Выборы президента. Круглый стол "ЛГ": Ципко, Делягин, Третьяков, Соловей и др. (*+)
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg082004/Polosy/art3_1.htm
АЛЬТЕРНАТИВА <БЕЗАЛЬТЕРНАТИВНОСТИ>
Повестка дня очередного <круглого стола> <ЛГ> была определена кампанией по выборам президента России. Участники обсуждения подвергли
беспристрастному анализу <безальтернативность> выборов. Говорили о том, насколько российская политическая система авторитарна и
демократична, соответствует ли она вызовам нашего переходного периода, способна ли эта система к саморазвитию, возможна ли оппозиция
президенту-патриоту.
Вели обсуждение:
Александр ЦИПКО, обозреватель <ЛГ>,
Алексей ЕЛЫМАНОВ, политолог,
Михаил ДЕЛЯГИН, научный руководитель Института проблем глобализации,
Вагиф ГУСЕЙНОВ, директор Института стратегических оценок и анализа,
Виталий ТРЕТЬЯКОВ, главный редактор журнала <Мировая энергетическая политика>,
Валерий СОЛОВЕЙ, эксперт Горбачёв-фонда,
Алексей ПУШКОВ, ведущий программы <Постскриптум> телеканала ТВ Центр,
Андрей РЯБОВ, член научного совета Московского центра Карнеги.
Александр ЦИПКО. Нет вины Путина в обнулении возможностей соперников. Их обнуляет сама наша переходная политическая система, наша
сверхпрезидентская власть, выстроенная под Ельцина и зафиксированная в Конституции 1993 года. У неё нет развитой партийной системы,
нет настоящей конкуренции в борьбе за власть, а потому и нет необходимых предпосылок для демократической смены власти.
Даже в 1996 году, на пике своей популярности, Зюганов не был настоящим конкурентом Ельцина, ибо ни Запад, ни победители в малой
гражданской войне 1993 года не были готовы к смене власти.
КПРФ с 1993 года была таким же <лишенцем> в правах на победу, как <недобитые буржуи> после 1917-го.
В нашей политической системе партийный принцип не играет существенной роли. Президент представляет не партию, не идеологию, а лишь
выбор правящего клана, выбор победителей в гражданской войне 1991 и 1993 годов.
Преемник победителей, получив огромный властный ресурс, может поменять и политическую базу, и исходную идеологическую ориентацию, но
такие перемены больше похожи на переворот, чем на демократическую смену власти.
При нашей сверхпрезидентской республике глава государства, пытающийся переизбраться на второй срок, обладает огромными исходными
преимуществами перед другими кандидатами.
Алексей ЕЛЫМАНОВ. Со времён Вебера политика всегда понималась как вид бизнеса и как рынок, на котором продавцы-политики продают
себя, а покупатель-народ платит за это деньги и судьбы. С этой точки зрения демократия имеет две формы. Первая - это свобода народа
покупать на политическом рынке. Вторая - свобода продавцов производить и предлагать товар. Свобода народа покупать является, если
смотреть на суть дела глазами политиков, вторичной.
Демократия - это то, что политики называют демократией. Но при всей своей изначальной элитарности политическая демократия имеет
чёткие признаки: её <минимум> в том, что политики свободны в операциях на политическом рынке. Его же можно монополизировать как
целиком, так и по частям.
В 93-м Ельцин монополизировал часть - исполнительную власть. Естественно, что свой успех он пытался развивать. В 96-м он показал,
что уже является полным властелином всех ресурсов в сфере выборов исполнительной власти. Далее он повёл наступление в направлении
представительной власти.
Помню, с каким восторгом кремлёвские политтехнологи говорили тогда, что, начиная с операции <Мордой в грязь> против Гусинского,
стартовала кампания запугивания элиты, чтобы она не выдвинула кандидата против Ельцина.
Было продемонстрировано, что такое суперпрезидентская республика - абсолютная власть одной группировки, персонифицированной в
президенте, над всеми политическими ресурсами, по крайней мере, на выборах главы административной вертикали.
После того, как президент утвердился на этом плацдарме, началось наступление на сферу законодательной (представительной) власти. Оно
реализовалось в 1999 году, когда партия <Медведь> этого <большого человека> вместе с региональными <баронами> поделили думский
<рынок>.
<Слугам народа>, административным элитам удалось избрать в Думу своих слуг, создать собственный парламент. Президентские выборы в
2000 году уже стали плебисцитом в полном смысле этого слова. Появился настоящий хозяин двух основных политических рынков России.
<Суперпрезидентская> власть по своей сути исключает всякий демократический процесс. Это власть над всеми политически значимыми
ресурсами, конституционная диктатура, ибо по большому счёту Конституция 1993 года узаконила ликвидацию системы <сдержек и
противовесов>.
Если власть на монополизированном политическом рынке захватит абсолютно новый фигурант, то он немедленно отберёт и переделит все
ресурсы в свою пользу. Поэтому лучше всего закрыть доступ на этот рынок любым аутсайдерам и договариваться между своими, передавая
власть из рук одного смотрящего в руки другого. Только так можно учесть интересы старой элиты и не ущемить новую. Всякий, кто избран
демократически, разрушит эту систему.
