От IGA Ответить на сообщение
К И.Т. Ответить по почте
Дата 12.04.2006 17:27:13 Найти в дереве
Рубрики Прочее; Россия-СССР; Версия для печати

"...биение пульса хорватского народа"

"Очень тяжелый материал. Но прочесть надо обязательно".

http://community.livejournal.com/yugo_ru/328304.html
<<<
Архиепископ Алоизий Степинац – преступник или святой?
(персонально ЖЖ-юзерам [info]kassidi, [info]arnaut_katalan, [info]kurt_bielarus и [info]morreth).

По следам одной дискуссии:
http://kassidi.livejournal.com/38810.html?thread=218522#t218522

http://arnaut-katalan.livejournal.com/336375.html

Около двух недель назад в ЖЖ началась было, но быстро заглохла дискуссия о роли Католической Церкви и лично Архиепископа Загреба Алоизия Степинаца в геноциде сербов, евреев и цыган на территории Хорватии в годы Второй Мiровой войны. Не претендуя на истину в последней инстанции и ни в коем случае не стремясь к нагнетанию и без того возбуждённых страстей, я, тем не менее, полагаю, что тема заслуживает того, чтобы к ней вернуться. Во-первых, ложь – мистическая категория: накапливаясь и откладываясь в умах поколений, всё дальше отстоящих от описываемых событий, она имеет свойство изменять сознание и наносить отсроченный удар – та кровавая баня, в которую уже больше десяти лет погружены Балканы, тому подтверждение. Но и правда способна на многое. Народная пословица, которую любит повторять А.И.Солженицын, – "слово правды – весь мiр перетянет". Обнародуя приводимые ниже документальные свидетельства, я надеюсь, во-первых, внести толику ясности и объективности, в крайне болезненный вопрос взаимоотношений католиков и православных в Югославии, а во-вторых, – перевести разговор из русла взаимных обвинений, часто основывающихся на недоразумениях, в историческую перспективу, дающую нам счастливую возможность НЕ СУДИТЬ.

Напомню вопросы, возникшие в процессе дискуссии.
1. Был ли Католицизм частью идеологии усташей?
2. Какова была позиция Католической Церкви и, в частности, архиепископа Степинаца в отношении зверств, творимых усташами?
3. Возможно ли было спасение евреев и сербов путём перехода в католицизм?
4. И наконец: можно ли привести арх.Степинаца в качестве примера достойного поведения перед лицом безбожной (как бы она себя ни представляла) власти, и можно ли его противопоставить, таким образом, "соглашательской" позиции православного священноначалия по отношению к Советской власти, начиная с определённого момента ("ваши радости – наши радости")?

Итак. Алоизий Степинац стал архиепископом Загреба в 1937 году и оставался им до конца 1946 года, когда был привлечён к суду по обвинению в тесном сотрудничестве с режимом Анте Павелича. Для того, чтобы понять, что это был за режим, каковы были его идеологические установки и цели (и прав ли был [info]arnaut_katalan, называя суждение [info]kassidi "цинизмом") вернёмся в апрель 1941 года, когда, ещё до нападения на Советский Союз, Югославия была атакована соединёнными силами гитлеровской коалиции. Произошло это после того, как, в ответ на подписание югославским правительством пакта со странами "Оси" 25 марта 1941 года в Белграде разразилось самоубийственное восстание, приведшее к власти правительство пробритански настроенного генерала Симовича, продержавшееся меньше месяца: 6 апреля 1941 года Белград подвергся варварской бомбардировке, страна была оккупирована немцами и их союзниками и 17 апреля была подписана капитуляция. Накануне этого дня было провозглашено "Независимое Хорватское Государство" во главе с Анте Павеличем, принявшим звание "поглавника" (аналог "фюрера"). Дабы не пускаться в пространные биографические экскурсы и не нагромождать описаний ужасов, впечатлявших даже видавших виды немецких офицеров, приведу лишь один пример, живописующий натуру самого "поглавника" Павелича. В книге с характерным названием "Капут" известный итальянский писатель Курцио Малапарте описывает свою встречу с Павеличем следующим образом. "Хорватский народ, – сказал Анте Павелич, – желает доброй и справедливой власти. Я – дам ему такую власть". Пока он говорил, я заметил на столе Поглавника плетёную корзину. Крышка была приоткрыта, и корзина казалась наполненной мидиями или извлечёнными из раковин устрицами – как их иногда выставляют в витрине магазина "Фортнум и Нейзон" на Пиккадилли в Лондоне. Казертано взглянул на меня и подмигнул: "Хотите садок устриц?" "Это устрицы из Далмации?" – спросил я Поглавника. Анте Павелич снял крышку и моему взгляду предстали "мидии", некая скользкая желеобразная масса. Тогда, улыбнувшись своею усталой добродушной улыбкой, он сказал мне: "Это подарок от моих верных усташей. Сорок фунтов человеческих глаз".

