Эта статья родилась в результате дискуссий со студентами одного из московских вузов, и в ней я хотел бы резюмировать свою позицию,
как для моих собеседников, так и для всех тех, кто накануне выборов решит задуматься о судьбе своей страны. А судьба эта
складывалась в последнее десятилетие весьма драматично. Надо сказать себе правду: прошедшее десятилетие былорезультатом поражения
России в Холодной войне. Сделав это утверждение, мы снимем повязку с глаз и увидим мир таким, каким он представляется западным
стратегам, никогда не заблуждавшимся на этот счет.
<Россия - побежденная держава. Она проиграла титаническую борьбу. И говорить "это была не Россия, а Советский Союз" - значит бежать
от реальности. Это была Россия названная Советским Союзом. Она бросила вызов США. Она была побеждена>. Так утверждает Збигнев
Бжезинский. И добавляет: <Сейчас не нужно подпитывать иллюзии о великодержавности России. Нужно отбить охоту к такому образу
мыслей. :: Россия будет раздробленной и под опекой>.
И увидев мир взглядом его нынешних архитекторов, мы поймем, что все случившееся с нами, включая обвал экономики, тупики
общественного развития, приграничные конфликты, рост сепаратизма, вылившийся в войну на Кавказе, что все это не есть
неблагоприятнаяслучайность, последствия советской национальной политики, тяжелая социальная наследственность и неумение работать,
как уверяют нас западники, ноявляется результатом целенаправленного перемещения России в мир колониальных и зависимых территорий,
поинерции все еще называемых <странами>.
Именно для эксплуатации и управления такими странами существует инструментарий <долларизации экономики>, <ножниц цен>, <социальных и
территориальных резерваций>, <управляемых конфликтов> и замыкающей систему в единое целое <колониальной демократии>, успешно
реализованный в России в 1992-2003 годах. Бесконтрольная эмиссия долларовой массы СоединеннымиШтатами, навязавшими свою валюту в
качестве мирового средства платежей и сбережений, позволяет Америке, и встроенным в ее глобальную экономическую систему другим
западным странам, не просто изымать значительную часть мирового продукта в виде фактически неоплачиваемого кредита, своего рода
имперской дани, но и манипулировать экономическими показателями своих корпораций, обеспечивая им безусловные конкурентные
преимущества на мировом рынке. С экономикой, открывшей секрет <философского камня>, никто не может конкурировать на равных.
Другим важным механизмом изъятия ресурсов в пользу Запада является антиэкономическое завышение цен на промышленную продукцию по
отношению к ценам на сырье, производимое главным образом странами колониальной периферии. Как было известно еще Марксу, стоимость
создается трудом. Открытый им закон стоимости утверждает, что товары обмениваются на рынке в соответствии с общественно необходимым
временем, затраченным на их изготовление. Из этого вытекает, в частности, тот факт, что в ходе технологического роста стоимость
готовой продукции относительно сырья должна падать так как сырье невозобновимый и не зависящий от человеческой деятельности ресурс,
затраты же труда на производство готовой продукции с ростом технологий снижаются. К таким же выводам приходил в 60-х годах прошлого
столетия и Римский клуб, сформулировав концепцию <пределов роста> и экономического выравнивания регионов.
Но в ответ на действие экономических законов Западное сообщество приняло контрмеры: искусственное завышение доли рентных платежей в
составе стоимости своей продукции. Этот эффект достигается за счет цены недвижимости, составляющей в западных странах значительную
часть общественного богатства. Но эта цена лишь в малой части формируется из трудозатрат на строительство и поддержание объектов
недвижимости. Львиная доля цены образуется за счет цены земельного участка, стоящего в сотни и тысячи раз дороже аналога в странах
третьего мира. Под эту цену подгоняется размер жилищного кредита, за ним следуют уровень заработной платы и остальных платежей, в
итоге цены на продукцию развитых стран получаются искусственно высокими, хотя и рыночными. К примеру, чайник фирмы <Тефаль> стоит в
80 раз дороже сырья, затраченного на его изготовление. Рынок в данном случае оформляет политико-экономическое неравенство сторон.
