Просто "война" и "война-продолжение"
Игорь Лисочкин
Как уже сообщалось, в Хельсинки и в Петербурге состоялись презентации новой
книги доктора исторических наук профессора Николая БАРЫШНИКОВА "БЛОКАДА
ЛЕНИНГРАДА И ФИНЛЯНДИЯ. 1941 - 1944". Она выпущена на русском языке в
Финляндии издательством JOHAN BECKMAN INSTITUTE. С ней могли ознакомиться
общественные деятели, специалисты-историки и журналисты. Когда в Петербурге
на пресс-конференции, организованной Институтом развития прессы, издателю
был задан вопрос: "Чем вас привлекла эта работа?", Йохан Бекман ответил так:
"Мы не в первый раз издаем книги профессора Барышникова. Новая его работа
пока вышла на русском языке. Готовятся ее издания на финском и английском. Я
убежден, что они получат очень большой международный резонанс".С видным
историком, давним автором и другом газеты беседует наш обозреватель Игорь
Лисочкин.
- Вы, Николай Иванович, являетесь известным специалистом в области
советско-финляндских отношений, автором целого ряда работ, которые известны
как в нашей стране, так и за рубежом. На протяжении почти полувека вы
исследовали события как советско-финляндской войны, которую наши северные
соседи называют "зимней", так и Великой Отечественной. Казалось бы, на этом
поле уже невозможны новые открытия. И тем не менее ваша последняя книга уже
вызвала особый резонанс. Как это объяснить?
- Действительно, я начал исследования в этой области еще в 1950-е годы. И
для историка это оказалось делом исключительно увлекательным. Ведь речь идет
не просто о двух войнах между двумя странами. События той поры нельзя
понять, не воссоздавая широкой панорамы международной жизни. Дело не только
в военных коллизиях, которые, к несчастью, сложились между нашими странами,
но и в достаточно сложных отношениях, которые Советский Союз и Финляндия
поддерживали с фашистской Германией, со странами антигитлеровской коалиции,
в частности, США и Великобританией. Тут заключены свои исторические уроки и
прецеденты дипломатии.
За минувшие годы вырос мой сын Владимир, тоже стал доктором исторических
наук и подключился к этим исследованиям. Мне довелось работать с другими
российскими и финскими учеными. Некоторые из них стали моими друзьями. Вы
знакомы с созданными нами книгами, которые выходили как у нас, так и в
Финляндии и, думаю, согласитесь, что изложенное в них не нуждается в
ревизии. Однако нельзя не отметить, что мы, историки, в ряде случаев ставили
вопросы, выдвигали проблемы, на которые еще не было ответов.
Работа в этой области была довольно затруднительной по двум обстоятельствам.
Во-первых, для советских историков существовала негласная установка не
касаться негативных сторон в отношениях СССР с Финляндией, избегать в
публикациях всего того, что могло повредить развитию в послевоенный период
дружественного сотрудничества с северным соседом. Во-вторых, слишком долго и
в отечественных, и в финских архивах важнейшие документы о войне оставались
секретными.
Раскрывались архивы тоже своеобразно. В Финляндии вначале получили
возможность работать с новыми документами западные историки, а российские к
ним не допускались. По этому поводу мне довелось выступать в крупнейшей
финской газете "Хельсингин саномат". Впрочем, это уже в прошлом. Как в
отечественных, так и в четырех финских архивах, включая Национальный архив
Финляндии, мне удалось обнаружить совершенно новые документы, которые
позволяют наконец сказать правду о том, что и как было. И разрушить тем
самым застарелые мифы, бытующие в двух наших странах.
- Какие мифы вы имеете в виду?
- Давайте начнем с отечественной историографии. Подорван, но еще имеет
хождение в научных и военных кругах миф о том, что якобы
советско-финляндская война была спровоцирована северным соседом, возникла в
результате обстрела нашей территории. Это совершенно не соответствует
действительности, никакого обстрела не было. Недавно рассекречено и
опубликовано одно из выступлений Сталина перед высшим начальствующим
составом Красной армии. Вот что он говорил:
"Правильно ли поступило правительство и партия, что объявило войну
Финляндии?.. Надо было объявить войну, чтобы при помощи военной силы
организовать, утвердить и закрепить безопасность Ленинграда и, стало быть,
безопасность нашей страны".
