Г.Амнуэль: "Россия - родина терроризма, это абсолют не требующий доказательств" (*+)
http://www.open-forum.ru/meeting/845.html
А.Малашенко: Война с терроризмом подобна войне с бедностью - и то и другое непобедимо
Вопросы, которые сегодня будут поставлены, не будут иметь ответа. Это, конечно, не означает, что мы не должны на эту тему
рассуждать. Такова, если угодно, наша функция, наше предназначение. Хуже то, что ни узкие специалисты, ни политики тоже не знают
ответа. Это, не столько их вина, сколько наша общая беда. Терроризм в таких масштабах и формах - новое явление, и что с ним делать -
никто не знает. Опыт маловат. Как ни цинично звучит, но чем больше террора, тем больше шансов научиться ему противостоять. Один
американский год назад обронил очень хорошую фразу: <Война с терроризмом подобна войне с бедностью - и ту и другую окончательно
выиграть невозможно>.
Увы, нравится нам это или не нравится, с этим терроризмом мы будем сосуществовать. Уничтожить его нельзя, но можно какие-то акции
можно предупреждать, ограничить, хотя все равно потери будут.
Первое. Прозвучало словосочетание "исламский терроризм". Что называется <не для печати>, но терроризм, действительно, существует под
исламскими лозунгами. Говорить о том, что можно полностью, раз и навсегда отделить исламизм и исламистов от ислама, от большей части
мусульман - выглядит наивно. Проведено огромное количество мероприятий, произнесены тысячи речей о том, что ислам - религия мира,
издано тысячи книг, призывающих к диалогу. Все это замечательно.
Но давайте говорить правду. Ислам - это наиболее политизированная религия, а терроризм, по сути - есть продолжение политики в той
или иной форме. И, естественно, что экстремисты, которые, не могут добиться своих целей нормальными средствами, в конечном счете
будут обращаться к террору.
Терроризм будет воспроизводиться. Совершенно необязательно, что это будет конкретно в Чечне, в Палестине или еще где-то, где он
присутствует сегодня. Мусульманский мир - система сообщающихся сосудов. То, что происходит в Ираке или, например, в Палестине,
каким-то образом находит отклик где угодно - в Дагестане, Алжире, Марокко, на Филиппинах. Это коснется большинства мусульман, и
естественно может спровоцировать негативную реакцию, в том числе в крайней форме.
Далее. Было спрошено, а что терроризм - инструмент или самоцель? Это все сразу. Он - форма выражения комплекса неполноценности на
самых разных уровнях: на локальном, на национальном, на международном. За этим стоит осознание того, что мусульманский мир
проигрывает, что он никогда уже не догонит Запад, что он находится в очень тяжелом положении. И что ситуацию не переломить. А потому
нужна принципиально иная, исламская альтернатива выхода из кризиса. Эта альтернатива имеет несколько градаций: умеренная, менее
умеренная, радикальная. Наконец, крайняя степень, связанная с терроризмом.
Второе, что бы я хотел сказать. Представьте себе невероятное: завтра Путин при всех поцелуется, даже не с Масхадовым, а с Басаевым.
Что, после этого кончится терроризм, в том числе в Москве? Да, помилуйте, конечно, нет. Потому что дело зашло слишком далеко.
Списывать все на чеченский конфликт - это красиво, конечно, с этим можно и согласиться. Но это далеко не все. За время чеченского
конфликта в республике, да вообще на Северном Кавказе некоторые оппоненты Москвы все более ощущают себя частью мирового джихада.
После 11 сентября это в еще большей степени справедливо.
В свое время, в 90-е, на исламских террористов списывали все, и, мягко выражаясь, напрасно. Зато потом сложилась довольно
парадоксальная ситуация: после 11 сентября были в значительной степени отсечены финансовые потоки на Северный Кавказ с Ближнего
Востока, из Персидского Залива, были разгромлены секции некоторые организации. Но чем больше делалось в этом направлении, тем больше
эта публика ощущала, что она - отряд мировых борцов с Америкой, с Россией. Парадокс? - Да.
Между прочим, никто к этому не был готов.
Кстати, о том, что сейчас чуть ли ни 2 тыс. чеченцев отправятся в Ирак. Во-первых, это не чеченцы поедут, это поедет люди со всего
Северного Кавказа (ведь не известно, сколько бегает по горам самих чеченцев, а сколько выходцев из Дагестана). Во-вторых, если так
случится, то это будет серьезным аргументом в пользу того, что во многом благодаря <усилиям> российской власти, Северный Кавказ в
самом деле превращается в часть мирового джихада.
Еще один вопрос: а с чем и с кем мы все, имеется в виду мировое сообщество, собственно говоря, боремся, где конкретный враг?
Аль-Каида? Завтра убьют Бен Ладана - еще кто-нибудь останется (как в песне - <придут честолюбивые дублеры>). Терроризм - качественно
новая система. Кто-то говорит, что это <сетевая> контора. Да, очень возможно. Лично мне международный терроризм напоминает еще и
желе - ты по нему бьешь, а оно расползается.
Третье. И последнее, то, что непосредственно касается последнего взрыва в нашем метро. Здесь я не хочу говорить ни о Чечне, ни об
исламе. Понимаете, такое ощущение, что был пройден какой-то психологический порог, что после этого взорвать живых людей может кто
угодно и из-за чего угодно: жена изменила, с работы выгнали. Просто наркоман. Каждый, кто обижен на общество и готов ему отомстить,
в том числе не щадя самого себя. Вот это самое страшное. Больше всего боюсь оказаться правым.
Готовы ли к этой ситуации все те, кто сейчас говорит об усилении борьбы против терроризма? Не знаю. Спасибо за внимание.
=========
http://www.open-forum.ru/meeting/844.html
А.Коновалов: Танковые дивизии не пригодны для борьбы с международным терроризмом
Мне кажется, что предыдущее выступление демонстрирует колоссально смешение понятий, а вовсе не уточнение их. Я думаю, что надо
отличать криминальный терроризм, который может иметь место в любой стране, и тогда борьба с ним - это контртеррористическая
операция, что имеет место, скажем, в Ольстере. Но сепаратистское движение, как правило явление принципиально иного характера, чем
международный терроризм. Сегодня существует порядка 130 определений международного терроризма и ООН пытается выработать еще одно.
Хотя и оно вряд ли всех устроит.
По настоящему мир осознал, что такое международный терроризм в современной форме в сентябре 2001 года. Фраза о том, что после
сентябрьских терактов 2001 мы живем в ином мире с совершенно иным характером угроз, стала уже банальностью. Конечно, мир не меняется
за один день. Тенденции в мировой политике и экономике, которые привели к сентябрьским событиям, формировались достаточно долго, но
в силу ряда причин либо не замечались, либо драматически недооценивались политическими лидерами ведущих стран мира. События 11
сентября произвели эффект "упавшего занавеса". Именно эта открывшаяся картина и заставила говорить о "новой парадигме безопасности".
О событиях 11 сентября 2001 года уже написаны горы статей и книг. Мы лишь отметим наиболее важные изменения в международной
политической ситуации, которые за ними последовали:
Во-первых, мир потерял "гаранта", роль которого, безусловно, играли США в области международной безопасности, финансов, технического
прогресса и т.п. США по-прежнему остаются единственной сверхдержавой, самой мощной страной мира в военном и экономическом отношении.
В то же время стало совершенно очевидно, что перед лицом новых угроз США оказались не в состоянии гарантировать безопасность не
только своих союзников, но Нью-Йорка и Вашингтона. После 11 сентября Америке пришлось осознавать, что она перестала быть
самодостаточной страной и вряд ли станет ей в обозримом будущем.
