Хрущёв финансировал науку и образование так, как пожалуй никто ни до него, ни после. При Хрущёве осуществлялись одновременно и освоение Целины, и ракетная программа и кратное увеличение контингента студентов в вузах.
К концу правления Хрущёва страна ела гороховый хлеб и была за гранью голодных бунтов (Новочеркасск). А вы его в "недофинансировании науки" обвиняете. :)
Я бы указал на несколько иные этапы деградации науки в СССР.
Первый (1918 - 1920-е гг.). Связан с со снятием ограничений отбора на приём в вузы и с "чисткой" профессуры.
Суть дела понятна. Были отменены экзамены, плата за обучение, устроены гонения на "реакционную" профессуру, распущены университеты. В учебный процесс внедрялись "новации" вроде разного рода "коммун", "бригадно-лабораторных" методов обучения и т.п.
В 20-х гг. часть из этих мер была отменена, часто сошла на нет. Но тем не менее, к концу периода большая часть контингента студентов формировалась по линии различных оргнаборов, а университетская культура (и её основы - автономия вузов, элитарность высшего образования) были подорваны.
Науки об обществе в результате крайней их схематизации были уничтожены уже на этом этапе.
Второй этап (1930-е гг.). Связан с реформой высшего образования 1929 - 1930 гг.
Реформа образования диктовалась попыткой ускорить подготовку инженерно-технического персонала для предприятий (индустриализация). Крупные высшие учебные заведения расформировывались, на базе их факультетов образовывались карликовые отраслевые вузы. (Кому интересно - могу рассказать. Их деятельность в 30-е гг. это... просто песня. В исполнении Сердючки).
Изменялась концепция высшего образования.
Раньше существовала трёхуровневая система подготовки: мастер (ремесленное или промышленное училище + практика), техник (готовился средними специальными учебными заведениями или же как хорошо подготовленный практик) и инженер - специалист высшего уровня, имеющий фундаментальную подготовку, творческое мышление и навыки исследовательской работы.
Проф.Гриневецкий в своих знаменитых "Послевоенных перспективах русской промышленности" (1919) пишет, что у нас на одном инженере держались целые заводы с тысячами человек производственного персонала. (Так он критиковал недостаток сформированной культуры производства и управления. Но не уровень подготовки инженеров. :).
Знаю ряд примеров как это было на практике. Рекомендованному кафедрой выпускнику Императорского Московского технического училища (теперь МВТУ им.Баумана) в 1915 г. группа промышленников предлагает возглавить работы по строительству химического завода. Завод был построен. Он и сейчас работает.
Теперь подготовка инженеров прекращалась, вместо них готовился специалист промежуточного уровня. Он назывался инженером, но по сути был инженерно-техническим работником, прошедшим инженерную подготовку по ослабленной программе, адаптированной к работе в конкретной узкой отрасли или специальном производстве. Упор делался на приобретение сравнительно простого набора навыков и азы общей инженерной подготовки.
Разрывалась связь науки и образования. Наука со всей её инфраструктурой передалась в отдельные структуры - НИИ Академии Наук, отраслевые НИИ и т.п. Классический пример - разгром того же ИМТУ. Результаты понятны. Массачусетского технологического из той же "Бауманки" не вышло.
Итого по второму этапу:
- дальнейшее снижение уровня подготовки студентов;
- бюрократизация науки;
- обмельчание проблематики фундаментальных научных исследований;
- подрыв крупных научных центров.
Третий этап (вторая половина 1940-х - нач. 1950-х гг.). Связан с накоплением негативных тенденций первых двух этапов, ухудшением отношений со странами Запада и взаимодействием науки и образования с той экономической системой, которая сложилась в СССР к концу 30-х гг.
В активную трудовую деятельность вступило новое поколение учёных, преподавателей, инженеров. Лицо науки начинают определять специалисты, сформированные после 1917 г. И здесь сразу проявляется интересная черта новой генерации. Да и не одна.
