Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	09.04.2003 23:19:39
	Рубрики	Прочее;

Записки меломана (*+)

http://www.vechny.com/misc/rz082700_1.htm

РАЗНОЕ

Мой Бах (записки меломана)

Поводом для настоящих заметок послужила 250 годовщина со дня смерти Баха,
причина ясна из заглавия...

Мое любимое произведение Баха - кантата "IСН НАВЕ GENUG". Я часто ставлю
кассету с записью (перезаписью) этой кантаты. В России она была записана у
меня на диске-гиганте. Я помню и сероватый цвет конверта и чуть голубоватый
цвет круглой этикетки на самой пластинке. Пластинка была изготовлена в
Польше, и лет 30 назад я купил ее в Казани, где я проживал до эмиграции в
Америку, за 1 рубль 90 копеек. Это по теперешним временам смехотворная
сумма, а тогда мне, инженеру (ведущему конструктору) с зарплатой 150 рублей
в месяц эта пластинка не казалась слишком дешевой, и купил я ее не из-за
Баха, а из-за того, что на другой стороне был записан "Магнификат" моего
любимого на тот период Антонио Вивальди. Но, как ни странно, увлечение
Вивальди прошло, вернее, не прошло, а стало не таким острым, как в юности. А
вот кантата Иоганна Себастьяна Баха стала той музыкой, которая сопровождает
меня теперь. Я никогда не старался узнать о ней больше, не лез в справочники
и энциклопедии, чтобы знать о тех событиях, которые предшествовали созданию
этого произведения, больше того: никогда не изучавший немецкого языка, я
даже не знаю, как переводится название: "IСН НАВЕ GENUG" (<Мне достаточно> -
ред.). Я только знаю, что исполняет его хор Польской филармонии, а
дирижирует хором и оркестром Богдан Водичко.
* * *
Я не хочу выставлять себя неким знатоком музыки, я - дилетант, не знающий
даже элементарной музыкальной грамоты. Я рос в немузыкальной семье, детство
мое было опалено войной, эвакуацией, жизнью в тесной коммунальной квартирке,
где единственным утешением была черная тарелка радио на стене. Эта тарелка
как-то соединяла нас с внешним миром, искаженным советской пропагандой и
таким отбором музыки, что, казалось, самыми великими композиторами были
Глинка, Римский-Корсаков, Чайковский, самыми-самыми дирижерами - Гаук и
Голованов, а самыми выдающимися вокалистами - Лемешев и Козловский. Я не
имею никаких претензий к упомянутым музыкантам: они великолепные
исполнители, да и музыка Глинки и других русских композиторов прекрасна. Но
не было в этой музыке того, что говорило бы о сложном мире, открывшемся мне
внезапно и приведшем меня к растерянности и страху перед разверзшейся
бездной...
В детстве и отрочестве я больше всего любил советские песни: "Катюшу", "Мою
Москву" и тому подобную совклассику. Когда в 1956 году после первого курса
института я приехал к родственникам в Ленинград, то был очень удивлен
пристрастию моего двоюрдного брата к только-только проникшему в Россию с
<оттепелью> джазу. Эта музыка показалась мне дикостью, и я рьяно доказывал,
что мелодичные советские песни - это и есть настоящая музыка. Но однажды,
кажется - весной 1957-го, из черной тарелки репродуктора сквозь дребезжание
и скрип раздались звуки, заставившие меня сесть на кровать (стульев в нашей
восьмиметровке не было, они туда не помещались). Нет, это был не Бах.
Игрался Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. И глубокая
печаль и таинственность мира вдруг внезапно открылись мне. Да, почувствовал
я, это мое, эта музыка может и утешить, и помочь в "минуту жизни трудную".
Этого композитора-эмигранта советская пропаганда не жаловала своим
вниманием, хотя, конечно, совсем отказаться от него было нельзя, поскольку
Рахманинов был частью русской культуры, а русская культура, нас убедили,
была самой передовой культурой в мире. Поэтому и исполнялись, в основном,
вполне средние романсы Рахманинова, реже - Второй концерт, а уж его
последние произведения: 4-я симфония и Рапсодия на тему Паганини - считались
