Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	01.08.2006 02:00:12
	Рубрики	Тексты;

И. Пыхалов. Реабилитация для шпионов (*+)

http://www.specnaz.ru/article/?925

СПЕЦНАЗ РОССИИ N 7 (117) ИЮЛЬ 2006 ГОДА
Игорь Пыхалов
РЕАБИЛИТАЦИЯ ДЛЯ ШПИОНОВ

(начало)

ДРАКОН ГОТОВИТСЯ К ПРЫЖКУ

Что же представляла из себя тогдашняя Япония? Стремительно вырвавшийся
из средневековой отсталости в ряды ведущих держав молодой хищник
настойчиво и целеустремлённо готовился к переделу мира.
О серьёзности намерений Токио наглядно свидетельствовал знаменитый
<меморандум Танаки>, представленный 25 июля 1927 года премьер-министром
Гиити Танака молодому императору Хирохито и содержавший развёрнутую
программу действий по завоеванию мирового господства:

<...В интересах самозащиты и ради защиты других Япония не сможет
устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику
<крови и железа>. Но, проводя эту политику, мы окажемся лицом к лицу с
Америкой, которая натравливает нас на Китай, осуществляя политику борьбы
с ядом при помощи яда. Если мы в будущем захотим захватить в свои руки
контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить Соединённые Штаты, то
есть поступить с ними так, как мы поступили в русско-японской войне.
Но для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать
Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала
завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные
малоазиатские страны, Индия, а так же страны Южных морей будут нас
бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймёт, что Восточная Азия
наша, и не осмелится оспаривать наши права. Таков план, завещанный нам
императором Мэйдзи, и успех его имеет важное значение для существования
нашей Японской империи.
...Для того чтобы завоевать подлинные права в Маньчжурии и Монголии, мы
должны использовать этот район как базу для проникновения в Китай под
предлогом развития нашей торговли. Будучи же вооружены обеспеченными
правами, мы захватим в свои руки ресурсы всей страны. Овладев всеми
ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а
затем к завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы. Но
захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом,
если нация Ямато желает играть ведущую роль на Азиатском континенте>.

Как известно, все дальнейшие действия Японии развивались почти в полном
соответствии с данным меморандумом. Тем не менее, некоторые доморощенные
любители японских грантов до сих пор пытаются доказывать, будто этот
документ является фальшивкой. Их основной аргумент - дескать, не был
обнаружен оригинал <меморандума Танаки> (что не удивительно, поскольку
накануне капитуляции компрометирующие документы активно уничтожались).
При этом отсутствие документальных немецких приказов на истребление
евреев почему-то не вызывает у этих господ ни малейшего сомнения в
реальности пресловутого <Холокоста>.
План Танаки начал выполняться 18 сентября 1931 года, когда японские
войска вторглись в Маньчжурию. Уже 1 марта следующего года там было
провозглашено марионеточное <государство> Маньчжоу-Го. После этого
настала очередь нашей страны. 1 июля 1931 года в беседе с посетившим
Москву генерал-майором Харада посол Японии в СССР, будущий
премьер-министр и казнённый военный преступник Коки Хирота
недвусмысленно заявил:

<По вопросу о том, следует ли Японии начать войну с Советским Союзом или
нет, считаю необходимым, чтобы Япония стала на путь твёрдой политики в
отношении Советского Союза, будучи готовой начать войну в любой момент.
Кардинальная цель этой войны должна заключаться не столько в
предохранении Японии от коммунизма, сколько в завладении советскими
Дальним Востоком и Восточной Сибирью> (Лубянка. Сталин и
ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и
государственной власти. Январь 1922 - декабрь 1936. М., 2003. С.292).

В докладе, представленном генералу Харада японским военным атташе в
Москве подполковником Касахара, говорилось:

<Настоящий момент является исключительно благоприятным для того, чтобы
наша империя приступила к разрешению проблемы Дальнего Востока. Западные
государства, граничащие с СССР (Польша, Румыния), имеют возможность
сейчас выступить согласованно также с нами, но эта возможность
постепенно будет ослабевать с каждым годом.
Если мы сейчас, проникнутые готовностью воевать, приступим к разрешению
проблемы Дальнего Востока, то мы сможем добиться поставленных целей, не
открывая войны. Если же паче чаяния возникнет война, то она не
представит для нас затруднений> (Там же. С.294).

