Новое международное право. Проблемы адекватного осмысления.
Как было сказано выше, несмотря на то, что доктрина верховенства международного права является общепризнанной и активно распространяется западными юристами-международниками, она странным образом уживается с представлениями о «национальных государствах» и их «суверенитете».
Общая концепция состоит в следующем. Возникновение ряда проблем, которые можно охарактеризовать как проблемы глобальные или транснациональные (экологические проблемы, международная преступность и терроризм и т.д.), поставило человечество перед необходимостью объединить усилия всех государств мира для решения этих проблем. Кроме того, человечество, осознав губительность войн, пришло к выводу о том, что ради международной безопасности и стабильности государства должны отказаться от некоторых своих прав и притязаний. В результате всего этого возникает «ограниченный суверенитет». Ограниченный суверенитет есть суверенитет государств по вопросам, не входящим в компетенцию международного права. (Такое разграничение компетенций характерно для федеративных государств – разграничение между центром и регионами – что еще раз свидетельствует об уничтожении суверенитета). При этом предполагается, во-первых, что нормы международного права есть нормы, принимаемые в порядке, характерном для нормотворчества вестфальской системы, то есть, на основе добровольного самоограничения своей суверенной воли договаривающимися государствами, во-вторых, что, следовательно, создаваемые нормы международного права есть нормы, отражающие интересы всего мирового сообщества.
Эта концепция является на сегодняшний день неотъемлемым атрибутом международного права, поскольку она обеспечивает легитимность международных правовых предписаний. Однако, думается, использование такой концепции в качестве рабочей делает невозможным адекватное осмысление международных правовых реалий. Вопрос о таком осмыслении, думается, должен стать центральным вопросом философии международного права.
Суть проблемы заключается в следующем. С одной стороны, глобализация и формирование однополярного мира есть, при всех оговорках, процесс объективный и, если рассматривать его вне связи с реально существующими негативными явлениями, сопровождающими его, этически нейтральный. Власть одного государства или группы государств над другими государствами представляет собой этическую проблему лишь в связи с вопросом о том, ради чего используется эта власть. Общим социальным законом, чье действие на всех уровнях организации социального бытия исчерпывающе доказывается всей совокупностью эмпирических данных является закон использования субъектом власти своих полномочий в своих личных, эгоистических интересах. Нет никаких оснований считать, что субъект власти в глобальном социуме не будет действовать в соответствии с этим законом. А если так, то совершенно закономерно встает другой вопрос: как подчиненные субъекты международных правоотношений могут отстаивать свои интересы перед лицом властного субъекта (тем более что объективно совокупность интересов этих подчиненных субъектов и составляет интересы мирового сообщества в собственном смысле слова – интересы подавляющего большинства населения планеты Земля)? Поиск ответов на этот вопрос неизбежно приводит к осознанию необходимости адекватного осознания международных политических и правовых реалий.
Только эксплицитное описание действительных механизмов глобального управления и подчинение самих этих механизмов регулированию права могут открыть путь к созданию эффективной «обратной связи» и позволить принудить субъекта глобального управления учитывать интересы подвластных ему субъектов. До тех пор пока мировая гегемония США существует в рамках старой, унаследованной от холодной войны институциональной и символической среде, создание действенных механизмов обратной связи будет невозможным: доминирующее положение США в мире будет использоваться лишь для удовлетворения своих корыстных интересов. Очевидно, существование такой глобальной синекуры может привести к самым трагическим последствиям для всего мира.
Дело в том, что функционирование США в качестве мирового гегемона в институциональной и символической среде времен холодной войны порождает уникальное явление – эрзац-субъект мирового управления. В то время как новый международный правопорядок в основных чертах уже сформирован и функционирует по законам, предопределяемым однополярностью этого порядка, описанным выше, в официальной риторике и в общественном сознании продолжает существовать некое «мировое сообщество» как источник международных правовых предписаний. Такое положение дел порождает нестабильность всей международной системы. Нестабильность может быть разрешена в двух исходах: либо знание о международной системе должно быть приведено в соответствие с действительностью, либо посредством использования целого комплекса мер должен быть создан устойчивый механизм интерпретации реальности в терминах старой международной системы. Очевидно, реализация второго варианта может иметь самые губительные последствия для развития социальных наук в мире.
Рассматривая вопрос о вероятности реализации одного из описанных вариантов, следует принимать во внимание действие социального закона минимизации ответственности. В соответствии с этим законом, всякий субъект стремится к максимальному увеличению своих полномочий и максимальному уменьшению личной ответственности за свои действия и за развитие событий в целом. В этом смысле наиболее предпочтительным для глобального субъекта управления является вариант, при котором сохраняется неадекватность господствующих представлений о характере международной системы и его статус как глобального гегемона продолжает оставаться синекурой. Но так как сохранение такого положения дел предполагает приостановку развития социальных наук, а социальные науки, особенно прикладные исследования в сфере социологии, являются важным источником ресурсов власти – поставщиком все более совершенных технологий социальной управления, постольку нельзя исключать вероятности реализации другого сценария развития событий.
Как бы то ни было, если рассматривать сложившуюся ситуацию с позиции интересов подвластных субъектов, то следует признать первоочередной задачей формирование адекватной реальности картины международной системы и создание механизмов обратной связи в глобальном управлении.
Вообще-то международное право всегда пасовало перед "правом сильного". Другое дело, что в 1945-1985 гг. существовали две не равные, но сопоставимые по силе сверхдержавы, которые в какой-то мере уравновешивали друг друга. В такой ситуации открыто использовать право сильного было трудно, как минимум, приходилось искать убедительные предлоги для этого, но сейчас оно снова "входит в моду".