Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	20.04.2006 22:58:27
	Рубрики	Тексты;

Н. Мелик-Пашаева. Был ли Иван Грозный ужасным? (*+)

http://www.intelligent.ru/articles/text295.htm

Был ли Иван Грозный ужасным?

Иван Грозный, вкупе со Сталиным, давно занесён молвой в разряд <мировых
злодеев>. А справедлив ли этот, видимо, просто кому-то выгодный
растиражированный миф?

Наталия Александровна Мелик-Пашаева

Клеймо злодея

Первый царь всея Руси Иоанн Васильевич IV вошёл в историю как Грозный.
Как он получил это прозвище, объяснил профессор русской истории
Йельского университета в США Г.В.Вернадский. После взятия Казани в
октябре 1552 года <царь Иван IV триумфально вошёл в Москву,
приветствуемый духовенством, знатью и всем населением столицы. Именно с
этого времени Иван IV стал известен среди русских и татар, как внушающий
страх (грозный). Русские называли его Грозным как своего вождя и
защитника от врагов. Для казанских татар он стал Явуз (турецкий вариант
Грозный), как их победитель>.
На Западе Ивана Грозного называют иначе. Скажем, в Великобритании - The
Terrible- <Ужасный>, <Страшный> (от латинского <террор>, ставшего
символом угнетения и уничтожения людей, тирании, неоправданной
жестокости). Так же величают его во Франции, Испании, Германии...
Для современного просвещённого россиянина в этом нет ничего странного.
Достаточно обратиться к учебнику <История СССР с древнейших времён...>
для ВУЗов под редакцией академика Б.А.Рыбакова (М., <Высшая школа>,
1983). В главе, написанной профессором А.Н.Сахаровым, сделан
вывод-приговор: <На века имя Грозного оказалось связанным с
представлением о диком разгуле террора. Опричнина стала нарицательным
обозначением крайнего беззакония, произвола, массового истребления
неповинных людей>.
За сто лет до выхода этого учебника в Великом Новгороде был воздвигнут
памятник Тысячелетия России. На нём запечатлены образы ста девяти
крупнейших деятелей страны. Однако напрасно стали бы мы искать среди них
Ивана IV. Для него, первого царя всея Руси, создателя великой державы,
места не нашлось.
Почему так произошло? Причина проста: потомки-гуманисты не пожелали
почтить память великого государственного деятеля, которого уже тогда
принято было считать отменным злодеем.
За последние годы у нас в России отношение к царям стало сугубо
уважительное. Даже бесславное царствование Николая II, отрёкшегося от
престола, не вызывает критических замечаний, разве что <демократы>
сетуют, что ему не удалось подавить революционное движение. Только Иван
Грозный по-прежнему остаётся в числе немногих решительно осуждаемых
правителей России.
На этот раз репутации Грозного-царя повредило то, что он оказался в
<плохой компании>. Западные историки стали его сопоставлять со Сталиным.
Так делали не только явные антисоветчики типа английского публициста
Роберта Конквеста, но и вполне респектабельные специалисты как,
например, итальянец Джузеппе Боффа. По его словам, Сталин <с похвалой
отозвался о безжалостном истреблении бояр Иваном IV как необходимой
предпосылке утверждения централизованного русского государства... В
довоенные годы началась идеализация образа <грозного царя>: вместе с
Петром I Иван IV сделался одной из постоянных отправных точек сталинской
историографии>.
Дело в том, что Сталин в истории ХХ века стал знаковой фигурой, с
которой (насколько справедливо - другой вопрос) принято было связывать
великие победы советского народа в труде и войне. Со времён Геббельса,
Даллеса и Хрущёва число жертв <сталинских репрессий> преувеличивают в
5-10 раз. Это стало очевидно с недавних пор, когда были обнародованы
фактические данные, долго остававшиеся секретными: количество
заключённых по годам, процент уголовников и <политических>, социальный и
национальный состав и пр. Из последних официальных сообщений
(радиостанция <Маяк>, 29 октября 2005 года): с 1921 по 1953 годы было
репрессировано около 4 миллионов человек; из их числа расстреляно около
800 тысяч...
Вернёмся к главной теме. Если бы Ивана IV причисляли к великим злодеям
только отдельные публицисты, писатели, политики, опровергать их не было
бы особой нужды. Но вот что писал известный российский историк XIX века
Н.И.Костомаров (1817-1885): <Кровь разлакомила самовластителя; он долго
лил её с наслаждением... Напрасно старались бы мы объяснить его
злодеяния какими-нибудь руководящими целями и желанием ограничить
произвол высшего сословия; напрасно мы пытались бы создать из него образ
демократического государя>.
Не правда ли, странно звучит выражение <образ демократического государя>
применительно к царю Средневековья. По-видимому, таков был личный идеал
Костомарова. А его современник профессор психиатрии П.И.Ковалевский
(1849-1923) вполне определённо заключил, что у Ивана Грозного были
приступы <зверства и кровопролития> при <безмерных проявлениях его
лютости и безнравственности> (профессиональные выражения напоминают
пародийные тексты журнала <Сатирикон> начала XX века).
Окончательный диагноз: <Иван Грозный представлял собой замечательный
образец параноика>.

