К 65-летию со дня рождения великого композитора Валерия Гаврилина (*+)
http://www.sovross.ru/2004/023/023_3_4.htm
Валерий ГАВРИЛИН: ОХРАНЯЮ МУЗЫКУ РОДИНЫ
Русская тетрадь
"Людей злит, что правда проста"
Это единственный эпиграф, который взят из чужого высказывания, и Гаврилин даже в записках для себя делает сноску: <Гете: Людей
злит, что правда проста>. Но гораздо раньше, во время учебы в Ленинградской специальной музыкальной школе, куда воспитанник детского
дома в селе Ковырино под Вологдой был принят в 14 лет, юноша записал: <Счастье жизни - в труде и в познании простейших истин жизни>.
И сформулировал творческое кредо, которое мучительно ищут все юные дарования: <Говоря просто о дряни, делаешь ее еще гаже. О
красоте - еще краше>.
Сам автор обладал поразительной способностью и мужеством не только искать простейшие истины и высказывать правду, но прозревать
ее даже в периоды общего помрачения и ажиотажа. В разгар популярности Александра Невзорова он записывает: <600 секунд - сложная
персона. Семь киселей на одной воде. Джеймс Бонд, трупофил, юродствующий во Христе>. Как в воду глядел! Всей дальнейшей политической
и журналистской карьерой Невзоров показал себя именно трупофилом - хоть в заказном фильме о Чечне, хоть при выборах в Думу, которую
он демонстративно назвал сборищем из 450 онанистов, но сам, презрительно отозвавшись о Родине, сумел снова избраться, пользуясь
умопомрачением избирателей. Сложная циничная персона:
* * *
Вот как раскусил Гаврилин феномен успеха кумиров в те годы, когда публика не была еще так развращена, а <звезды> пели не под
фанеру, не скатывались до откровенной пошлости: <Высоцкий, Пугачева и КО - несколько уголовная манера пения, и оттого она (манера
эта) так популярна, что у нас огромная часть населения в большей или меньшей мере пассивные, потенциальные или активные воры, и
каждый из них в глубине души ощущает себя уголовником, и ему мила и одобрительна эта блатнячья красота - расхлыстанность, грубая
чувственность, дешевенькая романтика и суперменство>. Неистовые псевдореформаторы создали условия для бессовестного воровства,
подняли со дна самые низменные наклонности, а воротилы шоу-бизнеса быстро сориентировались в извращенных вкусах - отсюда обвал
блатняка по радио <Шансон>, во всех развлекательных программах. Невозможно спокойно ехать, читать или думать в машине: все шоферы
врубают приемники на какой-то безумной волне под условным названием <Владимирский централ>. Но вклад <звезд> был огромен: недаром
депутат Госдумы Розенбаум тоже начинал с блатных и босяцких одесских песен.
Ну а главную ущербность примадонны Гаврилин заметил еще в разгар ее славы: <Э. Фицджералд, Э. Пиаф - национальные, мощные
характеры, но А.П. - воинствующая обывательница. И если, принимая стадионную терминологию, она (А.П.) лучшая, то хорошо бы
прибавлять - к сожалению, пока таков наш уровень>. Если бы он увидел, как низко пал этот уровень сегодня, например, в пошлой
новогодней переделке знаменитой комедии <За двумя зайцами>, где А.П. сыграла саму себя - шикарный продукт базара и героиню
местечковых скандалов.
* * *
<Ложь, неправда, упрятанная в правду, как яд в золотой перстень, в разум нации; СМИ, как фея, вертят свое страшное веретено,
уколы которого погружают нацию в сон и одурь>. Похоже, нация от этой одури не скоро очнется.
<Человек, говорящий правду, умирает не от болезни> - грустная и злободневная запись:
* * *
А вот еще одно пугающее наблюдение в стране, переставшей ставить труд главным смыслом жизни и мерилом благосостояния: <Дурное
отношение к труду - первый и самый важный шаг на пути превращения человека в животное, первый шаг на пути к
человеконенавистничеству>. Этот шаг совершен.
* * *
<Тургенев, и Фет, и Толстой критиковали стих Пушкина в <Туче>: <И молния грозно тебя обвивала> - за неправду: молния не
обвивает (Тургенев: <это не дает картины). К вопросу о точности <неточных искусств:>. Самое поразительное (может, Гаврилин этого не
знал), что <неточное> искусство Пушкина, умноженное на гениальную интуицию, оказалось точнее доводов критиков: позднейшие физические
исследования доказали, что разряд молнии не раскалывает тучу, как это видится нам с земли, а именно обвивает!
