Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	16.12.2004 20:23:19
	Рубрики	Тексты;

Воспитатель политического класса (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=50&tek=2659&issue
=81

Борис СОКОЛОВ, Сергей ЗЕМЛЯНОЙ

Воспитатель политического класса
В ?2 2004 г. мы сообщили читателям, что <Политический журнал> не так молод,
как кажется, и родословную свою ведет с XVIII столетия. Год спустя мы
подробнее рассказываем нашу старинную историю.

Когда Александр Пушкин назвал правительство единственным европейцем в
России, он сформулировал аутентично политический тезис: политика на святой
Руси была и благополучно остается таким же завозным товаром, как и все
прочее, чем <для прихоти обильной // Торгует Лондон щепетильный // И по
балтическим волнам // За лес и сало возит к нам> (<Евгений Онегин>).
Единственными покупателями и распорядителями этого товара, монопольными
политическими субъектами в нашем любезном отечестве искони были верховные
правители и, в сугубо производном смысле, назначенные ими и действующие от
их имени порученцы. Еще Шарль Луи Монтескье в <Духе законов> с неким
сторонним изумлением писал о специфической организации политического
пространства в России: царский рескрипт, обязывавший московитов брить бороду
и укорачивать платье, и насилие Петра I, <приказывавшего обрезать до колен
длинные одежды каждого, кто входил в город, были порождением тирании <:> Он
не нуждался в законах для сообщения европейских нравов и обычаев
европейскому народу, происшедшего с такой легкостью, которой он и сам не
ожидал>. Равным образом заимствованием с Запада было в России и вольное
рассуждение о политике и всем, имеющем к ней касательство: <Политический
журнал> объявляется в первопрестольной как российский переводной аналог
европейского просветительства с присущим ему масонским уклоном. Хотя у
российских просветителей век был так же недолог, как и у кавалергардов (их
прихлопнул уже Александр I, сперва горячо сочувствовавший Просвещению),
<Политический журнал> уцелел и стал обязательным чтением для деятелей
Золотого века русской культуры и тогдашнего государственного сословия
Российской империи. И если в XIX в. россияне не только выказали несомненный
вкус к политике, но и прославились на политическом поприще (такое
влиятельное доныне политическое течение, как анархизм, было по преимуществу
делом рук русских аристократов Бакунина и Кропоткина), то в этом надо видеть
заслугу и <Политического журнала>.