Всё познаётся в сравнении

После приведённых выше характеристик душа отвращается от ужасного
правителя. Хочется обратиться к светлым образам гуманных и демократичных
монархов. Где их искать? Ясно же, на цивилизованном Западе. Вот, к
примеру, славные современники Ивана Грозного: французский король Карл
IX, английский Генрих VIII, испанский Филипп II. Разве не они -
достойный пример для варварской средневековой России?
Нет, не станем вспоминать, что Генрих английский поубивал своих жён, а
Филипп любил мучить животных, да и людей тоже. Будем считать такие
злодейства мелкими, бытовыми. Это ведь не то, что массовый террор по
отношению к собственному народу. Да только в отношении организации
массового террора западные государи дадут сто очков вперёд нашему
отечественному царю Грозному.
Карл IX <отметил> праздник святого Варфоломея в 1572 году с размахом: за
ночь и последующие двое-трое суток в одном Париже было убито больше
невинных людей, чем за все 7-8 лет <кровавого террора> опричников Ивана
Грозного. И что же, содрогнулся французский Карл, ужаснулся от
содеянного, раскаялся? Как бы не так! В последующие две недели во
Франции были уничтожены почти 30 тысяч человек, виновных лишь в том, что
они были христианами-гугенотами (протестантами), а не католиками.
При Генрихе VIII в Англии крестьянские земли превращали в обширные
овечьи пастбища. Делалось это ради выгоды имущих власть и деньги. Тысячи
английских крестьян, потерявших свои наделы, вынуждены были скитаться и
бедствовать. Тогда Генрих постановил казнить всех бродяг. Вдоль больших
дорог было повешено 72 тысячи бедняков!
Испанский король Филипп в завоёванных Нидерландах казнил более 100 тысяч
человек. Примерно столько же крестьян погибло в Германии во время
восстаний бедноты. Ну а что касается еретиков и ведьм, то их в Западной
Европе вешали и сжигали заживо десятками в день, и общее число их вряд
ли меньше пятисот тысяч.
<И всё же, - восклицал известный историк и литературовед В.В.Кожинов
(1930-2001), - как это ни странно и даже поразительно - и в русском, и в
равной мере западном сознании Иван Грозный предстаёт как ни с чем не
сравнимый, уникальный тиран и палач... Сей приговор почему-то никак не
колеблет тот факт, что количество западноевропейских казней тех времён
превышает русские НА ДВА ПОРЯДКА - В СТО РАЗ; при таком превышении
зловещий лик Ивана Грозного должен был вроде бы совершенно померкнуть
рядом с чудовищными ликами Филиппа II, Генриха VIII и Карла IX>
(выделено Кожиновым. - Н.М.-П.).
Почему же и поныне сохраняется столь вопиющая историческая
несправедливость? Почему русский правитель преподносится в нарочито
неприглядном виде, а исторические изверги, в сравнении с которыми он
выглядит гуманистом, остаются славными представителями прогрессивной
западной цивилизации, которую нам то и дело ставят в пример?
По мнению Кожинова, повинны в этом русские общественные деятели,
публицисты-западники и вообще сердобольный русский народ. Вдобавок и сам
Иван Грозный постоянно каялся, иной раз письменно, обвиняя себя <в
скверне, во убийстве... в ненависти, во всяком злодействе>. Иерархи
православной церкви тоже осуждали самодержца. Ничего подобного на Западе
почти не было. Там владыки светские и духовные торжествовали, уничтожая
своих подлинных и мнимых недругов и еретиков.
Русский народ по всей справедливости нарёк Ивана IV Грозным, а не
Жестоким, Кровавым и т.п. А предшественник Карамзина русский историк
Т.Мальгин, любивший давать характеристики государям, назвал Ивана
Васильевича <без застенчивости человеколюбивым>.
Впрочем, это уже перебор. Будем помнить, что по приказу Ивана Грозного
казнили жителей непокорных городов. Он организовал
государственно-террористическую опричнину, при которой, по подсчётам
авторитетного российского историка Р.Г.Скрынникова, <было уничтожено
около 3-4 тыс. человек>. Нередко страдали невиновные, а казни, как
водилось в те времена, бывали жестокими.