Невозможна и никакая реальная оппозиция, потому что мы имеем дело с монополизированным политическим рынком, который в настоящее
время решает совсем другие задачи. Его хозяевам даже не до борьбы с оппозицией. Идёт процесс подстройки экономики под политическую
монополию.
Система монопольного рынка развивается по логике загнивания.
Михаил ДЕЛЯГИН. Я оптимист. Монополия загнивает - прекрасно, значит, сгниёт. И экономику перестраивают так, что из ничтожеств, из
абсолютных сторонников режима выковывают пламенных и эффективных оппозиционеров, и этот процесс продолжится.
Элита, конечно, в момент кризиса будет плохая. Ведь нынешняя элита осознала себя в процессе разворовывания и разрушения своей
страны, при этом они люди все умные и понимали, что делали. Поэтому никакой ответственности у этой элиты не будет.
То, что пришло вместе с Путиным, - это не новая элита, а второй-третий сорт ельцинской элиты, и она будет меняться в рамках системы,
возможно, вплоть до <седьмого сорта>. Смена элит произойдёт через кризис, и в муках родятся более ответственные, а значит, и более
эффективные элиты.
Когда мы в первобытно-общинном обществе создаём парламент и всеобщие выборы, мы создаём не демократию, а жесточайшую диктатуру в
лучшем случае и хаос в худшем. Только для развитого общества инструментом функционирования демократии служит парламент.
Предшествующие президентские выборы в России демократическими не были ни с одной точки зрения. Если бы Зюганов не то что захотел
победить, а просто захотел бы не проиграть, он бы стал президентом. Это бесспорно в отношении выборов и 96-го, и 2000-го. Если бы он
боролся.
Как мне говорили сотрудники другого человека в другой исторический момент: <Мы сейчас уже имеем всё, что только можем захотеть. Если
наш лидер победит, то всё, что мы получим дополнительно, - головную боль>.
Зюганов и его окружение к выборам 96-го имели всё, что хотели. Они совсем не хотели быть конкурентами Ельцину. Как наши олигархи
продают под видом алюминия дешёвую брикетированную электроэнергию, Зюганов точно так же продавал государству брикетированный
социальный протест.
Можно ли говорить о полном преодолении <холодной гражданской войны> при Ельцине? Не думаю. Особенно сейчас, когда идёт осознанное
разжигание этой войны. Раньше всё было очень просто: с одной стороны был народ, с другой - олигархи и либералы, которые его грабили.
Теперь, помимо этих лагерей, есть ещё доблестная бюрократия, которая отпочковалась от олигархов и начала бороться за
самостоятельность, которая ненавидима и народом, и олигархами и которая давит тех и этих.
И перед этими парламентскими выборами мы столкнулись с ситуацией просто уникальной, точно по товарищу Сталину - <право-левого
блока>, когда крупный российский бизнес, и отнюдь не только попавший под удар ЮКОС, вступил в достаточно близкие отношения с КПРФ.
Это качественно новый уровень холодной гражданской войны. Несмотря на то, что в нашу страну опять льются нефтедоллары, уровень
социальной напряжённости растёт. Трудовой кодекс позволяет забастовки запрещать. В результате появились голодовки вместо забастовок.
В 90-е годы трудящиеся ничего не получили от революции, устроенной партийно-хозяйственной бюрократией, хотевшей освободиться и иметь
то, чем она распоряжалась. Организовывала революцию государственная бюрократия, на разных этапах бравшая в союзники разные слои
общества.
Покончив с олигархами, бюрократия попытается создать своих олигархов, которые от неё отпочковаться уже не смогут.
Как только они попробуют, их начнут уничтожать, а пока они будут с ней слиты, на них невозможно опереться. И это будет конец
бюрократии, высшая стадия её загнивания. Путин, отказываясь от независимых государственных СМИ, независимых правительства и
парламентариев, Минюста и суда, действовал в этой же логике освобождения бюрократии, доводя её до высшей стадии. И здесь Путин -
продолжатель и, надеюсь, завершитель дела Ельцина.
Реальная оппозиция президенту-патриоту возможна только со стороны компрадорской буржуазии, кричащей: <Почему ты защищаешь интересы
этой проклятой страны? У нас другие интересы>. Это ничтожная оппозиция.
Если президент-патриот эффективен, то никакого кризиса в экономике нет, а политический преходящ, и оппозиция деструктивна, враждебна
и отвергается обществом. Если президент занимается патриотической риторикой, но не решает проблемы экономики и социального
развития - нарастает кризис, тогда оппозиция неизбежна и патриотична.
Запад и российские либералы имитационной демократии времён Ельцина называли её даже подлинной демократией, ибо это был способ борьбы
с призраком СССР, который они продолжали разрушать, с угрозой возрождения серьёзного стратегического конкурента, с которым
продолжают воевать. Это был инструмент ослабления страны, которая для Запада - стратегический конкурент, а для российских
либералов - личный враг, они в обиде на это государство, испытывая злорадство из-за бед России. Ещё для российских либералов и для
Запада важным фактором является личное обогащение. Наши либералы, обогащаясь, щедро делились с Западом.