Во-вторых, события 11 сентября продемонстрировали уязвимость современной цивилизации, причем эта уязвимость возрастает многократно с
ростом уровня технологического развития государства. В экономике развитых стран содержится огромное количество "встроенных
механизмов", способных принести огромный вред, разрушить жизненно важные элементы инфраструктуры страны, потрясти или развалить ее
финансовую систему, если достижения гражданского технического прогресса оказываются в руках террористов. Атака на Нью-Йорк и
Вашингтон была предпринята практически безоружными боевиками. Реально смертельным оружием оказались продукты цивилизационного
развития: широкофюзеляжные пассажирские самолеты - 200 тонн металла, заправленные 80 тоннами керосина и разогнанные до скорости
несколько сот километров в час.
В-третьих, сентябрьские события стали серьезным испытанием для демократических ценностей и традиций в США, да и в других странах.
Оказалось, что либерально-демократические государства плохо приспособлены для борьбы с террористическими угрозами нового типа.
Однако было достаточно неожиданным наблюдать, с какой легкостью большинство американцев согласились на ограничения личных прав и
свобод, (хотя бы временное), в обмен на ощущение большей личной безопасности. (Кстати абсолютно аналогичную тенденцию можно было
наблюдать после теракта в Москве в октябре 2002 года. Практически во всех опросах общественного мнения, проводившихся после
октябрьской трагедии, подавляющее большинство респондентов выразили готовность пожертвовать частью своих прав и свобод в обмен на
государственные гарантии личной безопасности).
В-четвертых, широкий спектр политических и технологических факторов в сочетании с процессами глобализации привел к появлению на
международной политической сцене принципиально новых политических игроков - негосударственные террористические организации. Этот
международный террористический интернационал действует вне поля международного права, его трудно связать напрямую с территорией
какой-либо страны и, что самое важное, эти террористические группы в складывающемся уязвимом постиндустриальном мире способны
наносить ущерб государствам, сравнимый, а возможно и превосходящий ущерб от агрессии, если бы ее осуществляла враждебная страна.
Современные террористы действуют на глобальном уровне и атакуют нетрадиционными способами.
В-пятых, в свете новых вызовов и рисков международной безопасности стало совершенно очевидно, что все институты, национальные,
(вооруженные силы, полиция, спецслужбы) и международные, (ООН, ОБСЕ, НАТО и т.д.), созданные, чтобы эту безопасность гарантировать,
продемонстрировали полную неспособность справиться с возложенной на них миссией. Стало окончательно ясно - новые угрозы требуют
новых инструментов и методов для успешной борьбы с ними.
Я обсуждал теракты, совершенные в США, с офицером израильских спецслужб. Он сказал, что по оценкам его коллег подготовка к этому
теракту заняла от 18 до 24 месяцев в ней были задействованы до 500 человек. Люди летали с континента на континент, происходил обмен
информацией. В частных летных школах появлялись странные ученики, интересовавшиеся только взлетом и пилотированием, но совершенно не
желавшие изучать, как посадить самолет. И все это прошло мимо внимания крупнейших спецслужб мира. Мимо сложнейших космических систем
наблюдения, служб слежения и радиоперехвата, которым заняты тысячи людей.
Что же такое международный терроризм, с которым мы сегодня столкнулись? Не 130 определений, а глобальный конфликт, который имеет
место быть, и в который вовлечена Россия? Это попытка глобальной экспансии радикального ислама. Я обращаю внимание на слово
"радикальный"; "ислам" здесь не более, чем прикрытие, камуфляж. Для ислама, как религии, как культуры, радикальные исламисты
представляют сегодня большую угрозу, может быть, такую же, как в свое время Гитлер для немецкой культуры и германской нации. Почему
мусульманские сепаратистские движения в Чечне и Палестине сразу же ассоциируются с международным терроризмом, а сеператизм в
Ольстере - нет? Потому что сепаратистские движения, возникающие в мусульманских регионах довольно быстро берутся под контроль
исламскими радикалами и их целью становится не отделение или получение автономии, а создание плацдарма для дальнейшей экспансии
радикальной идеологии. Исламистские лидеры убеждены, что есть мировое зло - Америка. На втором месте раньше были мы, сейчас мы его
делим с Европой. Так что от этой войны не уклониться, от этой войны не убежать, в этой войне придется участвовать.
Что делать? Прежде всего, осознать, что старые инструменты, такие как танковые дивизии, совершенно не пригодны для борьбы с
международным терроризмом. Но коль скоро глобальная война с терроризмом уже идет, а Россия в ней активно участвует, необходимо
определить приоритетные цели, на достижении которых должно сосредоточиться мировое сообщество, дабы нанести этому страшному врагу
максимальный ущерб. Условно их можно определить как четыре группы задач: "сжатие и ликвидация жизненного пространства терроризма",
"пресечение финансовых потоков, питающих терроризм и банкротство террористического интернационала", "проникновение в подпольные
террористические сети и их ликвидация", и, наконец, "разрушение связей между исламом и исламским экстремизмом". Каждая из этих задач
очень сложна и потребует выработки новых норм международного права, радикальных изменений в структуре и методах подготовки
вооруженных сил и многого, многого другого.
Прежде всего - пространство. Они, как правило, не ассоциируют себя с государством, но они где-то живут, лечатся, тренируются. Как
правило, они используют анклавы, количество которых растет, где существует то, что я называю invalid sovereignty - неполный
суверенитет, когда суверенное государство имеет признанные границы, но центральная власть не способна обеспечить реальный контроль
за значительной территорией собственной страны. И здесь возникает серьезный вопрос - как бить по официально признанной территории
государства, если знать, что это анклав террористов? А праве на подобные превентивные удары уже заявили и США, и президент России,
который сказал, что мы будем уничтожать террористов везде, где бы они ни находились. И не только самих террористов, но и их
финансовых спонсоров и идейных вдохновителей. А идейные вдохновители могут быть довольно далеко от финансовых спонсоров. Финансовый
спонсор обычно выбирает более комфортные места.
Второе - необходимо перерезать питающие его финансовые потоки, терроризм надо банкротить. Он очень ловко использует достижения
цивилизации в банковской системе. По всему миру создана система расчетно-кассовых центров. Там очень профессионально замешаны
легальные транзакции и отмывание нелегальных денег, идущих на финансирование террористической деятельности. Что еще очень важно в
этой борьбе? Проникновение в террористические сети. Мы почти забыли об агентурной разведке в связи со спутниками и другими
техническими средствами, порождающими убежденность, что мы и так за всем можем следить. Ничего подобного! Один из талантливейших
западных генералов, генерал Науман сказал: "В будущем я предвижу возрастание роли классического шпионажа". Если мы не сумеем
внедриться в террористические сети, мы их никогда не победим.
И, наконец, последнее - отрыв радикальных исламистов от ислама. Идеологию нельзя уничтожить бомбой или пушкой. Идеологию можно
уничтожить другой идеологией, предоставив мусульманскому сообществу некоторую позитивную альтернативу. В начале прошлого века на
нашей планете было, примерно, 300 млн мусульман на земле, сейчас 1 400 млн., то есть каждый пятый житель планеты. Больше половины из
них, моложе 20 лет. Это огромная по своей энергетике креативная масса, которая не может реализоваться внутри своего общества. Если
взять нефтедобывающие страны, отбросить нефтяной экспорт, то 260 млн. мусульман экспортируют, а стало быть, и производят, меньше,
чем шестимиллионная Финляндия. Борьба за умы и сердца мусульман - это очень важная задача.