* * *

1. Немедленно после прихода к власти усташей Степинац приветствовал создание Независимого Хорватского Государства в экзальтированных выражениях, не сопоставимых со злосчастной Декларацией митрополита Сергия (Страгородского), прежде всего, в искренности тона. "Исполнение вековой мечты хорватского народа о независимости", "триумф Католической веры" и "Божья длань" поминаются там столь обильно и эмоционально, что цитировать нет никакой возможности. Желающих отсылаю к чрезвычайно сочувственной по отношению к архиепископу (о причинах сочувствия – ниже) книге Stella Alexander "The Triple Myth: A Life of Archbishop Alojzije Stepinac", East European Monographs, Boulder, New York, 1987.
К истории взаимоотношений Степинаца с усташской властью мы ещё вернёмся, а пока попытаемся ответить на первый из предпосланных настоящему очерку вопросов: был ли Католицизм частью идеологии усташей? Иными словами: можно ли назвать Хорватию Павелича клерикально-фашистским государством? Ответ будет однозначно положительным. Одним из первых принятых новой властью был закон, каравший смертной казнью за аборт, 30-дневным тюремным заключением за богохульство, а также разного рода наказаниями – крестьян, работавших в поле по воскресеньям. Официальный орган епископата, Katolički List, контролировавшийся Степинацем, горячо одобрил эти и подобные им нововведения (см. Alexander, цит. раб., стр. 69), хотя, к чести последнего, нельзя обойти вниманием и тот факт, что на введённые тогда же расовые законы в отношении евреев он ответил немедленным (хотя и не публичным) протестом, направив ряд писем министру внутренних дел Артуковичу, в которых настаивал, в частности, на лояльном отношении властей к принявшим католичество и состоявшим в смешанных браках евреям (Alexander, там же).
Особая роль в нагнетании атмосферы террора и подозрительности, в духе испанской инквизиции времён Торквемады, принадлежала католической прессе, в частности, уже упоминавшейся газете Katolički List. Так, в январе 1940 года, то есть, ещё до прихода к власти усташей, газета приветствовала создание марионеточного пронацистского режима в Словакии в следующих выражениях:

"В современном государстве, ставящем интересы народа выше прочих соображений, Церковь и Государство должны находиться в тесном взаимодействии, во избежание конфликтов и непонимания. Поэтому, в полном соответствии с учением Христа, Католическая Церковь Словакии приложила надлежащие усилия для устроения жизни словацкого народа на новых началах.
Взгляды Д-ра Туки нашли своё выражение в создании народной Словакии, и были одобрены Президентом Республики, Монсиньором Д-ром Йосипом Тиссо. При Национал-Социалистическом режиме в Словакии Церковь преследоваться не будет. Преследованиям будут подвергаться враги национал-социализма".

Ничего удивительного, что та же газета в номере от 21 апреля 1941 года восторженно приветствовала провозглашение Независимого Хорватского Государства:

"Католическая Церковь, духовно окормлявшая хорватский народ в течение 1300 лет лишений, в единении со всем хорватским народом с ликованием встречает момент восстановления его политической независимости...
...с искренней радостью мы присветствуем создание Независимого Хорватского Государства. Наша благодарность обращена, прежде всего, к тем, пожертвовавшим своей жизнью воинам, что, под предводительством Поглавника Д-ра Анте Павелича, проложили путь к провозглашению Независимого Хорватского Государства".

В другой, ещё более радикальной католической газете Katolički Tjednik 25 мая 1941 года была опубликована статья под названием "За что преследуются евреи". Вот отрывок из неё:

"Потомки тех, кто ненавидел Иисуса, кто обрёк Его на смерть, кто распял Его и немедленно начал преследовать Его учеников, виновны в бóльших грехах, нежели те, что лежат на их предках... Дьявол помог им создать социализм и коммунизм... Движение за очищение мiра от евреев – это движение за возрождение человеческого достоинства. Всемогущий и Всеведущий Бог стоит за нашим движением".

Другим, не менее зловещим знаком участия католического духовенства, как низшего, так и некоторых епископов, была практика насильственных обращений, составлявшая основу политики усташей по отношению к некатолическому населению. Как пишет итальянский исследователь Карло Фалькони, "За некоторыми незначительными исключениями, характерной особенностью зверств усташей, отличавшей их от массовых убийств в других странах в течение Второй Мiровой войны, было то, что практически невозможно представить себе карательную экспедицию усташей без участия идущего во главе её и подстрекающего католического священника, обычно, францисканского монаха" (Carlo Falconi, "The Silence of Pius XII", Little, Brown 1965, стр. 298).

Продолжение следует
<<<

http://community.livejournal.com/yugo_ru/328603.html
<<<
Архиепископ Алоизий Степинац – преступник или святой?
Продолжение

Согласно закону от 30 апреля 1941 года, население Независимого Хорватского Государства, включавшего, помимо собственно Хорватии, Боснию и Герцеговину, а также Срем (северо-восточную часть Сербии), было разделено на три категории: собственно католиков-хорват; других граждан (državljani) "арийского" происхождения (то есть, главным образом, немцев) и, наконец, "подданных" (državni pripadnici), включавших всех не-хорват, не-арийцев и не-католиков, то есть, сербов, евреев и цыган. Что характерно, мусульманское население Боснии, вошедшей в состав Независимого Хорватского Государства, гонениям не подвергалось; в том же самом выступлении хорватского министра просвещения Будака, где была недвусмысленно определена участь сербов (см. ниже), боснийские мусульмане объявлялись "братьями и союзниками", а само Независимое Хорватское Государство – страной двух религий – Католицизма и Ислама (с безусловным первенством первого).

Вскоре после этого, 4 июня 1941 года, между правительством Хорватии и германскими оккупационными властями в Сербии было заключено соглашение о депортации сербов из Хорватии в германскую оккупационную зону. Ключевой фигурой в "окончательном решении сербского вопроса" был упомянутый министр культуры и просвещения Миле Будак, заявивший в своём выступлении в Госпиче 22 июля 1941 года:

"Основа движения усташей – религия. Для меньшинств – сербов, евреев, цыган – у нас есть три миллиона пуль. Часть сербов мы уничтожим. Другие будут депортированы, а оставшихся мы заставим принять Римско-Католическую Веру. Таким образом, новая Хорватия будет очищена от сербов и станет на 100% католической страной за 10 лет" (Vladimir Dedijer, "The Yugoslav Auschwitz and Vatican", Prometheus, New York – Freiburg, 1988, стр. 141).