Однако начать большую войну с Советским Союзом в Токио так и не
решились. Главным препятствием к этому стала осуществлённая в те годы в
СССР программа форсированной индустриализации. В феврале 1932 года тот
же подполковник Касахара в <Соображениях относительно военных
мероприятий империи, направленных против Советского Союза> с тревогой
отмечал:

<СССР в течение ряда последних лет проводит неуклонное увеличение
вооружённых сил и ныне уже превзошёл японскую армию по части организации
и степени вооружения.
Энергично проводимый тяжелейший план имеет основной целью увеличить мощь
Красной Армии. Мною уже неоднократно докладывалось о том, что вооружение
СССР в дальнейшем будет развиваться в ещё более стремительных темпах>
(Там же. С.298).

<В настоящий момент Красная Армия по части оснащения и обучения достигла
уже требуемого уровня и, пожалуй, превосходит армии блока Польши,
Румынии и прибалтийских государств. Но СССР ещё не обладает достаточной
мощью для проведения войны в широком смысле этого слова. Экономическая
мощь, военная промышленность и единство нации ещё не достигли требуемой
степени.
<Из вышеуказанного видно также, что японо-советская война, принимая во
внимание состояние вооружённых сил СССР и положение в иностранных
государствах, должна быть проведена как можно скорее. Мы должны осознать
то, что по мере прохождения времени обстановка делается всё более
благоприятной для них> (Там же. С.301).

Вместо большой войны японское руководство встало на путь постепенного
наращивания провокаций.

С 1936 по 1938 год на маньчжурско-советской границе был зарегистрирован
231 инцидент, в том числе 35 крупных боевых столкновений (Шишов А.В.
Россия и Япония. История военных конфликтов. М., 2001. С.432). Так, 30
января 1936 года на участке Гродековского пограничного отряда две роты
японо-маньчжур углубились на полтора километра вглубь советской
территории в районе пади Мещеряковской, однако были выбиты обратно. В
ходе боя, по советским данным, противник потерял 31 человека убитыми, с
нашей стороны погибли четверо пограничников (Там же. С.433).
В июле-августе 1938 года на озере Хасан и в мае-сентябре 1939 году на
реке Халхин-Гол велись уже полномасштабные боевые действия с
использованием танков и авиации. Последний конфликт по своему размаху и
длительности можно по праву считать локальной войной.