===========
http://www.open-forum.ru/meeting/846.html
Г.Павловский: Проблема вытеснения терроризма связана с задачей мобилизации среднего класса
Я не буду говорить о международном терроризме, я буду говорить о внутреннем терроризме. Дело в том, что терроризму проще развиваться
именно как внутреннему явлению, находить внутри страны кадры, ресурсы и даже идеологическое прикрытие. Я думаю, что проблема
вытеснения терроризма, его локализации, изоляции, вытеснения с перспективой ликвидации связана с задачей мобилизации среднего
класса.
Здесь возникает первая трудность - как ни странно, пропагандистского характера. Как правило, для того, чтобы мобилизовать средний
класс в европейских странах, в Штатах требуется алармистское описание угрозы терроризма, которое дало бы мандат на какие-то особые
действия. У нас алармистское описание терроризма способствует скорее обмену власти и части общества взаимными обвинениями, вплоть до
совершенно идиотского предположения при каждом теракте: <Конечно, и на этот раз теракт организовала власть>. Такие выводы делают
только в Российской Федерации. В Европе и Америке - это удел сумасшедших и желтой прессы.
У нас подобные заявления, в свою очередь, блокируют решение очень серьезной задачи. Например, безусловно, внутренний терроризм
задействует продажных полицейских, продажные участки спецслужб и военных, он это делает всегда и при любой возможности. У нас таких
возможностей очень много. Но у нас власть вынуждена ограничивать информацию и общественные расследования таких случаев по простой
причине: любая информация такого рода превращается в повод для обвинения самой власти в террористической инициативе. Это
обстоятельство не последнее по значению в нашей ситуации, оно одновременно ограничивает и возможность средств массовой информации
проводить собственные расследования, предлагать обществу здравый взгляд на вещи, прежде всего, среднему классу, более склонному к
рациональной концепции этого дела. Просто журналисты бегают от этой проблематики, от расследований этих ситуаций. Соответственно,
сохраняется чисто идеологическое описание терроризма, я бы сказал бюрократическо-идеологическое описание, то есть ему либо приносят
клятву верности, либо осмеивают, говорят: "Знаем, знаем, сами вы все организовали". В пределах этих двух полюсов ничего расследовать
нельзя.
Я бы сказал, что сегодня терроризму вообще свойственен сменный субъект. Инициатор террористической деятельности, обрастая
инфраструктурой поддержки терроризма, дальше уже не контролирует того, кто дальше будет пользоваться этой инфраструктурой, и не
может, в принципе, контролировать кадры, которые порождает эта инфраструктура. Это просто исключено. Как правило, это возможно
только в таких крупных международных концернах типа Аль-Каиды.
В России вертикаль власти внутри террористического феномена отсутствует, поэтому, строго говоря, тот, кто породил, уже не может бить
того, кого он породил, да и не хочет, как правило. Чечня просто исторически стала генератором террористической деятельности, даже
если оставить все наше историческое прошлое, сегодня Чечня сохраняет важную роль в инфраструктуре терроризма. Но она другая. Это
роль свободного рынка кадров, ресурсов и, в какой-то степени, прикрытий. Очень просто получить прикрытие для любой террористической
деятельности, сославшись на Чечню, позаимствовав оттуда те или иные кадры или ресурсы. Дальше это уже не обсуждается. Уже Норд-Ост
показал, кстати, это проскочило в свободной и даже в несвободной прессе, но не привлекло общественное внимание, высокую степень
срастания кавказской инициативы с местной, московской, подмосковной криминальной инфраструктурой, более того - легкость срастания.
Сегодня можно говорить о своего рода экономике терроризма, которую может эксплуатировать любой субъект - внешний или внутренний. В
этом смысле я могу определенно утверждать, что я бы даже рассматривал, как крайне маловероятное, сохранение терроризма, как
кавказского феномена. Это можно было бы рассматривать, как большое достижение наших спецслужб, если бы им удалось локализовать уже
терроризм, как российский фактор внутри страны, локализовать его связи, его зависимость от Кавказа. Я думаю, что сегодня он уже от
Кавказа не зависит. Набор кадров для так называемых чеченских терактов осуществляется просто методом кастинга: кто нам сегодня
нужен? Нам нужны чеченские вдовы или, наоборот, люди, которые с Чечней формально не связаны. Ну, тогда будут кабардинцы, а могут
быть выпускники татарских медресе, а со временем могут быть и славяне. Почему этого не могло бы быть?
Поэтому, с моей точки зрения, необходима мобилизация ресурсов российского среднего класса. Средний класс - национально мыслящий
субъект политики - у нас по самоопределению очень мощный, хотя очень слабый экономически. Слабый по наличию инструментов для
вытеснения терроризма, применению как алармистских экстремальных методов, которые может применять власть, так и институтов
гражданского общества - таких, как средства массовой информации. В отношении СМИ должны быть приняты некие формальные или
неформальные соглашения. Необходимо блокировать в прессе рассуждения на тему того, что теракт рассматривается, в первую очередь, как
инициатива российских спецслужб. Это может быть предметом расследования в случаях, если, действительно, существует такое подозрение.
Соответственно, должна быть пересмотрена государственная концепция, доминирующая в государственных службах, как не соответствующая
реальности. Терроризм, безусловно, должен рассматриваться как российский, а не международный фактор, а международные влияния на него
должны рассматриваться отдельно, как некое средовое влияние, в принципе непринципиальное для будущего терроризма и борьбы с ним.
=============
http://www.open-forum.ru/meeting/847.html
А.Пионтковский: Что можно в этой ситуации сделать? Да уже почти ничего
Сначала маленькая реплика по поводу поднятой темы "патологии в отношениях власти и общества". Между прочим, когда обсуждался эпизод
с Рыбкиным, высказывались разные гипотезы. Например, Глеб Олегович в одном из своих интервью сказал, что, возможно, за исчезновением
Рыбкина стоят неуправляемые преступные элементы внутри спецслужб. Тaк что недоверие власти со стороны общества характерно не только
для отвязанных сумасшедших, но и для таких крупнейших, лояльнейших и приближенных к Кремлю политологов, как господин Павловский.
Чрезвычайно плодотворна была терминологическая дискуссия. Мы действительно пытаемся поставить диагноз явлению. До последнего времени
терроризм рассматривался как средство, как инструмент, и это был самый методологически правильный подход к терроризму. Мы имеем
десятки, если не сотни различных конфликтов по всему миру: чаще всего конфликт сепаратистов с метрополией и центром, в котором
используется метод террора. Под террором я понимаю, прежде всего, уничтожение мирных жителей. Это делают и ирландские террористы и
баски, и кто угодно. Но в последние годы мы столкнулись с явлением, которое я назвал бы условно "метафизическим терроризмом." Это
терроризм, который не выдвигает каких-либо политических требований: дайте независимость Северной Ирландии и прекратятся взрывы. Это
терроризм, который связан, прежде всего, с исламским радикализмом - Аль-Каидой и близким группами - и философски отрицает западную
цивилизацию вообще, отрицает ее право на существование.
Это различие очень важно для нас, потому что мы очень долго имели дело с чеченским сепаратизмом, который использовал в определенных
ситуациях в качестве инструмента террор.. То, с чем мы сталкиваемся сейчас, - это уже проявление того, что я называю метафизическим
терроризмом. Во многом , мы этого достигли сами. Мы все время повторяли, что мы сражаемся не с чеченскими сепаритистами, а с
международным терроризмом и, в конце концов, это стало самосбывающимся прогнозом. Во-вторых, благодаря методам, которыми мы вели эту
войну, мы сделали своими врагами практически все население Чечни, создали для этого глобального метафизического терроризма громадный
резервуар живых бомб - людей, которые готовы реализовывать планы террористов.
