Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	06.05.2005 20:21:16
	Рубрики	Прочее; Ссылки; Тексты;

Кому нужен образ врага? Дискуссия в "ЛГ" (*+)

http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg172005/Polosy/4_1.htm#1

ДИСКУССИЯ

Кому нужен образ врага?
Упоение подстрекателей
Что с нами происходит? Ещё не закончено расследование покушения на Чубайса, а по стране уже гуляет слух: появились некие Красные
бригады! Они будто бы мстят богачам!.. Откуда у нас такая жажда в ОБРАЗЕ ВРАГА, готовность чуть ли не к гражданской войне? Кто и
зачем подогревает и без того накалённые страсти?
Всмотритесь в газетные полосы и телевизионные передачи: что ни дискуссия, то маячит на странице или телеэкране ОБРАЗ ВРАГА. Один
самодовольный телеведущий просто лоснится от счастья, сталкивая лбами у своего <Барьера> людей, заражённых какой-нибудь фобией -
будь то пещерный национализм или зависть, переходящая в ненависть к благополучно живущему соседу. А как он их мастерски подстрекает,
стравливая! Как радуется каждому удачному укусу этих мнимых дискутантов, публично оскорбляющих друг друга! Не подозревает, бедный,
что тем самым формирует в обществе атмосферу нетерпимости и злобной вражды, которая отнюдь не способствует решению социальных
проблем. И вот на днях этот телеведущий горестно всплеснул руками, комментируя драку, случившуюся в Госдуме. А ведь безобразная
сцена кулачного боя двух депутатов - логическое продолжение его стравливания. Как и удар юного нацбола шахматной доской по голове
Каспарова!
Наша же газетная полемика - это наклеивание смертельно обидных ярлыков, попытка уничтожить соперника, растерев его в пыль. О каком
конструктивном решении проблем тут может идти речь?
Вот я и думаю: может быть, свобода слова это всё-таки зло? А цензура - благо, ибо держит разрушительные инстинкты в узде? Или
низменная природа человека такова, что ему нужен ОБРАЗ ВРАГА - для нормального жизненного тонуса? И если так, то, значит, пусть
каждый творит себе свой персональный кошмар, с которым ведёт увлекательную борьбу?
Единственное, чего я опасаюсь: а не превратим ли мы таким образом всё наше общество в скопище сумасшедших?

Семён САЖИН

Оружие массового поражения
Александр МЕЛИХОВ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Это стихотворение Максимилиана Волошина, датированное 1919 годом, вполне можно было бы использовать в качестве учебного пособия по
созданию образа врага, если бы каждый из нас и без того не обладал этим искусством в совершенстве: Искусством конструирования
фантомов, в которых нет ничего человеческого, по отношению к которым можно упиваться чувством не омрачённой сомнением правоты, не
отравленной состраданием ненависти.

Буржуя не было,
но в нём была
потребность.
Для революции необходим
капиталист,
Чтоб одолеть его
во имя пролетариата...
Его слепили наскоро:
из лавочников, из купцов,
Помещиков, кадет
и акушерок.
Его смешали с кровью
офицеров,
Прожгли, сплавили
в застенках Чрезвычаек:
Из человечьих чувств
ему доступны три:
Страх, жадность, ненависть:

Только фантомы и можно любить беззаветной любовью, ненавидеть безоглядной ненавистью.
Реальный мир трагичен: в нём благие намерения сплошь и рядом порождают ужасные результаты, и, наоборот, борются в нём не добро со
злом, а различные представления о добре. Возможно, именно поэтому даже самые примитивные и самоуверенные люди вспоминают детство. В
детстве мы не знали сомнений. Все, кто был за нас с мамой и папой, были хорошие, а все, кто был против, - плохие.

Сомнения же - можно доказать с цифрами в руках - важнейший фактор роста самоубийств, вся история общественной мысли в огромной
степени есть история бегства от сомнений.
И наше стремление лишить наших врагов малейших признаков чего-либо человеческого есть часть этого вечного массового бегства: враги
должны ни в чём не походить на нас, хороших, они должны приводиться в действие простейшими мотивами: алчностью, властолюбием,
тщеславием:
Во время перестройки нам противостояли партократы, у которых не было идеалов, но были исключительно корпоративные интересы, не
считающиеся с интересами страны; предприниматели же являли собою самую энергичную, изобретательную и - в силу их естественных
интересов - добропорядочную часть общества (<рынок отвергает нечестных>), чуть ли не соль и сахар мироздания. Прошли годы, и вот в
последнем телесериале Брежнев предстаёт человечным и по мере скудеющих сил радеющим за общую колбасу, зато предприниматели, <новые
русские>, преобразились в тупой бессердечный скот.
В какой <лагерь> ни бросишь взгляд - всюду пирует <детвора>, чьи противники мешают ей жить не потому, что обладают другой картиной
мира, но единственно потому, что они русофобы или юдофобы, империалисты или сепаратисты, террористы или кагэбэшники, - каждый
исчерпывается приклеенным ярлыком.