Эволюционный выход из тупиков российской сверхпрезидентской республики возможен через системный экономический кризис, переходящий в
социальный, политический, эту монополию разрушающий. Кризис будет намного более жестокий и глубокий, чем в 98-м. Ещё сохраняется
возможность его избежать, если президент реально начнёт заниматься решением проблем модернизации, мы ещё сможем от этого кризиса
отрулить.
Но поскольку имеет место монополия, и он часть этой монополии, шансы можно оценивать как малые. Надо постоянно пытаться заставлять
его делать что-то, понимая, что нужно использовать любой шанс, чтобы потом иметь хотя бы чистую совесть.
А. ЦИПКО. Монополия Путина отличается от монополии Ельцина. Путин изменил опору власти, он ограничил влияние на общество
либеральной элиты, отдалил от себя часть олигархов, черпает свою силу, легитимность в поддержке народного большинства. Для Путина
важно, что думает о нём население и как к нему относится.
Одновременно Путин в лице <Единой России> вытащил в Москву провинциальную бюрократию. Путин сделал свой ясный выбор в пользу
силовиков как носителей государственного начала и государственной традиции. Ельцин боялся силовиков, разрушал наследство КГБ:
М. ДЕЛЯГИН. Если взять не кадровую, не персональную, а экономическую политику, то увидим: Путин - более последовательный либерал,
чем Ельцин. В 97-м были разработаны реформы пенсионная, реформы естественных монополий, земельная реформа - и Ельцин этого
реализовывать не стал. Эти реформы были слишком либеральны, слишком разрушительны даже для него.
В. СОЛОВЕЙ. Путин - совершенно другая фигура. То, что вы говорите - правильно, но общественное мнение видит Путина совершенно
по-другому:
А. ЕЛЫМАНОВ. :Руководство такого мягкого человека, как Касьянов, уже перестало всех устраивать:
М. ДЕЛЯГИН. Касьянов - не мягкий человек. В России, по крайней мере, в нашем политическом классе я не сталкивался с более жёстким
человеком, чем Касьянов.
Вагиф ГУСЕЙНОВ. Если говорить о предыдущих президентских выборах, уходящих корнями в Конституцию 93-го года, в войну в Чечне, они
изначально не могли быть демократическими, как бы авторы кампании ни старались. Впервые, на мой взгляд, в таком масштабе
использовались в России финансовые ресурсы олигархов и административные ресурсы государства. Они и сегодня дают нам достаточно
поводов сомневаться в действиях и президента, и правительства, потому что начало было положено в том президентском марафоне, а
сегодня мы пожинаем плоды.
Были ли выборы демократическими? Конечно, нет. Зюганов был конкурентом? Вряд ли, потому что вышеперечисленное не позволяло ему
одержать победу. Зюганов, наверное, во-первых, не хотел побеждать, а во-вторых, его устраивало положение постоянного оппонента
Ельцина, это была достаточно выгодная ниша для него. И понимая, в каком состоянии находится страна, вряд ли он был готов к тому,
чтобы брать на себя эту тяжёлую ношу.
Если говорить о преодолении <холодной гражданской войны>, всё-таки, сравнивая объективно состояние общества эпохи Ельцина и
теперешнее, можно говорить о преодолении этой ситуации, когда действительно было напряжённое состояние общества, напоминавшее
<холодную войну>.
Во-первых, всё-таки Путин - это не Ельцин; во-вторых, он пользуется совершенно другим инструментарием и т.д. Путину удалось
объединить вокруг себя немалую часть российского электората своими действиями, риторикой, позицией по ряду вопросов внешней и
внутренней политики. Наиболее эффективные законы приняты в период Путина.
Реальна ли политическая оппозиция? А насколько реальна вообще демократия в нашей стране, чтобы была реальная политическая оппозиция?
Но всё-таки не стоит сбрасывать со счетов несколько миллионов избирателей, голосовавших за <правую идею>, не будем сбрасывать со
счетов ряд СМИ, занимающих достаточно критическую позицию к курсу президента, в том числе и электронных - НТВ, REN TV. Говорить о
полном отсутствии оппозиции не приходится.
Другое дело, что у нас оппозиция в том же состоянии, в каком и демократические процессы в стране. Полагаю, что это взаимозависимые
процессы.
Почему российские либералы и Запад соглашались с <имитационной демократией>? Не могли они, наверное, занимать другую позицию. Они
всё-таки организовывали и мобилизовали эту модель в нашей стране, а выразителями её были люди, наиболее тяготевшие к западной
модели.
Что касается имитации, и те, кто поддерживал, и те, кто начинал это у нас в стране, наверное, представляли себе, что после
тоталитарного режима построить в стране реальное демократическое общество практически невозможно. А соглашательство американцев? Они
с этим соглашались, понимая, что это, наверное, самое лучшее, что они могли иметь в нашей стране.
Я не вижу эволюционного выхода из нынешней ситуации. Мне кажется, что всем нам надо набраться большого терпения на несколько
десятков лет. А увидеть в ближайшем обозримом будущем - через 5-7 лет, что основные, фундаментальные ценности демократического
общества в России будут построены и послужат возможностью для эволюционного выхода, нам, мне кажется, не доведётся.