Я собирался сегодня анализировать нашу публичную реакцию на взрыв метро. Для этого нет времени, но я не могу не упомянуть реакцию в
самой массовой российской газете. На первую полосу были вынесены слова отца, потерявшего в этой трагедии сына. Он сказал: "Я теперь
буду убивать Их всех, везде, где только Их встречу". Я прекрасно понимаю его реакцию, но это слово "всех" означает для массового
сознания - "всех кавказцев". Мы сочувствуем этому несчастному человеку, но давайте посмотрим на себя с другой стороны. Давайте
посмотрим на отношение к нам большинства чеченского населения. Они тоже о нас могут сказать : "Мы будем уничтожать Их всех, везде,
когда мы Их увидим".
Произошло чрезвычайно опасное для нас явление - международная глобализация конфликта в Чечне. Туда пришли люди с идеологией, и с
технологией глобального террора, и там они нашли благодатную почву для реализации своих целей. В связи с этим я хочу
проанализировать одно высказывание главы государства, последовавшее как немедленная реакция на взрыв метро. Он сказал, что Россия не
разговаривает с террористами, Россия их уничтожает. Мне кажется, что в этом высказывании прозвучало как раз непонимание того типа
террора, с которым мы сталкиваемся. Это высказывание было бы вполне содержательно, хотя и спорно, его можно было бы обсуждать, если
бы после каждого взрыва в метро нам звонил бы какой- нибудь "Фронт освобождения" и говорил: "Мы взорвали метро. Если через две
недели вы не выполните те или другие требования, мы произведем еще один взрыв".
При иных обстоятельствах это высказывание лишено смысла, потому что нет такого послания - полковнику давно никто не пишет.
(Норд-Ост - это особый случай, это сознательная провокация, в том числе и партии войны со стороны Чечни для того, чтобы полностью
дискредитировать любую идею переговоров). Ответом на слова "Россия не разговаривает с террористами, Россия уничтожает их" является
молчание, которое означает: "Мы не разговариваем с русскими, мы взрываем их в метро". Вот с каким типом терроризма мы столкнулись, и
который мы, в конце концов, привели в Россию на свою голову в результате нашей политики в Чечне.
Что можно в этой ситуации сделать? Да уже почти ничего, потому что в каждой ситуации выбора мы всегда выбирали самый худший вариант.
Тем не менее, я выскажу одну может быть парадоксальную мысль. Наш классический противник, с которым мы боролись - чеченские
сепаратисты в лице Масхадова, Закаева, близких к ним лидеров, большинства чеченского населения - объективно является для нас сейчас
союзником в борьбе с этим глобальным терроризмом, потому что этот глобальный терроризм уничтожает прежде всего Чечню. Единственное,
что мы еще можем попытаться сделать, это отделить чеченский сепаратизм от глобального терроризма. Тем более что политически это не
является неразрешимой задачей. Никто в Чечне, включая Масхадова, Ахмадова, Закаева, всех, кто выдвигает какие-то планы, не ставит
вопрос о независимости Чечни. Вообще слова "независимость" и "территориальная целостность" потеряли любой смысл на фоне той трагедии
чеченского и русского народов, которая сейчас разворачивается.
Есть еще один страшный аспект этой проблемы. Из-за непонимания того, с чем мы имеем дело, вытекает наша стандартная реакция -
каленым железом, ужесточить, пойдем до конца. Мы не понимаем, что до всех концов мы уже дошли. В результате бомбардировок уничтожены
десятки тысяч мирных жителей, масса людей исчезла во время похищений. Смертная казнь, как превентивное средство от
террористов-смертников - это конечно сильная мысль. Все эти бесконечные крики - каленым железом , "бей хачей и черных", включают в
действие громадный выходящий за пределы Чечни саморазвертывающий цикл насилия и террора. Мы начали борьбу за Чечню в составе России,
а теперь мы превращаемся в Россию в составе Чечни. Этот цикл ведет к распаду России. Сегодня , когда стены наших домов украшены
лозунгами "Бей черных", мы гораздо ближе к распаду России, чем 4 года назад.
============
http://www.open-forum.ru/meeting/849.html
С.Маркедонов: Необходимо правильно поставить диагноз
Наверное, было бы целесообразно начать с самого понятия <терроризм>. Как говорят, о терминах не спорят, о них договариваются.
Казалось бы, зачем сегодня рассуждать о каких-то академических высоких смыслах и терминологии. Но наша неточность в определении того
или иного общественно-политического явления приводит к тому, что и власть и общество оказываются каждый раз в ловушке, потому что
назвать правильно то или иное явление - значит, правильно определять подходы к нему: инструментальные и идеологические. Строго
говоря, если вы неправильно ставите диагноз, то неправильны будут и методы лечения. Грубо говоря, у вас плоскостопие, а вам к
проктологу рекомендуют обращаться.
Мне хотелось бы, прежде всего, остановиться на понятии, которое утвердилось уже в экспертном сообществе, в СМИ, - на понятии
<контртеррористическая операция>. Вроде бы терроризм в Чечне, контртеррористическая операция - вещи, которые не требуют каких-то
комментариев. Но, на мой взгляд, они требуют серьезного уточнения. Ведь что произошло? В 1999 году, когда власть объявила так
называемую <контртеррористическую операцию>, к терроризму отнеслись не как к одному из политических средств в достижении той или
иной цели, а как к цели конечной, то есть с терроризмом стали бороться, как с целью. Между тем, это одно из средств, один из
инструментов в политической борьбе.
Таким образом, власть себя загоняет в определенную ловушку. В 1999 году мы начали <контртеррористическую операцию>, даже пытались
наметить сроки ее завершения, но в результате этой операции количество терактов у нас не только не сократилось, но напротив растет
день ото дня, год от года. Даже формы терроризма становятся и количественно и качественно более совершенными. Получается нонсенс.
Этой бессмыслицы можно было бы избежать, если бы в 1999 году власть думала о реальных проблемах, а не о повышении рейтинга, и очень
четко сказала, что ведет борьбу не с терроризмом вообще, а с чеченским сепаратизмом, использующим и террористические методы. Ну что
такое борьба с мировым терроризмом? Назовите его явки, пароли, организационную структуру, институты мирового терроризма! Есть
определенная политическая цель - чеченский сепаратизм, но оружие, инструменты у чеченского сепаратизма разные, в том числе и
терроризм (как одна из форм политического насилия).
Если мы посмотрим на эволюцию чеченского сепаратизма с начала 90-х годов, то становится очевидным, что терроризм, как форма борьбы,
был отнюдь не доминирующим с 1991 года. Использовались другие деструктивные и насильственные формы политической борьбы, например
террор. Чеченские квазигосударственные структуры, которые были созданы осенью 1991 года, терроризировали собственное население,
прежде всего, иноэтническое, то есть вели прямую политику запугивания. Это была официальная политика независимой Ичкерии. При этом
не следует путать и смешивать терроризм и террор. Террор - государственная политика (даже политика непризнанных государств), а
терроризм- политический метод оппозиционеров (в том числе сепаратистов). С 1991 года в Чечне практиковали и захват заложников, и
классический хайджекинг, когда захватываются транспортные средства, самолет или автобус, но без предъявления каких-то политических
требований. Было и создание свободной криминальной зоны, но все это не терроризм. Классический терроризм - это когда совершается
акция политического насилия, выдвигается политическое требование, как то вывод войск, начало переговоров, и так далее. Это
Буденновск, Кизляр, Норд-Ост, захват парома <Аврасия> и так далее.