Интеллигентный человек не может быть трусом
<О главном редакторе К-м: ясно, что он не интеллигент. Он оборотень. Интеллигентный человек не может быть трусом>. В наше время
торжества оборотней, приспособленцев, откровенных хамов, проводящих <культурную революцию>, невольно возникает вопрос: <А может ли
сегодня интеллигентный человек занять пост главного редактора?>. Да, может, как это ни трудно. И главное мерило сегодня на этом
поприще именно такое: жалкий ли он трус или все-таки интеллигент в русском понимании?
* * *
<Бедное, прекрасное племя, братья мои, русская интеллигенция. Вы выросли в России, как незабудки на болоте. Вас нельзя было
взять, не провалившись в гниль. Теперь вас используют, как фиалку в табаке - для запаха. Бедное, эксплуатируемое, гонимое племя. Вы
живете пока только воспроизводством. Будет ли эта жизнь вечной?>. Так он вопрошал в начале 80-х годов, когда росли тиражи журналов,
снимались фильмы в духе неореализма и верилось в какое-то высшее предназначение русской интеллигенции. Увы, эта вера рухнула под
напором жестоких обстоятельств и наступления швыдких, лесиных, грефов с их политикой уничтожения русской культуры и обнищания
национальной интеллигенции.
* * *
Первый признак всякого крупного таланта - ранняя мировоззренческая ясность и точный выбор духовных опор. В самом начале учебы в
Ленинградской спецшколе подросток записывает: <БЛОК - гений. В. Гаврилин>. Тут же - следующая запись: <Подумать о переложении на
музыку <12> Блока для хора>, а дальше - нотные наброски. И наконец: <Только так. Если позабудусь - читать предисловие к <Возмездию>
БЛОКА>. Мне сразу вспомнились свои блоковские штудии в юношеском зале Библиотеки имени Ленина, куда я бегал через мост из
Замоскворечья, и в армии, где я в бодрствующих сменах караула зачитывался записными книжками и статьями Блока. Из предисловия к
<Возмездию> больше всего врезалось это открытие: <Зима 1911 года была исполнена глубокого внутреннего мужественного напряжения и
трепета. Я помню ночные разговоры, на которых впервые вырастало сознание нераздельности и неслиянности искусства, жизни и политики>.
Какое точное выражение - <нераздельность и неслиянность>. Все приверженцы <измов> пытаются их искусственно разделить или насильно
слить, а органичный художник чувствует естественные границы. В период перестройки, идейного противостояния и торжества
космополитического либерализма я до конца понял суть другого блоковского высказывания: <Я - художник, а следовательно - не либерал.
Объяснять это считаю излишним>. Валерий Гаврилин, который всего на 5 лет старше меня, понял это поразительно рано, записав уже в
1967 году: <Нет ничего страшнее либерализма. Даже воинствующий консерватизм лучше, т.к. он очевиден. Либерализм же лжив, увертлив и
трудно уловим. Он путает ясное отношение к вещам и сбивает с прямой дороги>. Но молодого композитора уже нельзя было сбить с прямой
дороги. Стремительно идя по ней, он мог только усмехаться на гримасы своих коллег: <Экспрессионизм - конечно же> или: <Авангардисты
делятся на Геростратов, талмудистов и симулянтов>. <Авангардисты - смотря впереди кого и чего. Возможно, что с ними хорошо есть
г:.>.
* * *
В 1990 году, когда страна вступила в заключительную фазу катастройки, Валерий Гаврилин перенес второй инфаркт,
общественно-творческая деятельность его несколько приутихла, но сосредоточенная работа продолжалась, и в начале трагических 90-х он
записывает четверостишие, обыгрывающее поговорку о дурацком и легкомысленном свойстве русского человека:
Поскакавши - постоим,
Постоявши - скачем.
Что имеем - не храним.
Потерявши - плачем.
А следом идут две совершенно серьезные записи о крушении СССР и о стойкости православного художника на пиру предателей и
перевертышей: <Уничтожена не просто соц. система - уничтожен санитарный форпост (легкие), где мировой дух очищался от грязи>. И на
следующей странице: <Мы не пойдем на гражданскую войну, но к войне за нашу веру, за божий порядок должны быть готовы>.