ПРОТОКОЛЫ ЯПОНСКИХ МУДРЕЦОВ

Очевидно, что в 1920-е - 1930-е годы Япония была одним из основных
потенциальных противников СССР. Причём противником, традиционно
уделявшим самое пристальное внимание тайным методам борьбы.
Так, в конце 1927 года майор Канда Масатанэ представил в штаб
Квантунской армии и генеральный штаб Японии доклад <Материалы по
изучению подрывной деятельности против России>, являвшийся программой
разведывательных, диверсионных и подрывных мероприятий против Советского
Союза.
В первом разделе документа <Общие принципы подрывной деятельности против
России> отмечалось: <В будущей войне подрывная деятельность будет играть
чрезвычайно важную роль... Поэтому работа, включающая в себя подрывную
деятельность против России, весьма многообразна, и эта деятельность
должна охватывать весь мир> (Горбунов Е.А. Схватка с Чёрным Драконом.
Тайная война на Дальнем Востоке. М., 2002. С.46). Автор доклада
рекомендовал принять меры к обострению национальной, идеологической и
классовой борьбы внутри нашей страны. Предлагалось <подстрекать
государства, лежащие на западных и южных границах Союза, угрожать ему
таким образом, чтобы не дать возможности перебросить на Дальний Восток
большую армию. При помощи экономической блокады мешать ввозу в Союз
материальных средств и, в частности, предметов военного снаряжения> (Там
же). Рекомендовалось также разрушать транспортные сооружения (в первую
очередь сибирские железные дороги), телеграфную связь, задерживать
мобилизацию и концентрацию армии.
Второй раздел доклада был посвящён разработке важнейших мероприятий по
подрывной деятельности на территории Восточной Сибири. В нём
предусматривалось ведение антисоветской агитации и пропаганды, засылка
на советскую территорию антисоветских групп, чтобы мешать в военное
время действиям частей Красной Армии. Предлагалось <в связи с развитием
общего военного положения создать на русской территории антисоветское
правительство и побудить свергнуть советскую власть одновременно в
Сибири и на Кавказе>. Предусматривалось <сделать Внешнюю Монголию
антисоветской> (Там же. С.47).
По поводу организации разведсети на советской территории в докладе
указывалось: <В том случае, если нельзя будет устроить официальные
разведывательные органы, необходимо отправлять в Россию японских
разведывательных агентов под видом дипломатических чиновников. Если же и
это будет невозможно, то тогда нужно будет отправлять переодетых
офицеров> (Там же).
В приложении к докладу были разработаны <Важнейшие мероприятия мирного
времени на Дальнем Востоке в связи с подрывной деятельностью против
России>. Среди этих мероприятий предусматривалось создание за границей
белоэмигрантских организаций для враждебной деятельности против
Советского Союза.
В соответствии с положениями доклада майора Масатанэ разведывательный
отдел генштаба начал практическую разработку мероприятий подрывной и
диверсионной деятельности против СССР.
Ещё до того, как доклад Масатанэ был отправлен в Токио и Порт-Артур,
японский военный атташе в Советском Союзе Мицутаро Камацубара, будущий
командир разгромленной на Халхин-Голе 23-й пехотной дивизии, получил из
Токио инструкцию генштаба ?908 от 6 октября 1927 года, подписанную
помощником начальника генштаба Дзиро Минами. В ней предписывалось
заняться изучением организаций, обществ и отдельных лиц, которых можно
было бы использовать для получения разведывательной информации,
проведения антисоветской пропаганды и подрывной деятельности, и давались
практические указания по организации подрывной работы в СССР (Там же.
С.47-48).
В апреле 1929 года в Берлин прибыл начальник разведывательного отдела
генштаба генерал-лейтенант Иванэ Мацуи. После его приезда в столице
Германии было созвано совещание японских военных атташе из
Великобритании, Франции, Польши, Австрии, Италии, Советского Союза и
Турции. Мацуи выступил с обстоятельным докладом о расширении шпионской и
подрывной деятельности против Советского Союза. После этого на совещании
обсуждались вопросы о способах, методах и организации диверсий, которые
должны будут проводиться из европейских государств во время войны с
Советским Союзом. Большое внимание было уделено положению русских
белоэмигрантов в Европе с учётом их возможного использования в будущем.
Обсуждался и вопрос об агентурно-разведывательной работе против СССР,
проводимой японскими военными атташе в Европе (Там же. С.48-49).
Хотя японские офицеры готовили свои планы в глубокой тайне, советским
агентам удалось сфотографировать как упомянутую инструкцию генштаба, так
и записи, сделанные во время совещания военных атташе одним из его
участников. Позднее эти документы были представлены советской стороной в
качестве вещественного доказательства на Токийском процессе над
японскими военными преступниками.

МЕХАНИК-ФОТОЛЮБИТЕЛЬ

И действительно, советские пограничники регулярно вылавливали японскую
агентуру. Так, осенью 1933 года с территории 3-го участка УНР-103
дезертировали в Маньчжурию трое военнослужащих из числа работников УНР -
механик катера Александр Трифонов и мотористы Виталий Еськов и Георгий
Моров.
В городе Лахассусу бежавшие явились в японскую жандармерию, которая
немедленно отправила их на канонерской лодке в Харбин в распоряжение
японской военной миссии. Там в ходе допроса дезертиры подробно
рассказали все известные им секретные сведения, касающиеся оборонного
строительства участка ?103, после чего были освобождены и посланы на
работу в механические мастерские военно-морского штаба Маньчжоу-Го.
Александр Трифонов, снискавший особое расположение новых хозяев своими
подробными показаниями об оборонных работах на границе, после некоторой
обработки был завербован для шпионско-диверсионной деятельности
секретарём Харбинской военной миссии Суда Сейкеем. 10 июля 1934 года
новоиспечённый шпион был нелегально переброшен на советскую территорию,
получив следующие задания:

1. Проехать по маршруту: Советская гавань, бухта Де-Кастри, по р. Амур
до Николаевска и Комсомольска-на-Амуре. Во всех этих пунктах собирать
данные о численности воинских частей, их местонахождении и номерах.
2. Тщательно заснять оборонные точки укреплений в бухте Де-Кастри и
Советской гавани.
3. Раздобыть и привезти в Харбин кусочек строительного материала, из
которого строятся оборонные точки.