Оказывается полностью утраченной (потрясающе быстро и радикально!) культура обучения иностранным языкам! Советские учёные не владеют иностранными языками. Это при том, что учёные дореволюционного поколения обязательно свободно владели как минимум двумя иностранными языками. И обязательно по окончании университетского курса проходили длительные зарубежные стажировки (до конца 30-х в СССР это правило ещё сохранялось, но после того как в 1937 г. пребывание за рубежом стало основным фактором риска стать уругвайским агентом, а в анкетах надо было особо тщательно заполнять пункт о пребывании...). В анкетах в соответствующих графах появляются записи "владею слабо", "владею со словарём".
На практике это означает фатальную провинциализацию науки даже не принимая во внимание прочие обстоятельства.
Оказывается полностью (и не менее радикально) утраченной культура университетского общения. Защиты диссертаций, обсуждения результатов исследований, доклады и семинары, публикации, конкурс при замещении формально выборных должностей (профессора, доцента; а до 1917 г. и завкафедрой, декана, ректора...) - всё это приобретает формальный характер.
Дискуссия становится редкостью. Она уже рассматривается не как естественный атрибут научной работы, а как личный выпад, провокация, враждебное действие. Бюрократизация проникает в самое сердце научной и университетской культуры. Вместо университетского самоуправления на первый план выходят аппаратные отношения.
Министерство образования осуществляет мелочный контроль за вузами. Вмешивается в дело составления учебных программ и планов. Вяжет по рукам и ногам в вопросах финансового характера, централизованно перераспределяет финансовые вложения.
Играют роль и сталинские попытки идеологизировать науку. Разгром экономических школ, генетики, кибернетики не проходит даром, играя свою роль в возрастающей подмене научной дискуссии аппаратно-бюрократическими решениями.
Ухудшение отношений с Западом после 1945 г. завершает тенденцию к провинциализации советской науки. Советская наука окончательно становится "автономной". Советские учёные не публикуются в мировых научных изданиях, и не испытывают в этом необходимости для своего признания. Наука всё более приобретает догоняющий характер. Основным направлением её развития становится повторное изобретение велосипедов по зарубежному образцу. При том, что доступ к зарубежным ресурсам резко ограничивается незнанием языков, отсутствием доступа к публикациям, невозможностью прямых контактов и совместных исследований, получения патентов и проч. Советская наука становится вынужденной повторять массу смежных исследовательских работ, теряя все выгоды международной кооперации и специализации.
(Кое-то на форуме гордо называет эту прискорбную ситуацию "второй после США научной системой").
Объясняю для Миронина, что такое советский план по внедрению новой техники. Недавно я беседовал с одним пожилым инженером одного известного советского проектного института. Он много рассказывал об их интересных разработках 50-х, 60-х, 70-х гг. На моё замечание, что я по документам вижу задержку с их внедрением в производство на десятилетия или же вообще не вижу фактов внедрения, он сказал буквально следующее: "Вы не знаете, что такое было работать при Союзе. Директорам же этого ничего было не надо. Для них это только лишняя головная боль. Они от этого всего руками и ногами отпихивались. Можно было что-то провести, только пробив новую установку решением Совмина". Вот это и называется - "план по внедрению новой техники".
Сразу сообщу и о результатах. То, что в данном примере со скрипом внедряли ("пробивали") у нас в 70-е гг. в США и Германии делали ещё в 30-х. Это взаимодействие науки с советской экономической системой на конкретном примере.
Итого по этапу:
- провинциализация науки;
- деградация культуры исследовательской работы.
Четвёртый этап (конец 1950-х - 1980-е гг.). Связан с резким ростом контингентов высших учебных заведений.
Н.С.Хрущёв в своём неповторимом стиле решил, что он нашёл очередное "чудо средство" для "перегоняния Америки", вроде кукурузы. В данном случае таковым был рост количества ИТР на одного рабочего. В идеале, конечно, было достижимо слияние умственного и физического труда. Полное. А толпы инженеров у каждого станка должны были обеспечить небывалый взлёт науки и производительности.
На практике это нечто вроде монетарной инфляции, когда покупательская способность денег падает в результате банальной эмиссии денежных знаков.
Выпуск инженеров и проч. специалистов с высшим образованием ограничен рядом факторов:
* Нужно иметь соответствующее количество талантливой молодёжи, способной осилить институтский (университетский) курс.