Хочу повторять любимое и обессмертить его
<Неповторимый значит смертный. Хочу повторяться и быть бессмертным. Хочу повторять любимое и обессмертить его. Это мое кредо>.
<Атеизм - это тонкий слой льда, по которому один человек может пройти, а целый народ провалится>.
* * *
<Музыка, сердце мое, жизнь моя, не учи людей ЖИТЬ, учи любить, страдать и еще любить, и еще любить>.
* * *
<Дети еще ничем не пахнут. Они одержимы лишь чистыми отчаянными идеями>.
* * *
<Как нужны в быту люди, так в искусстве нужны авторы.
В музыке, как и в жизни, нужны для приятного, вежливого общения, нужны хорошие интересные рассказчики, пересказчики. Без
мировых открытий. Просто открытия мира. Для себя и хорошего человека рядом с тобой>. Гаврилин сказал это о композиторах, музыкантах,
но то же самое можно отнести к поэтам. Об этом мы часто говорим со слушателями моей студии <Поэзия на Никитской>. На занятия ходят и
зрелые люди, о которых не скажешь: все впереди. Они днем работают, ночью пишут, вечером выносят изредка свои стихи на суд товарищей.
Зачем? Многих, наверное, посещают порой такие мысли о тщетности усилий. А вот затем, повторяю я - <для открытия мира>, как говорил
Гаврилин, для того, чтобы прибавлялись в жизни творческие открытия, пусть скромные, появлялись нужные кому-то авторы, пусть и без
мировых открытий, интересные рассказчики, хорошие пересказчики своей судьбы и нашего внешне непоэтического времени, но даже в этом
быту нужны Авторы. И ради этого авторства надо биться над строкой, овладевать словом, а значит, настроением и миром.
* * *
<Царь музыки - человеческий голос. Границы его невелики, но глубина его бесконечна, как сама история человека!>
* * *
В книге немало стихов - от частушек до строчек, сложенных для себя. Иногда весьма удачных, остроумных и емких:
Пускай поносят -
Я не тужу.
Пускай не спросят -
Я сам скажу.
* * *
Несколько раз Гаврилин записывает, как бы просто твердит излюбленную мысль: <Человека воспитывает не искусство, а только другой
человек>. Он сравнивает жизнь советского театра (святого по сравнению с демократическими нравами) с бродячей скоморошьей труппой,
где, если выступающий проворовался, упер крынку молока, его бьет вся публика, несмотря на художественные достоинства укравшего.
<Если узнают, что группа из прекрасных мастеров нечиста - например, в ней сожительствуют друг с другом, - ее изгоняют из селения с
позором. Т.е. человека в человеке воспитывает только человек. Искусство при этом - лишь одно из орудий воспитания, и от того, в руки
какого человека-воспитателя оно попадет, будет зависеть результат воспитания>.
Сегодня усилиями ТВ и воротил шоу-бизнеса искусство сознательно ввергается в самые грязные руки и другие члены носителей
искусства, духовного, а может, и реального СПИДа. Взять хотя бы вызывающую и отвратную рекламу магазинов <Арбат-престиж> с парадом
геев и трансвеститов, которая преследует, по-моему, не столько торговые, сколько скрытно-растленные цели.
* * *
<Судьба песни наиболее схожа с жизнью, судьбой человеческой, более других жанров подчиняется правилам человеческого
существования: мода, наряды, питание (хорошее, дурное), похожесть, непохожесть (как мой предок похож и не похож на меня), гены,
память, смерть и даже: воскрешение. Самых святых, конечно.
А живописец, наверное, сказал бы, что песенный мир - это луг>.
Подумать только, еще двадцать лет назад это можно было написать и не показаться наивным! Какой живописный луг? - сегодняшняя
песня - это выгон, истоптанный скотиной, или луговина, зарастающая дурниной, потому что никто не подсевает клевера, тимофеевки,
луговой овсяницы. Но главное наблюдение Гаврилина остается в силе: да, песня схожа с жизнью человеческой и, поскольку жизнь убога,
жестока, механизирована и криминализирована - такие же попсовые поделки наводнили эфир, захлестнули уши и души. Символ нашего
времени - конкурс блатной песни силами самих осужденных - <Тюремный шансон> с показом по федеральным каналам. Пропаганда цветет
махровым цветом среди зэковских наколок.