Виталий ТРЕТЬЯКОВ. Согласен практически со всем, что говорили до меня. Единственное, в чём мы можем расходиться, это в ответе на
вопрос: <Возможен ли эволюционный выход из тупиков российской сверхпрезидентской республики?>.
Я утверждаю, что выход всё-таки возможен. И один из его вариантов - появление гениального реформатора. Большим препятствием для
этого являются нынешние политтехнологи, которым никакие ленины, маоцзэдуны, ден-сяопины и прочие во главе власти не нужны по ряду
причин. Но, согласитесь, это тоже не исключено. Были два гениальных политика в России в начале ХХ - Сталин и Ленин. Потом большой
провал в 80 лет, и вполне возможно, что жизнь вот-вот родит нового.
Второй вариант выхода - рост демократии снизу, от народа.
Если бы кто-то сейчас систематизировал всё, что было ранее написано, то можно было бы по крайней мере убедиться, что всё было
предсказано, обо всех ошибках власть была предупреждена, и тем не менее система, общество, власть регулярно шли по этому пути.
То, что сейчас говорят записные либералы или демократы, коммунисты говорили давно. Напомню свою статью, которая называлась
<Российская политика и политики в норме и в патологии> и посвящалась Жириновскому. Он отражает все пороки как власти, так и критиков
власти. И в этих патологических формах всё время вываливает в лицо и тем, и другим фактически то, о чём они думают и что они делают.
И поэтому он востребован, несмотря ни на что, хотя политике он вроде бы уже не нужен. Когда он кричит: <Нам нужен однопалатный
парламент, нам нужен парламент, где будет властвовать одна партия>, с одной стороны, он вроде выдаёт тайные, а теперь уже не тайные
мысли партии власти или Кремля, а с другой стороны, тайные желания либералов.
Думу либеральная и демократическая печать критиковала как раз за то, что она не работает с Кремлём, не подчиняется ему, обсуждает
законопроекты, которые из Кремля, из правительства уже спустили, а надо их не обсуждать, а принимать. Либо голосуйте <за>, либо вы
не нужны. А Жириновский это произносит ярко, каждодневно, и они шарахаются не оттого, что он их посадит в тюрьму, а оттого, что
каждый видит себя в Жириновском, и это неприятно. Патологичность нашей политической жизни будет продолжаться, и лучший её барометр -
Владимир Вольфович.
Один из теоретических вариантов того, чтобы демократия в России вдруг родилась бы полноценно, был бы тот, если б коммунисты пришли к
власти в 95-м или на президентских выборах в 96-м, когда у них было и большинство в Думе, и не отменили бы многопартийность.
Первый тур в 96-м году Зюганов, конечно же, выиграл. Зюганов знал, что выиграл. Он поступил антидемократично, что не взял тогда
власть, демократы не менее антидемократично, ибо не отдали тогда ему власть. Тут грех на каждом, хотя именно благодаря коммунистам
долгое время и сохранялась демократическая модель парламента, они были единственной, реальной оппозицией.
Преступлений против демократии, совершённых не только властью, но и теми, кто провозгласил себя борцом за демократию, много.
Незаконный разгон и расстрел парламента 93-го года - это очевидно. Незаконная борьба с коммунистами - это очевидно, ибо это была
борьба с оппозицией, т. е. с демократией. Сегодняшние коммунисты никаких революций не совершали и не собирались совершать. А если бы
и хотели: разве это преступление в истории человечества? Далее - это, конечно, Конституция 93-го года, референдум не состоялся, все
это знали:
А сам текст Конституции! Да, наши демократы были слабоваты мозгами, но, в общем-то, они видели, что писали. Говорить, что Ельцин
каждую статью просматривал лично... Да, ему важны были гарантии его личной власти. Но его <двор>, те, кто с ним всё это прошёл,
могли бы в принципе любой проект ему дать подмахнуть. Но дали-то именно этот, и вписывали всё туда сами.
Если бы наследником был выбран не Путин, а другой - как бы он действовал? Был бы расцвет демократии, свободы слова или чего-то ещё?
По набору этих политических фигур, рождённых СССР, постсоветской Россией, и по объективным показателям получается всё то же самое.
Я долго пропагандировал выражение <холодная гражданская война> и об этом писал, что действительно нахождение в этой ситуации - войны
за власть и за собственность, да ещё, когда нужна победа, никакой демократии для других родиться не могло. Только для себя.
В длящейся с начала и до конца ХХ века холодной гражданской войне, когда нет практически никаких демократических традиций, навыков -
никаких, субъективно ими воспользоваться нет желания, а объективно - даже возможности, ничего иного возникнуть не могло.
Чем оправдываются события 93-го года? Только одним: если бы не расстреляли Верховный Совет, то у власти были бы кто? - Руцкой и
Хасбулатов. А это что, лучше Ельцина? И все вынуждены сказать: да, может, правильно, что расстреляли. Словом, всё было
запрограммировано.
Надо говорить о сущности власти в России, о бюрократическом классе, который всегда остаётся у власти. Он не терял власть в начале
90-х, он просто растерялся, что процесс пошёл не так управляемо, как предполагалось, что начали у него отбирать собственность
какие-то выскочки. Думали, что сделают, как наметили сами, между собой разделят, а тут появились прочие странные люди.