Яснее, думаю, не скажешь. Конечно, в книге я излагаю и очень длинную, но
понятную историю проблемы безопасности Ленинграда. Ее обсуждал на
переговорах в Берлине с представителями Финляндии Воровский еще в 1918 году.
Затем о ней говорил Ленин. После этого многократно вопрос о переносе границы
на Карельском перешейке при соответствующей территориальной компенсации
обсуждался на дипломатическом уровне. Кстати, в Финляндии немало видных
деятелей, включая Маннергейма, впоследствии выражали сожаление, что "не
удалось обойтись без войны".
Но сложилось все так, как сложилось. Однако Советский Союз, который
разочаровался в бесплодных усилиях дипломатии и развязал "зимнюю" войну,
совершил акт неспровоцированной агрессии. Так это и было расценено в то
время мировым сообществом. Для Финляндии эта война была оборонительной. Что
и обеспечило очень высокий моральный дух ее войск. Ведь наступление на
Карельском перешейке стоило нам очень больших потерь...
Другой имеющий хождение у нас миф состоит в том, что успехи финских войск,
продвинувшихся в 1941 году под Ленинградом до реки Сестры и начавших
наступление вдоль восточного побережья Ладожского озера, объясняются
"фактором внезапности". Но не было такого фактора. Финское командование
согласовывало свои действия с вермахтом и отдало приказ о наступлении только
после того, как группа немецких армий "Север" стала реально угрожать
Ленинграду, в конце июня.
- Нередко утверждают, что финны лишь дошли до старой государственной границы
на Карельском перешейке и далее активных военных действий не предпринимали.
- На самом деле они форсировали Сестру, но были остановлены и отброшены.
Финские войска, понеся в предшествующих боях тяжелейшие потери, уткнулись в
наш Карельский укрепленный район и преодолеть его были уже не в состоянии.
В своем приказе о переходе в наступление Карельской армии 10 июля Маннергейм
написал: "Свобода Карелии и Великая Финляндия мерцают перед нами в огромном
водовороте всемирно-исторических событий". Вступив в союз с гитлеровской
Германией, Финляндия развязала войну совсем иную, нежели "зимняя", -
захватническую, агрессивную. В своей книге я привожу много документов,
высказываний государственных деятелей, материалов германско-финляндских
переговоров, которые просто не позволяют толковать ее характер иначе.
Речь идет о "завоевании жизненного пространства", о "новых границах по Неве,
Свири, восточному побережью Онежского озера с выходом к Белому морю", о
судьбе Ленинграда. Как известно, немецкие захватчики собирались не просто
захватить город, а уничтожить его. 24 июня после встречи с Герингом
финляндский посланник Кивимяки телеграфировал президенту Рюти: "Мы можем
теперь взять, что захотим, также и Петербург, который, как и Москву, лучше
уничтожить..." Эта телеграмма - не единственный в своем роде документ.
Удивительно, но даже в наших работах по истории блокады финская армия
практически не упоминается. Речь идет лишь о "немецко-фашистских
захватчиках". Между тем немцы блокировали Ленинград с юга, финны - с севера.
Тогдашние руководители Финляндии и ее армия несут такую же ответственность
за муки блокадников, за гибель от голода сотен тысяч людей, как и главари
фашистской Германии и вермахт.
- Есть ли в Финляндии историки, которые разделяют эту точку зрения?
- Есть. Назову очень известного военного историка Хельге Сеппяля. Одна из
его книг называется "Финляндия как агрессор 1941 г.". Еще до него другой
видный историк Вольф Халсти во втором томе своей трилогии "Война Финляндии.
1939 - 1945 гг." писал о желании Финляндии в момент летнего наступления 1941
года приступить к ликвидации Ленинграда. А известный автор и общественный
деятель Пааво Ринтала высказался совсем прямолинейно: "Немецко-финская
блокада душила город целых 900 дней".