Если художник тянется к свету - время его не согнет
<Если художник тянется к свету - время его не согнет, - убежденно записал Гаврилин и добавил для образности: - Даже на крутых
откосах деревья вырастают прямо>. Композитору и, как показало время, одаренному литератору было у кого учиться: <Г.В. Свиридов -
один из немногих художников, чья муза никогда не вдохновлялась грязью. Он весь от света>.
* * *
В 1962 году, учась в консерватории, Гаврилин ездил в студенческую фольклорную экспедицию в Ладейнопольский район Ленинградской
области. Там уроженец вологодской земли (отец его, погибший под Ленинградом, был до войны заведующим роно в песельном Соколе, а
мать - директором детского дома в городке Кадникове) досконально постиг все богатство и разнообразие уходящих народных песен. Он
восторгается частушками - лесными, качельными, покосными. <Покосные>: 3-дольный размер как бы подчеркивает ритм работы. Жала-жала.
Частушка глиссандо. Срезала - наклонилась, срезала, еще срезала и положила. Тут небольшой довесочек, нарушающий размеренный ритм
мелодии частушки. Частушка эта очень светлая. В ней много воздуха и чистого простора>. Читаешь это и не можешь понять, о культуре
какого гениального народа, какого светлого периода идет речь? Ведь со всех сторон лезет в уши примитивная попса с механизированным
ритмом. Не срезала и положила, а - наложила и <срезала>. И тексты современных песен убоги и отвратительны. А вот что пишет
восторгающийся Гаврилин о фольклоре: <О текстах. Изобретательность в юморе, в темах и в сюжетах для него - безграничная, прямо
космическая. Если бы такие стихи писал поэт, то я бы сказал, что техника у него - на грани фантастики, рифмы - железобетонные.
Эх, пой, пой-ка,
Распевай кой-как,
У меня койка,
Ночевал Колька>.
* * *
<Уехал, остался за границей Барышников. Как грустно. Печально, что все труды и средства, даваемые государством и народом,
поставлены лишь на обслугу других народов, на то, чтоб вернуть эти средства только валютой, а не разработанными душами своих людей>.
А дальше идут сетования, которые сегодня читаешь уже с горькой усмешкой: если художник в те годы, когда остался Барышников, сетовал
на наплевательское отношение государства к высокому искусству, к обеднению жизни русской провинции, то что же говорить сейчас, когда
позиция министра-шоумена примитивна до мычания: скинуть все заботы о культуре с плеч государства на муниципальные образования.
Разработана программа <Социальное развитие села до 2010 года>. По ней на одного сельского жителя на все 6 лет предусматривается
выделение из федерального бюджета аж: 85 копеек. Вот такая <культурная революция>. А новый председатель Комитета по культуре Госдумы
Иосиф Кобзон (почему-то у нас считается, что культурой должен заправлять артист или эстрадник, а не разносторонне образованный
человек, мыслящий государственно и неординарно) гордится в телеинтервью лишь тем, что он провел какой-то конкурс и возродил
художественный свист на эстраде. Сильно!
* * *
<Высокое искусство выключено из жизни нашего общества, для него нет добрых слов от Родины: стали цениться только слова,
сказанные на другом языке и оплаченные другими денежными знаками. Когда Большой театр был в Великих Луках? В Торопце? Знают ли они о
тех, кто там живет? Откуда могут брать они любовь к Родине, сострадание к ней?>.
Наивные вопросы: сегодня отсутствие этой любви и сострадания - залог преуспевания. Но композитор продолжал записывать в
дневнике православные постулаты, помогающие ему самому выстоять: <Перед Богом нет дел великих и малых - есть дела прямые и кривые>.
* * *
Валерий Гаврилин в последние годы, как и все художники Божьей милостью, содрогался от того, что происходит в культуре, творится
в олигархических СМИ, но ясность и выстраданность позиции помогала ему не скатываться до навязываемых волчьих законов: <Интеллигент
в рыночных условиях подобен домашнему псу, прижившемуся в волчьей стае, - он не боится людей (ни огня), презирает все человеческое>.
Убийственно точное сравнение!
* * *
<Сейте рожь, а васильки вырастут сами>.
