Форум С.Кара-Мурзы

	От	Мак
	К	Мак
	Дата	01.07.2009 19:14:48
	Рубрики	Прочее; Тексты;

Сергей Кургинян. Пораженная воля

http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=67&tek=8426&issue=225

Сергей КУРГИНЯН, член Экспертного совета «Политического журнала»

Пораженная воля
Чем ответят политические элиты на вызовы современности

Проблема адекватного понимания современной российской элиты тесно связана с проблемой понимания причин распада СССР. Почему он развалился? На этот вопрос есть три гипотетических ответа. Первый из них: коммунизм являлся нерабочей системой. Второй сводится к тому, что в России живут разные народы, и не все они могут выдерживать некий принцип государственного строительства. И, наконец, есть третья гипотеза: Советский Союз развалили собственные элиты. Именно об этом говорил президент Экспериментального творческого центра политолог Сергей Кургинян на заседании Центра консервативных исследований социологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Выступление публикуется в сокращении.

Диссиденты

Проведем кластерный анализ этих самых «разваливателей» СССР. Первый кластер – так называемые «диссидентские элиты»... Этот кластер ярок, однозначен. Сбрасывать его со счетов неправомочно. Но есть одно деликатное обстоятельство. Несомненный факт высочайшей централизации власти в СССР. Такая централизация власти немыслима без существования всесильной тайной полиции – в нашем случае КГБ. Тайная полиция в гиперцентрализованном государстве проникает во все поры общества, а уж в диссидентские гнойники тем более. Проникает и берет их под контроль. Так и было. За 20 постсоветских лет приведено огромное количество примеров подобной подконтрольности. И диссиденты, и их кураторы такого понарассказали! Так как свести концы с концами? Если диссиденты были под таким контролем тайной полиции, то как они могли освободиться от этого контроля, и освобождались ли они?

Я приведу несколько примеров из личного опыта, которые позволяют мне утверждать, что на самом деле никто из-под такого контроля не вышел. Для того чтобы придать этим примерам доказательность, скажу, что в 1990 – 1991 годах я делал все для спасения СССР. И считал, что даже сохранение власти КПСС лучше распада СССР. Мой аналитический центр выступал в роли мозгового штаба Совмина СССР. Я ездил по республикам отпадающего Советского Союза, имея определенные полномочия. Я получал сведения о происходящем. И могу ответственно, не вдаваясь в детали, утверждать, что все «народные фронты», все подымавшиеся сепаратистские движения в республиках Прибалтики, Закавказья, Средней Азии, Молдавии и Украины находились под абсолютным контролем КГБ СССР и конкретно нескольких людей, занятых этим по роду деятельности.

Диссиденты – это был актив, занимавшийся идеологической подрывной деятельностью. Борьбой с идеологической подрывной деятельностью занималось 5-е управление КГБ СССР. Об этом написано в многочисленных книгах. Написано-то написано, но возникает вопрос… Вы контролируете нечто, а оно разрушает СССР… И что же получается? Либо вы это нечто плохо контролируете, либо вы вместе с ним разрушаете СССР. А что еще можно предположить? Другие предположения логически невозможны, и это все понимают.

Большинство считает, что диссидентов просто плохо контролировали и они сорвались с поводка. А я считаю иначе. Не стоит труда доказать, что в жестко централизованных системах единственной силой, способной противостоять системе, является ее же тайная полиция. А больше никто не может противостоять системе, если она по-настоящему жесткая. Гражданские акторы раздавлены, а раз так, все сведено к подковерной элитной борьбе. И в очень многих описанных случаях этой борьбы именно тайная полиция противостояла системе как таковой. В какой-то мере укрепляя эту систему, а в какой-то создавая условия для того, чтобы собой ее заменить. До какого-то момента диссидентство опекается тайной полицией с охранительной целью. А потом цель меняется. Если мало зубатовщины для того, чтобы это признать, то можно привести десятки исторических примеров.

Итак, первый элитный кластер, работавший на развал, – диссиденты. А бэкграунд этого кластера – соответствующее управление тайной полиции, находящейся формально на службе у действующей политической системы.