Сходный механизм существовал и в экономике СССР, где он назывался переносом стоимости от топливно-сырьевого комплекса к
обрабатывающей промышленности иосуществлялся в плановом порядке. Очевидно, это достаточно общий механизм организации экономической
жизни общества в условиях ресурсного дефицита и ограниченности источников энергии (на создание энергетики нового поколения оказались
неспособны ни капиталистическая, ни социалистическая системы). Но советская система, будучи автаркичной и централизованно
перераспределяя ресурсы, была избавлена от необходимости создания преднамеренных стоимостных диспропорций, аналогичным существующим
в товарообмене Запада с третьим миром.
Результатом этого и ряда других факторов (товарный дефицит и инфляционное давление сбережений советского периода) стал крайне
неблагоприятный обменный курс рубля к доллару и катастрофическая для советской экономики разница внутренних и мировых цен на
топливно-сырьевые ресурсы. Стало выгоднее просто изымать из экономики сырье и продавать его на Западе, а не запускать в
деградирующее без стоимостных трансфертов российское производство.
Эту долларовую лихорадку публицист Александр Янов сравнил с теологическим экстазом средневековых европейских протестантов,
<восставших против католической иерархии, отрезавшей верующих от непосредственного общения с Богом>, подобно которым советские
<сырьевики> <восстали против бюрократической иерархии, отстранившей их от <общения> с их <богом> - конвертируемой валютой>. И в той
мере, в какой доллар становился символом и мерой богатства, рубль становился мерой нищеты: вывоз сырья и его валютного эквивалента
(<бегство капитала>) стимулировал инфляцию национальной валюты, дальнейший промышленный спад, сокращение потребления и деградацию
внутреннего рынка.
Как было сказано выше, ценовые пропорции мировой экономики оказались таковы, что прибыльными(конкурентоспособными) на мировом рынке
могли стать, и стали лишь предприятия топливно-сырьевого сектора российской экономики. Именно они стали могильщиком советской
системы, сбросив <иго> централизованного планирования и бремя военно-промышленного комплекса, и взяли курс на встраивание в мировую
экономику в качестве сырьевого придатка или, говоря шире, <дополняющей экономики> экспорта сырья и низкооплачиваемого обслуживания
потребностей <развитых стран> во вспомогательных видах деятельности.
На этом процессе сформировалась агрессивно-хищная среда обслуживающая такой контур "встраивания" - бизнес, идеология, СМИ, культура
и т.п. В советской литературе, посвященной проблемам эксплуатации (нео)колониальной периферии, для таких кругов существовал термин -
компрадорская буржуазия (компрадоры). Его применяли к Латинской Америке, Индии, Ближнему Востоку и Юго-Восточной Азии, но и в
страшном сне не могло присниться, что это может быть и у нас. Однако случилось. В пределах компрадорского уклада сформировался
своего рода "средний класс", возникла новая, проамерикански ориентированная "социальность" (совокупность ценностей, установок,
мотиваций, идеалов, образ будущего и т.п.), хотя, если смотреть на вещи глубже, являющаяся скорее устойчивой модификацией
антисоциальности, образовалась политико-идеологическаяинфраструктура.
По-видимому, после разгрома своих оппонентов из ВПК и союзных ему секторов обрабатывающей промышленности, завершившегося принятием
новой российской конституции, давшей политические гарантии новому экономическому укладу, <сырьевикам> удалось достигнуть консенсуса
с американской финансовой олигархией, результатом чего стало появление в России "собственного" олигархата - верхней прослойки
крупного бизнеса, контролирующего финансовые потоки (промышленные активы, очевидно, остались в руках прежних лиц) и политическую
систему страны. Появление олигархов это в сущности качественный скачек, трансформация <капиталистического уклада> в
<капиталистическую систему>, завершенную, полностью оформленную и готовую к борьбе за жизнь и экспансию. И это не только ее мозг,
это так же и ее сердце, вместилище ее классового мировоззрения (в российском варианте скорее мироощущения), ее витальности. До
появления субкласса олигархов планово-организующие функции, необходимые в любой крупной экономике, выполняли государственные
учреждения и полугосударственные корпорации-монополисты: Минэкономики, Минфин, Центробанк, Минтопэнерго, Газпром, ЕЭС, Ростелеком,
МПС и т.д., координируемые экономическим блоком правительства во главе с вице-премьером по экономике. В значительной мере это был
реликт советского Госплана, с той, однако, особенностью, что, не будучи собственниками управляемого имущества, государственная и
полугосударственная бюрократия не могла служить прочным заслоном на пути <коммунистического реванша>.