Великое можно уничтожить только ничтожным
<Радио и телевидение, систематически лишая людей ощущения живого, в известной мере содействуют ожесточению нравов. Вообще
деятельность этих учреждений в области музыки очень напоминает массаж по телефону или нечто в этом роде>. Сегодня напоминает
эротический массаж по телефону - хочется добавить.
* * *
Краткая рецензия на сегодняшнюю программу телепередач за неделю:
<Похоть плоти; похоть очей; похоть ушей>.
* * *
<Я умираю>, - пропела героиня. <Какое счастье>, - подумали все. Лишь герой опечалился. Но он всегда был лицемером>.
* * *
<Пока государства будут подкупать своих граждан только обещаниями благоденствия - на земле не будет покоя. Лучшее из всего,
чему можно научить людей, - бережливое отношение к вещам и скромность в потребностях>. Гаврилин, как истинно православный человек,
убежден в этой истине, которая ныне попирается всем общественным строем, образом контрастной жизни, где купающиеся в бессмысленной
роскоши презирают теорию достаточности и тех, кто ее исповедует. Более того, государства поступают еще подлее: многие из них, в том
числе и богатейшая Россия, устами своих бездушных правителей заявляют: неравенство - это нормально, только самые богатые должны
малость делиться. А бережливое отношение к вещам немыслимо в разграбленной стране, которая топит космическую станцию, замораживает
города и поселки, отдает за бесценок национальное достояние и военные трофеи, но балдеет от зависти и восторга перед особняками
безнаказанных чиновников, никчемных <звезд>, дорогими покупками Абрамовича: вот как надо жить! А тут <скромность в потребностях>:
* * *
<Современная песня - это рождественская похлебка для бедных>. Это наблюдение стремительно устаревает. Только что на нас вылили
ушат <рождественского> непотребства. Современная песня - это бормотуха или наркотик, которые заменяют даже малопитательную похлебку.
* * *
<С утра до позднего вечера звучат в эфире песни Резника и Рябинина. Их неуемная сочинительская энергия не сдерживается ни
культурой, ни вкусом, ни совестью. Кажется, любая тема для них не более как для петуха курица - налетел, отмултозил и соскочил,
кукарекая. Нечистая поэзия>. Точное и образное наблюдение, но сегодня звучат такие тексты, что уже Резник кажется поэтом. Хотя его
петушиная самонадеянность поражает. Вот он подхватился и написал бездарный гимн для управы <Замоскворечье>, где тривиально называет
старинную богатую слободу <стороной босоногого детства>. Бывал ли он рядом с пышными купеческими храмами, Третьяковкой, изящной
каменной застройкой Замоскворечья? Может, у него в Питере было <босоногое детство> за Мойкой? Не похоже - просто таланта и совести
по-прежнему не хватает.
* * *
Четверть века назад далеко не старый композитор с грустью записал: <У нынешней творческой молодежи нет сознания, ПРОТИВ ЧЕГО
они. Они прямо пристраиваются в кильватер существующим тенденциям>. Как в воду глядел! Еще нас пытались уверять, что есть протестный
рок, который скрывается по подвальным клубам, еще пели на кухнях так называемые бардовские песни, а все уже шло по накатанным
тенденциям и наперекор русским традициям. Мы стали свидетелями логического итога: барды, спекулируя на ностальгии по светлым
советским временам, носятся с дорогими концертами по стране и выступают в Кремлевском дворце (!), а ободранные коты - преуспевающие
<протестанты> Гребенщиков и Макаревич получают от президента ордена <За заслуги перед Отечеством>. Это разве не смешно?
* * *
С другой стороны, коммерческой поп-культуре пытаются противопоставить так называемое чистое искусство для избранных. Как сказал
погрустневший Геннадий Хазанов, загубивший Театр эстрады, теперь он хочет создать салон, где собирались бы не любители картавящего
певца и композитора Добрынина, а поклонники утонченного Шнитке. Но подлинный художник не приемлет крайностей и видит подоплеку
искусственных поз и ходов: <Любовь к чистому искусству обеспечивается грязной жизнью, безнравственной>. Даже в долго скрываемой
любви Хазанова к Шнитке есть нечто безнравственное: ведь хохмач приобретал имя, состояние, благосклонность обывателей и <элиты>
кривлянием и высмеиванием святынь.
* * *
<Анализ Евтушенко вне социального немыслим. Студент, вечный скандалист, забывший свой возраст. Обман. Подкуп воробьиной массы>.
