучшие представители которой стремились к
получению качественного образования и достойного статуса (эти возможности широко предоставлялись советской системой). В то же время
данная система постоянно воспроизводила большое число маргиналов и девиантов (алкоголики, тунеядцы, криминалитет), чьи
антисоциальные наклонности до определенного момента худо-бедно сдерживались авторитарно-патерналистской общественной системой
(правда, в последние годы ее существования все хуже и хуже).
Восприятие гражданских ценностей представителями этого социального слоя могло быть весьма условным. Наряду с этим советская система
в результате культурной революции сумела создать тонкий, но весьма качественный слой гуманитарной и технической интеллигенции,
"выносившей" в себе советский вариант гражданских и правовых ценностей. Поэтому опора на этот слой могла бы позволить создать
"оазисы" гражданского общества, сформировать "окно возможностей" для дальнейшего цивилизованного развития. Но реформы 90-х гг. в
России пошли по иному сценарию.
Хаотические (по крайней мере, внешне) преобразования без всякой "амортизирующей подкладки" привели к люмпенизации либо
криминализации потенциального советского "среднего класса", интегрированного на тот или иной уровень "криминально-рыночных"
отношений. Питомцы "фабрично-заводской" культуры либо люмпенизировались, либо интегрировались (в случае социального успеха) в
структуру "антинационального гражданского общества". В результате в России не сложились ни средний класс, ни гражданское общество
(по крайней мере, в цивилизованном их понимании).
Очевидно, что сохранение всех современных тенденций означает в лучшем случае дальнейшую "сегментацию", а в худшем - распад общества
с уменьшением шансов на полноценное цивилизованное развитие. Однако с учетом того, что процессы распада институтов социализации и
культурных институтов в принципе обратимы, умозрительный шанс у России все же есть. Но для этого потребуется пересмотр политических,
экономических и идеологических концепций, господствовавших в 90-е гг. Без сомнения, необходимыми факторами будут новое мировоззрение
элиты и новое качество самого общества, а также проведение комплексной ревизии итогов 90-х гг., которая пока еще и не начиналась.