Не могла она так же и проникнуться капиталистическим духом <извлечения максимальной прибыли>, постоянно оглядываясь на
государственный интерес и будучи, таким образом, и организационно, и психологически <в плену> советского прошлого. Соответственно
идеологические функции выполняли маргинальные по своей природе <творческая интеллигенция> и корпорация профессиональных работников
СМИ, обслуживающих лишенные экономическогосодержания <общечеловеческие ценности>, американизм (с постоянной оглядкой на <КГБ>),
реликтовое диссидентство и прочую подобную шелуху. Олигархат дал экономическое содержание российскому либерализму, включившему в
себя уже в качестве <частных случаев> и правозащитное движение, и диссидентство позднесоветского периода, и американизм
преуспевающих при данном типе экономики слоев общества.
Таким образом, сформировался компрадорский тип гражданского общества и "колониальная демократия", обслуживающая процесс
перекачивания ресурсов побежденной страны на Запад и ее политическое подчинение воле лидеров глобализации. Социальная база такой
демократии изначально была достаточно узка, но за счет вовлечения в ее идеологические тенета большинства населения, поверившего в
возможность выиграть по ее правилам, ей удалось "эффективно" расширить свою социальную базу, добиться видимости усиления за счет
привлечения побочных, и даже объективно враждебных ей сил.
Итог: "Да-Да-Нет-Да" Ельцину летом 1993 г., утверждение новой Конституции в декабре того же года, перевыборы Ельцина в 1996 г.,
провал оппозиционного блока ОВР в 1999 г. и выборы марта 2000 г., прошедшие под лозунгом "неизменности итогов приватизации". Такой
системе, разумеется, сопутствовали и ее непременные атрибуты: <социальные и территориальные резервации> и <управляемые конфликты>.
Под первыми я понимаю суженное воспроизводство, в перспективе полное исчезновение, социальных слоев и профессиональных групп и
депопуляцию территорий, неконкурентоспособных (бесприбыльных) в системе мировой экономики. Болевой эффект, неизбежный при таком
подходе, гасится за счет социальной сегрегации таких групп, достигаемой при помощи информационных технологий. На наших глазах
разворачивались процессы деградации в академгородках, научных школах, образовании и здравоохранении, получали нищенскую зарплату
учителя и врачи, но мы не видели этого: эти проблемы были <изъяты из обращения> в СМИ.
Это, так сказать, вариант слома воли к жизни, рассчитанный на широкие массы населения, болеесклонные к постмодернистским технологиям
<управления сознанием>. К элитарным кругам апеллирует технология <управляемых конфликтов>, призванная создать очаги постоянно
действующего сопротивления системе, оказать воздействие на которую ставит себе целью режиссер этого конфликта (в нашем
случае -организационно-политические центры глобализации). Создав такой очаг можно в дальнейшем варьировать его параметры,
использовать в качестве плацдарма для эскалации и даже дезинтеграции страны, можно сделать этот конфликт предметом торга с элитой
страны или инструментом морально-психологического давления. И, самое главное, при всех обстоятельствах такой конфликт несет в себе
элементы делегитимации порядка, против которого направлен такой конфликт, и возможности внешнего вмешательства, интернационализации
конфликта. Это жесткий метод борьбы с суверенитетом страны и отстаивающими его элементами национальной элиты. Но, конечно,
бесконечно долго так продолжаться не могло.
Здесь мы упираемся в фундаментальный дефект понимания Западом исторических реалий, с которыми ему пришлось столкнуться в связи с
крахом Коммунизма. Недооценив внутреннюю волю советского (и, прежде всего русского) народа к историческому творчеству, западные
стратеги решили, что крах СССР был следствием их победы и, возможно, внутренних пороков коммунистической системы, а не неудачной, а
значит и потенциально опасной, попыткой модернизации советской разновидности гражданского общества, наличие какового в условиях
позднесоветского <тоталитаризма> вообще категорически отрицалось.
Формирование компрадорского уклада и отбрасывание великой страны в третий мир, на колониальную периферию рассматривалось Западом как
свой очевидный успех и не подвергалось сомнению. По мнению тогдашнего британского премьера Джона Мейджора <задача России после
проигрыша холодной войны - обеспечить ресурсами благополучные страны. Но для этого им нужно всего пятьдесят-шестьдесят миллионов
человек." Однако, такая политика стала фатальной ошибкой Запада.