Жизнь быстро доказала правоту композитора и подтвердила точность определения поклонников шумных шестидесятников: воробьиная масса.
Они налетали на эстрадную поэзию, как воробьи на зерно возле осеннего тока, а потом грянули морозы, закружили вороны, которые и
зазевавшегося воробья могут пристукнуть, и щебетавшие поклонники разлетелись, стали кормиться по помойкам, а то и тихо передохли в
стужу.
* * *
<Чтобы сесть на коня, достаточно иметь задницу. А чтобы на нем удержаться - надо иметь еще и голову>.
* * *
Одна из последних записей, похожая на крик отчаяния: <В космосе - аппаратура зомбирования. Спутник Гусинского для зомбирования,
угнетения психики и сознания: Нужны комитеты по информационной безопасности>. Вот уже и Гусинский <зомбирует> по израильским
телеканалам, и Совет безопасности создан, а телевизионный спутник продолжает кружиться и угнетать национальное сознание. Видно,
зомбированные люди для высшей власти удобнее. А вот провидцы и национальные самородки ей, как и всему пошлому рынку бытия,
совершенно не нужны. Кстати, хотел сделать программу на радио по книге Гаврилина, но записи композитора в Москве так просто не
купишь.
Национальное - форма связи с космосом
Незадолго до смерти признанный и много познавший мастер записал эту глубочайшую мысль: <Национальность - форма связи с
космосом, инструмент познания>. На поверхностный взгляд это звучит странно: ну какой инструмент познания и почему связь с необъятным
космосом, со всем сущим? - ведь вроде национальность дается с рождения, заведомо определяется, как правило, происхождением
родителей. Но композитор имел в виду не национальность по крови, а высшую и стройную форму причастности к нации, осознание себя как
части великого сообщества, постижение мира в сознательной и выстраданной системе координат.
* * *
<Россия - единственная страна, гражданин которой может сказать, что он как чужой в своем Отечестве - так хорошо у нас
иностранцам и так плохо своим>. Это он сказал уже ближе к концу жизни, когда демократические свободы были провозглашены, когда все
чаще Ельцин стал говорить о возрождении величия России, а в кабинете у него появился портрет Петра I. За годы, прошедшие с этой
записи, мы стали, по-моему, еще более чужими в своей стране, особенно если посмотреть на канал <Культура>.
* * *
<Сын музыковеда В.Браиловского - восемнадцатилетний паренек, прослушав по радио мою <Русскую тетрадь>, с полными слез глазами
сказал отцу: <Папа, Гаврилин - еврей?> - <Нет, с чего ты взял?> - <По-моему, такую музыку может написать только еврей с измученной и
исстрадавшейся душой>. Ленинградский паренек, общаясь с определенными творческими кругами, уже прочно усвоил один из
распространенных стереотипов. Причем царящих почему-то у нас, на Руси. Американские евреи, например, вовсе не демонстрируют
вселенскую скорбь, а напротив - подчеркнуто жизнерадостны, хотя там бытовой, но скрываемый антисемитизм сильнее, чем в России. В
программе <Школа злословия> ведущие беседовали с раввином, который до того скорбел, печаловался и вздыхал, что бравые дамы в кадре
не выдержали: <Почему такая грусть?>. Раввин в очередной раз вздохнул: <Если бы я был веселый, то какой же бы я был еврей>. Вот
восемнадцатилетние и попадаются на эту маску преуспевающих, не комплексующих, весьма активных людей, которые на том же телевидении
безбедно царят, беспрерывно зубоскалят и высокомерно учат нас, сострадающих, жить.
* * *
<И. Бунин (<Поздняя осень>) - свойство русского молодого характера - безнадежность, абсолютное неверие ни во что>.
<Молодежь - наиболее консервативная часть общества. Никто с таким упорством не ищет легких и обходных путей. Если их нет -
слепо идет по старым>, - с грустью записывает он, предугадывая наше время еще большей консервативности молодежи, которая даже не
думает о собственном будущем, не борется за него, а просто устраивается, ищет легких и проверенных путей к благополучию. Подсказка и
прославление этих путей, собственно, стали частью предвыборной программы СПС. Его лидеры заигрывали с молодежью, развлекали ее,
внушали: думайте о себе, о личной выгоде, бросайте эти высокие материи. И проиграли. Наверное, их молодые сторонники не голосовали,
ушли за <Клинским>.