***

Ежемесячный <Политический журнал> появился в России в Москве в январе 1790
г. Он был точной копией своего одноименного немецкого собрата, издававшегося
в Гамбурге. Даже не вроде нынешней русской версии <Ньюсуика>, а точный
перевод всех материалов с немецкого на русский. Редакторами русского
политического журнала были профессора Московского университета Павел
Афанасьевич Сохацкий, занимавший кафедру эстетики и древней словесности,
ректор академической гимназии, и Матвей Гаврилович Гаврилов, занимавший
кафедру русской словесности и изящных искусств, а также писатель Василий
Сергеевич Подшивалов, учитель российского стиля и логики и надзиратель
воспитанников благородного пансиона при Московском университете (печатался
журнал в университетской типографии). После 1809 г. Гаврилов издавал
<Политический журнал> уже в одиночку. Он выходил до конца 1830 г. На титуле
первого номера 1790 г. было обозначено полное название журнала:
<Политический журнал с показанием ученых и других вещей, издаваемых в
Гамбурге обществом ученых мужей. Перевод с немецкого>. На контртитуле
размещалось цензурное <Одобрение>: <По приказанию Императорского Московского
Университета господ кураторов я читал сию книгу под заглавием: Политический
журнал и не нашел в ней ничего противного наставлению, данному мне о
рассматривании печатаемых в Университетской типографии книг, почему она и
напечатана быть может>. Никаких проблем с цензурой у <Политического журнала>
не возникало. Ведь его немецкий прототип отличался весьма умеренной
либеральностью и писал о вещах, по большей части России непосредственно не
касавшихся, да и внутреннюю политику России, за неимением там
корреспондентов, почти не затрагивал.
Следует указать, что со временем название журнала претерпело некоторые
изменения. В 1794-1801 гг. у него отсутствовал подзаголовок, а в 1802-1806
гг. он официально именовался <Политический Журнал, или современная история
света>, в 1807-1809 гг. стал <Политическим, Статистическим и Географическим
журналом, или современной историей света>, а в 1809-1830 гг. -
<Историческим, Статистическим и Географическим Журналом, или современной
историей света>. Содержание же его не претерпело существенных изменений на
протяжении сорока лет издания. Достаточно сказать, что обширные
статистические сведения содержались уже в первой книжке журнала, а в обзорах
событий по странам не только описывалась современная политическая жизнь, но
и содержались также географические сведения и экскурсы в историю.
Первая часть журнала в январе 1790 г. открывалась <Историческим и
политическим обозрением 1789 года> - первого года Великой французской
революции. Там отмечалось: <В 1789 году весь свет потрясен был толь сильно,
что везде открылись чрезвычайные движения, и произошло в Европе начало новой
эпохи человеческого рода. После многих столетий 1789 год есть самый
достопамятный. Со времен крестовых походов никогда еще не было такой эпохи,
как сия, в которой бы политическое мнение распространилось и промчалось
через всю Европу с толикою живостию и соучаствованием. Дух свободы учинился
воинственным при конце осьмнадцатого, так как дух религии при конце
одиннадцатого века. Тогда вооруженною рукою возвращали святую землю, ныне
святую свободу. Тогда ратовали против Саладинов, ныне против своих
собственных Государей. Французы брали тогда крепости у неверных Королей,
ныне брали они их у Христианнейшего. Как тогда, так и теперь энтузиазм
превратился во многих головах в кружение и фанатизм. Отсекали людям головы,
грабительствовали и разрушали домы и крепости, дабы показать права
человечества>.
Согласимся, что тогдашняя эпоха чем-то напоминает нашу сегодняшнюю, пусть и
в зеркальном отражении. Мы тоже ощущаем конец прежней эпохи, эпохи
революций, хотя отдельные сполохи их еще возникают на периферии <золотого
миллиарда>, вроде <революции роз> в Грузии или <оранжевой революции> на
Украине, и видим наступление новой, напоминающей эпоху крестовых походов,
только противостоять теперь приходится не мусульманским султанам, а
международному исламскому терроризму.
В том же 1790 г. в конце третьей, мартовской части немецкая редакция
<Политического журнала> поместила примечательную заметку: <Издатели
Политического журнала (немецкого), конечно, стыдились бы своих Читателей,
если бы принуждены были отвечать на несуразную клевету: что будто
Политический журнал выписывается только из Гамбургских ведомостей. Сколь
мало мальчик 12 лет, читающий Алтонского меркурия и Гамбургских ведомостей,
может поверить, чтобы последние, продаваемые по вторникам и пятницам,
вычитаны были из первого, выходящего по понедельникам и четвергам, когда в
них те же известия, какие и в нем: столь же мало кто-нибудь, имеющий здравый
человеческий рассудок, может поверить, чтоб Политический журнал, который в
месяце один только раз выходит, и все между тем временем происшедшие
исторические достопамятности в полном собрании, ничего не опуская, содержать
должен, выписан был из Гамбургских ведомостей, понеже в рассуждении сих
исторических происшествий; одинакие с ними по сущности своей должны
содержать в себе предметы. Но ведомости сообщают ежедневные новости порозно
и в отрывках, а журнал представляет полную историю месяца в связи>. Здесь
русская редакция дала собственное красноречивое примечание: <Сего одного
объяснения довольно может быть к одобрению рассудительными особами и нашего
перевода и издания сего журнала>.
Главной целью русского издания было просветить образованную часть русского
общества насчет того, что происходит в Европе, охваченной войной и
революцией. Вот названия только некоторых статей <Политического журнала>:
<Известие для статистики Богемской, сравнение родившихся и умерших в
Австрийских немецких областях прошедшего году> (возможно, одна из первых
статей по демографии на русском языке); <Замечания относительно к новым
Шлезвиг-Голштинским монетам>; <Новое постановление короны и республики
Польской. Достопамятности Сейма и другие>; <Эльзас возвращается к немецкой
империи>; <Краткое начертание жизни императора Иосифа II> (это был некролог
в связи с кончиной австрийского монарха), <О банках, деньгах и кредите во
Франции> и т. п.
<Политический журнал> сначала приветствовал французскую революцию как
восстановление вольности французов, нарушенной самовластием французских