вовсе "не нашей" музыкой и не должны были доходить до советского слушателя.
Той же весной, 1957 года мы переехали в новую комнату в отдаленном районе
Казани и я упросил маму купить радиоприемник. Это была, извините за штамп,
голубая мечта моего детства. Ловил не "вражьи" голоса - политика меня тогда
не интересовала. Я ловил музыку. Еще многого не понимая, я чувствовал, что
мне это необходимо. Летом, будучи на практике в Свердловске, я купил свою
первую долгоиграющую пластинку: "Второй концерт для фортепиано с оркестром"
Рахманинова, а чуть позже приобрел и проигрыватель "Эльфа". Так началось мое
коллекционирование пластинок, вернее, не коллекционирование, поскольку
последнее предполагает некоторую упорядоченную систему. Я же приобретал
пластинки по системе "вытягивания": услышал что-то понравившееся у какого-то
композитора - покупал все его записи, попадавшиеся под руку. К счастью, а
вернее, к сожалению, выбор был незначительный. В Казани, несмотря на наличие
консерватории и большого количества музыкантов, не было специального
магазина по продаже грампластинок. Был лишь небольшой отдел в магазине
музыкальных инструментов на центральной улице города. Выбор был невелик, да
и покупателей - не пруд пруди...
Но вот однажды (видно, после очередной чистки своих складов) на прилавок
выбросили, буквально выбросили, целую кучу грампластинок по цене, кажется,
10 копеек. Так в моей коллекции появилась первая пластинка с записью Баха:
"Куранты" и "Жиги". Потом я узнал, что это были названия старинных танцев.
Музыка Баха не произвела на меня особого впечатления.
* * *
В России сложилось странное отношение к западной музыке, особенно к
старинной инструментальной и хоровой. Многих композиторов в России просто не
знали: Перголези, Коррелли, Шютца. Бах, конечно, - другое дело... Но
звучали, как правило, его фортепианные (клавесинные) произведения. Кантаты и
мессы в России не исполнялись. Я думаю, потому что русской душе ближе
живописная музыка, то есть музыка программная, или музыка, передающая
сиюминутное настроение. Серьезными проблемами (о смысле жизни и т.п.)
занимались литература и театр. Потому-то в переломные годы, в годы
катаклизмов и революций, массы заполняли стадионы и театры. Поэты и артисты
были властителями дум и душ. Воистину, "Поэт в России больше, чем поэт... ".
Музыка же была вспомогательным <инструментом>, поэтому в России в те времена
процветали цыганский и городской романс, студенческая песня. Даже популярный
на западе Чайковский никогда не был властителем дум россиян. Я не против
Петра Ильича, но и в восторге от его музыки никогда не был. По моему мнению,
она несколько... поверхностна. Слушая музыку Чайковского, всегда думаешь:
да, ее создал гениальный человек. Когда же слушаешь музыку Баха, понимаешь,
что рукой этого человека водил Бог. О том, что музыка в жизни большинства
граждан России не является <властительницей дум> говорит и тот факт, что в
60-80 годах прошлого (увы, уже прошлого) столетия, в то время, когда в
театры и на вечера поэзии нельзя было попасть, на концерты знаменитых
музыкантов, даже таких, как Давид Ойстрах, Мстислав Ростропович и Святослав
Рихтер, можно было стрельнуть "лишний билетик", чем я и пользовался, когда
бывал в командировках в Москве. После _ безуспешных попыток проникнуть в
Вахтанговский театр или театр Ленинского Комсомола я приходил в Большой зал
Московской консерватории или в зал Чайковского и никогда не оставался за
дверьми.
B 1955 году, в разгар хрущевской оттепели, Москве произошло знаменательное
событие: был создан Московский камерный оркестр. Его первым руководителем
был знаменитый альтист, участник квартета имени Бородина Рудольф Борисович
Баршай. Он стал исполнять старинную музыку, то есть музыку тех композиторов,
которых Россия не знала. Залы, где выступал оркестр Баршая, были
переполнены. В 1957 или 58 году ( не помню точно) оркестр приехал в Казань,