Касательно даты выступления Будака имеются разночтения; по всей вероятности, то была любимая идея министра, и он высказывал её неоднократно, иногда публично, а иногда, как сообщил Стелле Александер современник событий (католик), – в приватных беседах (Alexander, цит. раб., стр. 71, прим.)
Аресты сербов начались в июле и производились, как правило, по ночам. Делалось это в страшной – и целенаправленной – спешке: семьям давали полчаса на сборы, а по прибытии в место назначения зачастую оказывалось, что не осталось и того минимума вещей, что им удалось взять с собой (Alexander, цит. раб., стр. 71). Помимо депортации в германскую оккупационную зону, сербов, евреев и цыган отправляли в концентрационные лагеря, часть из которых была организована за несколько месяцев до принятия соответствующих законов: Даница, Загребацки збор, Дьяково, Тенье, Винковцы, Сремска Митровица, Вуковар, Слано, Метайно, Босански Петровац, Писаровина, Славетич, Драганич, Липик и Крушчица. Лагерь Лоборград специально предназначался для сербских и еврейских женщин и детей (Krinka Petrov, "The Jasenovac Death Camp and the Jews: Reality and Revisionism", Jews in Eastern Europe, 3(37), cтр. 41). Впоследствии, бóльшая часть ещё остававшихся к тому времени в живых узников мелких концлагерей была отправлена либо в Освенцим, либо в не менее страшный хорватский лагерь Ясеновац, занимавший площадь в 200 кв. км. (Petrov, цит. раб., стр. 42). При этом шансов остаться в живых у депортированных (если, разумеется, они были не евреями, а сербами) было больше в том случае, если им удавалось избежать концлагеря и попасть в немецкую, а ещё лучше – итальянскую зону оккупации (к роли итальянцев мы ещё вернёмся). После того, как первая волна депортаций была приостановлена по просьбе германского командования, движимые ужасом сербы продолжали, на свой страх и риск, переходить границу. По оценке Сербской Православной Церкви, к 1943 году около 300 000 сербов (в том числе 334 из 577 православных священников из Хорватии и Боснии) нашли убежище на территории Сербии Alexander, цит. раб., стр. 73).

* * *

Характерной особенностью хорватских лагерей смерти, отличавшей их, в частности, от немецких, стремившихся к максимальной "эффективности" и механизации процесса уничтожения, была вопиющая, не поддающаяся адекватному описанию садистская жестокость усташей. Как пишет немецкий исследователь Карлхайнц Дешнер,

"Обычны были массовые казни, при которых жертвам перерезали горло, иногда четвертовали, а куски человеческих тел выставляли в мясных лавках с надписью: "человечина". Расправы затмевали своей жестокостью злодеяния немецких палачей. Излюбленным развлечением усташей были пытки с ночными оргиями; они загоняли раскалённые иглы под ногти заключённым, сыпали в открытые раны соль, отрезали все мыслимые части тела и устраивали соревнования по перерезанию горла у жертв. Они сжигали церкви, куда перед этим сгоняли людей, сажали на кол детей..., любили отрезать носы и уши и выкалывать глаза. Итальянцы сфотографировали усташа, на шее которого висело две гирлянды из человеческих языков и глаз" (Karlheinz Deschner, "With God and Führer", Cologne, 1988, стр. 282).

* * *

2. Что касается архиепископа Степинаца, то нельзя не признать, что, опомнившись от восторженных приветствий новой власти, он очень быстро пришёл в смятение: методы насаждения католичества, практиковавшиеся усташами, способны были свести с ума любого более или менее нормального человека, будь он католик, православный или буддист. Тем не менее, с первого до последнего дня существования Независимого Хорватского Государства, архиепископ Степинац последовательно выступал за "католизацию" страны путём обращения некатоликов, протестуя лишь против массовых переходов в католичество под дулом автомата и смешивания религиозной политики с расовой. Так, в письме Артуковичу от 30 мая 1941 года, он настаивает на уравнении крещёных (то есть, принявших католичество) евреев в правах с "арийцами":

"Статус католиков-неарийцев, обладающих качествами арийцев, не должен отличаться от статуса арийцев, причём люди, доказавшие свою полную приверженность хорватскому народу, не должны ущемляться в психологическом и социальном смысле. Что касается тех католиков неарийского происхождения, которые, несмотря на официальную смену вероисповедания, недостаточным образом демонстрируют качества, присущие арийцам, как в поведении, так и в общественной позиции, прошу Вас обращаться с ними иначе, нежели с арийцами-нехристианами (по-видимому, имеются в виду сербы, Д.Б.)" (см. Alexander, цит. раб., стр. 70).

Другим объектом заботы архиепископа были евреи и еврейки, состоявшие в смешанных браках с хорватами. В мае 1942 года епископ Ашамович из Дьяково направил ему копию письма нескольких католичек, чьи мужья были крещёными евреями, с обращением к властям не расторгать их браки и просьбой о вмешательстве архиепископа; аналогичное письмо было направлено группой католиков в защиту их крещёных жён. По-видимому, в обоих случаях вмешательство Степинаца возымело успех, и состоявших в смешанных браках крещёных евреев и евреек оставили в покое (Alexander, там же).
К чести архиепископа Степинаца, нельзя не отметить того, что с самого начала депортаций он настаивал на том, чтобы а) депортированным семьям была дана возможность взять с собою всё необходимое; b) для перевозок, особенно, на большие расстояния, не использовались "телячьи вагоны"; с) было обеспечено питание депортируемых; d) больным оказывалась медицинская помощь и е) депортируемым разрешалось брать с собой еду и общаться с близкими (Alexander, цит. раб., стр. 72). Характерно при этом, что сам факт необходимости "принимаемых мер" сомнению не подвергался. Так, в письме Павеличу от 21 июля 1941 года (то есть, практически сразу после начала депортаций) архиепископ пишет:

"Я убеждён, что все эти злоупотребления происходили без Вашего ведома, а у других не хватило духу сообщить Вам о них; тем более, мой долг сделать это самому. Из разных мест доходят до меня вести о негуманном и жестоком обращении с неарийцами в процессе транспортировки и в самих лагерях; хуже того, ни дети, ни старики, ни больные не избегают общей участи. Мне стало известно, что среди недавно депортированных имеются новообращённые католики – тем более, мой долг проявить заботу о них. Позвольте сделать мне общий вывод: принимаемые меры имели бы больший успех, если бы осуществлялись более гуманными и продуманными методами, учитывая, что каждый человек есть образ Божий. Гуманное и христианское отношение должно было быть проявлено, в первую очередь, к немощным старикам, невинным детям и больным" (Alexander, цит. раб., стр. 71-72).