* * *
Вот весьма современная мысль: <Творчество - одно из самых необходимых условий жизни современного человека. В какой бы малой
дозе оно ни присутствовало в личности, оно делает ее живой. Без моментов творчества организм расстраивается, как без витамина>.
Ясно, что сегодня таких моментов в жизни людей все меньше - они оторваны от природы, от разнообразных ремесел, меньше путешествуют
(дорого, некогда, недоступно), реже поют песни - чаще слушают <жвачку для ушей>, сократилось число клубов, бесплатных кружков и
секций. Вообще глобализация и стандартизация убивают творчество. Вот без этого витамина мы и имеем самую низкую продолжительность
жизни в Европе и 60 тысяч самоубийств в год.
* * *
<Фольклор - детище сложившейся морали и веры. Без них фольклор невозможен>. А с ними, устоявшимися, сегодня - не нужен хозяевам
жизни, электронным СМИ, необольшевикам, которые решили снова переломить мораль, веру, мировоззрение народа через колено. Лозунги
обогащения, прагматизма, волчьи законы рынка - не для русского человека, для этого достаточно лишь обратиться к вековому фольклору.
Тем хуже для русского человека! - заявляют реформаторы.
* * *
В последние годы жизни Гаврилин вдумчиво читал труды православного мыслителя Павла Флоренского и выписывал из них те мысли,
которые были особо созвучны его личному состоянию, собственным раздумьям о судьбе и мировоззрении русского человека, которого
толкали в рынок, во власть чистогана, во вседозволенность. <Не ищите власти, богатства, влияния. Нам несвойственно все это. В малой
же доле оно само придет - в мере нужной. А иначе вам станет скучно и тягостно жить>. (П. Флоренский). Ну и сам блестяще формулировал
свои наблюдения над творящимся: <Безоглядная модернизация жизни, безумный отход от традиций с каждым веком увеличивают число
неприкаянных, выброшенных из круга жизни людей, не сумевших приспособиться. И они станут могильщиками прогресса>.
* * *
<У пьяного народа и господь - пьяница>.
* * *
<Мамаша (сын в плену). Ее расспрашивают: в каком?
- В каком? Ба: Батум? Бамут?
За 2 года войны не слушала и ничего не читала о войне. А ведь там СЫН, а Бамут звучал тысячи раз за эти годы>.
* * *
В разгар завываний правозащитников, поставивших право на свободное перемещение по миру, на эмиграцию, особенно на историческую
родину, чуть ли не главным правом человека в огромной нищающей стране, где большинство и не помышляют быть гражданами мира, Гаврилин
с презрением записывает: <Если бы люди начали бегать по земному шару в поисках свободы и колбасы (вместо того, чтобы:), то не
образовалось бы ни одного народа, ни одного государства, ни одной культуры, ни одной цивилизации>. В этой фразе опущены понятные для
него вещи: <вместо того, чтобы:> - созидать, думать о ближних, ставить высокие цели, терпеть ради общего блага и родной страны. То
есть понятия, неведомые нашим либералам.
* * *
<Русская литература!!! Какой могучий, развернутый, глубоко эшелонированный в веках фронт, наступающий в постоянно одном
направлении - к братству, добру, свету>. На этом восклицании мне, человеку, имеющему честь хоть как-то принадлежать к великой
литературе, хотелось бы закончить книгу, безусловно ставшую явлением нашей словесности, так тяготеющей к дневнику, мемуарам, честным
заметкам для себя и единомышленников.
* * *
Пять лет назад, 28 января 1999 года, Валерия Гаврилина не стало. Я слышал, что Василий Белов пишет книгу о своем земляке, вроде
бы не обойденном государственными наградами и международным признанием, но согласитесь, читатели, что музыка его звучит преступно
мало на радио и по телевидению, а ведь композитор писал не только симфонические произведения, но и мелодичные эстрадные песни. Нет
пророка в своем Отечестве, нет певца во стане русских воинов:
В книге попалась обнадеживающая запись: <Сегодня видел - маленький мальчик, сын композитора К., стоял под моими окнами около
часу, пока я играл, и никакими уговорами нельзя было увести его домой. Когда его увели силой, так он заплакал и успокоился только от
обещания родителей играть ему дома>.
Русское искусство не умрет, пока есть такие мальчики под окном художника.
Прочтение записок
Валерия ГАВРИЛИНА -
Александр БОБРОВ.