На расходы Суда выдал Трифонову 80 иен и, кроме того, снабдил
портативным фотоаппаратом с четырьмя плёнками.
Для беспрепятственного прохождения границы при возвращении в Харбин Суда
вручил Трифонову свою визитную карточку с печатью японской военной
миссии и следующим текстом:
<Является русским Трифоновым, откомандированным нашей военной миссией в
Суйфыньхе (Пограничная), о чем свидетельствуется. Суда Сейкей. Харбин,
военная миссия, телефон ?43-22 и 34-84>.
Эту карточку Трифонов зашил в подкладку своего пиджака, где она и была
обнаружена при обыске.
По прибытии на советскую территорию шпион-механик немедленно отправился
во Владивосток, где и был арестован как подозрительный элемент. На
следствии Трифонов полностью сознался.

(Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина. Документы высших
органов партийной и государственной власти. Январь 1922 - декабрь 1936.
М., 2003. С.568-569).

<РУССКАЯ ПРАВДА> АГЕНТА КОБЫЛКИНА

Крупным успехом НКВД стал захват главы маньчжурского отделения РОВС и по
совместительству представителя белоэмигрантской террористической
организации <Братство русской правды> полковника Иннокентия Кобылкина. С
этой целью на нашей территории чекистами была создана подставная
антисоветская организация. Вот докладная записка замнаркома внутренних
дел СССР Г.Е.Прокофьева ?56423 от 11 июля 1935 года на имя И.В.Сталина
об итогах этой операции:

<Следствием по делу арестованных японских диверсантов Кобылкина и
Переладова (сообщено в ЦК ВКП(б) ?56121 от 23/V-1935 года), проведённым
в Москве, полностью установлено, что полковник Кобылкин И.В. и хорунжий
Переладов Е.Л. переброшены нелегально на советскую территорию японской
военной миссией в Харбине.
Арестованный полковник Кобылкин Иннокентий Васильевич в момент выброски
его на советскую территорию являлся официальным служащим
японо-маньчжурской полиции в качестве надзирателя на станции Чжалайнор
КВЖД (в 9 километрах от советской границы).
Кобылкин показывает, что вышел на советскую территорию по прямому
поручению секретаря японской военной миссии в Харбине - Суда для связи с
существующей на территории Забайкалья контрреволюционной организацией,
которую японцы считали необходимым переключить на осуществление
террористических и диверсионных актов. В этих целях Кобылкин был снабжён
японской военной миссией оружием (2 больших маузера и 70 патрон к ним и
1 браунинг с 24 патронами) и 2-мя зажигательными снарядами <Термит> (при
аресте изъято).
Для проведения широкой пропаганды контрреволюционных идей на территории
Восточной Сибири Кобылкин принёс с собой 4769 различных листовок,
изданных известной террористической организацией за границей <Братство
Русской Правды> (<БРП>).
Арестованный по этому делу хорунжий Переладов Евлампий Лукьянович,
прибывший нелегально на советскую территорию ранее Кобылкина,
показывает, что был завербован для японской разведки Кобылкиным, по
поручению которого вышел нелегально на советскую территорию для личного
участия в террористических и диверсионных актах, которые должна была
осуществлять существовавшая антисоветская организация в Забайкалье. При
аресте Переладова при нем были обнаружены 2 браунинга с патронами и 8
зажигательных снарядов <Термит>.
Наряду с этим Переладов показывает, что перед своим отъездом в СССР он,
будучи членом так называемого Красновского филиала <БРП> (Шанхайский
отдел), посетил в Харбине представителя этого филиала Курочкина Николая
Ивановича, который поручил ему приступить к созданию небольших, но
хорошо законспирированных и не связанных между собой ячеек <БРП> на
советской территории.
Антисоветская организация, для связи с которой от японской разведки
прибыли Кобылкин и Переладов, фактически представляет из себя небольшую
группу лиц, подставленных специально нами для перехвата деятельности
японской разведки в Забайкалье.
В связи с тем, что арест Переладова и Кобылкина был произведён секретно,
японская разведка, полагая, что они находятся на свободе, перебросила в
распоряжение Кобылкина в ночь на 28 мая 1935 г. в районе Даурского
погранотряда (Восточно-Сибирский Край) вооружённую группу террористов в
составе 3-х человек - Кустов Владимир (эмигрант, инженер, член <БРП>) и
Олейниковы Михаил и Виктор (братья, граждане СССР, сыновья священника,
без определённых занятий, завербованы японской разведкой, неоднократно
нелегально переходили границу).
Столкнувшись с резервным нарядом нашей погранохраны в районе поселка
Абагайтуй (Даурский погранотряд, ВСК), террористы открыли стрельбу, в
результате перестрелки ответным огнём пограничников Кустов Владимир и
Олейников Михаил были убиты. Скрывшийся во время перестрелки Олейников
Виктор был наутро задержан по дороге к Чите. У убитых обнаружены письма
от японского агента Тимофеева и членов <БРП> в Харбине Курочкина и
Петунова, адресованные Кобылкину и Переладову.
Задержанный Олейников Виктор сознался, что сотрудничает с японской
разведкой в течение года и по её заданиям неоднократно нелегально
нарушал нашу границу. Последний приход Олейникова на советскую
территорию был связан с прямым заданием японской военной миссии в
Харбине, поручившей передать письма Кобылкину и оказать ему содействие
при осуществлении террористических и диверсионных актов. По показаниям
Олейникова, вышедшие с ним террористы (Кустов и Олейников Михаил), так
же как и он, были вооружены браунингами с коробкой запасных патрон к
каждому. (Всё оружие изъято). Олейников конвоируется в Москву.
Учитывая, что Кобылкин и Переладов являются активными агентами японской
разведки, состоя одновременно членами монархических белогвардейских
организаций, как <РОВС> (Российский Общевоинский Союз) и <БРП>, и то,
что Кобылкин до своего выхода на советскую территорию был официальным
служащим маньчжурской полиции, считаю целесообразным передать это дело в
Военную Коллегию Верховного суда СССР для слушания в открытом порядке.
Процесс должен быть проведён под углом разоблачения деятельности
японских разведывательных органов на территории Маньчжоу-Го, питающих и
широко использующих участников различных белогвардейских организаций,
для осуществления на нашей территории террористических и диверсионных
актов.