Личность и история

Характер Ивана IV складывался в период острого соперничества боярских
группировок Шуйских, Бельских, Глинских, Воронцовых и других. <Остались
мы сиротами, - вспоминал он, - ...и оказались словно среди пламени: со
всех сторон на нас двинулись войной иноплемённые народы - литовцы,
поляки, крымские татары, нагаи, казанцы...> И вместо того, чтобы
укреплять державу, верхушка вносила смуту в общественную жизнь.
Предшественники Ивана IV добились многого. В середине XV века Великий
князь московский Василий II, используя раздоры среди правителей Золотой
Орды, перестал платить ей дань, а в 1480 году при Иване III Московское
великое княжество стало юридически независимым. Москва могла приступить
к объединению восточных и западных земель, которые прежде входили в
Киевскую Русь. Но и после окончательного распада Золотой Орды в 1502
году её наследники, Казанское и Крымское ханства, беспокоили Русь.
Если бы Великие князья московские и короли Польши (литовская династия)
объединили свои силы, они смогли бы успешно противостоять
опустошительным набегам и казанских, и крымских татар. Но Польша и Литва
заключили союз с Золотой Ордой против Московии. Иван III также смог
найти сторонников среди правителей Крымского ханства. Тем не менее, ещё
десятки лет продолжались набеги казанских татар на Русь при поддержке
крымских ханов.
К середине XIV века для московских государственных деятелей стало ясно,
что политическая независимость от татарских царей не обеспечила
безопасность русских людей. Союз татар с Польшей угрожал самому
существованию Московского государства.
Но боярские распри и дележи не утихали. По словам Грозного,
изменники-бояре даже стали отдавать Великому князю литовскому царские
вотчины: Радогошь, Стародуб, Гомель. После смерти матери Иван ощутил
брошенными на произвол судьбы себя и младшего брата Юрия (Георгия). Вот
как писал он об этом князю Андрею Курбскому:

<Никто нам не помогал; осталась нам надежда только на Бога, Пречистую
Богородицу, на всех святых и родительское благословение. Было мне в то
время восемь лет; подданные наши достигли осуществления своих желаний -
получили царство без правителя, об нас, государях своих, заботиться не
стали, бросились добывать богатство и славу и напали при этом друг на
друга. И чего только они не наделали! Сколько бояр и воевод,
доброжелателей нашего отца, перебили! Дворы, сёла и имения наших дядей
взяли себе и водворились в них!..>

Конечно, таков субъективный взгляд на происходящее. Иванова душа
пропитывалась ненавистью к боярам, которая не имела возможности
проявляться открыто. Он боялся за свою жизнь. Этот комплекс ненависти и
страха определил, пожалуй, ту порой неоправданную жестокость, которая
стала свойственна ему в период самовластья.
<Какой только нужды не натерпелись мы в одежде и пище! - писал Иван
Грозный. - Ни в чём нам воли не было; ни в чём не поступали с нами, как
следует поступать с детьми... Как исчислить подобные тяжёлые страдания,
перенесённые мною в юности?..>
Унижения и обиды запали ему в душу. А детские впечатления, как известно,
определяют многие черты характера и склад ума. Иван быстро осознал, что
рассчитывать надо прежде всего на самого себя, никому полностью не
доверяя. Научился скрывать свои чувства и мысли, наблюдать за
окружающими с подозрением; остерегаться измены и карать врагов
беспощадно. И ещё одно его убеждение: не следует давать возвышаться ни
одному роду боярскому, дабы не поднялся он над самим государем.
Иван много читал. В Библии, исторических и богословских книгах он
находил аргументы в пользу божественной природы царской власти. В учении
его направлял митрополит Макарий, выдающийся церковный деятель Руси. В
тот период стали животрепещущими вопросы отношений между церковью и
государством, правителем и народом, противостояния бедных и богатых,
конфликт между боярами и нарождающимся дворянством. Одновременно
кристаллизовалась идея святого Православного Царства.
После турецкого завоевания Византии и падения Константинополя - <Второго
Рима> - в 1453 году, московский царь стал единственным в мире
православным правителем. Новое русское царство, по мысли религиозного
мыслителя старца Филофея из Псковского монастыря, должно быть, подобно
Византийской империи, симбиозом церкви и государства, прочно связывающим
духовную и мирскую сферы.
Наступала пора нового правления, при котором самодержец имел опору на
круг аристократов, не забывая при этом о существовании народной массы,
того самого люда, который, в конечном счёте, определяет, каким станет
государство. При Иване IV впервые была созвана Земская дума из выборных
людей всей Руси. Выходит, восторжествовала демократия.
Однажды после обедни молодой царь вышел на площадь, заполненную народом,
низко поклонился и произнёс:

<...Знаю, что нельзя уже исправить тех обид и разорений, которые вы
понесли во время моей юности от пустоты и беспомощества моего, от
неправедных властей, неправосудия, лихоимства и сребролюбия, но умоляю
вас: оставьте друг к другу вражды и взаимные неудовольствия, кроме самых
больших дел...>

Увы, даже проникновенными речами общественную жизнь не наладишь. Но
важно отметить доброе устремление царя. Ещё при малолетнем Иване
завязался трагический узел русской истории, приведшей к Великой смуте:
Россия попала фактически под власть, как теперь принято говорить,
олигархов.
Столкнулись две основные позиции в борьбе за власть: централизованная и
децентрализованная. Одних заботило создание единого мощного Русского
государства под самодержавным управлением. Другим была выгодна
разобщённая Русь под властью местных князей, продолжающая средневековые
традиции.

Создатель Российской империи

Ивану IV приходилось в труднейших условиях бороться не только за
единоличную власть, но и за свою жизнь. Он пережил три смутных периода,
разных по продолжительности, но одинаково сильных по произведённому на
него впечатлению: в детстве, при фактически правлении бояр-олигархов; во
время народного бунта при пожаре Москвы 1547 года; в марте 1553 года,
когда бояре были готовы провозгласить другого царя в связи с его
болезнью.
Неудивительно, что после всего этого он всерьёз задумался о
необходимости иметь надёжную опору для своей власти, защиту от
внутренних и внешних врагов при ослаблении позиции недружественных бояр,
отстаивающих свои клановые интересы.
<Испытав на себе воздействие приближённых им неосторожно княжат, - писал
крупный исследователь той эпохи С.Ф.Платонов, - Грозный остро
почувствовал желание освободить власть государя от всего того, что ей
мешало со стороны аристократии, - во-первых, от постоянных местнических
притязаний княжат, во-вторых, от княжеских вотчин, которые ещё
оставались в руках у князей. Средство для этого Грозный нашёл в
изобретённой им <опричнине>...>
(<Опричнина> - от старорусского <опричь> - около, кроме, особо. Так в
Средневековье назывались владения женщин великокняжеских родов,
подаренные им супругом. Опричниной был с 1565 по 1572 годы <особый> удел
Ивана Грозного со своим войском и территориальным управлением. А уж
затем слово приобрело новое значение: система внутриполитических мер для
борьбы с изменой среди знати.)
Нельзя ли предположить, что благодаря таким крутым мерам удалось
предотвратить более тяжёлые последствия для страны и народа? Очень
вероятно, что так оно и было.
В реальных условиях того времени такая перестройка социальной структуры
требовала <революции сверху>, и насильственной. Тут уместно снова
вспомнить, с какими огромными жертвами проходили сходные процессы в
европейских странах.
Российская особенность в этом отношении двойная. Во-первых, число жертв
было сравнительно невелико, а, стало быть, и террор не столь ужасный,
как на Западе. Во-вторых, на Руси и сам государь-тиран, и народ
относились к жестокостям крайне отрицательно. (И, может быть, дикие
оргии Ивана Грозного и опричников были стремлением заглушить укоры
совести?) Не оправдывая жестокостей царя, учтём, что описывают его
преступления почти исключительно его недруги или лица, готовые ради
политических целей обличать его даже в том, в чём он не был виновен.
Можно возразить: сторонники Ивана Грозного - тоже лица заинтересованные,
а подвластные ему люди не имели возможности говорить правду из-за угрозы
пыток и казни. Вот и приходится обращаться к высказываниям иностранцев и
тех, кто бежал от деспота за рубеж.
Однако есть свидетельства об отношении русского народа к царствованию
Ивана Грозного - это народные предания. Они не имеют силы и качества
исторических документов в юридическом смысле. Но определенно показывают
образ царя, сохранившийся в народной памяти.
В одной сказке Иван представлен крепостным человеком, а выбор нового
царя - <демократической>, всеобщей и явной процедурой: все идут к реке
со свечками и опускают их в воду, а у кого после этого она загорится,
тот и царь. (Избранник не по людской, а по высшей воле.) Барин обещал
Ивану, если станет царём, вольную ему дать. Иван в ответ сказал, что
коли в цари угодит, барину голову срубит. Свеча загорелась у Ивана, стал
он царём да выполнил своё обещание: срубил барину голову. За это и
прозвали его Грозным.
Существовало сказание и о том, как царь Иван Грозный <хотел делать все