Тень

Второй элитный кластер, работавший на развал уже не столько напрямую, сколько косвенно, – экономическая «тень». Она была многолика. В нее входили криминалитет как таковой, а также промежуточные «серые» элементы. «Теневики», «цеховики» и так далее. Криминальные и субкриминальные элементы рвались к развалу СССР ничуть не меньше, чем диссиденты. Рвались они, конечно, к обогащению, а не к правам человека. Энергии у них было больше, чем у диссидентов, да и возможностей тоже. Самое же отвратительное заключалось в том, что в какой-то момент наша интеллигенция (как фрондирующая, так и диссидентская), входящая в первый кластер рассматриваемой мною элиты деструкторов, вошла в прочный и многомерный союз с элементами второго кластера элиты деструкторов. С этими самыми криминальными и субкриминальными группами. Перед этим интеллигенция сильно кокетничала своим бессребреничеством, своей аскетичностью, своей антиматериалистической духовностью, исповедовала принцип «не хлебом единым жив человек». Потом это как-то разом перестало быть модным.

Как-то во время ужина на VIP-конференции в Баден-Бадене со мной заговорили менеджеры этой конференции и почему-то стали делиться своими впечатлениями об одном нашем политике, в период перестройки бывшем кумиром интеллигенции и даже чем-то вроде эталона скромности и демократичности. «О! Это прекрасный человек! – говорили они по поводу этого вчерашнего фрондирующего советского интеллигента, ставшего высоким чиновником ельцинской эпохи. – Это просто замечательный человек! И какой клиент! Вы знаете, он звонит нам перед вылетом в Баден-Баден и сообщает, в каком пиджаке выйдет из самолета, требуя, чтобы «роллс-ройс» был под цвет пиджака. Но деньги-то платит щедро!» Они не осуждали, не говорили, что это отвратительно. Они, напротив, восхищались: «Он платит апгрейд за то, что только в последний день мы узнаем, что «роллс-ройс» должен быть к песочному пиджаку!»

Такое шараханье от антипотребительства к ультрапотребительству не бесплатное удовольствие для психики. Шире – для сознания.

Что же касается бэкграунда… то второй кластер элитных деструкторов тоже находился под контролем системы. И даже не столько под контролем Министерства внутренних дел, сколько под контролем той же самой госбезопасности.

Союз двух бэкграундов и двух кластеров… Что это за союз? В плане кластеров можно ведь и впрямь говорить о союзе Сергея Адамовича Ковалева и Вячеслава Иванькова («Япончика»). Помнится, письма в поддержку Япончика были подписаны нашими правозащитниками, не правда ли?

Могу поделиться и некими сюжетами из элитного фольклора. Такой фольклор – не анекдоты. Это рассказы людей, потрясенных чем-то, случившимся у них на работе и не входящим в их формат понимания возможного. Доказать аутентичность таких рассказов невозможно. Но у меня есть свои принципы разбраковки произведений подобного элитного фольклора. И то произведение, которое я приведу ниже, для меня обладает, скажем так, ненулевой степенью достоверности.

И все равно я скажу – «якобы».

Якобы один из очень близких к Ельцину людей, сидевших на телефоне, берет трубку, а ему говорят:

– Ты! Соедини с Ельциным!

– Простите, есть нормы! Представьтесь, скажите, как вас зовут.

– Пудель! Скажи: «Пудель!» Он поймет!

– Извините, я так не могу, не имею права, это невозможно, я должен же...

– Слушай, ты!.. Скажи: «Пудель!» Он все поймет!

Тот, бледный, докладывает, президент берет трубку и разговаривает. Оказывается, это был криминальный авторитет Владимир Податев («Пудель») с Дальнего Востока, один из консультантов президента по вопросам криминалитета. Другим консультантом другого человека, который руководил нашей страной в тот же период, занимая не такое высокое, но соседнее положение, был так называемый «Дед Хасан», и это тоже более или менее известно. Известно также, что шла борьба как между консультантами, отвечавшими за криминалитет, так и между теми, кого эти консультанты консультировали. И, наконец, известно, что эта борьба воспроизводила какие-то сюжеты, как минимум, советского периода (а возможно, и досоветского).