Народный Комиссариат по Иностранным Делам с открытой постановкой этого
процесса согласен, считая только необходимым проведение его в Иркутске.
Прошу указаний>. (АПРФ. Ф.3. Оп.58. Д.247. Л.105-107. Цит. по: Лубянка.
Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 - декабрь 1936... С.679-681).
И действительно, 31 августа - 1 сентября 1935 года в Иркутске состоялся
открытый процесс, на котором Кобылкин, Переладов и Олейников были
приговорены к высшей мере наказания (Горбунов Е.А. Схватка с Чёрным
Драконом... С.207-210).

МЫ МАЛЕНЬКИЕ ДЕТИ, НАМ ХОЧЕТСЯ ГУЛЯТЬ!

Невзирая на провалы и неудачи, японская разведка продолжала забрасывать
на нашу территорию свою агентуру. Вот что сообщал начальник УНКВД по
Хабаровскому краю комиссар госбезопасности 3-го ранга И.Ф.Никишов в НКВД
СССР 22 августа 1939 года:

<В июле сего года в районе 63-го погранотряда при нелегальном переходе
границы были задержаны японские агенты: Трофимов Василий Андреевич, 1912
года рождения, уроженец Еврейской автономной области, бежал в Маньчжурию
в 1933 г.; Рогач Иван Ефимович, 1914 года рождения, уроженец Харбина;
Хижин Леонид Алексеевич, 1916 года рождения, уроженец Благовещенска,
родители которого в 1919 г. эмигрировали в Харбин, где Хижин
воспитывался. Все трое сознались, что в апреле сего года были
завербованы представителями японской военной миссии в Харбине в состав
диверсионно-террористической группы, переброшены на нашу территорию с
основными заданиями: совершить теракт против командарма Штерна,
организовывать крушения воинских поездов и т.д. У одного террориста при
задержании изъято оружие - револьвер-наган с боевыми патронами, 2
винтовки со 120 боепатронами. Руководителю группы Трофимову были даны
три явки на нашей территории. Допрос продолжается в направлении вскрытия
всех известных им японских агентов, переброшенных в СССР> (Органы
государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1.
Накануне. Книга 1. Ноябрь 1938 г. - декабрь 1940 г. М., 1995. С.58-59).
13 февраля 1940 года военным трибуналом 2-й Отдельной Краснознамённой
армии Трофимов, Рогач и Хижин были приговорены к расстрелу. 12 июля 1940
года Военная коллегия Верховного суда СССР заменила Рогачу и Хижину
высшую меру наказания 10 годами лишения свободы. Хижин вскоре умер в
местах лишения свободы, а Рогач дожил до хрущёвской <реабилитации>.
Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 4 июня 1959 года
дело по обвинению Трофимова, Рогача и Хижина было пересмотрено, их
действия переквалифицированы на ст.84 УК РСФСР (незаконный въезд в СССР)
и срок наказания всем троим определён в 3 года лишения свободы (Там же.
С.59).
Вот как комментирует это в своей книге Евгений Горбунов: <Не было
японских шпионов, террористов и диверсантов. Были трое молодых ребят,
которые перешли границу, чтобы посмотреть на свою Родину. Вот и
посмотрели> (Горбунов Е.А. Схватка с Чёрным Драконом... С.364).
И в самом деле! Как только сталинским опричникам могло придти в голову
объявить японскими агентами трёх молодых людей, нелегально перешедших с
оружием в руках границу со стороны оккупированной японцами Маньчжурии в
самый разгар боёв на Халхин-Голе? Ведь ясно же, что ребята просто вышли