дела по закону христианскому, а бояре гнули всё по-своему и лгали>.
Разозлился царь, велел виноватых казнить. Восстали против него бояре, и
пришлось ему покинуть дворец, попрощаться с народом, да и отправиться,
куда глаза глядят. А в лесу одна берёзка признала его и поклонилась три
раза. Заплакал царь, рассердился на обидчиков, вернулся в Москву и
<перекрушил бояр, словно мух>.
Конечно, подобные сказки отражают мечту народа о справедливом царе,
оберегающем простой люд от боярского самоуправства, от господства
олигархов. Но характерно, что таким царём представлен Грозный, а никто
иной. Ведь только суровые меры способны <образумить> зарвавшихся
удельных владык. Об этом свидетельствовал многовековой народный опыт.
На этот счёт есть верное, на мой взгляд, высказывание польского историка
Казимира Валишевского (1849-1935): <Если нравы эпохи оправдывали
жестокости на Западе, то же приложимо и к Ивану. Курбский, задавший тон
хулителям царя, был заинтересованной стороной в этом деле. Он был
представителем непокорного меньшинства. Масса же выражала своё
настроение при помощи поэтического народного творчества... Народ не
только терпел Ивана, но восхищался им и любил его. Из толпы его
сотрудников он удержал в памяти только два имени - Никиты Романовича
Захарьина и палача Малюты Скуратова. История мало знает о первом. Брат
царицы Анастасии... умел жить. Легенда сделала из него героя, изобразив
его отказывающимся от милостей царя и заботившимся об установлении более
мягких законов для народа. Та же легенда отдаёт предпочтение Малюте
Скуратову как истребителю бояр и князей>.
Действительно, в этих двух образах воплотилась и надежда на свободную и
зажиточную жизнь (что, надо заметить, не оправдалось), и признание
неизбежности жестоких мер, которые позволят избавить народ от гнёта
местных владык.
<Этот демократический инстинкт, - заключил Валишевский, - властно
обнаруживается во всех воплощениях народного слова и раскрывает нам
тайну опричнины, её идею и лёгкость, с которой Грозный навязал её одним
и вызвал сочувствие большинства>.
Если бы опричнина вызвала глубокое возмущение значительной части
населения, то она бы не продержалась, и царь, её организовавший, остался
бы в памяти народной как злодей и кровопийца.
Опричнина была явлением объективным, а не проявлением болезненного
жестокосердия Ивана Грозного. Наивно полагать, что всеевропейский кризис
феодальной системы, крупнейшие социальные перестройки и переоценка
моральных категорий могли бы проходить без серьёзных потрясений и
кровавых конфликтов. Этого не было ни в одной стране.
<Совершенно очевидно, - пишет Р.К.Баландин, - именно нашего Ивана
Грозного как представителя той эпохи, в которую ему довелось
царствовать, можно с полным основанием поставить в пример западным
правителям. И Русская православная церковь, и русский народ в те трудные
времена (да и потом тоже) проявляли несравненно больше человеколюбия,
чем западная христианская церковь и западноевропейские народы,
основатели крупных держав>.
Представители Западной Европы и Америки привычно замалчивают свои
недостатки и преступления, оправдывая их <исторической необходимостью>.
Россию они судят с иных позиций и по высокой шкале. Кстати, такой
двойной стандарт делает нам <честь>: в ином случае их страны и государи
будут выглядеть скверно.
Труднее понять отечественных радетелей за <демократию и прогресс>,
несправедливо чернящих прошлое своей родины. К примеру, в сборнике
биографий <Всё обо всех> (Центр гуманитарных исследований наук при
факультете журналистики МГУ, 1996) сказано: <Иван Грозный оставил по
себе недобрую память, несмотря на то, что при нём положение России
укрепилось, а границы её расширились>.
Не в этом ли главная причина очернения образа первого царя всея Руси?
Ведь приведённую фразу вполне можно истолковать так: Иван Грозный
оставил по себе недобрую память у врагов и недоброжелателей России
именно потому, что при нём положение страны укрепилось, а границы её
расширились.
Правители - будь то Иоанн Грозный или Иосиф Сталин - приходят и уходят,
а страна и народ остаются. Поэтому, целясь в прошлое, весьма точно
попадают в настоящее, в современных людей и ту страну, которая и ныне
называется Россией. Ведь без прошлого нет настоящего. А значит, оставим
за врагами сомнительную привилегию очернять нас и нашу историю. Кто
позаботится о чести и достоинстве Отечества, если не мы?