(выступление на II Международных Кожиновских чтениях в г. Армавире, 2003 г.)
Из всего внушительного литературоведческого, исторического,
литературно-критического и, безусловно, философского наследия Вадима
Валерьяновича Кожинова, которое еще только-только осмысляется в полной мере,
мне представляется наиболее важным и востребованным уже сегодня то единое,
что, по-видимому, и одушевляло его во всех этих, довольно разных областях
человеческой деятельности. Можно, конечно, через запятую и достаточно долго
перечислять, что это была <любовь к Родине>, <ответственность за судьбу ее
народа>, <понимание ее истории>? и так далее и тому подобное - все это будет
справедливо, но не совсем верно, потому что это суть уже осознанные,
прошедшие через горнило испытаний и переосмыслений основания жизни. О многих
таких переосмыслениях Вадим Валерьянович и сам, не обинуясь, упоминает в
своих трудах.
Однако важнее, думается, другое, - то, что к этому неотступному и
бескомпромиссному постижению оснований русской жизни его будет влечь именно
чувство ускользающего времени, тот убывающий воздух русской жизни, нехватку
которого сегодня ощутили уже все мы. И чтобы стало понятней, о чем идет
речь, проделаем небольшой экскурс в историю.
Начало ХХ-го века. Эту эпоху принято считать временем выхода на историческую
сцену нового действующего лица - масс. Появляются соответствующие
философские трактаты (<Восстание масс> Ортеги-и-Гассета), мировоззренческие
и эстетические манифесты (итальянские, а затем и русские футуристы),
социально-экономические модели (марксизм в ленинской перелицовке) и так
далее. Западный мир <дозрел> до появления нового персонажа в своих
исторических судьбах. Но так ли дело обстоит в России, где в отличие от
<третьего сословия> и пролетариата Запада, не просто основную, а
подавляющую, становую для всей государственности в целом роль играло
крестьянство - 7/8-х населения?
?В самом вопросе уже заключается ответ - сословие мелких собственников, со
своим неведомым уже Западу тысячелетним укладом, проникнутое религиозным
духом, несмотря на <мир> и <общину>, отнюдь не обезличенное (как это
полагается <массе>), а неповторимо индивидуальное во всём своём множестве,
такое сословие при всём немыслимом натиске на него <новой власти>, огнём и
железом загонявшей страну в прокрустово ложе своих социально-экономических
иллюзий, даже пассивно сопротивляясь своему уничтожению, просуществовало ещё
значительный исторический период, так и не став удобной для манипуляций
массой.
Потребуется ещё немало <наступательных операций> против крестьянства (голод
и продразвёрстка, коллективизация, индустриализация, послевоенные
сельскохозяйственные эксперименты), прежде чем в России реально выйдет на
политическую сцену раскрестьяненная <масса>.
Не стоит, думаю, и говорить про то, что именно русское крестьянство в
Советской России являлось хранителем национального архетипа, так как
дворянство, казачество и немалая часть собственно русской интеллигенции были
или уничтожены, или высланы из страны. Однако с середины 60-х годов ситуация
меняется - большинство сельского населения страны выдавливается в города,
где, на удивление быстро, люмпенизируется и утрачивает основополагающие
национальные черты. Появляется масса, а точнее массы. Именно им еще
предстоит сыграть впоследствии роковую роль в либерально-демократической
революции 90-х, когда в едином священном порыве массы впервые реально заявят
о себе, возжаждав свободы и колбасы.
Но самым страшным окажется не это, а неизбежная утрата массами своей
сословной идентичности, что в нашем случае обозначает? одновременно
идентичность и религиозную, и национальную. В семидесятые годы на асфальте
городов в России народится поколение, для которого контуры русского духа
окажутся? в значительной мере размытыми (я не говорю уже о родившихся в
восьмидесятые и девяностые). Им, чьих отцов и матерей ветром времени сорвало
с земли, уже мало о чем скажут строки <тихой лирики> и драматизм
<деревенской прозы>, в отсутствие дедовских преданий полновластным
властелином дум для этого поколения станет телевизор. Какой поток лжи и
клеветы на нашу историю, на саму жизнь их дедов и прадедов впоследствии
выплеснется с экрана, думаю, объяснять не надо.
И вот здесь возникает вопрос: на что могут опереться поколения, созревание и
юность которых пришлись на время очередной российской смуты? С чем им себя
сличить, если уже и их родители, набивавшие новенькие квартиры стенками и
хрусталем, предельно далеки от понимания русской жизни? Когда в них самих
уже изменился архетип поведения, манера речи, сам строй мышления и
чувствования?
По моему глубокому убеждению, все творчество Вадима Валерьяновича Кожинова -
ответ на этот вопрос. Есть что-то промыслительное в явлении Кожинова для
России накануне немыслимых, еще и сегодня с трудом осознаваемых утрат. Когда
в ней явился мыслитель, собравший, высветивший, наполнивший
конретно-историческим содержанием те тысячелетние, и, как раньше казалось,
рационально непостижимые контуры русского духа, что одни только и способны
сегодня оградить и защитить <на пространстве всеобщего краха> ищущие юные
души.
Больше того, я уверен, что не только представителям моего и более младших
поколений, но и людям старшего возраста именно после знакомства с книгами
Кожинова, как никогда раньше, становится близок и внятен возглас великого
нашего полководца Александра Суворова: <Мы русские, какое счастье!>