Продолжение следует
<<<

http://community.livejournal.com/yugo_ru/330815.html
<<<
Архиепископ Алоизий Степинац – преступник или святой?
Продолжение

Однако, по мере того, как объём совершавшихся ужасов стал превышать и без того чрезвычайно повысившийся порог чувствительности современников, письма архиепископа лично "поглавнику" и его министрам стали приобретать всё более резкий тон. Стиль их оставался предельно учтивым, и все они, так или иначе, исходили из "презумпции невиновности" главного виновника массовых убийств, приобретавших поражавший воображение размах. Однако, сам факт настойчивых обращений Степинаца и других высокопоставленных деятелей Церкви к светским властям Независимого Хорватского Государства стал вызывать у "поглавника" всё большее раздражение. Не получив ответа на цитированное выше письмо, Степинац отправил к Павеличу каноника д-ра Павао Лончара с целью устно довести до сводения "поглавника" позицию архиепископа касательно насильственных обращений и экзекуций. В результате Лончар был арестован, судим и приговорён к смерти за оскорбление Павелича и анти-усташистские заявления. Лишь в результате личного вмешательства папского нунция Марконе смертный приговор Лончару был "милостиво" заменён двадцатью годами тюрьмы (Alexander, цит. раб., стр. 72).
3. Ни в коей мере не желая преуменьшить чисто человеческого сочувствия к жертвам, проявленного Степинацем и некоторыми другими иерархами Католической Церкви Хорватии, значительную роль в их протестах играли обстоятельства иного порядка: во-первых, будучи истовым католиком и далеко не глупым человеком, Степинац не мог не понимать, что "обращение", совершённое под дулом автомата, недорого стоит. Во-вторых, сама политика "католизации" Хорватии с самого начала носила своеобразно дискриминационный характер: насильственному "обращению", дававшему возможность выжить в новых условиях, подвергались лишь крестьяне и малоимущие слои населения – образованные сербы были лишены и этой возможности. Те из них, что приняли католичество в надежде спастись, в конечном счёте, не избежали общей участи (Alexander, цит. раб., стр. 75). Тем более это касалось евреев, к каким бы слоям общества они ни принадлежали: за каждого еврея, депортированного из Хорватии в немецкие лагеря уничтожения, правительство Павелича выплачивало Германии контрибуцию (!, Д.Б.) в благодарность за "помощь в окончательном решении еврейского вопроса в Хорватии" (Raul Hilberg, "The Destruction of the European Jews", New York and London, 1985, т. 2, стр. 717; Petrov, цит. раб., стр. 43).
Подобная политика не могла найти у католического епископата поддержки, оказанной им самой идее массового обращения "схизматиков" и евреев в католичество. Если с самого начала Католическая Церковь и сам Степинац действовали в полном согласии с властью, всячески приветствуя массовый переход сербов в католичество (и лишь время от времени протестуя против варварских методов его "поощрения"), то очень быстро они осознали, что целью Павелича было не столько "торжество Католицизма", сколько своеобразный "цезарепапизм", государственное устройство, при котором он, "поглавник", а не назначенный Ватиканом неврастеник, возглавлял бы и государство, и самоё Церковь. Среди епископата произошло расслоение: если такие предстоятели, как епископ Лах, католический архиепископ Белграда Уйчич и, с известными оговорками, сам Степинац, стремились, не входя в прямой конфликт с властью, предотвратить происходивший на их глазах геноцид, то некоторые другие деятели Церкви, активно поддерживавшие режим Павелича (такие как преподобный Радослав Главаш, францисканец, возглавлявший религиозный отдел Министерства Юстиции, архиепископ Сараева Шарич или доктор богословия Иво Губерина, глава организации Католическое Дело и офицер личной гвардии Павелича) несли прямую ответственность за геноцид религиозных меньшинств. В статье, опубликованной в официозе Hrvatska smotra (Загреб, №7-10/1943) Губерина писал:

"Некоторые элементы в Хорватии, которые в период существования Югославии ставили своей целью подорвать жизненные силы национального организма Хорватии и, в частности, лишить его способности выполнить роль, возложенную на него Провидением – форпоста Католицизма перед натиском с Востока, – остались паразитировать на теле Хорватии и после падения Югославии, ни на йоту не изменив своих антихорватских позиций. Естественное право Хорватского Государства и народа Хорватии излечить свой организм от этого яда. Движение Усташей приняло на себя эту задачу. Оно использует методы, которые использовал бы любой лечащий врач: когда необходимо, больного приходится оперировать.
Движение Усташей предпочло бы спокойную и добровольную ассимиляцию этих инородческих и враждебных элементов, либо полное выведение яда из организма (то есть, переселение их на историческую родину). Однако, в тех случаях, когда подобные элементы не могут быть ассимилированы, но предпочитают оставаться в организме и разрушать его изнутри, будучи "пятой колонной", или, хуже того, ведя вооружённую борьбу, – они противопоставляют себя всем принципам католической морали, и Хорватское Государство имеет право искоренять своих врагов мечом... Защищаться от таких врагов... следует превентивно, не дожидаясь момента нападения... Хорватским католикам пришло время доказать свою приверженность Господу... Религиозный долг каждого католика – поддержать Движение Усташей... Церковь с радостью приветствует сознательное участие прихожан в Движении, которое, благодаря своим традициям и лидерству, а главное, в силу самой своей программы, стремится к созданию таких социальных и политических условий, при которых Церковь могла бы свободно выполнять свою миссию" (Dedijer, цит. раб., стр. 136-138).