Но не эти люди определяют сегодня официальную финскую историографию, и не их
взгляды отражаются в школьных учебниках. В них говорится о другом.
Значительная часть моих финских коллег стоит на других позициях и
предпочитает основываться на мифах, которые существуют уже на протяжении
десятилетий.
Первый состоит в том, что Финляндия вообще могла бы не участвовать во второй
мировой войне, если бы не нападение СССР на нее в 1939 году. Дескать, в
таком случае наша страна имела бы за спиной мирное и дружественное
государство. Надо быть очень наивным человеком, чтобы поверить в это.
Особенно когда знаешь, какое значение придавали гитлеровцы Ленинграду и что
они оккупировали Данию и Норвегию, а в самой Финляндии, в Лапландии,
обладали крупной военной группировкой, нацеленной на Мурманск.
Следующий миф заключен в самом названии участия Финляндии во второй мировой
войне на стороне Германии - "война-продолжение". Оно очень распространено.
Хотя родился этот термин уже в ходе военных действий. С его помощью финская
пропаганда стремилась убедить граждан, что "летняя" война является прямым
продолжением "зимней", то есть носит сугубо оборонительный и справедливый
характер.
Надо сказать, что этот термин сыграл злую шутку с его создателями. Финские
солдаты, дошедшие до государственной границы, не захотели идти дальше. Они
не понимали, для чего их вновь бросают в бой. Начались волнения, заработали
военные трибуналы, стало развиваться дезертирство. А поскольку политическая
верхушка Финляндии скрывала свои тесные контакты с фашистской Германией даже
от парламента, ни народ, ни армия уже не понимали, для чего, в чьих
интересах ведется война. Никакого "продолжения" тут явно не было. Хотя этот
термин в финской историографии широко применяется по сей день.
Есть мифы и о том, что Финляндия вела "отдельную", "сепаратную", "свою"
войну, никак не связанную с захватническими планами германского фашизма. Тут
дело в том, что, вступив в войну против Советского Союза, Финляндия, с
дипломатической точки зрения, оказалась более чем в деликатном положении.
Ведь нашими союзниками по антигитлеровской коалиции были США и Великобритани
я.
Обе эти державы поддерживали Финляндию во время "зимней" войны. И ей было
крайне необходимо сохранить с ними дипломатические, да и вообще насколько
возможно добрые отношения. Вашингтон же и Лондон реагировали очень быстро и
остро. Они требовали, чтобы финские войска ни в коем случае не продвигались
далее границ 1939 года, а затем - выхода из войны. Финским дипломатам
пришлось изворачиваться всеми возможными способами, чтобы доказать, что их
страна ведет войну исключительно "в собственных национальных интересах".
Ряд документов этой дипломатической переписки известен, и, если верить тому,
что написано, можно выстроить замысловатую историческую концепцию. Только
она не будет стоить и выеденного яйца.
Три года и три месяца Финляндия была плотно привязана к германской военной
машине и никаких глобальных самостоятельных военных и дипломатических
решений принимать не могла. Все свои планы она строила только в расчете на
победы вермахта. Руководители Финляндии не были и не могли быть
последовательными в своих решениях. Терпела поражение немецкая армия - они
примолкали, побеждала - становились агрессивнее. В последнем случае они не
стеснялись даже при обращении к великим державам.
В архиве мне удалось обнаружить любопытнейший документ - ответную ноту,
направленную 11 ноября 1941 года из Хельсинки правительству США. Вот что в
ней говорится:
"Финляндия стремится обезвредить и занять наступательные позиции противника,
в том числе лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо
для Финляндии и в интересах действенности ее обороны принять такие меры уже
в 1939 году во время первой фазы войны, если бы только силы были для этого
достаточны".
Мое сообщение об этой находке на конференциях историков в Тампере и
Приозерске стало настоящей сенсацией. Многие не сразу поверили, что
правительство Финляндии могло столь откровенно признаваться в своих
агрессивных намерениях. Возник даже вопрос о точности перевода... Но он был
точен.