Провокативная игра

В советский период борьба между так называемыми (подчеркиваю – так называемыми) «кавказскими криминальными группами» и так называемой (вновь подчеркиваю – так называемой) «русской преступностью» маркировала элитные конфликты. Например, конфликт между группой Берии и группой Буденного. В постсоветский период началось лихорадочное воспроизводство и достраивание того же самого. К вопросу о кросс-культурных, кросс-формационных, кросс-идеологических и даже кросс-исторических воспроизводствах одной и той же матрицы элитных конфликтов.

Что я конкретно имею в виду? По инициативе двух крупных работников Министерства внутренних дел и Федеральной службы безопасности в начале 1990-х были подписаны секретные распоряжения о том, что нужно подавлять так называемые «кавказские криминальные группы» с помощью так называемых «русских криминальных групп». Лоббировали это, повторяю, крупные работники, верившие, что в этом есть национальный смысл. А подписывалось это на самом высоком уровне той эпохи.

Иногда мне говорят: «А почему вы все это называете элитой? Это же ведь все люди отнюдь не с лучшими качествами». Отвечаю.

Во-первых, я говорю об элите в пределах действующего социального мейнстрима. Мейнстрима, определяемого постсоветским регрессом. Какой мейнстрим – такая и элита. Все остальное, по определению, или маргиналы, или контрэлита. Верю, что контрэлита есть. И делаю все возможное для ее адекватного воспроизводства. Но обсуждать-то надо не только потенциальное, не правда ли?

Во-вторых, слово «элита» может трактоваться по-разному. И не обязательно как синоним «лучших». Элита криминалитета – это лучшие? В каком смысле? Так что же, мы не можем говорить об элите криминального мира? Элита – это потоки, ресурсы, решения, в каком-то смысле и целеполагание. Но это не обязательно люди с наилучшими человеческими качествами. Соня Мармеладова не была элитой Российской империи.

Короче, есть то, что есть. И важно в том числе понять, как оно устроено. Вообще важно, а если мы хотим каких-то изменений, то тем более. Потому что любые изменения порождаются наличествующим. У них должны быть корни в этом самом наличествующем. Ахматова писала: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда»… Так вот о соре.

Дело в том, что мы даже не всегда понимаем – это сор или это симулякр, имитация сора. Что я имею в виду? Да те же самые распоряжения о борьбе с одними бандитами с помощью других. Других-то не только использовали, их выращивали, на роль других сплошь да рядом назначали тех, кто не был бандитами (кстати, прием, используемый во всем мире, – есть банды, а есть спецбанды). Приведу конкретный пример.

Звонят люди, имевшие или имеющие отношение к правоохранительным органам, и говорят: «Сергей Ервандович, ну скажите вы властям, что либо надо признать, что некий человек являлся не бандитом, а офицером такого-то ведомства, либо не надо объявления о турнире его памяти развешивать около Кремля гигантскими плакатами!»

Речь шла о турнире памяти Антона Малевского. Кто такой был Антон Малевский, весьма влиятельный в 90-е годы? Был ли он преступником в строгом смысле слова? Или же это был так называемый спецпреступник (еще раз подчеркну, о спецпреступниках очень много написано в мировой литературе, в том числе и специальной)? Я-то считаю, что это был спецпреступник. Офицер, работавший по заданию. Но доказывать я этого не буду по очень многим причинам. И потому сформулирую все по принципу «либо-либо». Либо это был преступник, использованный в вышеупомянутой игре между так называемыми «кавказскими» и так называемыми «русскими» ОПГ. Либо это был спецпреступник, созданный для этой игры. Но игра-то была! И эта периферийная игра на уровне ОПГ маркировала собой большую игру, которая велась и на национальном, и на транснациональном уровнях.

Подчеркну еще раз, что корни этой игры уходят в непрозрачные сюжеты советского элитогенеза. Подобная игра велась в сталинскую и постсталинскую эпоху группами Берии (так называемые «кавказцы») и Буденного (Патоличева и других – так называемые «антикавказцы»).