Я же не устаю повторять: разделяют нас не столько наши материальные интересы, сколько наши иллюзии. Это справедливо и для индивидов,
но тысячекратно справедливо для народов и государств.
Иными словами, ущерб нам причиняют реальные люди, реальные корпорации, но ненавидим мы всегда собственные фантомы, порождённые
страхом за своё имущество, за своё здоровье и, самое главное, - за своё достоинство, за воображаемую картину мира, в которой мы
красивы, сильны и даже в каком-то смысле бессмертны.
Образ врага - всегда фантом.
Означает ли это, что если у нас нет врагов, то нет и соперников? Никоим образом - соперников, конкурентов у каждого из нас пруд
пруди. Но в чём я вижу различие между соперником и врагом? Соперник не стремится причинить нам вред, он стремится к собственной
пользе, а наш ущерб возникает уже в качестве побочного эффекта; враг же стремится причинить нам зло без всякой выгоды, а то даже и с
убытком для себя.
Как бы выразиться покороче и поточнее? Может быть, так: в природе вещей врагов нет, есть только соперники - когда лев гонится за
косулей, он не ей желает зла, он желает добра себе; если ему предложить другого мяса, он охотно сохранит жизнь предмету своего
преследования.
Или так: врагов у нас нет, есть только конкуренты; причём конкурентов рождает жизнь, врагов создаём мы сами.
Иногда мы творим их в одностороннем порядке, удовлетворяя какие-то личные психологические потребности: наличие могущественного врага
помогает нам вырасти в собственных глазах; наличие врага позволяет нам списать на него все наши неудачи и т.п. Именно поэтому тысячи
и тысячи индивидов предпочтут враждовать, чтобы только не признаться в своём поражении.
Но чаще мы создаём врагов в сотрудничестве с ними: взаимная ненависть, как и взаимная любовь, требует встречных усилий.
Процесс обычно приблизительно таков: предполагая чью-то враждебность по отношению к нам, мы спешим нанести превентивный удар,
который подтверждает нашему сопернику самые худшие его опасения: он окончательно убеждается, что имеет дело действительно с врагом,
которого и в самом деле следует всемерно ослаблять всевозможными упреждающими ударами. Каждая сторона верит, что нападает другая, а
она только защищается, - так благодаря фантому конкурент и впрямь становится врагом - образ обретает плоть.
И кровь. Увы, ненавидим мы фантомы - ни один реальный человек, ни один реальный народ, ни одна реальная социальная группа не в силах
вызвать такую испепеляющую ненависть, как заслонившие их фантомы, но удары-то мы наносим по реальным объектам, по прототипам, так
сказать.
То есть друг по другу.

Кто виноват?.. Что делать?.. Кто виноват - понятно: виновата человеческая склонность жить фантазиями, та самая склонность, которая
породила всю человеческую культуру и возвела человека на трон царя природы, - та самая склонность, утратив которую, он скатится
обратно в небытие.
Полностью высвободиться из-под власти иллюзий и фантомов не только невозможно, но и смертельно опасно. Но когда фантомы сами
порождают смертельно опасные столкновения, следует идти на попятную. То есть предельно рационализировать конфликты - выявлять
реальные интересы, разделяющие нас с соперниками, и вести борьбу ровно в меру этих реальностей: не начинать войну ценой в три рубля,
если на кону стоит грош, особенно ломаный.
Собственно столкновение реальных интересов почти никогда и не приводит к войнам, в конфликте интересов почти всегда возможен
компромисс - компромисс невозможен лишь при столкновении святынь. Поэтому чем меньше мы будем заниматься сакрализацией материальных
ценностей и амбиций, тем более мягким и безопасным будет становиться мир.