я с трудом достал билет.
Концерт проходил в драматическом театре, при переполненном зале, исполнялись
произведеня Баха и Перголези. Солировала Зара Долуханова. Ее низкое
меццо-сопрано так соответсвовало исполнявшейся божественной музыке, что зал
был потрясен. Потрясен был и я - такого мне слышать еще не приходилось. Вот
уже больше 30 лет прошло с тех пор, а голос Зары Долухановой звучит в моем
сердце... После этого концерта я стал собирать все диски со старинной
музыкой и музыкой Баха.
Я открыл для себя "Страсти по Матфею", "Страсти по Иоанну", "Бранденбургские
концерты", божественный "Двойной концерт для двух скрипок". К сожалению, всю
коллекцию (около 800 записей) перед эмиграцией пришлось продать. Но
переписал-таки на магнитофонную ленту некоторые любимые произведения. Тогда,
в 1995 году у людей уже не было денег, многие очень ценные книги нам продать
не удалось, но на мою музыкальную коллекцию покупатели нашлись моментально.
А что же случилось с Баршаем и его оркестром? Рудольф Борисович Баршай в
1977 году эмигрировал в Израиль. Сейчас он - гражданин Великобритании,
камерными оркестрами не дирижирует, имеет дело лишь с симфоническими
оркестрами разных стран, ходит в музыкальных классиках. Руководит престижным
конкурсом дирижеров имени Артуро Тосканини. В мае этого года 76- летний
дирижер приезжал в Москву, дирижировал "Мессой си-минор" Баха. Дирижировал
традиционно, и москвичам не понравился. Того ажиотажа, который был вокруг
его имени в 50-70 годах, не случилось. Оркестр же Баршая сначала передали
Игорю Безродному, при котором он (оркестр) постепенно угас, не выдержав
конкуренции с более агрессивными и работающими на публику "Виртуозами
Москвы". Их создали как бы в противовес знаменитым "Виртуозам Рима", но на
тот уровень исполнения, который в свое время достиг баршаевский оркестр,
"Виртуозы Москвы" так и не поднялись.
* * *
Передо мной концертная программка. Читаю: "Концерт симфонической музыки.
Музыкальный фестиваль, посвященный дню рождения В.И.Ленина. Апрель, 1967
год. В программе: Жиганов. "Увертюра Нафиса" Хачатурян. "Ода о Ленине".
Чистяков. "Песнь всенародной любви". Холминов. "Песнь о Ленине". Это, к
счастью, исполнялось во втором отделении. А в первом прозвучали: Прокофьев.
"Классическая симфония". Вагнер. "Увертюра к опере "Риенци". И Бах. "Чакона"
в оркестровом переложении Натана Рахлина. Странная программа, не так ли? Но
всего интереснее в ней другое - это был первый концерт только что созданного
Симфонического оркестра Татарской АССР. А руководить этим оркестром был
приглашен известный дирижер Натан Григорьевич Рахлин, изгнанный из града
Киева по причине несоответствия его еврейского происхождения украинской
самостийности.
Первое представление оркестра было приурочено к важнейшей дате в истории
Советской страны - дню рождения В.И Ленина, поэтому дирижер и оркестранты
торопились. Музыканты были, в основном, молодые, только что окончившие
консерваторию, полные энтузиазма. Но опыта у них не было, и, несмотря на
старания опытного дирижера, оркестр потерпел бы полный провал, если бы не
праздничный настрой публики (нет, не в связи с торжественной датой,
связанной с днем рождения Ильича), а от того, что теперь вот и у нас, в
Казани, есть свой симфонический оркестр). Наши надежды оправдались: концерты
симфонической музыки стали регулярными, а оркестр достиг значительных
успехов, став даже лауреатом какого-то международного конкурса. Это случится
позже, а тогда, в 1967 году, исполнение такого известного и трудного
произведения Баха, как "Чакона", нельзя было слушать без снисходительной
улыбки. Почему-то она исполнялась в несколько ускоренном темпе, и создалось
впечатление, что дирижер пытается этот темп замедлить, но это ему никак не
удается. И все-таки состояние, похожее на первую влюбленность было у меня в
те минуты, когда я слушал "Чакону" Баха. Говоря по правде, при всех
