Предложенная недавно Институтом национальной стратегии конституционная реформа подразумевает отнюдь не переход от президентской к парламентской республике, как поняли многие. Из тезиса Белковского о том, что президент как сакральная фигура сохраняет контроль над вооруженными силами и спецслужбами, следует принципиально новая модель российской государственности.
Она предполагает создание двух независимых этажей власти. Предлагаемое устройство политического режима близко к иранскому. Напомним, что в Иране существует два уровня власти — сакральный и демократический. Главой государства является лидер революции, которого пожизненно избирает специальное собрание. Он руководит армией и спецслужбами, по сути, является выборным некоронованным монархом. Однако уровнем ниже действует президент, полномочия которого мало отличаются от полномочий его коллег в странах Запада. Президент Ирана избирается на четыре года и может быть переизбран только на один срок. Президент с согласия парламента формирует правительство, а также помогает лидеру революции в управлении государством.
В чем суть подобной системы? Она — плод компромисса между иранскими религиозными кругами и молодой буржуазией, между концепций сакральной власти и концепцией буржуазной демократии. Несмотря на экзотичность с западной точки зрения, иранская система работает и делает Иран одним из самых динамичных и демократических обществ традиционно авторитарного Востока. По уровню демократии Иран на сто голов обогнал абсолютистскую Саудовскую Аравию или диктаторский Египет.
России нужен компромисс. Наша буржуазия слишком слаба и не может взять на себя груз ответственности [!] за управление государством, особенно если учесть обстоятельства возникновения капиталов наших буржуа, которые сделали состояния на ограблении народа России. В подобных условиях существует опасность революции снизу [!] и уничтожения класса эксплуататоров, сделавших состояния за счет общества.
Однако путинское блокирование демократических институтов и дрейф политической системы России к мягкому авторитаризму не может не вызывать беспокойства, потому что мы знаем, что аналогичные режимы в странах СНГ были свергнуты бархатными революциями. Бархатная революция в России может привести к тому, что страна навек застрянет в «третьем мире», вне всякой надежды выбраться из нищеты.
На повестке дня — революция сверху, мягкая трансформация путинского авторитаризма в буржуазную демократию. Пока демократия слаба, необходим сильный авторитет, который бы привел государство в тихую гавань. Таковым может быть либо харизматический политик, вроде де Голля, либо сильный политический институт. Харизматических политиков пока не видно, да и не факт, что харизматик будет де Голлем, а не Гитлером или, прости Господи, Саакашвили. Слабая демократия не может регулировать саму себя и неизбежно скатывается к коррумпированному авторитаризму.
Значит, необходим стоящий над демократической системой арбитр, который располагал бы достаточным инструментарием для того, чтобы вмешаться в ситуацию в случае сбоя демократии. А то, что демократия склонна сбоить, мы можем убедиться на примере стран третьего мира, где военные часто свергали парламентские правительства, погрязшие в тотальной коррупции и неспособные не то что проводить в жизнь, но даже толком учитывать волю народа. [?! это о Чили?]
Отсюда — актуализация идеи некоронованного монарха или даже прямого восстановления института императорской власти в России. Опыт стран третьего мира показывает, что гарантом демократических институтов, сакральным центром могут выступать не только религиозные деятели, но и силовые структуры.
Например, в Китае армия является отдельной ветвью власти. Она подчиняется не главе государства, а специальному Центральному военному совету, глава которого избирается Всекитайским собранием народных представителей и не зависит ни от правительства, ни от председателя КНР. Именно эта особенность китайской политической системы помогла КНР избежать революции. Когда лидеры Компартии уже были готовы сдаться под напором восставших студентов, председатель Центрального военного совета Дэн Сяопин приказал армии подавить восстание на площади Тяньаньмынь. Вряд ли китайцы жалеют об этом. Ведь «студенческая революция» в условиях гигантской перенаселенной страны привела бы скорее к расколу государства на мелкие олигархические тирании, чем к процветанию единого Китая под руководством просвещенной демократии. Один раз в начале 20-го века так уже произошло — страна рухнула после революции Сунь Ятсена. Перед Россией сегодня стоят схожие проблемы. Об угрозе распада страны и обращения России в ничто не говорит только ленивый. У нас нет китайского преимущества — высокой численности населения, которое даже в случае распада «Срединной империи» обеспечит выживание китайцев как народа.
Перед российскими силовиками стоит проблема — как не подвергнуться люстрациям, репрессиям и проч. в эпоху после Путина. Но та же проблема стоит и перед российской буржуазией. Неизвестно, в какую сторону качнется маятник. На Украине, как следует из недавних событий, он качнулся сразу в обе — чистка грозит как силовикам, так и буржуям, связанным с прежним режимом.
Предложенная конституционная модель позволяет сохранить автономию (а значит, и неприкосновенность) силовиков при одновременном допуске к власти капиталистов и механизмах участия народа [?]. Получится нечто вроде буржуазной демократии, ограниченной сакральным сувереном. С точки зрения достижения согласия между российскими элитами эта модель оптимальна на данном этапе. Другое дело, что время для компромисса, в настоящее время еще возможного, может быть безвозвратно упущено уже в нынешнем году.