* * *

Как водится в подобных случаях, сведения о зверствах и массовых убийствах, носившие поначалу характер слухов, передававшихся из уст в уста, и оттого не воспринимавшиеся многими всерьёз, постепенно приобрели достоверность свершившегося факта. Усташи вырезали сербские деревни, не щадя никого, в том числе, новообращённых "католиков". Символом геноцида стала деревня Глина, где 120 000 человек были забиты дубинами (Alexander, цит. раб., стр. 73). Степинац немедленно (14 мая 1941 года) отправил Павеличу письмо с выражением протеста, но было уже поздно (Alexander, цит. раб., стр. 77). За православным духовенством велась настоящая охота: зверски замучены были Епископ Платон из Баня Луки (Босния) и и о. Душан Йованович, которым отрезали бороды тупым ножом, выкололи глаза, отрезали носы и уши, после чего развели костры на груди. Их обезображенные трупы, вместе с телами других замученных священников были сброшены в реку Врбаня. Епископ Савва (Трляич) был арестован 13 июня 1941 и подвергался непрестанным избиениям вместе с другими священниками. Крики избиваемых заглушались записанным на фонограф католическим песнопением "Quicumque enim in Christo baptizati estis Christum induistis" ("Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись", Гал. 3:27). В середине августа того же года епископ-исповедник, вместе со многими другими жертвами, был сброшен в пропасть с горы Велебит. В декабре, по просьбе католического архиепископа Белграда Уйчича, Степинац, в сопровождении папского нунция аббата Марконе, лично встретился с Павеличем для выяснения судьбы епископа Саввы, которого уже три месяца, как не было в живых. "Поглавник" ответил, что о судьбе епископа ему ничего не известно (Alexander, цит. раб., стр. 73).
Напряжение между Церковью и властями Хорватии постепенно нарастало. Если поначалу Католическая Церковь Хорватии видела в государственной власти, провозгласившей Католицизм основой своей политики, надежду на возрождение христианской Веры и силу, способную противостоять коммунистической угрозе с Востока, то очень быстро стало очевидно, что дело "католизации" страны усташи берут в свои руки, нимало не считаясь с мнением высших церковных иерархов касательно целей и методов провидимых операций. То, что поначалу представлялось Степинацу и его единомышленникам, как своего рода возрождение "доброго старого времени", аналогичное Контрреформации (ср. запись в его дневнике от 28 марта 1941 года: "... хорваты и сербы – два мiра, северный и южный полюса; они никогда не смогут жить бок о бок, кроме как в силу чуда Божьего. Схизма – величайшее проклятие Европы, чуть ли не хуже протестантизма. В ней нет ни морали, ни принципов, ни правды, ни справедливости, ни чести", Dedijer, цит. раб., стр. 142, прилагается факсимильное воспроизведение рукописи Степинаца), на поверку оказалось не более, чем нацизмом, замаскированным псевдо-христианской риторикой. Если говорить совсем грубо и откровенно, то Церковь надеялась использовать усташей, а на деле усташи использовали её.
Между тем, сведения о том, что в массовых убийствах сербов, евреев и цыган участвуют католические священники, стали стекаться отовсюду – не только из заведомо "клеветнических" (то есть, коммунистических), но также из итальянских и британских источников и даже из самого Ватикана. Кардинал Тиссеран сетовал д-ру Русиновичу, неофициальному представителю Хорватии в Ватикане, на преступления, творимые францисканскими монахами в Боснии и Герцеговине, упомянув, в частности, о.Шимича из Книна, принимавшего личное участие в расправах над сербами; выходившая в Болонье газета Resto del Carlino (номер от 18 сентября 1941 года) опубликовала свидетельские показания, собранные д-ром Коррадо Дзоли из Итальянского Географического Общества, а английский писатель Ивлин Во (сам католик), служивший в Хорватии в годы Войны, сообщал бригадному генералу Маклину, что "...головорез в униформе усташа, по имени Майстрович, совершавший чудовищные жестокости по отношению к заключённым печально известного концлагеря Ясеновац, был опознан как бывший монах, о.Филипович. Тогда же другой священник, о.Брклячич служил офицером у усташей. О.Боянович занимал пост префекта Госпича (где находился другой, менее известный концлагерь, Д.Б.) и принимал личное участие в истреблении православных крестьян" (Alexander, цит. раб., стр. 76).