Весь рассмотренный выше инструментарий <внешнего управления> в конечном счете, есть ничто иное как форма реализации цивилизационного
доминирования Запада над более низкими по уровню развития незападными цивилизациями. В России же эта политика столкнулась с
сопоставимым по мощи советским цивилизационным ядром. Это повлекло рост сил сопротивления. Общество оказалось гораздо более
целостным, чем представлялось западным стратегам и их российской клиентеле. Компрадорский уклад и сформировавшиеся в его рамках
псевдогражданское общество и колониальная демократия оказались отнюдь не бесспорной формой реакции страны на вызов Истории. Это был
простейший и, пожалуй, безальтернативный сценарий социально-экономической трансформации в условиях императивно навязанной Западом
либерализации - <открытия>, точнее <взлома> экономики, с ее существенно иными стоимостными пропорциями, принятия концепции
абсолютного примата интересов эгоистического индивида перед любыми его социальными и гражданскими обязательствами, принятой
советским обществом, деморализованным тотальной морально-политической компрометацией и последующим крахом социализма. Любая попытка
защитить общество в тех условиях не нашла бы в тот момент никакой внутренней поддержки, но при этом была бы демонизирована извне,
блокирована и, в условиях отсутствия внутренней поддержки, разгромлена, причем уже без какого-либо права России на суверенитет.
Таким образом, с одной стороны, на момент распада СССР компрадорский уклад за счет высвободившейся в результате распада прежних
общественных связей социальной энергии оказался достаточно дееспособен для построения нового общественно-экономического строя и
модернизированной государственности России, а с другой стороны, никакой поддержки иных форм общественного устройства не
просматривалось.
Однако, компрадорский уклад, как ему и следовало, оказался глубоко дефектным. Не способный к длительному осуществлению собственного
воспроизводства, он обанкротился в ходе дефолта в августе 1998 г. Но не исчез, что доказывает его не экономическую, а
цивилизационную, точнее межцивилизационную природу и ориентацию на внешние по отношению к России силы (глобализацию и ее
архитекторов). Тем не менее, после дефолта началась его масштабнаядестабилизация и поиск новых форм общественно-экономического
устройства. В полной мере он стартовал после завершения президентства Бориса Ельцина и достижения обществом политической
стабильности на основе консенсуса элитарных слоев и массовой поддержки нового президента.
Как мне представляется, первый срок президентских полномочий Владимира Путина наполнен борьбой двух проектов развития страны,
скрытой за фасадом политической стабильности и экономического роста. Один проект связан с личностью Михаила Ходорковского и его
компанией <ЮКОС>. Это консолидация всего <гражданского> общества, включая повергнутую экономически, но сохранившую значительный
политический потенциал, <промышленную> фракцию позднесоветской элиты, вокруг олигархата, привлечение на свою сторону региональных
элит, политическая изоляция Кремля и трансформация президентской республики в парламентскую, т.е. дальнейшее углубление
компрадорского курса.
Другой проект воплощен в личности Президента. Это качественное изменение роли государства в жизни общества, часто именуемое
<управляемой демократией> в политическом аспекте и <государственным капитализмом> в экономическом. С этой целью Президент пошел по
пути кадровой революции, достаточно полно описанной социологом проолигархического направления Ольгой Крыштановской. По ее
наблюдениям резко возросла доля военных и выходцев из спецслужб в верхних эшелонах российской власти. С учетом того, что третья
часть чиновничества занимали свои посты еще при Брежневе, вырисовывается картина качественной трансформации, изменения "классового
содержания", если угодно, <советизации> российского государства. То есть, в перспективе, возвращения себе функций по управлению
обществом и отказ от либеральной идеологемы <ночного сторожа>.
Исход схватки был предрешен рахитичностью и изначально деструктивным характером <гражданского общества> российских компрадоров,
слабостью и трусливостью позднесоветской номенклатуры, равно как и ее противоречиями с олигархатом, а так же мощным корпоративизмом
<силовиков>, их опорой на созревшее в обществе недовольство компрадорщиной и изменением внешнеполитической ситуации - смена в Белом
Доме оборвала связь, существовавшую между российскими олигархами и американскими демократами, а последовавшая за терактом
переориентация политики Вашингтона на сотрудничество с Кремлем и вовсе заблокировала возможность апелляции российской компрадорской
верхушки к США, бывшим ранее их надежным покровителем.