- Однако немало говорят, что Маннергейм питал особые чувства к Петербургу.
Есть у нас газетные публикации, которые рисуют его едва ли не "спасителем".
Что можно сказать?
- Маршал начинал военную карьеру российским офицером, провел в Петербурге
свои лучшие годы. Так что возможно, что какое-то собственное отношение к
великому городу у него было. Кстати, эту тему он очень аккуратно, очень
осторожно пропедалировал в своих мемуарах, написанных уже в 1950-е годы. Но
сумел ничего не сказать по существу. Если же рассмотреть массив документов,
связанных с его деятельностью как главнокомандующего вооруженными силами
Финляндии, записи его переговоров и встреч с главарями фашистской Германии,
то об особом отношении к Петербургу вы не найдете тут ни строки.
- Тем не менее во время блокады финны не обстреливали Ленинград. Это
позволило летом 1943 года нанести 1300 известных надписей: "При артобстреле
эта сторона улицы наиболее опасна". Теневые стороны улиц, обращенные на
север, считались более безопасными. Кроме того, финны не подвергали город
бомбардировкам. Это факты.
- С конца 1942 года немцы стали свозить под Ленинград тяжелые осадные орудия
со всей Европы, сформировали Беззаботинскую группировку, ряд других, и с
дальних позиций начали варварские обстрелы города. Таких дальнобойных орудий
в финских войсках не было. Немецкое командование неоднократно настаивало на
участии финнов в обстрелах города, но получало ответ: "Снаряды не долетают".
Это было правдой.
Что касается авиации, то тут картина сложнее. Между немецким и финским
командованием было достигнуто соглашение о распределении функций. Финской
авиации было поручено действовать в 10-километровой прифронтовой полосе. Эту
функцию она и выполняла. В то же время Финляндия широко предоставляла свои
аэродромы для немецких бомбардировщиков. Воздушное пространство под
Ленинградом впервые было нарушено еще 23 июня в 3 часа 45 минут, когда
немецкие бомбардировщики, поднявшиеся с шести финских аэродромов, начали
минировать фарватеры между Ленинградом и Кронштадтом 1000-килограммовыми
минами.
Приведу еще факт, известный немногим. Последняя попытка воздушного налета на
Ленинград была предпринята именно с финской территории. В ночь с 3 на 4
апреля 1944 года 35 бомбардировщиков "Юнкерс-88" поднялись в районе Йоэнсуу
и направились к городу. Однако они были засечены нашими радиолокационными
станциями. Действиями зенитной артиллерии и истребительной авиации строй
бомбардировщиков был рассеян. Часть из них оказалась сбита, часть повернула
обратно.
Схемы этих военных действий я также привожу в книге.
- Ваша новая книга получилась "воюющей". Вы к этому стремились?
- Я стремился выполнить свой долг историка. Мне очень близка позиция
финского профессора Туомо Полвинена, который на конференции в Петрозаводске
сказал, что необходимо "объективно и логично показывать, на чем основывались
противоречия прошлого и почему разные стороны поступали так, а не иначе".
"Таким образом, - заключил он, - мы не только служим своей науке, но
одновременно укрепляем те основы дружбы и взаимопонимания, на которых
строятся отношения между нашими народами".
Соглашусь с тем, что не все изложенное в книге будет воспринято в Финляндии.
Не только историками, но и рядовыми читателями, далекими от науки. Как
справедливо заметил г-н Йохан Бекман на пресс-конференции в Доме журналиста,
дело тут не столько в истории, сколько в психологии. В ней действительно
немало того, что называют "негативными моментами". И постановка вопроса об
исторической ответственности за агрессию, за страдания и гибель сотен тысяч
людей вряд ли доставит кому-либо удовольствие.
Но нельзя лакировать историю. Сокрытие правды о войне, затушевывание
установленных исторических фактов является расстановкой мин замедленного
действия на политическом поле. Они могут взорваться в любой момент. Чтобы
избежать этого, мы должны судить о прошлом прямо, откровенно и честно.