Когда мы говорим о том, что боремся с терроризмом, как с целью, а не как со средством, мы себя загоняем искусственно в ловушку. Надо
было говорить в 1999 году о том, что власть начинает военную операцию по разгрому вооруженных формирований сепаратистов, в
результате чего терроризм становится единственно возможным, эффективным и адекватным средством борьбы сепаратистов. Надо было не
дешевую популярность завоевывать, а четко готовить общество к тому, что если мы военным способом контролируем Чечню, если одерживаем
военную победу над сепаратистами, число терактов будет расти. Иного выбора у сепаратистов просто не остается.
Посмотрим на мировой опыт. Рост палестинского терроризма происходит тогда, когда в открытом военном противоборстве арабские
государства терпят поражение. Не надо ставить четкие графики и рамки, что к такому-то числу контртеррористическая операция
завершится. Глупость это все, глупость очень опасная, которая делает бессмысленной правильную борьбу с чеченским сепаратизмом. И
очень жестко нужно ставить цели и задачи, разделять - где цель и задача, а где средства, где метод и так далее. Ведь власть борется
не с мировым терроризмом, а вполне с конкретным чеченским сепаратизмом, использующим разные методы, в том числе и террористические.
В результате, еще раз хочу сказать, военной победы и военного контроля теракты растут. Дилемма такая - или военный и политический
контроль над Чечней и рост терроризма (естественно, необходимо бороться с террористическими действиями), либо бесконтрольная
ситуация - это Ичкерия образца 1991- 1994 и 1996- 1999 годов и малое количество терактов.
Эти терминологические вопросы имеют вполне практические последствия. Необходимо правильно поставить диагноз. Если дальше мы будем
проводить <контртеррористическую операцию>, в результате которой теракты увеличиваются, на власть все сильнее будет оказываться
давление общества - прекратить бессмысленную войну. Сама власть обессмысливает тем самым свои действия, не понимая, что такое
терроризм. Нельзя терроризм трактовать и как бандитские акции, и как террор в квази-государственной чеченской структуре по отношению
к собственному населению, и как хайджекинг. Это разные вещи. На мой взгляд, такая терминологическая чистка очень важна, прежде
всего, для самой же власти.
=============
http://www.open-forum.ru/meeting/850.html
И.Хакамада: Мы сами привели чеченский сепаратизм из Чечни на свои улицы
Мне кажется, что невозможно обсуждать проблему терроризма и борьбы с терроризмом в России, не разобравшись в истории возникновения
терроризма, как нормального, теперь уже повседневного явления, угрожающего безопасности обыкновенного человека. Во время первой
чеченской кампании ни о каком терроризме речи не шло. А сейчас это явление воспринимается как данность, считается, что борясь с
чеченским сепаратизмом, мы боремся с международным терроризмом. Опять репрессивной властью навязана определенная идеология, и люди
понимают: все, что говорят, - абсолютно неэффективно, никакой реальной борьбы с терроризмом нет, эта борьба служит определенным
орудием уничтожения политики независимости в России, ограничения демократических институтов.
Но как-то уже не принято об этом говорить. Это становится сферой деятельности диссидентства, а не реальной политической оппозиции.
Если мы не признаем этого факта, тогда не нужно устраивать подобные собрания, похожие на междусобойчики. Мы сами загнали чеченский
сепаратизм в международный терроризм, мы сами привели его из Чечни на свои улицы. Убеждение, что репрессивной силой государство
может обеспечить себе успех, привело к тому, что терроризм стал реальной угрозой для страны. Власть сделала первую ошибку, потом
вторую, но все равно решила упорно идти по этому пути, и поэтому сама формирует этого зверя. Терроризм - результат абсолютной
неэффективности репрессивного, устаревшего государственного мышления, которое вдруг столкнулось с подобной проблемой. В свое время
Сталин по-своему решал эту проблему, а теперь мы наблюдаем сталинизм в новой форме.
Что надо сделать? Конечно, я согласна, - разделить чеченский сепаратизм и терроризм. Я согласна с тем, что чеченский сепаратизм в
лице и Закаева, и Масхадова, и других более лояльных командиров должен быть союзником в этой борьбе. Я не согласна с постановкой
выбора - или жесткое подавление сепаратизма силовыми методами, или какая-то разнузданность. Почему разнузданность? Альтернатива -
жесткое, нормальное, политическое, реальное урегулирование. Не игрушки, в виде слов о политическом урегулировании и установлении
депрессивного режима Кадырова, а реальное политическое урегулирование. На первом этапе необходимо взять ответственность на себя,
ввести прямое президентское правление в Чечне - не Кадырова, а Путина. Затем под гарантии президента Путина, а не прокуроров,
которые потом могут их нарушить, провести реальные переговоры за круглым столом, в том числе и с сепаратистами, и с боевыми
командирами, которые не уничтожали мирное население. Следующий этап - формирование условий для создания парламентской республики.
Только по этому пути можно двигаться. Кстати, это предлагалось чеченской диаспорой, с этим предложением были согласны очень многие
внутри Кремля. И вообще, все разговоры о том, что чеченская диаспора не участвует в процессе - это демагогия Рогозина и отталкивание
людей. Участвует, и советует, и пытается как-то решить эту проблему.
Я знаю, что была принята другая стратегия - бандиты пусть борются против бандитов, а конфликт внутри Чечни нужно локализовать,
силовыми методами сдвинуть туда чеченский московский капитал, чтобы чеченцы сами разбирались с экономикой. В результате всех этих
неумелых попыток теперь локальный конфликт превратился в теракты на улицах Москвы и других городов России. Никто не хочет признавать
эти ошибки.
Что же касается международного сетевого терроризма, то этой проблемой тоже нужно честно заниматься, а не политизировать процесс.
Нужно реально координировать действия, прежде всего, спецслужб. Все больше и больше сообщений о том, что о многих терактах
спецслужбы имеют информацию, но потом ее почему-то никто не использует. Спецслужбы не доверяют друг другу, нет никакого обмена
информацией.
Я согласна, реальная борьба с сетевым терроризмом - это борьба не с помощью армии, а с помощью информации и агентуры. Для этого наши
спецслужбы, во-первых, должны иметь достаточно средств, а, во-вторых, быть нацеленными именно на эти цели, а не на раскрытие
экономических преступлений и на создание своих бизнесов. О чем говорят сами представители спецслужб? Мы не слышим этих людей. Почему
мы, гражданские люди, сидим, разговариваем о том, как бороться с сетевым терроризмом? Это не наша работа. Мы должны обсуждать, как
бороться с политическим терроризмом, в который перешла национальная борьба тех же сепаратистов. Вот это - наша работа. А для
обсуждения сетевого терроризма приглашайте специалистов, хотя бы тех, кто в отставке, или тех, кто готов говорить правду о
спецслужбах, давайте послушаем их. В противном случае, если их голоса не будет услышаны, бесполезно формировать другое
профессиональное мнение. Спасибо.
=============
http://www.open-forum.ru/meeting/853.html
С.Марков: Терроризм победить невозможно. Но его можно ослабить
Терроризм победить невозможно, это системная болезнь современной цивилизации, приступы которой можно лишь каким-то образом
купировать. Нам придется научиться жить вместе с терроризмом. Эта болезнь - норма для современной цивилизации. И задача - не стать
полностью здоровым, а минимизировать ущерб от терроризма, блокировать его развитие. Другими словами - научиться гармоничному
сосуществованию с терроризмом. В этой связи я хотел бы перечислить причины терроризма, а потом назвать возможные стратегическую и
тактическую цели борьбы с ним. Стратегическая цель заключается в уменьшении этих самых причин. Ликвидировать их окончательно тоже
нельзя, а можно ослабить.