Всё это было бы вполне разумно, если бы не одно важное обстоятельство: реальные интересы не могут сплотить и воодушевить общество,
они гораздо чаще разъединяют, чем объединяют. Подвигнуть на подвиг способны только святыни, то есть наследственные коллективные
иллюзии, грёзы. А потому та сторона, которая разоружится первой, которая сведёт свои страсти к масштабу своего реального ущерба, -
та сторона почти наверняка проиграет.
Как образ врага создаётся совместными усилиями, точно так же совместных усилий требует и его нейтрализация.
Это означает, что разоружиться, демонтировать образ врага должны все одновременно, как это происходит при отказе от некоторых видов
оружия массового поражения.
Иными словами, ведя пропагандистскую войну друг против друга (творя негативный фантом друг друга), стороны обязуются не приписывать
друг другу бескорыстной любви к злу, но трактовать все свои конфликты как конфликты несовпадающих интересов.
При этом изображение предполагаемых целей противника как целей достоверно известных тоже должно быть отнесено к числу запрещённых
приёмов: всякая гипотеза о намерениях должна и преподноситься именно как гипотеза - с непременным перечислением фактов, на которых
она основывается, а также тех источников, откуда добыты перечисленные факты.
Разумеется, газетные и телевизионные кампании невозможно превратить в научные дискуссии, поскольку право на отбор информации есть
одновременно и право на её тенденциозное искажение, равно как свобода слова неизбежно открывает возможность клеветать и разжигать
межнациональную рознь.
Совершенно разделить эти вещи невозможно. И всё-таки предусмотрены судебные процедуры, хоть в какой-то степени защищающие нашу
личную и деловую репутацию от законных посягательств наших конкурентов, даже ещё и не сделавшихся нашими врагами.
Я предлагаю обсудить следующий вопрос: возможна ли международная инстанция, которая защищала бы моральную и деловую репутацию стран
и народов хотя бы в той же степени, в какой обычные суды защищают деловую и моральную репутацию физических и юридических лиц?
Это вовсе не означает, что следует закрывать глаза на их реальные преступления.
Переводить врагов в разряд конкурентов - вот что следовало бы считать целью той пока что не существующей инстанции, которую можно
было бы назвать комиссией по всеобщему и полному демонтажу демонов - фантомов, порождённых страхом, а следовательно, и злобой.
Несмотря на неисполнимость поставленной задачи в полном объёме (а какая масштабная задача бывает исполнена в совершенстве!),
кое-какую пользу она, пожалуй, всё же могла бы принести.
Так что ещё раз предлагаю подумать: это утопия на все сто или только на семьдесят пять процентов? Чтобы идея не казалась вовсе
утопической, позволю себе напомнить: я не предлагаю совсем отказаться от тех радостей, которые несёт нам вражда, - не имея врагов,
чем мы станем измерять масштабы собственной личности - не достижениями же, такими сомнительными! Кого станем обвинять в собственных
поражениях - не себя же, таких талантливых и трудолюбивых! Вражда - последнее утешение проигравших: И, наконец, на чьём фоне мы
будем ощущать себя хорошими, чья неправота позволит нам упиться собственной безупречностью?
Вражда слишком сладостна, чтобы её можно было пожертвовать скучной пользе. Я предлагаю лишь несколько разряжать вражду
рационализацией, когда за её удовольствия приходится платить слишком уж непомерную цену.

Кто не против нас, тот с нами
Лев АННИНСКИЙ

Когда наш непредсказуемый царь Иван Грозный, в очередной раз присматривая себе невесту, положил глаз на британскую королеву
Елизавету, московские дипломаты решили прощупать английских коллег на предмет государственных выгод намечавшегося брачного контракта
и заявили:
В конце концов из сватовства ничего не вышло, и царь наш батюшка, уподобившись лисе из известной басни, отвернулся от присмотренной
невесты со словами: <Пошлая девица> (пошлая - в дочеховском смысле слова, то есть <обычная> - без всякого презрения). С тем дело и
кончилось. Но остался в интеллектуальных анналах великолепный обмен доводами на дипломатическом уровне.
Итак, наши родные московиты заявили:
- Мы надеемся, что враги нашего государя попадут в список врагов и вашей государыни.
На что британцы ответили:
- Дайте нам список ваших врагов, мы сделаем из них друзей.
О, как пронзила меня тонкость этого ответа, когда я впервые его услышал! Как вздёрнулось моё сознание, выстраивавшееся на образе
врага в течение детских, юношеских и сознательных лет! Всё ведь строилось именно на списках врагов. Враги Отечества, враги партии,
враги народа, враги идеологии: <Сердца, не занятые нами, мгновенно занимает враг>. И не вступало же в голову спросить у неутомимых
британцев, откуда они берут столько врагов, которых списками перековывают в друзей:
Да и как их загнать в тот или этот список? Ведь кроме друзей и врагов, статусно возведённых поэтами в ранг абсолюта, существует ещё
в реальности огромное число людей, которым и в голову не приходит вникать в наше чёрно-белое манихейство (эпоху назад -
красно-белое); за пределами нашей оголтелости эти люди невменяемо коснеют в пошлой обывательщине (пошлой - уже в послечеховской
окраске: человек в пенсне хорошо поработал на этом фронте).
Так вот: ядовитая английская шуточка проточила этот фронт в моём тоталитарном сознании куда эффектнее, чем это могли бы сделать
ватаги, идущие с доводами стенка на стенку.
Поучиться у англичан? А что, у нас с ними с давних времён что-то общее. У нас империя и у них империя. У нас империя - на ровном
месте, где без границ вольно гуляется ватагам, то есть племенам и народам. А у них империя - на воде, где границ не прочертишь. Мы
границы прочерчиваем по земле: чужой - ни пяди, своей - ни вершка. Кто перешёл - враг. Окружение - вражеское. А они плавают по
глобусу: кто кого окружил, непонятно, отбиваться не поймёшь от кого. Приходится любого встречного умиротворять, в друзья записывать.
Но прежде, чем империю на воде строить, сколько же они на острове сидели! Это как-никак гарантия безопасности! Ни Наполеон, ни
Вильгельм, ни Гитлер Ла-Манша не переплыли, и во врагах побывали, ни пядью не поправ земли туманного Альбиона.
А тот, Вильгельм, который Завоеватель, - он был враг или не враг?
Предчувствую ответ: пока завоёвывал - был враг. А как одолел островитян, тут его в друга и переделали: составили британскую нацию на
троих: англы, саксы плюс норманны:

Ну так ведь и мы на троих соображали, когда в XIV веке, по Ключевскому, славяне, финны и тюрки складывались в русский народ. Каковой
разрывается сегодня от диаметральных потуг: или разделиться на этнические составляющие, вернуть племенную чистоту (то есть окружить
себя врагами), или - удержать вселенский замысел (то есть сделать врагов друзьями): А враги почему-то всё возникают и возникают на
каком-нибудь <рубеже>, на <границе>, где <тучи ходят хмуро>, а то и в воображении оживают, в воспалённой нашей памяти.
Но, в общем-то, если брать историю государства Российского, последовательно расширявшегося: на северо-восток и северо-запад (от
Киева к Москве и далее к Питеру), а больше - на юг и восток (от Леса в Степь и дальше за хребет Кавказа, а от Камня через Сибирь -
на Океан), то всё это - сплошное превращение врагов в друзей - обрусение. За теми страшными исключениями, когда такое превращение не
удавалось, и возникали на месте друзей - враги.
Откуда они брались?
А из природы. Из природы человека. Из естественной неупорядочности человеческого житья, когда одним не хватает пастбищ, другим -
пахоты, и всем - безопасных границ.
Естество! - утешаемся мы философски. <Когда лев гонится за косулей, он ей не желает зла, он желает добра себе>. Правильно, только
при этом косуля неизбежно расстаётся с жизнью. А если эту сцену наблюдает, скажем, медведь? Уловили метафору? Татары Чингиса вовсе
не желали зла жителям Руси, они <гнались> за половцами, а русские попались под руку: Ну и пошло-поехало: Калка, Рязань, Куликово
поле, Угра, Казань, Ермак: До сих пор расхлёбываем, счёты сводим. Хотя давным-давно праправнуков общих вырастили вчерашние враги, и
великий русский историк, всё это описавший, по корням, между прочим, татарин.
Ещё одна фатальная вражда - уже не с Востока, а с Запада. Немцы. Я не о 1941 годе, от него загодя несло кровью, пактом о ненападении
мало кто обманывался, меж партийцами ходила шутка по поводу визита герра Риббентропа: <Заклятые друзья>; я говорю о 1914-м. Каким
злым чудом трогательные Карлы Иванычи, двести лет бывшие лучшими друзьями дворянских отпрысков в русских семействах, в немецких
семействах вырастили солдат, решивших с оружием дойти до Волги. Ну, положим, их немецкие отпрыски, дошедшие до Волги в 1942-м,
дышали реваншем, обидой, уязвлённостью. Но в 1914-м - какого лешего? Или это рок: возникают враги неведомо откуда? Как татары
Чингиса: возникли, огнём прошли - никому не ведомые, никем не предсказанные:
Вот так и живём: то тебе с Востока враги, то с Запада, а то и жди: с Юга газават объявят.
Ну и что мне делать, если детство моё переломано Гитлером?
Да то и делать, что делаю: врагов обращаю в друзей. Всю жизнь. Любимый писатель - Томас Манн, любимый философ - Шеллинг, любимый
композитор - Бах. А Гитлер пусть катится туда, откуда пришёл.
Помню, лекции читал в Высшей комсомольской школе, в брежневские ещё времена. Зал синеет от <юнгштурмовок>, и синяя эта волна жаром
накатывает в душу: это же немцы, немцы! И не враги - друзья! И мысль, вынесенная из пудов чтения: мы и немцы - противоположности,
ищущие восполнения, две фатально распавшиеся половинки Целого:
Теперь - ни Целого, ни синих юнгштурмовок в комсомольской школе, ни самой школы.
Кто на месте <друзей>? <Партнёры>. Что же так серо, тускло, кисло?
А ты представь, что <партнёры> не друзей сменили, а врагов - сразу сладко сделается.
Так мне не надо искоренять в душе <образ врага> и утешаться, что в принципе все люди братья, что Сталинград когда-нибудь зарубцуется
и что <враг>, в сущности, фантом. Не поможет. У меня к этому <фантому> дорога могильными плитами вымощена.
Насчёт <превентивных ударов> тоже промолчу. Когда доходит до ударов, поздно <трактовать эти конфликты как конфликты несовпадающих
интересов> - приходится считать выбитые зубы. Сталин ждал, пока Гитлер превентивно ударит. Дождался.
А что русские всё построить мечтают на любви и на этой мечте голубым огнём горят, - факт. И я в этом смысле совершенно русский, и
хожу теперь в <оккупантах>, как прежде ходил в <освободителях>. Естество! Природа!
Александр Мелихов надеется <перевести врагов в разряд конкурентов>, а я надеюсь не пропустить, когда конкуренты переведут себя в
разряд врагов.
Мне говорят: нельзя же быть питекантропом! Вон Запад выработал модель мирного человечества!
Какой Запад? Американский? Так они политкорректностью заклинают грозящие бунты. Хорошо греть руки на чужих пожарах: в Киеве
оранжевый, в Грузии розовый: А если у самих полыхнёт? Колеров на палитре хватит: чёрный, жёлтый, красный (я имею в виду индейцев).
Так что и у них крест нелёгкий. Пока силы есть, пусть наводят порядок, где могут и как могут, но учить нас жить? Извините.
Так о Европе же речь! Вот где вчерашние враги в общее содружество объединились! И живут мирно.
Мирно? Это пока турки в Германии, арабы во Франции, индусы в Британии местного самоуправления не требуют и соглашаются безропотно
делать ту грязную работу, которой гнушаются белые. Да и белые - не агнцы. И сколько их благоденствие продлится, знает только Бог
(чуть не сказал: аллах). То есть природа человеческая. Которую, как заметил Фазиль Искандер, изменить нельзя, а только -
умиротворить. Хорошо бы на <подольше>.
Раз уж о западных европейцах речь, то все пока ещё помнят: когда <мировой пожар в крови> дошёл до России, мир вывернуло от нашего
безумия. Так пусть вспомнят, сколько веков летели к нам искры от ударов, которыми обменивались в Европе предки нынешних миротворцев.
Что делать нам при такой наследственности?
Читать Евангелие: С вариантами.
<Кто не с нами, тот против нас>? Это - прямая дорога в ад.
Есть другой вариант: <Кто не против нас, тот с нами>. Это - не дорога в рай, но, может быть, спасение от ада.