Ведь Берия хотел (да и просто не мог не хотеть по правилам той игры) получить полный контроль над криминальным фактором советской империи. К сожалению, Александр Исаевич Солженицын, по сути, ничего не написал о ГУЛАГе. А ведь это была гигантская элитная империя со своими каналами выхода за рубеж, с транснациональными мостами, с гигантскими ненормативными средствами, которые достаточно свободным образом обращались. Берия, естественно, хотел ее держать под собой, но и его антагонисты стремились получить там свои позиции.

Эта борьба «кавказских» и «антикавказских» групп существовала в пределах всей сталинской империи. Сталин ее допускал, считая, что это «качели», которыми он сможет управлять. Но он доуправлялся в конце жизни. И здесь разница между поздним Сталиным, который управлял этими «качелями», и ранним Сталиным, который не один раз в диалоге с разными (как советскими, так и зарубежными) собеседниками на вопрос о том, что опаснее для Советского Союза – национальный сепаратизм окраин или великодержавный русский шовинизм – отвечал по принципу «оба хуже» (опаснее будет та сила, с которой перестанем вести непримиримую борьбу).

Обе две

А вот теперь я перехожу к главному. Пока был Сталин и эти «оба», которые «хуже», был Советский Союз, который был нужен Сталину. Да и «оба» еще не созрели для того, чтобы отказаться от Советского Союза. А потом тот, третий, кому был нужен Советский Союз, оказался между молотом и наковальней этих самых «обоих». А «оба» уже одинаково не хотели СССР.

Одни (условно – наследники Берии, не путать с его родственниками) хотели ССГ, то есть полной власти на окраинах и паритета в центре.

А другие (условно – наследники Буденного и его сподвижников, опять же не надо путать с родственниками) хотели уменьшенного государства. Ну, скажем так, РФ. Но с одним условием – ни с кем они не будут делить власть в центре этого государства. Они-то (я это называю «уменьшительная русская элитная группа») и стали договариваться с национальными сепаратистами: мол, вам вся власть в отделившихся республиках, а нам вся власть в Москве.

Этот разговор в итоге привел к формированию двух враждебных СССР элит – горбачевской (хотевшей Союза суверенных государств) и ельцинской (хотевшей, чтобы суверенные окраинные государства «пошли вон» и чтобы с их элитами Москву не надо было делить).

Первый и второй кластеры деструкторов имели первый и второй бэкграунд. Вопрос не в том, чего хотели деструкторы. Вопрос в том, чего хотел бэкграунд. Мы ничего не поймем ни в истории распада СССР, ни в структуре советской и постсоветской элиты, если не признаем, что существовали эти бэкграундные контролеры. Необходимо подчеркнуть также, что контролеры-то ну никак не были тождественны тому, что они контролировали.

Постоянно буду подчеркивать – контролеры (они же бэкграунд первого и второго кластеров) не состояли из ненавистников России или криминальных корыстолюбцев, стремившихся любой ценой заполучить миллиарды долларов. Это были цельные люди, твердо понимавшие, чего они хотят. Люди, имевшие некий стратегический проект. Проект – не афишируемый и предполагавший демонтаж СССР. И при этом проект, пронизанный своим пониманием державного блага.

Я хорошо знал людей, очень близких к Юрию Владимировичу Андропову. Но даже они не понимали до конца, чего хотел руководитель. Он эту тайну унес в могилу. Но вот о планах андроповской элиты после Андропова можно говорить с большей определенностью (оговорив при этом, что и андроповская элита была расколота). В этих планах речь шла о замене империи на национальное государство. Утверждалось, что империя не нужна. Более того – вредна. Утверждалось, что империя является избыточной нагрузкой для русского народа. Утверждалось, что в ближайшие десятилетия эта нагрузка приведет к стремительному демографическому росту нерусского населения в империи, если от нее не избавиться (мол, одна Средняя Азия чего стоит). Утверждалось, что именно поэтому надо избавляться от империи, скидывать эту ношу с плеч народа-держателя. Развалить империю надо так, чтобы получить Великую Россию. А Великую Россию затем ввести в Великую же Европу.