Окончание следует
<<<

http://community.livejournal.com/yugo_ru/332493.html
<<<
Архиепископ Алоизий Степинац – преступник или святой?
Окончание

По мере того, как Степинацу становилось ясно, что его используют в качестве прикрытия преступлений, чудовищнейших даже по балканским масштабам (сербам, полностью освободившимся от турецкого ига лишь за семьдесят с небольшим лет до немецко-хорватской оккупации, было с чем сравнивать), его отношение к власти, сохраняя все внешние атрибуты лояльности, становилось всё более враждебным. Если по окончании очередной конференции епископов 26 июня 1941 года Степинац обратился к Павеличу с выражением "полной лояльности и искреннего стремления к дальнейшему сотрудничеству на благо родины и т. д. и т. п.", то по окончании следующего съезда епископата (17-20 ноября того же года), оказавшегося последним вплоть до марта 1945 года, было составлено два письма (за подписью участников съезда во главе со Степинацем) – Папе Пию ХII и "поглавнику" Павеличу – с выражением протеста Католической Церкви Хорватии по поводу вмешательства светской власти в дело обращения инославных и иноверцев, которому, "согласно Божьему Закону и каноническим установлениям" надлежит оставаться исключительной прерогативой Церкви (Alexander, цит. раб., стр. 78). В обоих письмах содержались описания массовых убийств "схизматиков" (многие из которых к этому времени уже приняли католичество), но ответственность за все эти преступления возлагалась на предводителей усташских отрядов, тогда как самому Павеличу, по-прежнему не предъявлялось никаких претензий: "Никто не может отрицать того, – писал Степинац, – что все эти чудовищные проявления жестокости имели место, так как Вы сами, Поглавник, публично осудили действия усташей и велели наказать преступников. Ваши усилия по обеспечению порядка и правосудия в стране достойны всяческого одобрения" (Alexander, цит. раб., стр. 81).
Тем не менее, "поглавник" был в бешенстве. Министр иностранных дел Италии Чиано записал в своём дневнике, что в конце 1941 года Павелич говорил ему, что "...низшее католическое духовенство сохраняет полную лояльность по отношению к нам, тогда как к высшим слоям иерархии это относится в гораздо меньшей степени. Некоторые епископы проявляют откровенную враждебность". Несколькими месяцами ранее то же самое он говорил Риббентропу (Alexander, цит. раб., стр. 82). Одно время Павелич даже подумывал о том, чтобы арестовать Степинаца, но, удостоверившись в полной поддержке архиепископа со стороны Ватикана, решил его "приручить". В январе 1942 года, с благословения Святейшего Престола, Степинаца назначают военным викарием, то есть, главою военного духовенства – введённой Павеличем институции, призванной поднимать боевой дух армии и "духовно окормлять" рядовых усташей и офицеров (Dedijer, цит. раб., стр. 133). В этом качестве Степинац пребудет до конца Войны. Время от времени он будет писать "поглавнику" письма в защиту осуждённых или – чаще – безымянных жертв, но, чаще всего, без особого успеха. Первое из подобных обращений датируется мартом 1942 года, бóльшая же часть – 1943-45 годами (Richard Patee, "The Case of Cardinal Archbishop Stepinac", Bruce, 1953, стр. 306-340). Отношения между архиепископом и диктатором улучшились до такой степени, что в конце Войны, покидая страну под прикрытием Ватикана, Павелич просил Степинаца возглавить будущее правительство, и, хотя это предложение архиепископ отклонил, он, всё же, согласился на роль хранителя правительственных архивов и части золота, реквизированного усташами у отправленных в лагеря смерти, а также награбленного в разорённых православных храмах и монастырях. Дело католического прозелитизма также оставалось предметом неусыпных забот архиепископа; к этому времени относится и наиболее часто вменяемый ему в заслугу разосланный по епархиям секретный циркуляр следующего содержания:
"Когда к вам придут люди иудейского или православного вероисповедания, находящиеся в смертельной опасности и желающие перейти в Католицизм, примите их и спасите человеческие жизни. Не требуйте от них никаких особых познаний в делах веры, ибо православные – христиане, как и мы, а из иудейской веры ведёт происхождение само Христианство. Роль и задача христианина, в первую очередь, – спасение людей. Когда пройдёт время безумия и варварства, те, что обратятся из убеждения, останутся в нашей Церкви, тогда как другие, когда минует опасность, вернутся в свою" (Alexander, цит. раб., стр. 85).
Таким образом, стремясь, как мы уже видели, свести к минимуму проявления насилия и запугивания при массовых обращениях, Степинац, однако, весьма ревностно относился к идее превращения Хорватии в чисто католическую страну. Нетрудно поэтому понять гнев Степинаца, когда из письма мостарского епископа Мишича он узнал о депутации сербов, направленной к Муссолини с просьбой о реоккупации Боснии и Герцеговины, переданной до этого Хорватии (Alexander, цит. раб., стр. 81). В ответном письме Степинац пишет:

"Итальянцы вернулись и восстановили гражданскую и военную власть. Немедленно ожили схизматические общины, а православные священники, до сих пор скрывавшиеся, появились снова и чувствуют себя свободно. По-видимому, итальянцы более расположены к сербам, нежели к католикам" (Falconi, цит. раб., стр. 320).