Растерялись сначала, потом пришли в себя, по счастью, компромата ни на кого искать специально было не нужно, он автоматически
создавался трудом олигархов как отходы производства. Как только все запросили порядка, уже при Ельцине это началось - так всё это и
было актуализировано. Это всё настолько естественно, что пугает.
Эволюционный выход возможен, он связан, с одной стороны, с появлением гениального реформатора или группы людей такого уровня во
власти. Это первое.
Второе - он связан с появлением снизу альтернативной персоны, которая может появиться на рубеже 2008-2012 годов. То ли она придёт из
молодых, которым сейчас 20 лет, а будет 30, то ли по какой-то боковой линии, из губернаторов, но что-то подобное возможно. А за
ближайшие полтора-два года мы должны во всех деталях понять, почему с нами произошло то, что произошло, и как это можно изменить.
До сих пор, говоря о демократии, все люди, все системы - СМИ, партии, политики, называвшиеся либеральными, работали не по принципу
<мы - демократы, поднимем до демократии и других>. Они работали по другому принципу: <Растлим до нашего уровня парламент,
коммунистов, суды, растлим до нашего уровня прессу>.
А. ЦИПКО. Но ведь полной монополизации Путиным всех сегментов реальной политики нет!
В рыночной экономике невозможно захватить все высоты экономической власти.
Все влиятельные газеты в России контролируют политические противники Путина, в частности, Березовский. Идеология якобы потанинских
<Известий> ничем не отличается от <Московских новостей> и от <Новой газеты>, контролируемых Ходорковским. НТВ осталось
антипутинским. Самый лояльный к Путину - лужковский ТВЦ. На телевидении до сих пор власть принадлежит <западникам>, которые в
критическую минуту могут подставить подножку президенту.
Валерий СОЛОВЕЙ. У нас получается, что могильщиком русской демократии был Ельцин. Он её умертвил, выкопал яму, и Путину оставалось
лишь захоронить хладный труп. Думаю, при всей масштабности фигуры Ельцина не стоит придавать ей такое демоническое значение.
10-15 лет назад ситуация не выглядела безальтернативной. Путь, по которому пошла страна, был предопределён прежде всего позицией и
поведением элиты, транслирующей в общество систему ценностей, социокультурные образцы и модели поведения.
Элита определяла логику адаптации к национальной почве демократических ценностей и процедур. Причём образцом для общества в целом
служило поведение самой элиты.
Нельзя не вспомнить об очень важном русском социокультурном стереотипе: понимании власти как целостности.
Для русских настоящая власть может быть только одна. Разделение властей означает, что какая-то из них - власть <второй свежести>,
приблизительно таков народный взгляд на этот предмет. Но ведь совершенно в этом же духе действовали (и влияли на Ельцина) европейски
образованные интеллектуалы и мнившие себя демократами политики!
Именно они, продемонстрировав циничное пренебрежение любыми демократическими, и главное, моральными нормами, любовно взращивали
авторитарную тенденцию российской политики. Её вехи: расстрел парламента; <протащенная через задницу>, по выражению Бурбулиса,
Конституция 1993 г.; похабные президентские выборы 1996 г.; квазидинастическая передача власти в 1999 г., которая близка сейчас к
окончательному завершению.
Именно они создавали и оттачивали технику манипулирования общественным мнением. И стоит ли удивляться, что сконструированная ими
машина обернулась сейчас против них же в полном соответствии с народной мудростью: за что боролись, на то и напоролись.
Второй стереотип носит групповой характер и относится к русским западникам, преобладающей части которых свойственен элитизм -
глубокое и экзистенциальное убеждение в превосходстве над <русским быдлом>. <Аристократы духа> никак не могли допустить подлинно
свободного и демократического волеизъявления <серого> народа, которое вряд ли оказалось бы для них лицеприятным.
Сознание этих людей, формировавших интеллектуальный климат в стране, создававших её репутацию за рубежом и оказавших критическое
влияние на становление посткоммунистической парадигмы российской политики, цинично и авторитарно в несравненно большей степени, чем
сознание старой советской элиты.
Интегральную характеристику сословия современной российской элиты можно свести к трём качествам: экзистенциальная чуждость русскости
и России, асоциальность, неактуальность (понимая под последней некомпетентность и неспособность <оседлать тигра> - понять и
использовать новые тенденции мировой политики). Большинству её представителей свойственны все три качества, порою они сочетаются
попарно.
Почему Путин, проводящий не менее либеральную политику, чем Ельцин, пользуется у народа репутацией государственника, наслаждаясь
невиданной популярностью?
Любому наблюдателю нашей истории очевидна её цикличность: от Смуты (то есть тотального бунта) к воссозданию и (гипертрофированному)
укреплению государственности и наоборот.
Вот и сейчас маятник пошёл в сторону государства: вдоволь пресытившись анархией 90-х гг., массовое сознание взалкало его
возвращения. Хотя люди прекрасно знают цену современной российской власти и институтам государства, небезосновательно считая их, как
показывает социология, неэффективными, некомпетентными, коррумпированными.