Итак, причины. Первая - уязвимость сложных технических систем. В этом контексте новое оружие массового поражения - это, прежде
всего, удар по этим сложным техническим системам. Могут ли они стать менее уязвимыми? Конечно, не могут, поскольку сложность и
взимопереплетенность технических систем, которыми пользуется человеческая цивилизация, будут только возрастать.
Вторая причина - современные коммуникации, свободы, которые позволяют негосударственным структурам аккумулировать ресурсы сравнимые
с государственными. Сможем ли уменьшить влияние этой причины? Нет, не сможем. Коммуникации будут становиться более совершенными,
степень приближения к ним нельзя будет серьезно ограничить по многим причинам. И негосударственные субъекты самого разного рода
будут оказывать все большее влияние на международную политику. Самый очевидный пример - многонациональные корпорации, которые
становятся все более влиятельными и международное гражданское общество в лице организаций типа "Гринпис".
Третье - современные методы манипуляции общественным сознанием. Мы прекрасно знаем, что террористы наносят удар во многом по
массовому общественному сознанию, они хотят, чтобы их показывали по телевизору, они хотят, чтобы все это обсуждалось. Вот что
главное. С помощью новейших технологий манипулирования они будут более изощренно манипулировать общественным сознанием. То же
касается управления людьми, так называемыми живыми бомбами. Придумать ничего не удается против этих живых бомб. А
социально-психологические технологии "создания живых бомб" будут все время только развиваться. Сейчас привлекают "черных вдов".
Через 2-3 года они будут не нужны. Прямо на улице любого схватят, в машину засунут, обработают за несколько месяцев, и они пойдут,
как миленькие, взрывать метро. Это реальность. Существуют методы психологической обработки, можно человека накачать наркотиками. Что
вы так оживились коллеги, в этом нет ничего смешного, все очень жестко!
Еще одна причина, четвертая, - колоссальная несправедливость в распределении возможностей в современном мире и демонстрация этой
несправедливости. Главное не то, что есть бедность, главное, что есть колоссальная несправедливость, и то, что это всем видно. В
этих условиях современный политический ислам, который является главной идеологией современного терроризма, играет роль современного
большевизма. Как раньше большевики, коммунисты, были выразителями гнева бедных классов против богатых, так сейчас политический
ислам - выразитель гнева бедных народов против так называемого "золотого миллиарда", пребывающего в состоянии истерического
потребительства. Признавать это многим не хочется сейчас. И все равно придется с этой проблемой бороться. Проблему неравенства в
распределении все равно придется решать. Нужна глобальная социал-демократическая мировая политика. В середине XIX века, когда во
всем мире появились политические бомбисты, сидели банкиры и графы всякие в Европе и говорили: ну что вы, да разве можно вводить
всеобщее избирательное право, да этого никогда не будет, как можно этим беспорточникам дать возможность выбирать лидера страны? Все
равно время всеобщих выборов пришло. Пришло и время социального страхования, бесплатного среднего, а сейчас фактически - и высшего,
образования. И эту проблему придется решать - создать условия для развития бедных народов мира.
Следующая причина, пятая причина - это моральный, духовный, религиозный кризис. Он важен не сам по себе. Проблема в том, что этот
кризис, который можно коротко описать как ситуацию постмодерна, рождает тоталитарную субкультуру, которая захватывает человека.
Большинство этих тоталитарных субкультур беременны терроризмом. Кто-то его уже использует, кто-то будет. То есть мы с вами сейчас
сидим, беседуем, а в каких-то сектах идет перерождение в террористические организации.
Вот две проблемы, которыми можно заниматься - существующая в мире несправедливость и духовный кризис цивилизации в лице постмодерна.
Эти проблемы решить очень сложно, но возможно. А остановить технологическое развитие человечества в сфере коммуникаций, в
инфраструктуре жизнеобеспечения, и в сфере социальных технологий, - не возможно.
Теперь конкретная стратегия и тактика. Стратегия, как я уже сказал, это уменьшение влияния перечисленных причин. Кроме того, в
противовес террору должна быть создана машина антитеррора. Поскольку терроризм международный, то машина антитеррора должна быть
международной. Мы должны участвовать в ее создании. Важнейшее препятствие для участия России в создании международной системы
антитеррора - это невыраженность демократических принципов внутри страны. Господин Колин Пауэлл написал достаточно разумно - станьте
такими как мы, мы хотим видеть, что у вас такие же ценности. Мы должны ясно продемонстрировать, что Россия привержена
демократическим политическим ценностям. Без этого она не сможет участвовать в создании международных систем антитеррора, без этого
она не сможет использовать эту машину для защиты своих граждан.
Теперь о тактике. Есть возможность отвести от себя угрозу, то есть перенаправить ее на других - чтобы взрывали не нас, а других. Эту
тактику мы используем. Для чего мы кодовые замки ставим на подъездах? Потому что их нельзя сломать? Ничего подобного. Просто
грабители идут в тот подъезд, где замка нет. Россия была выбрана в качестве одного из плацдармов этого международного терроризма
из-за того, что мы дали возможность захватить плацдарм в Чечне. Главное преступление государственной власти, которая позволила
избрать Россию в качестве одного из направлений работы международного терроризма - это предательский договор, который Россия
подписала в Хасавюрте в 1996 году с боевиками. По этому договору не только сотни тысяч российских граждан были отданы в руки
бандитам, которые проводили политику геноцида, но и, главное, хасавюртский договор создал юридические основы для превращения
Северного Кавказа в плацдарм для создания всемирного халифата с радикальными исламскими террористами фашиствующего толка во главе -
типа Басаева, Хаттаба и Бен Ладена.
Так называемый мирный договор в Хасавюрте - это аналог "мирного договора", который европейские державы подписали с Гитлером в
Мюнхене в 1938 году. И тот и другой создали предпосылки для агрессии тоталитарной силы.
Поэтому главное для России - преодолеть последствия хасавюртского сговора с бандитами. Но время глобальных боевых действий в Чечне
прошло. Главное сейчас - не воевать с террористами там, - они почти разгромлены, а создавать нормальную политическую систему в
Чечне, которая могла бы пользоваться доверием населения. Я согласен с Ириной Хакамадой, в Чечне должна быть парламентская система.
То есть пора более решительно переходить от военной фазы в Чечне к политической.
И второе. Необходимо воздействовать на политические системы. Для этого надо просто больше замалчивать террористов. Террор хочет
ворваться в СМИ, ему надо меньше давать такой возможности. Речь идет не о государственной цензуре. Просто должна быть
самоорганизация общества. И последнее. Конечно, наш терроризм не местный, наш терроризм - это один из национальных проектов
международного терроризма. Мы должны жестче показать, что плацдарм у нас создать не удастся - захватывайте его в других странах
мира. Для этого нужно решительнее решать проблему чеченских корней терроризма, вбивать клин между исламскими террористами и
чеченскими сепаратистами. Одновременно мы совместно с другими странами должны создавать международную систему антитеррора.
=============
http://www.open-forum.ru/meeting/856.html
Г.Амнуэль: Терроризм опирается на коррупцию
1. Россия - родина терроризма, это абсолют не требующий доказательств не смотря на все ранее происходившие в мире события. Мы в этом
вопросе впереди планеты всей.