погулять, ну и заблудились. С кем не бывает! А винтовки с наганом взяли
не иначе, как от волков отстреливаться.

ШПИОН ВО ШТАБЕ РУССКИХ ВОИНОВ

Впрочем, не следует думать, будто в поединке с японской разведкой успех
всё время сопутствовал НКВД.
Лишь во время Великой Отечественной войны удалось разоблачить группу
лиц, подозреваемых в сотрудничестве с японскими спецслужбами. Многие из
них занимали отнюдь не рядовые должности и действовали в советском тылу
уже долгие годы.
Особый интерес Управления контрразведки <Смерш> Забайкальского фронта
вызвал старший переводчик разведотдела лейтенант Ли Гуй Лен, в силу
своего положения хорошо знавший нашу зафронтовую агентуру. На первый
взгляд, в поведении и действиях переводчика не было ничего
подозрительного. Безупречная биография и отличный послужной список
делали Ли Гуй Лена незаменимым работником. Однако тщательно изучив его
жизненный путь, военные контрразведчики обратили внимание на важное
обстоятельство - участившиеся провалы зафронтовой агентуры разведотдела
штаба фронта совпали с зачислением Ли Гуй Лена на службу в разведку. Ещё
больше укрепили подозрения советской контрразведки показания нескольких
агентов-двойников, разоблачённых весной 1943 года. На допросах они
сообщили, что задержавшие их японские спецслужбы были поразительно
хорошо информированы о содержании заданий, полученных ими в
разведотделе.
Подозрения в адрес Ли Гуй Лена ещё долго могли оставаться лишь
подозрениями, если бы в руки контрразведчиков не попал резидент японской
разведки Де До Сун. 20 июня 1943 года на допросе в УКР <Смерш>
Забайкальского фронта Де До Сун показал, что сведения на 19 агентов
советской военной разведки были получены им от Ли Гуй Лена, которого под
псевдонимом <Лин> он завербовал ещё в 1932 году. 26 августа, после
короткой оперативной игры, контрразведчики <Смерш> арестовали
переводчика, который, под давлением неопровержимых доказательств,
признался в своей шпионской деятельности.
Добытые в ходе оперативно-следственной разработки Де До Суна и Ли Гуй
Лена материалы позволили работникам <Смерш> раскрыть целую сеть шпионов,
внедрённых японскими спецслужбами в зафронтовой агентурный аппарат
разведывательных органов Забайкальского фронта. Её масштабы поразили
даже видавших виды чекистов. Оказалось, что более половины всей
зафронтовой агентуры разведотдела было перевербовано японцами.
Не лучше обстояли дела с негласными источниками, находившимися на связи
у сотрудников разведывательных подразделений Дальневосточного фронта.
Только за первое полугодие 1943 года органами <Смерш> было разоблачено и
арестовано 38 вражеских агентов. В их числе оказалось 28 закордонных
источников разведотдела фронта, перевербованных японцами в период ходок
в Маньчжурию.
Всего в 1942 году и за первое полугодие 1943 года военными
контрразведчиками управлений <Смерш> Дальневосточного и Забайкальского
фронтов было выявлено и разоблачено 66 шпионов, проникших в негласный
аппарат разведывательных отделов этих фронтов. Кроме того, они
установили, что ещё 166 агентов, получив задание, ушли на территорию
Маньчжурии и обратно не вернулись (<Смерш>: Исторические очерки и
архивные документы. М., 2003. С. 244).