Рискну предположить, что в государственническом крене массового сознания <фактор Путина> как личности ничтожен. <Нечаянно пригретый
славой>, он оказался в роли суверена тогда, когда почти любая фигура, действующая в государственнической парадигме (а другая разве
была возможна в конце 90-х?), неизбежно оседлала бы возвратную волну массовых настроений.
Правда, Путину очень везёт пока с обстоятельствами, что не даёт возможности проверить его качества национального лидера, начни
спокойная доселе стихия вдруг возмущаться или радикально изменись благоприятный внешний контекст.
Значит ли, что складывающийся режим <всерьёз и надолго>? Я склонен, скорее, предполагать обратное.
Во-первых, нынешняя российская власть малоэффективна и вряд ли способна выдержать серьёзный вызов как изнутри, так и извне, особенно
если вызовы совпадут по времени. Захват заложников на Дубровке продемонстрировал наглядно всё ничтожество пресловутой <вертикали
власти>.
Во-вторых, заметно нарастающее сопротивление нынешним тенденциям российской политики. Это не единая оппозиция, а дисперсное,
рассеянное сопротивление.
Политические организации и финансовые группы, работники СМИ, общественные движения и отдельные люди недовольны происходящим в силу
самых различных причин, но их недовольство сливается в общий вектор. Именно такая дисперсная оппозиция (или молекулярная агрессия)
составила движущую силу антикоммунистических революций в России, Восточной и Центральной Европе.
В-третьих, весьма велика вероятность того, что общество, уже во многом потерявшее надежду увидеть изменение своей участи к лучшему в
силу неспособности власти (то есть Путина) справиться с грядущими вызовами, придёт к убеждению: царь - поддельный, государство -
фальшивое, в Кремле - измена.
Я даже не исключаю возможности столь быстрого и радикального развития событий в этом направлении, что вопрос о президентском
<наследнике> в 2008 г. попросту окажется неактуальным.
Рассуждая теоретически и с учётом отечественного исторического опыта, существуют три возможности выхода из статускво. Первый: власть
прогниёт настолько, что обрушится внутрь самой себя. Второй: произойдёт разделение власти в себе самой. Не важно, в каких формах:
это может оказаться и новый Ельцин или раскол правящей элиты, как в 1999 г. Третий: русский бунт. То есть маятник от точки
государственности снова пойдёт в анархическом направлении. В действительности, конечно, мы увидим сочетание элементов всех этих трёх
моделей.
А. ЦИПКО. На VIII Всемирном русском соборе я почувствовал настроения, подтверждающие твою мысль. У простых русских людей, которые
ощущают себя обиженными, действительно существует потребность в патриоте, альтернативном Путину, который, с их точки зрения, <служит
олигархам>. Это вполне вменяемые, оцерковлённые люди, которые считают, что Россия в беде и что кто-то должен их призвать к её
спасению.
Путин избегает прямых обращений к русскому православному народу, а потому их взоры оказались устремлены к Глазьеву, которого во
время думских выборов они воспринимали как мессию. Кстати, все видели и понимали, что Глазьева выпустил на политическую сцену
Кремль, все знали о перипетиях его политической биографии, но всё равно голосовали за него, ибо другой альтернативы Путину нет. И
сейчас, когда началась вся эта свара за контроль над <Родиной>, эти люди вдруг увидели, что он <неподлинный> вождь, и начали с
большой неохотой разочаровываться в нём. Перемена взгляда на Путина может тоже произойти в любой момент.
Алесей ПУШКОВ. Безальтернативные выборы 2004 года: могло ли быть иначе? Иначе и не предполагалось. Когда Ельцин решал вопрос о
наследнике, он как раз не хотел альтернативности. Схема смены власти была заложена именно тогда. Сторонникам Ельцина, сейчас
кричащим, что Путин уничтожил <ельцинскую демократию>, надо сказать, что он ничего не уничтожал и не уничтожает.
Путин обеспечил преемственность того типа правления, созданного при Ельцине, но придал ему другую форму. Ельцин создал
квазидемократию, настолько жёстко манипулируемую, что она на всех своих этапах была абсолютно законченным авторитаризмом.
Сейчас говорят, что телевидение якобы было свободно. Но это неправда. Оно обеспечивало борьбу с коммунизмом, это верно. Разве 1-й
или 2-й каналы выступали против тех групп, которые реально управляли Кремлём? Никогда. И НТВ в основном вело антикоммунистическую
пропаганду.
Тогда ТВ утверждало завоевания <демократической революции>, которая на самом деле была антикоммунистической, а это далеко не одно и
то же. В системе власти была узкая олигархическая группа, решавшая все вопросы совместно с узкой группой высшей бюрократии.
При Путине олигархов чуть-чуть отодвинули, и - шум, гам. Но власть у нас по-прежнему мало прозрачна, и суть её не изменилась. Просто
ельцинский авторитаризм возник на волне слома коммунистической системы, и ему пытались придать демократические черты, чтобы он лучше
смотрелся.
Почему Запад аплодировал Ельцину, когда он в 93-м году расстреливал законный парламент?