2., Политические институты частично намерено, а частично косвенно влияют на расцвет терроризма, подогревая его необдуманными
словами. Что еще страшней, часто, действиями.
3.. Терроризм, являющийся на сегодня одной из самых лакомых частей подпольной торговли оружием, широко опирается на коррупцию, и в
этом смысле условия России дают огромное преимущество по сравнению с Западом. Не поняв причины возникновения терроризма, власть не
сможет с ними ничего сделать. К сожалению, у нас часто путают следствие и причины. Забывается старая истина - лучше худой мир, чем
хорошая драка. Не поняв истоки - нельзя бороться с возникновением и с сознанием того, что такое терроризм. Экономическое состояние
регионов, уровень жизни, межнациональная, межконфессиональная, расовая нетерпимость. Наличие диалога между различными группами
общества является препятствием терроризму. Отсутствие этого является прямой дорогой к терроризму.
Силовые институты, неподконтрольные обществу, также скорей содействуют терроризму, чем противодействуют, потому что порождают внутри
себя зачастую те же болезни, которые существуют в обществе. Мы не можем гарантировать, что в наших силовых структурах, как в любых
других структурах государства, нет людей, думающих террористическими методами. Терроризм ни в коем случае не является исламской
проблематикой, а для нашей страны особенно. Все попытки загнать терроризм в проблему ислама преступны, потому что в нашей стране,
где порядка 40% населения близки к этой вере, это толчок для возникновения дополнительного терроризма. Терроризм - не исламская
проблема, а проблема общества. Израиль научился достаточно хорошо бороться с терроризмом и долго говорил, что он не сядет за стол
переговоров. А потом была Нобелевская премия руководителям Израиля за то, что они сели за стол переговоров. При этом Израиль -
страна маленькая и очень хорошо контролируемая государством, где каждый, кто хочет, имеет автомат.
В России это невозможно. Территория России позволяет замечательно растворяться в ней чему угодно. Контроль государства сегодня над
территорией России - никакого. И проблема не в Панкиси или сопредельных территориях, проблема в своей собственной территории. Мы
сами порождаем те проблемы, которые мы имеем. Безусловно, к сожалению, терроризм стал своего рода рекламным брендом. Это началось,
безусловно, с прекрасного лица Чегевары, который безусловно был террористом. Это стало модно у молодежи. Так мы можем зайти очень
далеко. Поэтому, необходимо не просто понимать, что такое терроризм и где национально-освободительная борьба, необходимо понять, что
государство несет ответственность за каждый взрыв. Ненормально, когда руководитель региона до проведения следственных действий сразу
объявляет, кто виноват в произошедшем, при этом только через несколько дней объявляется траур, а через неделю гибнет еще больше
людей и траур вообще не объявляется. Хотя техногенная катастрофа (в аквапарке - прим ред.) создает очень страшную ситуацию, при
которой через 4 года, когда у нас будет смена власти, соответствие крупной техногенной катастрофы и крупной террористической акции
может привести к недемократической передачи власти в руки одного из представителей силовых ведомств России.
========
http://www.open-forum.ru/meeting/857.html
В.Гефтер: Надо понять, как дальше действовать
Во-первых, современные террористы действуют не импульсивно, а по заранее разработанному плану. Во-вторых, они преследуют
политические, а не одни лишь утилитарно-криминальные цели. В отличии от мафии обычно они стремятся изменить существующий порядок
вещей, а не получить деньги. В-третьих, их целью часто являются гражданские лица и объекты, а не только государственные и силовые
структуры. В-четвертых, они действуют в составе межнациональных групп, в большинстве случаев не обращая внимания на государственные
границы.
Террористы обладают высокой мотивацией. К террористическим методам борьбы часто прибегали люди и организации, которые не имели иных
инструментов для достижения своих целей. Сложно представить, чтобы все пособники террористов были неумными людьми, оболваненными
своими лидерами. Терроризм силен, потому что террористам, как правило, нечего терять. В подавляющем большинстве случаев, они
находятся под влиянием <принципов>, освященных религиозными догмами или иными идеологемами, прославляющими героизм, мученичество и
самопожертвование.
Главный вопрос
Существует ли в России терроризм как явление? Не цепь террористических актов различного происхождения с их страшными последствиями,
а феномен общественно-политического сознания и поведения.
Не уходя в прошлое, ограничимся последними годами. После того, как осенью 1999 года в Москве и Волгодонске произошли беспрецедентные
по масштабу террористические акты, Россия стала страной, где регулярно что-то взрывают, но где нет ужаса перед тьмой незнания - что
и кто за этим стоит. И дело не в разнобое версий о <происхождении> каждого теракта, а в характере политико-правового поля, которое
должно <работать> на минимизацию современного зла ?1, а не вести к его умножению.
В чем же суть дела? Не только в том, что тезис борьбы с терроризмом используется для торжества диктатуры закона, понимаемой как
усиление исполнительной вертикали федеральной власти и, в первую очередь, силовых структур. Есть и более глубокие причины: Россия
как общество и государство продолжает оставаться страной первой половины ХХ века: в смысле приоритетов силы вообще и
государственного насилия в частности - в ущерб многим демократическим процедурам и гражданским свободам.
Ведь, почти каждый теракт, кто бы за ним не стоял, сопровождается массовыми полицейскими операциями, фактически направленными против
этнических кавказцев, включающими немотивированные проверки документов на основе одного лишь фенотипа задерживаемого,
несанкционированные обыски, незаконные задержания, фальсификации уголовных дел, жестокое и унижающее достоинство обращение.
Важно и то, что, наравне с такой реакцией на теракты, основная из возможных их первопричин - масштабное применение силы в Чечне до
сих пор не получило должного правового оформления с точки зрения как национального, так и международного права. Россия по-прежнему
не признает происходящее в республике <внутренним вооруженным конфликтом>, не выполнив необходимую при этом процедуру отступлений от
своих международных обязательств. Власти настаивают, что операция в Чечне укладывается в рамки применения Закона <О борьбе с
терроризмом>, который был исходно предназначен для регулирования локального и кратковременного применения силы там, где требуется
немедленная реакция. Тем не менее вооруженные силы были задействованы с целью проведения т.н. контртеррористической операции без
введения режима чрезвычайного или военного положения, для чего требовалась санкция парламента. В случае Чечни Закон "О борьбе с
терроризмом" применяется уже много лет на территории площадью во многие тысячи квадратных километров и с гражданским населением
более полумиллиона человек. Сам по себе этот закон подвергался критике Совета Европы как создающий благоприятную почву для нарушений
прав человека, в том числе из-за неопределенности нормы, допускающей использование вооруженных сил.
Таким образом, до и да без <ренесанса> террора в начале XXI века в нашей стране сложилась практика оправдания интересами
национальной безопасности массовых нарушений прав человека, препятствования работе правозащитников и журналистов, в том числе и под
тем предлогом, что они прямо или косвенно содействуют террористам и всем силам, нацеленным на разрушение российской
государственности. А события 11 сентября и их последствия лишь легитимировали антитеррористическую кампанию в Чечне, введя ее в
контекст борьбы с международным терроризмом. Фактически, российские власти, представляя чеченский конфликт как одну из его ветвей,
успешно использовали этот образ для <продвижения> идеи о якобы невозможности для Чечни иных, чем предлагаемые Кремлем решения. Все
усилия по актуализации темы прав человека и неоправданности стольких жертв среди мирного населения остаются тщетными.
