"Лит. газета". Некрасов vs Бертольд Брехт (*+)
http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg192004/Polosy/art2_2.htm
ПОЭТ ИЛИ ГРАЖДАНИН?
Сергей ЗЕМЛЯНОЙ
Слова нередко ведают о себе нечто такое, что не всегда знают люди. Повторяя затверженные ещё в детстве строки Николая Некрасова:
<Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан>, мало кто знает, что они прямо восходят к знаменитой <Декларации прав
человека и гражданина> революционной Франции 1789 года. Что <поэт> здесь является заменой <человека> в необидном значении главного
действующего лица гражданского (оно же буржуазное) общества. И что эта самая <Декларация> является истинной Конституцией любого
рыночного общества.
Приложимы ли к российской действительности базовые идеи сего документа? Если да, то в какой мере? Из того или иного ответа на данный
вовсе не праздный вопрос, между прочим, вытекает более или менее точная философско-историческая и государственно-правовая
квалификация того, что нынче есть Россия.
<Человек> и <гражданин> из <Декларации> - олицетворение двух главных движущих начал в эпоху классического капитализма -
освобождённой от сословных пут, самодвижущейся рыночной экономики с надстраивающимся над ней гражданским обществом, с одной стороны,
и государства с его институтами, каким оно вылупляется из феодального <старого порядка>, - с другой.
В современной России экономика освободилась от системы директивного планирования, нарядилась в рыночный костюм, но без всякого
самодвижения трепетно сохранила монополизированный характер. Что до государства, то после периода полураспада оно обнаружило
завидную способность к регенерации институтов советского типа, каковую в особенности подстёгивают благие начинания в виде
административной реформы.
Фундаментальное соотношение государства и общества формулируется в <Декларации> так: <Цель каждого государственного союза составляет
обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению>.
Иными словами, в условиях всякого уважающего себя капитализма, обратно Некрасову, всякий индивид обязан сперва быть <поэтом>, то
есть человеком со всеми его потрохами, и только потом в сугубо производном и служебном смысле - <гражданином>.
Применительно к России 20-30-х гг. XX века эту ситуацию весьма пластично выразил левый теоретик: <Кулак вместе с мелким торговцем,
вместе с мелким промышленником стремился к полной реставрации капитализма. Этим самым открывалась непримиримая борьба за прибавочный
продукт национального труда. Кто будет им распоряжаться в ближайшем будущем: новая буржуазия или советская бюрократия? Кто
распоряжается прибавочным продуктом, тот и распоряжается государственной властью>.
В этих констатациях (если отбросить атрибуты эпохи - кулак, торговец и пр.) схвачена самая суть реальных коллизий, разыгрывающихся
сейчас в российском обществе. Человек, то есть буржуа, пытается нагнуть и заставить себе служить гражданина, то есть чиновника как
представителя государства, и не может взять в толк, почему тот оспаривает его священное право на распоряжение прибавочным продуктом
национального труда, включая природную ренту?
И тогда встаёт сакраментальный вопрос: от чьего имени выступает государство в этой борьбе? У меня возникает сильное подозрение, что
лишь от своего собственного, то есть от имени государственного или бюрократического аппарата.
Россия вышла на первое место в мире по экспорту нефти, а на кону в борьбе с олигархами под лозунгом <Делиться надо!> стоят какие-то
несчастные три миллиарда долларов. И это при сегодняшних мировых ценах на энергоносители!
С кем, простите, предлагают поделиться олигархам? Если с <человеками>, то этого мало. А вот если с аппаратом, то в самый раз:
Что до специфических гражданских добродетелей вроде справедливости, которых требуют от человека...
Здесь уместно процитировать Бертольта Брехта: <Существуют государства, в которых чересчур превозносят справедливость. Как можно
предположить, в таких государствах особенно трудно блюсти справедливость. Многие люди исключаются из разряда блюстителей
справедливости либо потому, что они чересчур бедны и обделены, чтобы быть способными на справедливость, либо потому, что они под
справедливостью понимают что-то совсем иное, нежели помощь самим себе. Но всякая справедливость, которую требуют для кого-то
другого, мало что значит. Эти угнетённые редко прославляются в качестве друзей справедливости; им недостаёт самоотверженности. Но её
нет у них как раз из-за того, что они сами терпят нужду и угнетение:
Справедливость других, напротив, возбуждает подозрение в том, что они просто насытились, но только на данный момент, и теперь,
соответственно, заботятся о том, как будут жить в ближайшие недели или годы. Третьи опасаются, что те порядки, при которых им было
обеспечено постоянное пропитание, вызовут возмущение несправедливо обиженных. Четвёртые вступаются за права тех, кого они хотели бы
сами эксплуатировать>.
Заканчивает Брехт мысль так: <В странах, которые хорошо управляются, нет нужды ни в какой особой справедливости: В таких странах под
справедливостью понимается такой продуктивный образ действий, который уравновешивает интересы разных людей>.
Звучит, конечно, не столь возвышенно, как некрасовские строки, но зато куда менее фантастично.