Западу не нужна в России демократия. Ему нужна контролируемая Россия при лидере, который ориентировался бы на Запад. Речь шла лишь о
том, чтобы <демократия> давала доступ к власти очень узкому кругу людей, отражавших интересы Запада, прежде всего группе Гайдара,
Чубайса.
Путин сумел объединить вокруг себя очень разные группы, он политик интегрирующий. Выходец из КГБ, работавший с демократом Собчаком,
это человек с большой способностью к личной интеграции и восприятию разных взглядов. В итоге он создал интегрированную систему
власти. Это не значит, что она абсолютно равновесна и никогда не упадёт. Но на настоящее время он создал систему наибольшего
баланса, который только может быть создан.
Почему опять же все эти крики в <демократической>, а на самом деле полуолигархической печати? Потому, что частично отняли власть у
тех людей, которые стоят за этими средствами массовой информации.
Путин им фактически сказал: перекос большой, не могу я удержать систему в равновесии, если только вы одни будете определять, куда и
как идти стране. Надо включить во власть другие структуры, например, силовиков, они были в политическом загоне 10 лет. Надо повысить
и вес госчиновников, которым раньше диктовали, как действовать.
А губернаторам он сказал: вот Ельцин вам предложил - <берите суверенитета, сколько угодно>, так я у вас его немного отниму, вы
перебрали. Вот что сделал Путин. И создал равновесную систему.
И не надо считать арест Ходорковского началом антиолигархической революции. Олигархи в целом сохранили влияние. Большинство не
считают, что завтра придут за ними. Да, теперь они исходят из того, что правила игры несколько изменились. Но разве у них что-то
отняли? Их лишь немного отодвинули от политической власти.
Все группы влияния, бывшие в администрации, остались. Группа ельцинских назначенцев потеряла Волошина, но блистательно представлена
сейчас Сурковым. Сурков - архетип нынешней системы власти, он и ельцинец, и путинец одновременно, и в этом его блеск. Он строит
абсолютно управляемую систему - несбывшуюся мечту Ельцина. Рядом с этой группой вторая, реформаторы: Кудрин, Греф. Силовики -
третья, но особого перекоса в их сторону нет.
Это уникальное равновесие, которое сумел создать Путин, эта высокая степень интеграции различных политических игроков и привела к
безальтернативным выборам.
А кто будет поддерживать альтернативные структуры? Самые озлобленные и агрессивные олигархи типа Невзлина, Березовского, Гусинского
поддержат некую <альтернативу>. Но перспективы у этой <альтернативы> понятно какие.
Внутри этого равновесия идут схватки, но не вне его. Единственный, кто попытался поставить это равновесие под сомнение, - Глазьев. И
у кого-то началась истерика: что с ним делать - регистрировать? не регистрировать? Сколько процентов он возьмёт? А вдруг 8-10? Это
опасно.
Есть ещё момент чисто царедворческий. Путину говорят: <Серьёзных конкурентов нет, поэтому вы должны прийти на второй срок под
аплодисменты избирателей, у нас плебисцит должен быть, а не выборы>. Вот смысл этих выборов в глазах некоторых людей из
администрации президента.
А для Путина главное - выиграть в первом туре и получить наибольший процент голосов. Но если даже Глазьев наберёт 15 процентов,
разве это страшно для Путина? Напротив, это сделает выборы реальными, повысит равновесность системы.
Я глубоко убеждён, что лидеры нашего демократического движения ни в какую демократию не верили. И в их кругах никаких размышлений о
том, как реально двигать демократию в России, никогда не было.
Путин пришёл из силовых структур и оказался в этих <демократических кругах>, которые, совершенно не занимаясь развитием демократии,
занимались освоением политического пространства и экономических ресурсов.
Откуда же возьмётся уж такая углублённая вера в демократию? Модернизация - да, это серьёзно, глобализация - тоже. И в это президент,
я убеждён, верит. Поэтому он и идёт по пути модернизации России через сильную власть.
Возможен ли эволюционный выход из тупиков российской сверхпрезидентской республики? А нужен ли он? И если нужен, то когда?
Что такое демократия в России? Вообще демократия - это очень хорошо. Но что она нам даст? Каковы составные части русской демократии
90-х годов?
Это низы, считавшие, что их пустят в цековские буфеты. Буфеты закрыли, а от демократов низы ничего не получили. Это всякого рода
<жульё>, начинавшее с торговли валютой и порнографии, потом создавшее банки и всех ограбившее. Это бюрократия, которой надо было
выжить любой ценой. Это карьеристы и политические проходимцы. Это олигархи.
Была, конечно, и <демократическая общественность>. Но она своими рассуждениями прикрывала отсутствие реальной демократии. Так кто
даёт гарантии, что демократия в России будет иметь другой характер? Сегодня у нас может быть три типа правления, три типа
авторитаризма: ельцинский - манипулируемая демократия; путинский - управляемая демократия и <ходорковский> - купленная демократия.
Изнутри России не идёт демократический импульс. Вот статья американского автора, опубликованная в США: <Если Россия хочет, чтобы её
принял в своё лоно Запад, то она должна стать демократической>.
Импульс идёт от США, потому что для США демократия в России - это форма контроля над Россией. Демократическая Россия будет играть по
их правилам.
