|
|
От
|
IGA
|
|
|
К
|
И.Т.
|
|
|
Дата
|
25.11.2007 01:21:16
|
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
Головнин и реформы
http://scepsis.ru/library/id_1582.html
<<<
Илья Смирнов
Головнин и реформы. Без четкой схемы социально-политического противостояния
Стаферова Е.Л. А. В. Головнин и либеральные реформы в просвещении (первая половина 1860 годов). М.: Канон+ОИ, «Реабилитация», 2007
В монографии Елены Стаферовой «А. В. Головнин и либеральные реформы в просвещении (первая половина 1860 годов)» прослеживаются жизненный путь и политические взгляды одного из видных деятелей эпохи Великих реформ, возглавлявшего в первой половине 1860-х годов Министерство народного просвещения.
http://scepsis.ru/images/763.jpg
Владимир Борисович Кобрин нам говорил на лекциях, что святые или злодеи — явление в истории редкое, а большинство деятелей обычные грешные люди, как и мы с вами. В чем-то хорошие, в чем-то плохие. Автор книги в финале как раз предостерегает от неумеренной идеализации героя (492-93). А по критериям старых советских учебников он даже не особенно прогрессивный. О революционной литературе, распространяемой народниками среди крестьян, отзывался так: «Что за нелепость…, чепуха и бездарность» (447).
Но в историю Александр Васильевич Головнин (1821—1886) вошел прежде всего как один из главных деятелей тех реформ, за которые его тезка Александр II удостоен почетного звания «Освободитель». Сам же Головнин, занимавший с 1861 г . ключевой идеологический пост министра народного просвещения, был еще в 1866 г . отправлен царем в отставку.
Просвещенный бюрократ. Профессиональный администратор высокого класса. В МВД, где работал, между прочим, с религиозными организациями, в Морском министерстве помогал великому князю Константину Николаевичу реформировать флот, состоял его личным секретарем и потом «на всю жизнь сохранил дружбу» (463), а между делом еще организовывал Русское Географическое общество и в области масс-медиа тоже оставил след как редактор «Морского сборника». В роли министра просвещения провел реформы цензуры, высшего и среднего образования. Чем-то напоминает акунинского Эраста Фандорина, с той разницей, что Головнин здоровья был слабого и охотнее всего общался с книгами, которых имел «5200 томов в 16 шкапах» и «каждый номер журнала, даже важнейшие газетные статьи хранились в полном порядке» (471). Тоже бюрократическая добродетель — порядок в бумагах.
При чтении его биографии с особой остротой встают наши проклятые вопросы. Где раздавили бабочку? То есть, с какого момента стал уже невозможен путь мирного эволюционного развития. «Нам нечего себя обманывать — писал герой книги великому князю Константину, — Вся наша роль состоит в борьбе с приближающейся революцией. Только слепые не видят ее шествия… К нам идет туча. Мы громоотводы, которые разряжают электричество… чтобы туча разразилась не громом и молнией, а вылилась благодатным дождем и оживила бы растительность» (86). К сожалению [?], у них этого не получилось.
Читаю у одного современного историка. Мол, «эпоха Путина — эпоха позднего Александра II, эпоха отката и реакции». Из чего логически следует, что до Путина у нас были реформы. Как при раннем Александре II. Возьмем сферу образования. В чем состояла цель реформ для Головнина? «Содействовать развитию умственной деятельности», повысить уровень образования для всех сословий, особенно в науках, которые тогда назывались «реальными», и от которых зависел технический прогресс и могущество страны.
Извините, но документы ельцинской эпохи ставят совсем другую цель перед школой: освобождение детей, в особенности детей простонародья, от «лишних» знаний, в первую очередь, от химии, физики, математики, еще словечко такое придумали: «гуманитаризация». Если искать аналогии в ХIХ веке, это как раз будут тогдашние махровые реакционеры, они доказывали, что «кухаркиным детям» не место в гимназии, народу нужны не науки, а практические навыки, и, кстати, выступали за «гуманитаризацию» — поменьше физики, побольше Закона Божьего и мертвых языков. Ну, и потом — даже злейшие враги обвиняли Головнина в чем угодно, только не в казнокрадстве.