достоинствах выдающегося дирижера Натана Рахлина, Бах - не его стихия.
Рахлин был сверхтемпераментный человек, несмотря на внешнюю грузность. Он
был подвижен, как ртуть, казалось, он может заставить играть как надо
инструмент даже без музыканта. Вот из Бетховена или Берлиоза (с его
"Триумфальным маршем") он мог высечь огонь. А Бах требует других качеств...
Теперь о другом концерте. Передо мной другая программка, на первой странице
которой еще довольно молодой Святослав Рихтер. 1970 год, суббота, 27
сентября. Рихтер в зале имени Чайковского играет восемь прелюдий и фуг из
первого тома "Хорошо темперированного клавира" Баха. Сказать об этом
концерте: потрясающе, великолепно - значит, не сказать ничего. Нет, слов тут
подходящих не найдешь. Казалось, он не нажимал на клавиши и даже не касался
их. И звук издал не сам инструмент, это был симбиоз сердца и рояля.
А еще об одной записи: выдающийся канадский пианист Глен Гульд исполняет
прелюдии и фуги Баха. Эта грамофонная пластинка осталась в Казани, записи на
магнитофонную ленту я не сделал. Да если бы и сделал, то запись-перезапись
вряд ли передала ту ауру, которая сопутствовала исполнению этого
легендарного пианиста, "Марлона Брандо фортепиано", как его называла здешняя
пресса. Он был экстравагантен и сумасброден, мог во время исполнения скинуть
башмаки, или во время записи сопровождать музыку своим голосом. Кстати, на
той, моей пластинке, это гленгульдовское голосовое сопровождение отчетливо
слышалось. Звучание же его рояля напоминало мощный орган.
Наследие Баха настолько велико и многообразно, что, кажется, после него
невозможно создать новую мелодию. Помните музыку Таривердиева к известному
телесериалу "Семнадцать мгновений весны"? Это - Бах в чистом виде, его
прелюдия и фуга до-минор из "Хорошо темперированного клавира". Да, известный
и популярный советский композитор не брезговал плагиатом. Но Бах по-царски
щедр, его не убудет, в суд за нарушение авторских прав подавать не станет...
Теперь послушаем широко известное "Адажио" американского композитора Самуила
Барбера. Нет, это не плагиат, но то, что произведение навеяно музыкой Баха,-
несомненно. И, наконец, один из моих любимых композиторов: Вилла-Лобос. Это
выдающийся бразильский композитор, назвавший свои самые известные сюиты
просто: "Бахианы". Наиболее известны его Бразильские бахианы N2 и N5, но
особенно знаменита ария из его "Пятой бахианы" в исполнении Галины
Вишневской. Музыка "Бахиан" описательная, с бразильским южным колоритом, с
зажигательными мелодиями...
Последнее время я много размышляю о вечном - наверное, как у всех, настало и
мое время для этого. Но каждый раз, наткнувшись на неразрешимое, я впадаю в
странную меланхолию и прекращаю свои размышления. Нечеловеческое, наверное,
это дело - залезать в такие глубины. Это, наверное, то же самое, что
вытаскивать самого себя за волосы из воды. Но, ясно, есть люди, которым то
ли природа, то ли Бог позволили проникнуть в те области знания, в которые
другим ступить не дано. Таким человеком был Бах. Самое интересное, что сам
Бах не подозревал о своей какой-то особой миссии. Об этом в своей обширной
книге о Бахе хорошо пишет Альфред Швейцер. Музыка Баха - это именно то, что
называется откровением. Ни один из композиторов не достигал таких высот
познания и не отразил человеческие радости и печали так, как это сделал
Иоганн Себастьян Бах. Есть, правда, еще Моцарт и Шопен, рукой и слухом этих
композиторов также водила Божья воля. Но о вечном они не смогли сказать
столько, сколько сказал Бах. Только Баху было позволено все. Не знаю, правда
или выдумка-легенда об Иисусе Христе, о его миссии. Но смею предположить,
что в лице Баха мы имеем истинного посланника Божьего. И пусть музыка Баха
летит над землей, утешая и успокаивая, помогая в тяжелую минуту. Пусть
всегда с нами будет Бах.

Цалий Кацнельсон, Нью-Джерси

архив