В России где вы видите такие импульсы, от кого они идут? От политиков, дискредитировавших демократию в 90-е годы. В этих условиях
если рухнет путинская управляемая демократия, то какую демократию мы получим? Получим демократию больших денег.
Если демократия - манипуляция, то на Западе это тонкая, элегантная манипуляция. А в России это будет жёсткая диктатура крупного
капитала, прикрытая демократическими институтами.
Андрей РЯБОВ. Выгоды от реформ есть только у верхних общественных слоёв, может, у части среднего класса. Они получили от
революционных 90-х годов власть и собственность во многом благодаря тепличным условиям, которые создала для них государственная
власть.
Она защитила их от конкуренции как иностранного капитала, так и российского среднего и мелкого бизнеса. Потому лозунгом нынешней
элиты стали слова <Хватит революции. Да здравствует порядок!>. Отсюда стремление ограничить конкуренцию для укрепления своего
монопольного доминирования везде - в политике, медиа, экономике, где угодно. Одна страна, один король, один профсоюз, одна газета -
вот схема, которая по большому счёту устраивает нынешнюю элиту.
Но на уровне массовых слоёв населения, ничего не получивших от реформ, наблюдается иная картина. Люди хотят стабильности, потому что
очень устали от хаоса и несправедливости ельцинского периода. Для масс населения стабильность базируется на ожиданиях перемен к
лучшему. Но ожидания в политике являются крайне неустойчивым фактором. Сегодня они одни, завтра - другие. Именно по этой причине
наша сегодняшняя стабильность по своей природе весьма нестабильна.
Российские реформы имели весьма специфические цели, в отличие, скажем, от преобразований в Восточной Европе. У нас цель
трансформации никогда публично сформулирована не была. Но это не значит, что её не существовало вовсе. У верхних слоёв была чёткая
задача интегрироваться в мировую элиту, сохранив при этом некую <самость>.
Но такую цель нельзя было подать как общенародную. Где-то к концу 90-х годов проблема интеграции в основном была решена. Но при этом
российская элита не хотела бы переходить на международные правила игры. Ей очень бы хотелось сохранить привычные порядки.
В нынешней системе воплотилась потаённая мечта брежневской элиты 3-4-го эшелона - сохранив иерархическую организацию политического,
социального и экономического пространства, создать систему, при которой одновременно можно было бы много зарабатывать без опасений
быть исключённым из партии.
<Единая Россия> - воплощение мечтаний номенклатуры КПСС: вовремя голосуй, как надо, одновременно можешь зарабатывать, где хочешь и
как хочешь. Но система абсолютно лишена внутренних источников саморазвития и ориентирована на упорядочивание.
Но при нынешнем упорядочивании утрачивается очень важный элемент любой политической системы - обратная связь, которая делает её
устойчивой к новым вызовам.
Вопрос о способности системы адекватно реагировать на новые вызовы нужно оставить пока открытым. Вспомните демонстрации в Воронеже
весной 2002 г. против повышения тарифов на услуги ЖКХ. Тогда никто ни в Воронеже, ни в Москве ничего не хотел решать, брать на себя
ответственность за решения.
Любой серьёзный вызов - внешнеполитический, техногенный, теракты - может стать серьёзной проблемой для системы, не имеющей обратной
связи с обществом.
Сейчас очевидно, что в общественном мнении доминирует запрос. Его содержание удачно дал Виталий Третьяков. Это антидемократизм,
антилиберализм, антизападничество, безальтернативность.
Этот запрос рождался естественным путём, стихийно. Властвующая элита своими действиями, особенно позицией на последних думских
выборах только подтолкнула его формирование и усиление.
Шансы на появление альтернативности или оппозиции связаны с двумя простыми вариантами. Первый - это раскол властвующей элиты. Сейчас
признаков раскола элиты нет, и, судя по всему, в ближайшее время при отсутствии внешних для системы вызовов они вряд ли появятся.
Второй вариант связан с цикличностью смены общественного запроса. Это некий тест, который даёт система основным политическим игрокам
на самостоятельность. В этом плане нынешние президентские выборы всё же интересны.
Нынешнюю политическую систему называют по-всякому - управляемая демократия, лимитированная, контролируемая. Отличительная черта
системы, её самый главный критерий - сокращение количества и ослабление игроков, акторов, способных вести относительно
самостоятельную политику.
До последних выборов таким игроком была КПРФ, теперь её нет. Были какие-то слабые либеральные партии. Но сейчас они фактически
исчезли с политической арены. Были олигархические кланы, но ныне они отказываются от попыток играть в политику. Губернаторы уже
давно не претендуют на роль самостоятельных игроков, по крайней мере, на федеральном уровне.
Но запрос на альтернативную политику всё же существует.
А. ЦИПКО. Итог анализа не совпадает с тем, что мы в начале разговора считали аксиомой. Сначала мы изображали власть Путина как
тотальную монополию на всё. В результате анализа <деталей> выяснилось - унаследованная им система неустойчива, его курс на
восстановление властной вертикали, на расширение политической базы сопряжён со многими рисками и угрозами.
Полный текст <КС> будет опубликован в журнале <Вестник политики>