Честность его проявлялась и в том, как он отстаивал интересы династии и правящего класса — не сиюминутные, конъюнктурные, а стратегические. Он хорошо понимал истину, вроде бы очевидную, которая обычно до чиновников плохо доходит. «Бесплодность жестких мер при отсутствии каких-либо конструктивных идей» (72). Потомок старинного дворянского рода, был принципиальным противником национализма. Писал, что запрещать сочинения нужно «за мысли, в них изложенные, а не за язык, на котором писаны» (255). Заступался за лояльных поляков и староверов, за право печатать Евангелие на украинском языке (тоже ведь считалось крамолой) и тем самым защищал Империю, стремился расширить ее социальную базу или хотя бы не сужать искусственно перед лицом революционной угрозы, а его обвиняли, извините, в измене.
Сюжет, который хорошо разложен по ролям в книге Елены Львовны Стаферовой, что твой Стоппард: всячески поощряя гласность, превосходно владея пером, министр оказался беспомощной жертвой тогдашнего «информационного киллера» Каткова. Почему? Потому что как бы независимый журналист Катков мог изощряться в любых инсинуациях. А Головнин, когда отвечал ему, был связан по рукам и ногам бюрократическим протоколом, и от того у читателя создавалось впечатление, что Катков правдолюбец, новый Чацкий, а Головнин какой-то скользкий интриган.
Еще один парадокс — с церковью. Духовенство тоже его не жаловало, а он, между тем, был едва ли не самым искренне верующим человеком в тогдашней элите, только верил не в обряды, а в Христа, и именно с христианских позиций оценивал монастыри: «вместо многочасовых молитв монахи могли бы создавать школы, больницы, заботиться о несчастных» (376). Если бы религиозная политика строилась по Головнину, религия могла бы стать реальной альтернативой радикальному социализму, но, как мы знаем, этого не произошло [IGA: опять "к сожалению" ?], в духовные наставники вышли Победоносцев, Иоанн Кронштадтский и Распутин.
Видимо, некоторые тезисы старых учебников — о «половинчатом», «противоречивом», даже «трусливом» характере реформ Александра II — были недалеки от истины. Объясняя Головнину его увольнение, царь сослался на «общественное мнение» (391). Получается, что министра уволила националистическая пресса. Но в книге показано, каким тяжелым было положение Головнина и до 66 года — как у «мухи в паутине». Реформаторы не имели ни четкой программы, ни организации, ссорились между собой, царь не слишком подходил на роль вождя, но верноподданные министры не могли себе позволить даже в дневнике критических оценок августейшей особы. Мысль о том, что монарха можно заставить — или просто заменить на кого-нибудь более покладистого из той же уважаемой семьи — такая простая для европейского либерала мысль просто в голову не приходила нашим чиновным западникам. Именно потому, что чиновники.
Чего мне не хватало в монографии Стаферовой — четкой схемы социально-политического противостояния. Не потому, что ее больше неоткуда взять. Просто огромное количество информации из разных источников, мемуарных и официальных, не структурированное по объективным критериям, неминуемо рассыпается в хаотичное нагромождение личных конфликтов.
Ведь понятно, что Катков травил Головнина не потому, что был такой смелый, а по заказу определенной конкурирующей группировки с определенными не просто мнениями о России, но классовыми интересами. Мрачная, своекорыстная и, главное, бессмысленная, не имевшая никаких конструктивных идей реакция восторжествовала еще при жизни царя-реформатора. Была ли альтернатива?
Не знаю. Из материала, представленного в книге, вырисовывается разрушительная, резко негативная роль, которую сыграло польское восстание 1863 года. Но это уже другая история. А когда увольняли Головнина, о министре немногие сожалели. Для революционеров он был царский чиновник, для реакционеров изменник. Но теперь-то понятно, что поражение этого бюрократа обернулось поражением для всей страны.
29 октября 2007
<<<