<Колониальная демократия> тем временем начала трескаться. Уже в апреле 2002 года опросы владельцев московских мобильных телефонов
показали, что 70 процентов этих обеспеченных людей стоят за национализацию нефтегазодобывающих компаний и вообще сырьевых оплотов
нашего олигархата. Вопрос был только в сроках. Атаку, как ни странно, начала слабейшая, но, очевидно, не осознававшая себя таковой,
сторона: 6 июня 2003 г. был убит Игорь Климов - бывший сотрудник администрации президента, офицер запаса Службы Внешней разведки,
исполняющий обязанности генерального директора НПО "Алмаз-Антей", относимый политкомментаторами к ближайшему окружению президента
Путина.
<Неприкосновенность исчезла как понятие, если даже таких людей стали убивать> - резюмировали событие журналисты. Такая дерзость
могла бы показаться совершенно немыслимой, если бы мы не знали, что за спиной Ходорковского стоит никто иной как Яков Ротшильд,
глава британской ветви этого дома и несомненно один из лидеров финансового клана, стоявшего за спиной таких звезд капиталистического
мира и основателей финансовых и промышленных династий как Морган, Рокфеллер, Карнеги, Варбург, Шифф и другие.
Реакция не заставила себя долго ждать: месяц спустя был арестован главный финансист <ЮКОСА> Платон Лебедев. В ответ <ЮКОС>
мобилизовал свою агентуру на всех уровнях, обнажив этим позицию своих тайных и явных сторонников. Это позволило Кремлю зафиксировать
политико-смысловую ось избирательной компании и разгромить всю политическую инфраструктуру олигархата. Думские выборы подвели
окончательную черту под режимом <колониальной демократии> и дали Президенту антиолигархический мандат. Можно задаться вопросом,
какого рода система может быть выстроена взамен изжившей себя. Ответ не будет слишком сложным: такая же, как та, что выстроена
Западными странами, прежде всего США, у себя дома, для собственных нужд. С поправкой на присущую сегодняшней России ограниченность в
средствах.
Известно, что демократия в собственном значении этого слова есть политический строй одиночных мелких собственников и только в такой
системе может нормально функционировать. По мере их имущественного расслоения происходит разложение демократии и ее замена иными
политическими формами, более соответствующими историческим обстоятельствам. Так было в Риме, когда крупные собственники заменили
демократию на авторитарное правление цезарей. Так давно произошло и на Западе, где демократия давно уже замещена плутократией
(властью денег), декорированной демократическим фасадом. Демократия просто не совместима с крупным монополистическим капиталом, он
ее коррумпирует, а затем полностью поглощает.
"Абсорбция гражданского общества" финансовым капиталом достаточно хорошо описанный политэкономией феномен. И вопрос состоит лишь в
том насколько эффективно правящая финансовая олигархия симулирует функционирование "гражданского общества": выстраивает и
подпитывает "средний класс", в своем втором издании - чисто искусственный феномен, выстроенный как защитный пояс против Коммунизма,
приводит в действие разнообразные общественные и политические институты, порождает, либо интегрирует и/или гасит спонтанно
возникающие общественные движения.
Вот так она устроена - Западная "демократия". Довольно комфортная, но крайне дорогостоящая вещь - слишком много ресурсов уходит на
удовлетворение аппетитов меньшинств и лоббистов, удачливых бузотеров и фрондеров, особенно если таковым удается придать своему
предприятию массовость и политическую окраску. Российскому государству, которому на роду написано вытеснить олигархию из
экономической жизни и самому занять ее место на капитанском мостике современной экономики, в такой же точно мере предстоит стать и
архитектором гражданского общества, осуществляя вышеназванные функции социальной инженерии. Разумеется, отсекая, по возможности,
демагогические требования и шантажистские домогательства. Но, одновременно, формируя каналы вертикальной социальной мобильности.
Таким образом, с победой на предстоящих выборах нынешний президент лишь начнет открывать для себя настоящую палитру проблем, стоящих
перед страной, проблем неизмеримо более сложных и разноплановых, чем те, которые он с таким блеском решил в первый срок своего
президентства.