ДОБРЯЧКИ В ПРОКУРОРСКИХ МУНДИРАХ

После разгрома Японии в августе 1945 года в руки советских органов
госбезопасности попало множество колоритных персонажей. Одним из них был
начальник японской военно-морской миссии в городе Сейсине капитан 1-го
ранга Минодзума Дзюндзи, арестованный органами <Смерш> Тихоокеанского
флота.
В ходе следствия были получены неопровержимые свидетельства
разведывательной деятельности Минодзумы против нашей страны. Да и сам
арестованный охотно рассказывал о своей <работе>. От него удалось
получить ценнейшие сведения о структуре, формах и методах деятельности
японской разведки в целом и военно-морской в частности, личном составе и
агентуре противника.
Владея русским языком, Минодзума собственноручно описал свою биографию
разведчика. Выяснилось, что сбором разведданных о советских
военно-морских силах на Дальнем Востоке он занимался ещё в далёкие
1920-е годы:

<...начиная с 1922 г. я три года находился во Владивостоке для ведения
разведывательной работы и практики русского языка. Для реализации этих
задач мне удалось в качестве квартиранта войти в семью начальника штаба
русского Тихоокеанского флота капитана 1-го ранга Насимова... Для того
чтобы войти в эту семью, и вообще для того, чтобы иметь возможности для
ведения разведывательной работы, мне пришлось перейти на положение
гражданского лица, проживающего во Владивостоке в целях изучения
русского языка. У меня была специальная разведывательная миссия. И я
перешёл на нелегальное положение, хотя я и оставался под фамилией
Минодзума, выдавал себя за лицо гражданское, имея при этом на руках
соответствующие, подтверждающие это документы. По инструкции я должен
был собирать разведывательные данные о боевом составе Тихоокеанского
флота и тактико-технических характеристиках кораблей, их дислокации,
личном составе флота, учреждениях и учебных заведениях ВМФ, характере
возводимых укреплений в порту и крепости Владивостока, дислокации частей
Красной Армии в Приморье, политико-экономическом положении СССР>
(<Смерш>: Исторические очерки и архивные документы. М., 2003. С.288).

Однако не успел японский агент как следует развернуться, как был пойман
бдительными чекистами:

<Во Владивостоке мне удалось завербовать большое количество людей из
числа служащих различных учреждений, с помощью которых я собирал ценные
сведения военного, политического и экономического характера.
В 1925 г. я был арестован органами ОГПУ, но на следствии в
принадлежности к японской военно-морской разведке не признался и
просидел в тюрьме четыре месяца... Сразу же после освобождения меня из
тюрьмы я выехал в Токио. Через год я был назначен уже начальником
русского отделения 3-го отдела ГМШ [главного морского штаба] и прослужил
в этой должности пять лет. В 1935 г. меня назначили на должность
начальника сейсинской военно-морской миссии, где я служил до разгрома
Японии в 1945 г.> (Там же. С.288-289).

15 февраля 1947 года Военной коллегией Верховного Суда СССР Минодзума
был приговорён к высшей мере наказания. 7 марта приговор был приведён.
Казалось бы, справедливость восторжествовала. Но не тут-то было! 19 июля
2001 года Главная военная прокуратура РФ пришла к выводу, что Минодзума
Дзюндзи, осуждённый по ст.58 ч.1 УК РСФСР, <являясь офицером
военно-морских сил Японии, занимался выполнением своих профессиональных
обязанностей, не нарушая законов своего государства. На территории СССР
он преступлений не совершил и под юрисдикцию советских законов не
подпадает, а поэтому в соответствии с п. <а> ст.3 Закона РФ <О
реабилитации жертв политических репрессий> от 18 октября 1991 г.
подлежит реабилитации> (Там же. С.289).

Пока в России есть такие прокуроры, вражеские агенты могут спать
спокойно.

(Продолжение следует)