Первую фазу – фазу развала империи – надо было поручить диссидентам. На второй фазе диссиденты, отвечающие за развал, должны были быть убраны. В 1991 году я написал тоненькую книжечку «Постперестройка». По поводу этой книги сразу же возник дикий визг. Но возникли и некоторые позитивы. Ко мне подряд начали приходить люди, представлявшие наши органы, поговорить. Говорили часа по три каждый. Все, что тогда сказали эти люди, подтвердилось. После первого из этих пяти-шести рассказов я случайно спросил рассказчика: «А эти диссиденты… Что они такое?»

Рассказчик повел себя странно. Он понял мой вопрос, но не стал с ходу отвечать. Перед этим он рассказал уже очень много. Но тут он сделал паузу… Еще раз рассмотрел стены моего кабинета, вздохнул и что-то невнятно пробормотал, ну, на манер «бро-а-ра…» Я сказал, что не понял. Он опять пробормотал «бро-а-ра…», я опять сказал, что не понял. Он раздраженно посмотрел на меня и четко проговорил: «Бросовая агентура».

После этого ответа я задавал в конце разговора один и тот же вопрос каждому из рассказчиков. Все они вели себя поразительно одинаково. Смотрели на стены, говорили «бро-а-ра…» и с третьего раза звучало: «Бросовая агентура».

Спросят: «А как вы докажете, что не выдумали эту историю?»

Закономерный вопрос. Тем, у кого он возникает, рекомендую почитать последнее интервью Бориса Николаевича Ельцина. Ко времени этого интервью я уже рассказал историю с «бро-а-ра…» как минимум двадцать раз в различных статьях. И вот корреспондент спрашивает Бориса Николаевича – что такое эти реформаторы (сравни мой вопрос: «Что они такое?»)

Ельцин, конечно, не говорит «бросовая агентура», он человек аккуратный, воспитанный в советских номенклатурных традициях. Осторожность у него в крови. И поэтому он всего лишь говорит, что это была команда камикадзе (согласитесь, разница невелика): «Нужно было собрать такую команду, которая сгорела бы, но осталась в истории». Ошалевший корреспондент спрашивает Бориса Николаевича: «Вы говорили им об этом?» Ельцин отвечает: «Зачем? Им предстояло работать с полнейшей отдачей!»

Так что «бро-а-ра…» или не «бро-а-ра…», но внутри ельцинского плана было некое неочевидное спецначинание, согласно которому главные издержки по осуществлению развала СССР и демонтажу советизма надо переложить на либерально-демократические круги. Что сначала эти круги надо дискредитировать, причем тотально, а потом на сцену должна выйти другая группа (скажем так, группа №2). Через какое-то время группа №2 должна быть заменена группой №3 и так далее. Это называется «ротация элит».

Ближе к концу 90-х в мы на деле ознакомились с материалами, которые называются «Гарвардский проект». Там говорилось именно об этой ротации элит. Так что план был существенно транснациональным (как и любой план в рамках элитной большой игры).

В 1996 году я спрашивал своих друзей: «Скажите, Лебедь-то человек неглупый. Чего он все время такую физиономию строит, это же не он! Он умнее, тоньше, умеет иначе разговаривать!» А мне говорили: «Вы знаете, просто в Гарварде убеждены, что теперь должны прийти к власти русские националисты. А русских националистов они понимают по Голливуду, и он играл по голливудскому стандарту для них, с тем, чтобы было понятно, что это он придет к власти».

Впрочем, это все пикантные частности. Что же касается основного вопроса, остающегося крайне злободневным, то он невероятно прост и невероятно болезнен для очень и очень многих. Вот этот вопрос: «Возникла ли Великая Россия в том виде, в каком планировалась? И вошла ли Великая Россия в Единую Европу? Оправдан ли тем самым распад СССР? Получили ли мы такой страшной ценой нацию модерна, великое национальное государство и большую квартиру в европейском доме, то есть не в своей, а в чужой империи?»

