Цитаты:
<<<
Конечно, подражательные рефлексы ребенка чрезвычайно сильны, но
ребенок не был бы человеческим детенышем, если бы в свое подражание не
вносил критики, оценки, контроля. Только этот неослабный контроль над нашей
установленной речью дает ребенку возможность творчески усвоить ее.
Когда эти мои наблюдения над аналитическим подходом ребенка к словам
впервые появились в печати, против них безапелляционно восстали педологи.
Поэтому я с таким радостным чувством прочитал у одного из самых зорких и
тонких экспериментаторов, покойного Н.X.Швачкина, что уже с двух лет
"ребенок начинает высказывать свое отношение к речи окружающих, замечая ее
особенности, и даже критиковать речь своих товарищей"*.
[...]
Кроме лингвистической памяти, необыкновенно сильной у малолетних детей
(особенно в отношении морфологии слов), здесь проявляется именно та
повышенная речевая одаренность, которая, как сказано выше, присуща любому
ребенку в возрасте от двух до пяти.
Когда я лет тридцать назад с восхищением отметил в печати это
драгоценное детское качество, тогдашние педологи встретили эту идею как
нелепую антинаучную выдумку.
Люди, которым была чужда и враждебна самая мысль о диалектическом
развитии ребенка, с негодованием отнеслись к утверждению, высказанному мною
в начале настоящей главы, что у старших дошкольников речевая одаренность к
шести-семи годам иссякает и мало-помалу вытесняется новыми, столь же
целесообразными качествами.
Между тем в настоящее время эта истина уже утвердилась в науке.
Бесчисленные наблюдения доказывают, что к восьми годам убывает не только
речевая одаренность ребенка, - но зачастую и всякая другая. "Приблизительно
в восьмилетнем возрасте дети постепенно теряют творческий музыкальный дар,
который зарождается в них примерно с полуторагодовалого возраста", -
свидетельствует знаменитый дирижер Леопольд Стоковский*. Ниже мы увидим,
что то же самое происходит и с детьми-стихотворцами. О детях-рисовальщиках
и говорить нечего: это подтвердит всякий живописец, практически изучавший
разные стадии детского художественного творчества.
[...]
Как впоследствии выяснилось, около этого времени А.С.Макаренко с
гневом писал о педологах:
"Я всегда честно старался разобраться в педологической "теории", но с
первых же строк у меня разжижались мозги, и я не знал даже, как
квалифицировать всю эту теорию: бред сумасшедшего, сознательное
вредительство, гомерическая дьявольская насмешка над всем нашим обществом
или простая биологическая тупость. Я не мог понять, как это случилось, что
огромной практической важности вопрос о воспитании миллионов детей, то есть
миллионов будущих и притом советских рабочих, инженеров, военных,
агрономов, решается при помощи простого, темного кликушества и при этом на
глазах у всех"*.
[...]
Почему же педологи наши сделали слово "фантазия" ругательным? Во имя
чего они вытравляли его из психики малых ребят? Во имя реализма? Но
реализмы бывают различные. Бывает реализм Бэкона, Гоголя, Менделеева,
Репина, а бывает тупорылый и душный реализм лабазника, реализм самоваров,
тараканов и гривенников.
Об этом ли реализме мы должны хлопотать? И не кажется ли нам, что его
подлинное имя - мещанство? Мещанство достигает в этой области великих
чудес: до такой степени вытесняет оно из детского быта сказку, что иные -
особо несчастные - дети даже в подполье не уносят ее, а с самого раннего
возраста становятся скудоумными практиками. Мы еще не окончательно вырвали
их из мелочей обывательщины. И среди них есть немало таких, которые
трезвее, взрослее, практичнее нас; и если их нужно спасать от чего-нибудь,
так это именно от страшного их практицизма, внушенного обывательским бытом.
[...]
Но до семилетнего-восьмилетнего возраста сказка для каждого
нормального ребенка есть самая здоровая пища - не лакомство, а насущный и
очень питательный хлеб, и никто не имеет права отнимать у него эту ничем не
заменимую пищу.
Между тем именно таким ограблением ребенка занимались в то время
педологи.
Мало того что они отнимали у детей и "Сказки" Пушкина, и
"Конька-горбунка", и "Алибабу", и "Золушку" - они требовали от нас, от
писателей, чтобы мы были их соучастниками в этом злом и бессмысленном деле.
И конечно, находились подхалимы-халтурщики, которые ради угождения
начальству усердно посрамляли в своих писаниях сказку и всячески глумились
над ее чудесами.
[...]
Эти нехитрые люди воображают, что каждая сказка, которую расскажешь
младенцу, так-таки до гроба и останется в нем со всей своей моралью и
фантастикой и определит собою всю его дальнейшую жизнь.
На этой наивной уверенности спекулировали все гонители сказок еще во
времена педологии.
В Ростове-на-Дону некто П. (не Передонов ли?) тиснул в ту пору статью,
где грозно осуждал знаменитую сказку о Мальчике с пальчик за то, что в
сказке изображены людоеды. Должно быть, он полагал, что ребенок,
прочитавший эту сказку, вырастет и сам людоедом.
- Почему вы питаетесь человеческим мясом? - в ужасе спросят у него
окружающие.
- Мне в детстве прочитали сказку о Мальчике с пальчик.
[...]
У нас к фольклору для детей, как ко всему, в чем проявляется гений
народа, относятся благоговейно и бережно. Если бы какой-нибудь составитель
детских фольклористических сборников дерзнул исковеркать их текст
отсебятинами, это было бы сочтено святотатством. Всевозможные потешки,
загадки, дразнилки, считалки, "баюльные песни" с младенческих лет окружают
советских ребят, так как устная традиция поддерживается в детской среде
печатными сборниками этих шедевров народного творчества, публикуемых из
года в год и Детгизом, и областными издательствами. Я уж не говорю о
сказках, созданных всеми народами нашей страны, - и прежде всего о русских
народных сказках. Они печатаются в таких (ежегодно растущих!) количествах,
что без них невозможно представить себе ни одного детского сада, ни одной
подлинно культурной семьи, где есть дети.
Все это, конечно, превосходно. Здесь большая победа передовой
педагогической мысли над леваками-педологами, которые с тупым усердием
изгоняли наш мудрый и поэтичный фольклор из системы воспитания советских
детей.
<<<