С тем, что представительная демократия в России переживает тяжелый кризис, согласится всякий, кроме совсем уж отъявленного софиста.
Положим, и в ельцинскую эпоху демократические ризы не отличались белизной, однако, исполнившись снисходительности, можно
констатировать, что все-таки это было хоть на что-то похоже, тогда как нынешняя серия федеральных выборов не похожа уже ни на что.
Проблема даже не в том, что установившаяся модель управляемой демократии - "цезарь был на месте, соратники (Дума. - М. С.) рядом,
жизнь была прекрасна, судя по докладам" - представляет собой что-то очень нехорошее. Допустим, что она и хороша, и полезна, но дело
в том, что она никак не сочетается с духом (насчет буквы не будем, здесь все в порядке) основных законов России, базирующихся на
несколько иных принципах, и сколь-нибудь длительное сосуществование установившегося политического обычая с духом писаных законов
вряд ли возможно. Либо нация превращается в дружное сообщество хитро подмигивающих двурушников, как это было в золотые брежневские
годы (и стало причиной гибели СССР), либо государственный строй конституируется по новой, так, чтобы разрыв с установившейся
практикой не казался запредельным.
Эти очевидные соображения скорее всего и двигали учредителями комитета "2008 - свободные выборы", когда в преамбуле своего воззвания
они высказывали сомнения, что от представительного способа правления к 2008 году вообще хоть что-нибудь останется. Что ни говори, а
кризис и вправду налицо. Но слово "кризис", в расхожем языке означающее "крах", "обвал", в лучшем случае - "угрожаемое положение", в
греческом имело еще одно значение, о котором часто забывают. Кризис - это еще и суд. В нашем случае - это не только обвал
представительной демократии, но еще и суд над нею, потому что без каких-то существенных вин и недостатков она бы не дошла до жизни
такой. Соответственно и без нелицеприятного осмысления того, что случилось, затруднительно восстановление идеалов, утративших
притягательность. Но отсюда и первое сомнение по поводу начинания с "2008 - свободными выборами". Учредители комитета знают все
звучные слова, кроме одного. Что такое "mea culpa", они, похоже, никогда не слышали - вся вина за нынешнее положение дел взвалена
исключительно на власть. Но с дурным бурбонским принципом "они ничего не забыли и ничему не научились" вряд ли получится строить
нечто эффективное и долгосрочное.
Аннибалы либерализма уподобляются КПРФ, чей идеологический посыл точно так же базировался на отказе от суда над советским прошлым.
КПРФ эксплуатировала тоску своего электората по 70-м гг. - самому сытному и самому вегетарианскому периоду советской истории, но при
этом исчезало из виду, что это еще и тот период, когда были заложены все предпосылки для сокрушившего СССР кризиса. Лозунг "Назад, в
предкризисное состояние!", если вдуматься, не столь уж и заманчив. Но ведь и гусинско-березовская медиакратия (из рядов которой
происходит большинство комитетчиков), и превращение правой идеи в кафешантан, и пылкое чеченолюбие, и неустанные боевые донесения в
Вашингтонский обком, и изливавшееся с экрана презрение к этой "гораздо глупой нации", презрение, исподволь переходившее и в
ненависть, - все это тоже проходит по разряду предкризисных пропорций, породивших в итоге неприятие уже любых предупреждений и
остережений и открывших зеленую улицу управляемой демократии.
К несчастию нашей земли, в какой-то момент публика до такой степени наелась цивилизованной представительной демократии, изрядными
образцами которой являлись многие из комитетчиков, что это превосходное понятие стало у нее связываться с такими менее превосходными
понятиями и явлениями, как лживость, запредельная безответственность, готовность в противостоянии государству идти на союз с кем
угодно и "эта страна" как объект для преодоления. Человек слаб, в какой-то момент он проникается принципом "Если Евтушенко против
колхозов, то я за", и после этого ему очень трудно разъяснить, что дело не в Евтушенке, а в колхозах.
Впрочем, учредители комитета совершили благое дело. Они указали на ту скверную черту нынешней политики, когда либо Евтушенко, либо
все прелести колхозного строя - а между ними ничего нет. Когда есть только "Ура!" из глотки патриота, "Долой!" из глотки бунтаря,
жить в стране делается неуютно, так что с колхозами действительно надо серьезно разбираться, но только - маленькая разница - не с
предкризисных, а с послекризисных позиций, обязательно включающих в себя вопрос "Как мы дошли до жизни такой?".