Истление

Опыт того, как именно все рушится, должен быть проанализирован, если мы не хотим очередного обрушения. Все рушится в силу нескольких обстоятельств, на которые мы раз за разом наступаем, как на грабли. Первое из этих обстоятельств: истление элит. В 1991 году оказалось, что из 10-миллионной КПСС нет и 500 тысяч, готовых бороться за СССР. Да что там 500 тысяч! Вся элита, истлев, разбегается по банкам и фирмам – и на этом все кончается.

Точно так же произошло и в феврале 1917 года. Вдруг оказалось, что царя могут поддержать два человека из элиты – граф Келлер и хан Нахичеванский. А все остальные расползаются, как тараканы, кто куда. Церковь молится за «благоверное Временное правительство», генералы один за другим стремятся удостоиться права арестовать царскую семью. Царские родственники говорят: «Так этой семье и надо!» – и подымают красные флаги.

Именно это называется «истлением элит». Федор Михайлович Достоевский, описывая, что такое «бобок», очень хорошо представил именно это явление: инерция, своеобразная глупость элит, не способных сделать никаких шагов, отсутствие любого маневра в элитном пространстве.

Второе обстоятельство: элиты перестают понимать, что им делать с Россией. Это очень тонкий вопрос. По большому счету русские цари со второй половины XIX века не понимали, что им делать с Россией. Православный метафизический проект как бы был. Но именно «как бы». Общество уже не мечтало о кресте над святой Софией, византийское наследство не грело до необходимой степени. Этот огонь остыл. Нести в мир правду православной симфонии никто особенно не хотел. Ну и что надо было делать? Вписывать Россию в Европу? Тут есть свои не вполне очевидные, но очень жесткие и нетривиальные ограничения. Разговор о них тоже за рамками нашей основной темы.

Русские цари не знали под конец, что делать с Россией. А Брежнев знал, что делать с СССР? Конечно, нет. Наши элиты знают, что делать с Россией, не вошедшей в Европу? Тоже нет.

Сегодня перед нашей элитой во весь рост встает вопрос: а что дальше? Если бы оказалось, что Великая Россия состоялась как факт, и если бы для нее нашлось место в Единой Европе, то большой проект, который начался распадом СССР, имел бы победный финал. Но для этого нужно было бы:

во-первых, чтобы армия Российской Федерации стала частью войск НАТО;

во-вторых, чтобы Россия полностью (на тех же правах, что и Франция) вошла в Евросоюз.

Произойди это – многие получили бы массу преимуществ: граждане ездили бы без виз по Европе, военные «балдели» бы от того, что им дали денег… И так далее, и тому подобное. Но этого же не произошло. И не произойдет. Единственное, чего не может понять вся актуально действующая российская элита, как раз и состоит в том, что этого не будет. Ну не может, и все. Почему?

Во-первых, потому что слишком велика страсть по проекту, в проект вложено столько сил, людям, которые были «моторами» этого проекта, уже за 80, им уже надо рассчитываться по счетам жизни и смерти (они правы или нет?)…

Во-вторых, потому, что если признать, что проект накрылся, то надо отвечать хотя бы морально. Я-то убежден, что ни о какой другой ответственности говорить не следует. Но и моральной достаточно. Люди-то, которые проект затеяли, повторяю, совсем не рвачи и не русофобы. Это моральные люди.

В-третьих, если этот проект накрылся, то что делать-то? С Россией, я имею в виду, что делать? Это самый стратегический из вопросов.

Кроме того, надо хотеть что-то делать с ней как с «вещью в себе». А те, кто хотел сделать ее «вещью для Европы», не хотят делать что-то с нею – как с «вещью в себе». Они не любят ее как «вещь в себе». А с Россией как с нелюбимой «вещью в себе» сделать нельзя ничего, это уж точно. И вот тогда возникает яростный стратегический тезис: «Мы ни за что, никогда не свернем с выбранного пути! Кто вы такие, чтобы нам предписывать нечто подобное?»

Я по этому поводу всегда рассказываю одну известную притчу. Идет американский авианосец, и вдруг командиру говорят: «Сэр, навстречу идет какое-то странное судно! Оно не сворачивает, сэр! И все время нам говорит, чтобы мы сворачивали». Далее диалог: «Эй, ты, сворачивай!» – «Вы сворачивайте!» – «Я американский авианосец, у меня на борту 60 самолетов, ядерные заряды… Сворачивайте немедленно! Кто вы такие, чтобы нам говорить, чтобы мы сворачивали?» – «Нас зовут Анхело и Мишель. У нас есть собака-дворняга и помойное ведро. И сворачивайте вы быстрее, потому что мы не судно, мы маяк!»