королей. Но по мере нарастания революционных эксцессов отношение к революции
становилось все более настороженным. Уже в феврале 1790 г. <Политический
журнал> писал: <Конечно, ни один, и самый простой читатель ведомостей, не
может быть столько не сведущ, чтобы он возвращение вольности Франции, 14
июля, смешал с воспоследовавшими потом вещами, которые частию совсем
произвела, частию подала к ним повод партия, похищающая себе господство, или
по крайней мере перевес, также с теми чрезмерностьми и ужасными
происшествиями, которые сверх того приключились, и чтобы он все сие почел за
одно и то же>. А в ноябре 1793 г., в разгар якобинского террора, в журнале
особо отмечалось: <Сколько истинно, что должно с веками подвигаться далее
вперед; столь же справедливо, что не должно с веками продвигаться назад. Что
такой может случай быть, и что был уже; сие доказывает постепенный упадок
просвещенной Греции, упадок Римлян, мало помалу вошедшее варварство средних
веков. Греки и Римляне также подвигалися с веками далее, да только назад.
Франция, котору считали за столь просвещенную, находится теперь в таком же
состоянии. Там делают из нового света старый, не подвигаются с веком вперед,
но отскакивают на две с половиною тысячи лет назад. Все государственное
правление, учреждения, премногие обычаи, самые счисления времен должны
распоряжены быть древним Греческим и Римским способом. Сии просвещенные
головы Французские изобличают себя в грубом невежестве>.
Нет сомнений, что русские редакторы <Политического журнала> вполне разделяли
мнения своих немецких коллег. И Сохацкий, и Гаврилов, и Подшивалов, и их
преемники верили, что надо двигаться с веком вперед, что прогресс в конечном
счете неодолим, но способствует ему не революционное насилие, а мирное
просвещение. Они занимались политическим просвещением российского
образованного класса.
Следует отметить еще один любопытный момент. И Сохацкий, и Гаврилов, и
Подшивалов входили в новиковский кружок и принадлежали к масонской ложе. Как
известно, Николай Иванович Новиков, видный масон и просветитель (в те
времена эти слова часто были синонимами), императрицей Екатериной II Великой
был заключен в крепость за вольнодумство. После смерти Екатерины и
восшествия на престол ее сына Павла Новиков был немедленно освобожден -
Павел многое любил делать назло покойной матери. Кроме того, он рассчитывал
использовать масонов для выработки новой государственной идеологии, но в
конце концов предпочел им Мальтийский орден. И в 1797 г. в связи с
коронацией Павла прусский профессор Теодор Баузе, также состоявший в
масонской ложе, произнес на латыни похвальное слово императору, на русский
язык его перевел Сохацкий, товарищ Баузе, разделявший тогда его оценку
Павла. Баузе начал речь с вполне масонского оборота: <Услышал Всеблагий
Верховный Правитель судеб человеческих, услышал: обеты наши и мольбы: Ибо
кто Божеским Промыслом дан нам, тот Божеским Промыслом и сохранен. Сохранен
же, дабы возлюбленное отечество устроить, утвердить, украсить>.
Но надежды, связанные с Павлом, не оправдались, хотя <Политический журнал>
при нем продолжал исправно существовать. Самодурство и непредсказуемость
Павла и его конфликт с дворянством спровоцировали заговор, среди участников
которого, кстати сказать, было немало масонов. В <дней Александровых
прекрасное начало> и Сохацкий, и Гаврилов возлагали надежды на Александра I
как на просвещенного монарха. 2 июля 1807 г. в речи на торжественном
собрании Московского университета Сохацкий говорил: <Блаженно то
Государство, коего Монарх и народ составляют единое, благословляемое Богом,
великое семейство! Мир и согласие - тишина и спокойствие, - повсеместно
водворяющиеся благоденствие основывают и утверждают навсегда внутреннюю
крепость его непоколебимо: Великодушие к соседственным народам, защита
слабых и угнетаемых, страх и ужас врагов разительно печатлеют всюду важность
его, достоинство и величие и приносят взаимно праведную от всех дань
глубокого уважения, живейшей благодарности, достодолжного высокопочитания.
Все состояния такового Государства, яко благоустроенные части, содействуют
совершенству целого. Духовенство- путеводством к благочестию, Дворянство -
верностию службы, Ученые сословия - воспитанием юношества, купечество -
распространением торговли, мещанство - умножением промышленности, состояние
земледельческое - усугублением трудолюбия содействуют Его могущественными,
преизобилующими сокровищами Природы и искусства>.
Также и Гаврилов в торжественном собрании Московского университета 1 июля
1810 г. назвал императора Александра <насадителем просвещения> и <зиждетелем
благоденствия Россов>. И добавил: <Всепресветлейший Государь наш, обращая
неусыпное внимание и попечение свое на все отрасли Государственного
управления, обратил оное и на часть учебную. Щедроты и милости Его,
изливаемые на все состояния в Империи Российской, изливаются купно и на
состояние посвятивших себя Наукам. Просвещение и нравственность были между
первыми законами благотворительной воли монарха при вступлении Его на
Престол прародительский: Любовь к истинной славе свойственная великим
Гениям; ею одушевленные, производили они дела, удивляющие свет>.
Александр I, как и отец его, великим гением так и не стал. Надежды на
просвещение и единение сословий вокруг монарха не сбылись. Столь
многообещающе начинавшееся царствование закончилось аракчеевщиной. Тем не
менее на судьбе <Политического журнала> это не отразилось. Он выполнил свою
задачу познакомить образованный класс в России с ходом дел и политическими
процессами в Европе в бурные годы конца XVIII - первой четверти XIX в.

***

Когда в конце 2003 г. начинался наш <Политический журнал>, за неотъемлемой
от всякого нового дела суетой и нам было некогда толком подумать о
предшественниках. Но традиция - это такая штука, которую выбираем не мы: она
выбирает и метит своей метой нас самих. Поэтому известие, пришедшее от
нашего читателя, о том, что казавшийся чистой импровизацией <ПЖ>,
оказывается, более двух столетий тому назад имел своего одноименного
собрата, наполнило сотрудников и авторов нашего издания примерно теми же
эмоциями, какие испытали солдаты Наполеона в Египте, когда он им прокричал:
<С высоты этих пирамид на вас глядят четыре тысячелетия!>.