Письмо аналогичного содержания было направлено итальянскому консулу в Загреб:
"... на части территории Хорватии, аннексированной Италией, наблюдается упадок религиозной жизни, а также заметный сдвиг от Католицизма к схизме. Если эта, наиболее католическая, часть Хорватии, перестанет быть таковою, вся вина и ответственность перед Богом и историей ляжет на католическую Италию. Религиозный аспект проблемы заставляет меня говорить в открытых и ясных выражениях, поскольку я несу ответственность за религиозную жизнь в Хорватии" (Falconi, там же).
Следует признать, что основания для беспокойства у архиепископа были: итальянцы, от высокопоставленных чиновников Министерства иностранных дел до офицеров и рядовых солдат, делали всё возможное, чтобы жизнь на контролировавшихся ими территориях вошла в более или менее мирное русло. "Бежать к итальянцам" означало спастись духовно и физически – как для серба, так и для еврея. Возникла парадоксальная ситуация – ближайшая союзница Германии, фашистская Италия – делала всё возможное для защиты преследуемых и гонимых, когда они оказывались на контролируемых итальянскими войсками территориях (Греция, Далматское побережье и часть Южной Франции). Если другие союзники Германии – такие, как, например, Болгария, восставая против депортации "своих" евреев (за все годы Войны Германии не был выдан ни один еврей – гражданин Болгарии), не имели ничего против уничтожения евреев оккупированных ими территорий (та же Болгария без звука выдала Гитлеру евреев Фракии и Македонии). Итальянские же оккупационные власти брали под свою защиту всех, независимо от гражданства и происхождения. Делалось это в характерном итальянском стиле – с активным использованием бюрократической волокиты, туманно сформулированных приказов, отсутствие реакции начальства на их невыполнение и т. д. Как пишет историк Сьюзан Дзуккотти, "если бы речь шла о чём-либо менее серьёзном, а ставки не были бы столь отчаянно высоки, вся эта история выглядела бы комически: одураченные немцы, как всегда, решили бы, что итальянцы – отъявленные лжецы и бездарные администраторы. Но на кону были тысячи жизней, а игра шла смертельная и бескомпромиссная" (Susan Zuccotti, "The Italians and the Holocaust", Basic Books, New York, 1987, стр. 75).
К сербам итальянцы также благоволили значительно больше, нежели к своим формальным союзникам – усташам. "Итальянские войска, расквартированные в НГХ, вообще снабжали сербских повстанцев — четников оружием и амуницией, как это было в случае с четнической Динарской дивизией, командиром которой был православный священник Момчило Джуич. Всю войну через границу с Италией, открытой для беженцев из НГХ, тянулись вереницы сербских беженцев" (И.В.Горячев, "Хорватская Православная Церковь в годы Второй Мировой войны", http://www.rusoir.ru/print/02/109/index.html). Обеспокоенность Степинаца подобным положением вещей объяснялась, разумеется не садизмом или изуверской жестокостью, но лишь заботой об увеличении доли католиков в населении Хорватии: как мы видели выше, жестокую политику властей в этом вопросе он считал стратегической ошибкой. По-видимому, не без его влияния, начиная с 1942 года, политика Хорватии в отношении сербов приобретает более утончённый характер: в речи, произнесённой в Саборе 28 февраля 1942 года Павелич заявляет, что не имеет ничего против Православия, как такового; однако, покольку Сербская Православная Церковь была неразрывно связано с югославским государством, ей не может быть место в новой Хорватии, православное население которой должно составить новую национальную "Хорватскую Православную Церковь" (Alexander, цит. раб., стр. 68, прим.). Таким образом, на смену простому физическому уничтожению пришла более традиционная для католичества тактика церковной унии: была извлечена из нафталина старая (1904 года) идея создания особой "хорватской православной церкви", не связанной со "схизматическими" восточными церквами, то есть, попросту говоря, униатской. Возглавить эту раскольническую общину, куда должны были войти уцелевшие от физического геноцида сербы, согласился один из старейших иерархов Русской Православной Церкви Заграницей – архиепископ Гермоген (бывший владыка Екатеринославский и Новомосковский), 8 июня 1942 года возведённый в церкви Св. Преображенья в Загребе в сан митрополита и принесший клятву верности НГХ и Анте Павеличу. Как пишет И.В.Горячев, "Посол НГХ в Риме, Никола Рушинович писал, что создание новой церкви воспринято в Ватикане весьма положительно, что Святой Престол считает создание ХПЦ наиболее драгоценным даром из всех, что Хорватия могла преподнести католицизму. Но там же Рушинович пишет и об оппозиции: кардинал Тиссеран не признал раскольничью церковь и заявил, что немцы создали ХПЦ после того, как сами же вместе с хорватами уничтожили 350 тысяч сербов и всех сербских священнослужителей" (Горячев, там же). К чести иерархов всех Восточных Церквей (включая и Русскую Зарубежную), католический кардинал был не одинок в своей верности канонам: никто из них не признал раскольничьего образования, а приходы новосозданной "церкви" влачили жалкое существование до конца Войны, когда "митрополит" Гермоген и женатый сараевский "епископ" Спиридон Мифка (перешедший в Православие хорват, в своё время уволенный из семинарии за воровство) были казнены партизанами (Alexander, цит. раб., стр. 68, прим.; Горячев, там же).
Эпилог
Как известно, Степинац был арестован правительством Тито лишь осенью 1946 года. Этому, вполне логичному завершению его служения в качестве архиепископа Загреба и фактического главы хорватского Католического епископата, предшествовал абсурдный межеумочный период, когда, будучи открытым и непримиримым врагом новой власти, призывавшим (видимо, в припадке безумия) западные державы сбросить на Белград атомную бомбу и поддерживавшим связи с усташским подпольем ("крижарами", то есть, "крестоносцами"), Степинац оставался в Загребе. Власти Югославии предлагали Ватикану его отозвать, но Святейший Престол отказался принять "милостыню" от коммунистов, и, в конце концов, Степинац был арестован и предстал перед судом. На заседаниях присутствовали корреспонденты всех мiровых информационных агентств; кроме того, во избежание обвинений в предвзятости, все судьи были католиками (Dedijer, цит. раб., стр. 425). Тем не менее, по мнению многих, в том числе, многократно цитировавшегося выше биографа Степинаца С.Александер, предвзятости избежать не удалось: 11 октября 1946 года архиепископ был осуждён на 16 лет лагерей, из которых, благодаря вмешательству мобилизованных Ватиканом общественных сил – от президента США до ООН – отсидел лишь пять, после чего ему было позволено покинуть страну и переехать в Ватикан, где 12 января 1953 года он был возведён в сан кардинала. В том же году ему была диагностирована полицитемия, а ещё через семь лет кардинал Степинац мирно скончался от тромбоза. Естественный характер кончины не помешал Святейшему Престолу признать его "мучеником", пострадавшим от безбожной власти и, в конечном счёте, умершем, вследствие тяжёлых условий содержания в лагере.
14 февраля 1992 года хорватский парламент реабилитировал Степинаца, а 3 октября 1998 года кардинал был беатифицирован, то есть, провозглашён "блаженным" (шаг, предшедствующий причислению к лику святых в Католической Церкви).
В промежутке между этими двумя датами, а именно в августе 1995 года, в результате крупнейшей со времён Второй Мiровой войны военной операции на территории Европы, хорватской армией была ликвидирована Республика Сербская Крайна, в результате чего погибло 14 000 только гражданских лиц, а полмиллиона сербов покинули свои дома и были вынуждены бежать в Сербию и сербскую часть Боснии (И.С.Плеханов, "Падение Р.С.К.", http://artofwar.ru/p/plehanow_i_s/padeniersk.shtml).
Братья-католики!
Я никого не осуждаю. Я только прошу вас, ответь те мне на один вопрос: кто по-вашему больше христианин и больше католик – блаженный Алоизий Степинац, духовно окормлявший независимую Хорватию, или командующий Второй итальянской армией генерал Роатта, сделавший всё мыслимое и немыслимое для физического спасения людей, оказавшихся на вверенной ему территории, многократно рисковавший попасть под трибунал за невыполнение личного приказа дуче и на аудиенции с ним заявивший ему в лицо, что выдача евреев немцам и хорватам "несовместима с честью итальянской армии"?