Вопрос заключается не в том, что какие-то новые контрэлитные группы говорят действующим элитным группам: «Сворачивайте, а то мы вам!..» Мы совсем другое говорим: «Сворачивайте быстрее, потому что мы не судно, мы маяк!» Просто невозможно двигаться дальше в существующем направлении. А самая большая тайна состоит в том, что для поворота необходимы очень сложные социально-политические «поворотные механизмы». Ну, например, нельзя повернуть, сохраняя нынешний формат элитного консенсуса. Потому что любой поворот, куда ни поверни, задевает этот консенсус.

Биения

Законно избранная власть, имеющая такую общественную поддержку, в своем праве проводить любой курс. Она может быть как проамериканской, так и антиамериканской. Она может предъявлять в качестве блага приближение к США или удаление от США. Но нельзя посылать корабли и какие-то аэропланы сомнительной кондиции к американскому континенту и одновременно с этим назначать Чубайса руководителем совсекретной организации «Роснанотех», вдобавок сообщая всем нам, что (о, счастье!) Чубайс стал аж одним из VIP-лиц, востребованных JP Morgan Chase, то есть в каком-то смысле вошел в какую-то часть американской элиты. Если мы сближаемся с США, это абсолютно нормально. Но если мы расходимся, то все, как говорят математики, «с точностью до наоборот».

Единственное, чего нельзя, это чтобы все одновременно было – и так, и с точностью до наоборот. Что одновременно это нельзя – я знаю точно. Причем в полном соответствии с притчей о маяке. Так нельзя, потому что итогом одновременного осуществления двух взаимоисключающих курсов будет политическая и национальная катастрофа. Речь отнюдь не только о Чубайсе. Нельзя интегрировать в Русскую православную церковь «зарубежников», которые являются очевидным контингентом определенных структур в США – это все знают! – и при этом говорить, что мы будем воевать с США. Вот если мы хотим дружить с США, то люди, которые находились в столь плотных отношениях с США, наши желанные учителя, должны объяснять нам, как все устроено. Но нельзя делать одновременно это и вот это, это и вот это, это и вот это! Это называется «биения». Рано или поздно в конце этих биений возникает эта самая «коллизия маяка».

В чем же дело? Что это за биения? Откуда они? Отвечаю: они заложены в самой основе элиты, в ее противоречивом желании (1) быть западниками и (2) быть государственниками.

Ведь формула «суверенная демократия» – это всего лишь частный случай общей формулы «державное западничество». При этом первое слагаемое частной формулы («суверенная») отвечает первому слагаемому общей формулы («державное»). А вторая часть частной формулы («демократия») отвечает второй части общей формулы («западничество»).

Частная формула предложена Владиславом Сурковым, который отвечает за идеологию. Но общая формула предложена Путиным и передана Медведеву. Частная формула заведомо обусловлена рамками общей формулы. Возможны вариации частной формулы? В принципе, возможны. Возьмем частную формулу «авторитарная модернизация». Первое слагаемое этой частной формулы («авторитарная») опять же отвечает первому слагаемому общей формулы («державное»). А второе слагаемое этой частной формулы («модернизация») отвечает второму слагаемому общей формулы («западничество»).

Но уже эта частная формула является слишком жесткой для действующей политической системы. Не была бы она слишком жесткой – был бы третий срок Путина.

Но что такое «авторитарная модернизация»? Провели ее – и дальше что? Надо опять-таки входить в Запад. А если туда не берут? А если вся парадигма модерна исчерпана? Значит, надо осуществлять не ревизию частной формулы (это уже чересчур для действующей системы), а ревизию общей формулы (что уже СОВСЕМ чересчур). Между тем, ситуация требует именно этого. Она этого уже требует, а через год будет требовать еще в большей степени. От кого требовать? От власти. От элиты.