Необходимое послесловие

Когда читатель Семён Сажин спрашивает: <Может быть, свобода слова это всё-таки зло, а цензура благо?>, то всем, кто разделяет его
сомнение, хочется сказать: не надо путать свободу слова со <свободой хамства>. С разнузданной, извините, <жириновщиной> и
демонстративным хулиганством, c провокацией социальных конфликтов.
И если потребность в ОБРАЗЕ ВРАГА выражается у некоторых господ (считающих себя элитой нации) в таких оскорбительных для
общественной нравственности формах, то не стоит ли от бесполезного для них общественного презрения перейти к судебной процедуре?
Чтобы защитить себя от хамства в соответствии с законом?
Но как быть с самой потребностью в ОБРАЗЕ ВРАГА? Возможно ли её обуздать политкорректностью, которая для многих пока понятие весьма
туманное? Ведь что-то же надо делать с чёрно-белым, манихейским отношением к жизни, порождающим конфликтное неприятие другого
мнения, другого мировоззрения. Что?
Почаще вспоминать историю и перечитывать Евангелие, как советует Лев Аннинский? Создать, по предложению Александра Мелихова,
международную инстанцию для защиты моральной и деловой репутации стран и народов? Или выработать всеобщие правила, которые помогали
бы в любом как личностном, так и общественном конфликте интересов <переводить> потенциальных врагов в разряд конкурентов? Вероятно,
это можно сделать, опираясь на опыт стран, где уже существуют стандарты общения, исключающие конфликтные ситуации.
Приглашаем читателей <ЛГ> высказаться.