Это обстоятельство у нас напрочь игнорировали и игнорируют (или делают вид, что игнорируют). А между тем, способности у детей подчиняются закону нормального распределения. И количество потенциальных абитуриентов вузов имеет биологический потолок. (Не поэтому ли США импортируют такое количество учёных со всего мира, имея свои первоклассные вузы?). А его и так приподняли в 30-х. Массовые наборы могут иметь (и имели) один результат - ориентацию на середняка в подготовке специалиста. Падение качества образования. В Украине, где сейчас высшее образование стало всеобщим эта тенденция доведена до абсурда.
* Нужно иметь ресурсы.
Высшее образование это очень дорогая игрушка. Нужно платить за корпуса, лаборатории, библиотеки, общежития, техничек, лаборантов, дворников, учебники, реактивы... (А если у вас наука отделена от вузов, как в СССР, то платить дважды - и там и тут. Или терять на качестве, имея профессионального лектора, "завязавшего" с наукой ещё "после диссера"). Нужно платить за статус профессорам и доцентам (а их где взять? они в упомянутом распределении количественно занимают крайний правый, самый низкий столбец).
Но даже без всего этого мариновать по 5 лет сотни тысяч, миллионы молодых людей в аудиториях - безумно дорого. (А параллельно обеспечивать их военную подготовку на военных кафедрах? А где этих кафедр нет - мариновать по 7 лет, и в вузе и в армии?). Возьмите по минимальной зарплате 3 лишние года неработы молодого человека - сколько выйдет? А плюс к тем миллионам, которые и так парятся 2 года в армии?
* Нужно иметь рабочие места, удовлетворяющие амбиции молодого специалиста, 5 - 6 лет просидевшего после школы, или "без отрыва от производства", за партой.
Об этом в советском руководстве вообще не думал никто. 140 рэ "инженера" (при 230 рэ рабочего), "инженеры по технике безопасности" стали сначала поводом для анекдотов, а потом - причиной озлобления. Не нашедшие себя молодые специалисты с дипломом стали в СССР таким же ресурсом системной оппозиции как и французские студенты 1968-го. Разве что под идеологическим прессом взрывная энергия протеста была накоплена намного большая.
Справедливости ради надо сказать, что вот здесь СССР не был оригинален. Практически синхронного подобные вещи происходят в Англии, Франции, Германии. В США эти вещи были ослаблены высокой стоимостью обучения. До откровенного маразма там дело не дошло, но негатив и сейчас ощущается серьёзный. Слова "Британские учёные..." уже стали классической вводной фразой для анекдота.
Итого:
- закрепление ориентации высшего образования "на посредственность";
- дальнейшее падение качества обучения;
- дискредитация социального статуса научной работы и высшего образования.
Вот такая хроника свободного падения. Поэтому я бы не спешил перекладывать всю вину за нынешнее положение науки и высшего образования в России на реформаторов 90-х. До них много больше было сделано реформаторами 1920-х, 30-х, 50-х, 60-х...
Изучая личные дела инженеров первых советских десятилетий я наткнулся на лежащий на поверхности, но от этого не менее интересный факт. Часто, евреи, не пройдя по национальной квоте в вузы Харькова, ехали и учились за рубежом - в Марселе, Лионе, Тулузе, Париже, Геттингене, Берлине и проч. Средства родителей (скажем, врача в уездном городе) это позволяли. (sic! и языки они знали). Они могли ехать туда сразу же, но они не считали Императорский Харьковский университет или Харьковский технологический институт Императора Александра III худшими чем политехнический институт Марселя... И никаких преимуществ немецкий или французский диплом им не давал. Тот же уровень, та же квалификация, то же владение передовыми методами работы.
К моменту распада СССР ситуация была уже совсем другая. Советский инженер уже не был ровней немецкому, американскому, французскому. Из всего спектра специальностей университетской подготовки конкурентоспособными оставались только фундаментальная математика и физика.
Колоссальным был провал по общественным наукам. Качество экономических решений 1990-х лучшая тому иллюстрация.
В общем, если закруглить, пути выхода науки из кризиса я бы видел не в реставрации советской модели. Скорее, нужно исправление фатальных просчётов 1920-х - 1960-х гг. с творческим освоением опыта организации современной мировой науки. И глубокой реформой высшего образования, которую ещё только предстоит предпринять.