Главный-то вопрос именно в этом. В том, доколе мы можем быть западниками и государственниками вместе в условиях, когда Запад этого не хочет. Наши элитные державники хотят быть и западниками, и державниками. Но что будет, когда вопрос окажется поставлен ребром: или западничество – или державность? Возникнет острейший внутренний конфликт, политические последствия которого, как мне кажется, очевидны. Произойдет раскол элиты. Раскол почти метафизический. Меньше всего я этого хочу. Но в существующей ситуации мне это кажется неизбежным. И не надо рассуждать о нежелательности подобного. Надо минимизировать издержки и правильно оформлять неминуемый результат.

Ведь в западничество шли 20 лет. Что теперь делать? Мы знаем министров, которые очень патриотически высказываются в духе «кузькину мать мы покажем Западу». Но они пытаются сделать подобное заявление пораньше – в 8 утра, а не в 10, чтобы успеть на частный самолет, который летит в Лондон к их семьям, чтобы уикенд провести там! И это же в конечном итоге уже доходит до неприличия! Так, например, когда Константин Ремчуков, ссылаясь на высокую фигуру в администрации президента, говорит, что готовится группа реформ, что Россия будет таким-то образом сближаться с США… «А «на десерт» для сближения с Америкой мы сдадим Лаврова», – пишет Ремчуков от лица Громова, зам главы администрации, отвечающего за работу прессы.

Теперь увидьте это глазами американцев. У них есть нечто наподобие неявной, но глубокой метафизики. Неважно, как они это для себя формулируют. Но в каком-то смысле (и тут большую роль играет протестантизм) народы мира они подразделяют на народы Исава и народы Иакова. И это подразделение закладывается в их мозги с первого курса колледжа, а то и раньше.

Американцы себя считают народом Иакова, то есть народом, никогда не продающим первородство за чечевичную похлебку. Народом, способным к историческому усилию (тому усилию, которое осуществил Иаков). А те, кто на это неспособен, для них – народ Исава. И вот этими глазами посмотрите на реплику про десерт. Можно долго обсуждать те или иные дефекты тех или иных американских элитариев. Например, Кондолизы Райс. Но какие-то критерии у этих элитариев есть. И если по другую сторону окажется внекритериальная псевдоэлитарная слизь, то не будет ни сближения, ни расхождения. А будет что-то совсем-совсем нехорошее.

Пора подводить черту.

Что же удалось показать?

Первое. Что Советский Союз развалили элиты.

Второе. Что акторы развала имели благие цели.

Третье. Что эти цели можно в первом приближении описать как «Великая Россия в составе Великой Европы».

Четвертое. Что эти цели оказались нереализованными.

Пятое. Что они не могут быть реализованными.

Шестое. Что их нереализуемость требует новой парадигмы.

Седьмое. Что формирование этой парадигмы будет болезненным.

Восьмое. Что альтернатив этому самому формированию новой парадигмы нет.

Девятое. Что если мы хотим максимально смягчить процесс (а мы должны этого хотеть, потому что процесс все равно будет достаточно жестким и может стать слишком жестким для общества и страны), то надо действовать убеждением, надо прорабатывать новые форматы элитного диалога и осуществлять их.

***

Мы взрослые люди и понимаем – Россия (так уж это по факту) войти в Европу как великая национальная страна не может. Увы, наше знание трудно передать актуальным политическим элитам и руководителям, которые все еще считают, что мы и в Европу войдем, и великой страной останемся. Но пройдет не так много времени, и жизнь докажет то, что мы до конца доказать не можем. И вот тогда придется выбирать. Повторяю, очень скоро придется выбирать.

Мне хочется верить, что достаточное количество лиц, входящих в элиту, выберет государственность и сумеет сделать свой выбор политическим фактом жизни страны. Но тогда окажется, что выбор провисает. Нет реального проекта, потеряны все системы, обеспечивавшие имперский, сверхдержавный тип существования России. Потеряны знания, кадры, культура. Все это надо будет восстанавливать. Причем в условиях цейтнота. Вот почему так важно, чтобы какие-то контуры каких-то реальных альтернатив прорабатывались уже сейчас.