Приложение
" Религиозный аспект проблемы заставляет меня говорить в открытых и ясных выражениях, поскольку я несу ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за религиозную жизнь в Хорватии" (Степинац – итальянскому консулу, см. выше).
Из стенограммы суда над архиепископом Алоизием Степинацем:
Председатель: Обвиняемый Степинац, Вам известно число православных, перешедших в Католичество за время оккупации?
Степинац: Нет, мне не известно.
Председатель: Вам известно, что было определённое число случаев перехода в Католичество?
Степинац: Я не знаю, как часто это происходило.
Председатель: Но Вы наверняка знаете, что число это было значительно?
Степинац: Об этом ходили разговоры, но точные цифры мне неизвестны...
Председатель: не казалось ли Вам, что число новообращённых католиков подозрительно велико?
Степинац: Были особые обстоятельства – но главное то, что наша совесть оставалась чиста.
Председатель: Каковы были критерии перехода из другого вероисповедания – неважно какого – в католическое?
Степинац: Я бы предпочёл не развивать эту тему.
Председатель: Основным стимулом должна была бы быть убеждённость в истинности католической веры, не так ли? Неужели Вы, действительно, полагаете, что огромное число сербов, обратившихся в Католичество за четыре года, пока власть была узурпирована Гитлером и Павеличем – а Вы утверждаете, что не получали об этом никаких сведений – в одночасье пришли к убеждению, что католическая вера – единственно истинная?
Степинац: Господин председатель суда, я уже говорил, что не собираюсь оправдываться и отвечать на все эти вопросы. Если Вы полагаете, что я виновен – выносите тот приговор, какой сочтёте справедливым, но моя совесть чиста.
Председатель (обращаясь к подсудимому Лисаку, бывшему начальнику усташской полиции): Я спрашиваю Вас, подсудимый Лисак, чиста ли Ваша совесть в отношении совершённых Вами престулений?
Лисак: Я выполнял свой патриотический долг, и моя совесть чиста.
Председатель (обращаясь к Степинацу): Видите, подсудимый Степинац, совесть Лисака тоже совершенно чиста. Как Вы можете убедиться, понятие "чистой совести" – относительно, и им невозможно оперировать, находясь в суде.
Из защитительной речи обвиняемого Степинаца 3 октября 1946 года:
На все обвинения в свой адрес, прозвучавшие здесь, я отвечаю: моя совесть совершенно чиста, даже если это вызывает смех в зале. Я не стану ни оправдываться, ни опротестовывать приговор. За свои убеждения я приму не только издевательства, поношения и унижения, но, поскольку моя совесть чиста, я готов пойти за них на смерть...
Я никогда не был "persona grata" ни для немцев, ни для усташей. Я не был усташем и не присягал им, как меня в том обвиняют ваши чиновники. Хорватский народ выступил за создание хорватского государства, и я был бы чудовищем, если бы не чувствовал биение пульса хорватского народа, пребывавшего в рабском состоянии в бывшей Югославии. Ещё раз повторю: для хорвата было невозможно продвижение по службе в армии или дипломатическая карьера, если он не менял вероисповедания или не вступал в брак с женщиной иной веры...
То, что я сказал о праве хорватского народа на свободу и независимость, полностью соответствует фундаментальным принципам Ялтинских соглашений и Атлантической Хартии. Каждый народ имеет право на самоопределение – почему лишь хорватский народ должен быть его лишён?..
В заключение я хочу сказать о коммунистической партии, моём главном обвинителе. Всякий, кто считает, что мы придерживаемся своих позиций, исходя из соображений материального порядка, ошибается... Мы совершенно не возражаем против того, чтобы рабочим было предоставлено больше прав, так как это полностью соответствует папской энциклике. Мы также не имеем ничего против справедливых реформ. Но приверженцы коммунизма должны позволить нам исповедовать нашу веру и распространять наше учение, подобно тому, как им позволено проповедовать материализм. Католики умирали за эти права и они готовы и впредь принимать за них мученическую смерть.
Я завершаю свою речь. При наличии капли доброй воли, можно было бы прийти к согласию, но инициатива должна исходить от нынешнего режима! Ни я, ни епископат не уполномочены заключать подобного рода фундаментальных соглашений. Только государственная власть и Святейший Престол могут это сделать. Что же касается суда надо мною, я не нуждаюсь в снисхождении – МОЯ СОВЕСТЬ ЧИСТА!
<<<