Понятно, что позитивных (с правозащитной точки зрения) изменений в законодательстве и тем более практике действий силовых структур в
России не происходит. Единственной значимой новацией в духе ограничения прав человека в эпоху борьбы с терроризмом стал Федеральный
закон <О противодействии экстремистской деятельности>, в котором абсолютно неправовое определение экстремизма включает в себя
<осуществление террористической деятельности>.
А теперь вернемся к поставленному в начале вопросу. Есть факты, но нет явления - как следствие, полная невнятица в реагировании и,
тем более, в предупреждении. Дело не только в Чечне и, разумеется, отнюдь не в фантоме международного терроризма. Дело в нас самих -
традиции и приоритете насилия как легитимного способа разрешения конфликтов и противоречий. И в непонимании, что продолжение
политики иными средствами в форме репрессалий, гражданских войн и современного терроризма как близких подвидов и, одновременно,
ответных реакций одного на другое - вещь принципиально не дающая результата (выигрыша кого-либо), а потому невозможная (по Умберто
Эко). В историческом масштабе очевидно изживание этих <технологий>, которые рано или поздно канут в лету как людоедство, кровная
месть, работорговля и пиратство. В практическом же - необходимо осознание того, что теракты можно расследовать и даже предотвращать
(спецслужбы!), но терроризм как явление в его взаимосвязи с другими формами, прежде всего государственного, насилия требует
противопоставления ему меж- и внегосударственнической политики и разработки действенных механизмов нового мирового правопорядка.
PS
Террор - в первую очередь, это средство, в том числе и государственного насилия. Средство удержания власти, подавления гражданского
сопротивления ей, и, наоборот, антигосударственного насилия со стороны аутсайдеров или рвущихся к власти групп. Терроризм - уже
явление, сложное и многоплановое. Конечно, во многом порожденное социокультурными обстоятельствами, но не в малой степени действиями
государственных институтов и политикой власти.
Сегодня говорить надо, в основном, о нашем, отечественном терроризме, все-таки глобальный терроризм - сейчас не главная опасность
для нас. Кто главные акторы внутрироссийского терроризма как явления? Помимо самих не обозначающих себя террористов это, надо
признать, все те же институты власти и социум как таковой. (Примеры с нынешними листовками и призывами к депортации по этническому
признаку показывают, как все они друг на друга "работают" - в самых худших своих проявлениях).
В целом я бы для себя определил, что в анализе терроризма как явления у нас отсутствуют правовое поле, политическое поле и,
простите, интеллектуальный импульс.
В правовом поле существует, международное право, относительно которого есть глубочайшее заблуждение - в нем якобы надо рассматривать
терроризм прежде всего как межгосударственную проблему. "Они", мол, все решают. Нам говорят: мы конвенцию приняли, нужно строго ее
выполнять, механизмы ООН запускать, - и все будет в порядке, рано или поздно терроризм подавим.
Обратимся к национальному праву. У нас есть статья 205 УК и пресловутый закон о борьбе с терроризмом, который был подогнан под т.н.
чеченскую контртеррористическую операцию. По 205-й статье осудили многих террористов - реальных, готовивших взрывы домов в 99-м, и
"картонных" типа народных мстителей за подрыв урны у приемной ФСБ. Были бы экстремисты, а статья эта всегда наготове - и органы
воздадут им по полной программе за приватизацию своей монополии на насилие.
Нынешняя тенденция, когда законодатели хотят ввести пожизненное заключение пока только по 205-й статье и за смежные с ней
преступления - очень опасна, потому что опять ищется простой выход из тяжелейшей ситуации. Я имею в виду явление в целом и
предупреждение терактов, а не вопрос о наказании за определенные криминальные деяния.
Еще одна особенность нашего правового поля - это пресловутый закон об экстремизме, который соединяет экстремизм с терроризмом и
позволяет под борьбу с терроризмом подогнать все, что угодно. Замечу, что во внешней политике наше правительство работает иначе. В
той же Шанхайской декларации экстремизм понимается совсем по-другому - лишь как насильственные действия или призывы к ним. То есть
на внутренние правовой и идеологический рынок выбрасывается продукт уже третьей свежести: первой - на Запад, второй - с учетом
азиатской специфики, а этот для расширения возможностей власти на внутренних фронтах.
О политическом поле долго говорить не буду, о нем сегодня много сказано: хочу лишь сделать одно замечание общего характера. И
демократия, и террор - это разные, но средства. Самое страшное, когда эти средства перемешиваются в одном "коктейле" да еще таким
умельцем как современное государство. В таком варианте резко возрастает угроза фальсификации, а то реального уничтожения именно
демократической компоненты общественного устройства. Ее могут "съесть" метастазы государственного насилия, быстро распространяющиеся
с гор на всю великорусскую равнину.
И последнее замечание. Вспомним: 50 лет назад, для таких людей, как Андрей Дмитриевич Сахаров, других ученых и мыслителей, появление
атомной бомбы стало поворотным событием в истории человечества, на которое были брошены колоссальные интеллектуальные ресурсы. Не на
ее создание, а на осмысление ситуации и поиски политических решений выживания человечества в изменившемся мире.
Когда мы слышим, что "глобальный" терроризм - новое средство массового уничтожения, то это не только публицистический термин, это
то, с чем мы вошли в новую эпоху. С этим надо жить. Не гармонично, как предлагал Сергей Марков, но представляя, как действовать
дальше. Несколько заседаний тому назад мы говорили о том, может ли быть выработана дорожная карта по Чечне, как и кем. Прошло
примерно полгода, и мы практически ничего на эту тему не слышим, даже в ходе президентской кампании. Все, за исключением Ирины
Хакамады, только что говорившей об этом как первопричине террора, ограничиваются пиаром и призывами к тому, что средний класс надо
поднять на борьбу с терроризмом.
=========
http://www.open-forum.ru/meeting/858.html
В.Жарихин: Смакование подробностей терактов превращает в жертв теракта миллионы людей
Я хочу тезисно затронуть тему, которая не указана в повестке, но которая очень существенна. Это невольное пособничество терроризму.
И перечислю признаки этого невольного пособничества.
Первое. Попытка любой акт террора и естественно негативный общественный импульс направить не против террористов, а против власти,
против государства. Таким образом террористы провоцируются на новые акты террора. Здесь упоминали XIX век. Веру Засулич носили на
руках, а потом эвакуировались из Крыма. Вот шаги этого процесса.
Второе. Подталкивание общественного мнения к требованию переговоров с террористами, что приводит к иллюзии, что повышение
интенсивности терактов позволит <додавить> власть. В конце концов с частью террористов договорились, Кадыров тоже террорист был. Ну,
хорошо, тогда договорились бы с Масхадовым. Я думаю, доверия к масхадовской власти было бы сейчас в Чечне не больше, и все это
прекрасно понимают. Но так как говорят про то, что было, а не то, что можно сделать сейчас, договорились бы тогда с Масхадовым, было
бы все замечательно.
Третье. Смакование ужасных подробностей терактов и, следовательно, превращение в жертв теракта миллионов людей. Четвертое -
классифицирование естественных, необходимых мер безопасности как отступление от демократии и прав человека. Почему-то наши либералы,
которые против этого выступают, не снимают со своих офисов системы видеонаблюдения и не убирают вооруженных охранников. Здесь как бы
либерализм проявлять нельзя, а вот почему-то по отношению ко всем остальным - либерализм без берегов. Меня поразило, например,
совершено естественное желание, я сам в Америку ездил в начале января, американцев провести эту идентификацию. Это нарушение
базисных принципов, значит, отпечаток физиономии можно, а отпечаток пальца нельзя.
Вот на такой основе невольно создается питательная среда для интенсификации этого жуткого явления.
