От Георгий Ответить на сообщение
К Георгий Ответить по почте
Дата 24.08.2004 00:01:22 Найти в дереве
Рубрики Тексты; Версия для печати

"...и гости нашего города". В чем опасность? (*+)

http://strana-oz.ru/?numid=7&article=328

И гости нашего города

Оксана Карпенко


[1]

<Уважаемые петербуржцы и гости нашего города, соблюдайте правила пользования метрополитеном:>

Каждый день, спускаясь в метро, я слышу это, на первый взгляд, совершенно безобидное обращение. Формула настолько привычная, что
странным может показаться вопрос: зачем <пассажиров метро> разделяют на <петербуржцев> и <гостей>? Практической необходимости в этом
нет, требования одинаковы для всех <пассажиров>. Однако вновь и вновь часть пассажиров объявляется <хозяевами города>, а другая -
его <гостями>. Мало кто обращает на это внимание. И уж совсем немногие осознают социальный смысл и негативные последствия такого
деления.
Для большинства людей нет ничего более привычного, чем мыслить категориями <дома> (<хозяев> и <гостей>) или <семьи> (<родители>,
<дети> и т. п.). Между тем использование этих категорий как метафор социальных отношений - <нация как семья>, <государство/город как
дом> - представляет собой переосмысление публичных, анонимных отношений, связывающих людей в обществе, в категориях приватных,
персональных отношений. Использование метафор позволяет выразить представления о проблематичных социальных отношениях в терминах
знакомых областей жизни[2]. Если не отдавать себе отчет в том, что это всего лишь метафора, то покажется вполне логичным
распространить на приезжих требования, предъявляемые гостям. Так зачастую и происходит.
Как показывает исследование дебатов в российской прессе 1990-х годов вокруг <лиц кавказской национальности>[3], метафора
<Россия/Петербург/Москва и т. п. - наш дом> определенным образом организует восприятие миграционных процессов и отношений,
связывающих <мигрантов> с <местным населением>. Она оформляет образ направленной на <коренных жителей> угрозы, исходящей от
солидарно действующих, культурно гомогенных <гостей с юга>, и становится одним из инструментов легитимации различных форм бытовой и
институциональной дискриминации.

<Дом> vs <проходной двор>

Проходной двор - это ничье, открытое для всех желающих, общее пространство. Используемое в качестве метафоры государства, города или
региона, это выражение обретает негативный смысл, становится знаком неправильно организованного <дома>, разрушаемого стихийным,
неподдающимся контролю со стороны <хозяев> движением <гостей>.
<Говорят, бороться с нелегальной миграцией невозможно и что окончательной победы над ней не добились даже самые богатые страны. Да,
это так, но это не означает, что Россия и дальше должна быть для всех перелетных птиц удобным и бесхозным проходным двором, где
удобно селиться и гнездиться целыми семьями, кланами и даже районами в течение целого десятилетия (при этом изменения в
демографической ситуации нашу власть тоже не волнуют)>.[4]
<Дом> в подобном <оборонительном> контексте - прежде всего метафора <по-хозяйски> устроенного государства/города, в котором
производится постоянный мониторинг миграционного поведения <гостей> и справедливо (в интересах <хозяев>) ограничиваются их
возможности в различных сферах жизни (например, доступ к жилью, административным постам, к значимым позициям в бизнесе, криминальной
сфере и т. д.). <Проходной двор> представляет собой альтернативную и неприемлемую с точки зрения <хозяев> модель организации жизни.
Одной из важнейших характеристик <проходного двора>, делающей его непригодным для постоянного проживания, оказывается отсутствие
<реальных> границ и, как следствие, его <бесхозность>. В этом пространстве хозяин утрачивает власть и гости начинают хозяйничать, т.
е. принцип справедливости, в соответствии с которым гость не может претендовать на роль/ресурсы хозяина, нарушен.
Такая проблематичная для <хозяев> ситуация оказывается чрезвычайно удобной для <гостей>: у них появляется возможность <удобно
селиться и гнездиться>, <без труда переезжать в любых направлениях>, <скрываться от контроля> и т. д. При этом свободный приезд
<всех без исключения граждан СНГ>, <кавказцев, равно как и жителей других государств...> связывается с преступлением:
<"Прозрачность" границ позволяет без труда переезжать в любых направлениях и скрываться от контроля со стороны правоохранительных
органов>. В таких высказываниях фактически происходит отождествление реализации права на свободу перемещения с правом безнаказанно
совершать преступления. Свобода перемещения рассматривается как ресурс преступников, иные аспекты этого права игнорируются. Успех в
борьбе с преступностью (как и решение других проблем) логически связывается с отказом от соблюдения этого права.
Мигранты a priori рассматриваются как разрушители легитимного порядка в <доме>. Опасность неконтролируемого движения мигрантов
дополнительно подчеркивается использованием метафор различных <разрушительных стихий>: <девятый вал международного терроризма
обрушился на Россию вместе со штормовой волной нелегальной миграции>[5], <наш город буквально наводнили кавказцы>[6] и других.
Использование этих метафор превращает мигрантов в опасную массу и служат оправданием силовых методов решения проблем <дома>. С точки
зрения <хозяев>, любые средства борьбы со <стихией> признаются легитимными, так как без решительных мер <хозяева> потеряют контроль
над ресурсами <дома>.
Сохранение <порядка в доме> ассоциируется с успешной контролирующей/карающей деятельностью правоохранительных органов, которые
описываются как легитимные представители и защитники интересов <местного населения>, <законопослушных граждан>. Поддержание <порядка
в доме> увязывается со способностью этих органов контролировать перемещение людей и регулировать количество <нежелательных лиц> в
пространстве <дома>. Уход какой-либо категории людей из-под контроля или свободный режим передвижения по территории описывается как
опасное поведение, реальная или потенциальная угроза <дому> и его <коренным жителям>. В этих условиях контролируемая и регулируемая
административная граница рассматривается как основа нормальной жизни <местных жителей>, а ее защита осмысливается как приоритетная
задача <хозяев>. Из этого логично вытекает негативная оценка различных международных соглашений, подписанных руководством России,
ослабивших государственный контроль за миграционными процессами и <сделавших Россию ненормальным государством> - государством <без
реальных границ>. К числу таких соглашений относят, например, Бишкекское соглашение 1992 года о безвизовом обмене между
государствами СНГ. Этим соглашением за гражданами стран СНГ (в том числе Азербайджана и Армении) было закреплено право на свободное
перемещение по территории России.
Введение в различных регионах антиконституционных <правил регистрации> рассматривается как единственно возможный в ситуации
<прозрачности> государственных границ инструмент контроля количества и <качества> мигрантов: <Если бы Россия, как любое другое
государство, имела нормальные границы, сказал мэр, то необходимости в принятии правил регистрационного учета граждан не было бы>[7].
Не реализованная на уровне государства функция защиты государственной границы делегируется региональным властным структурам, которые
принимают юридические акты, призванные <компенсировать недостатки федерального законодательства>. Возникающие при этом противоречия
между федеральными законами и практиками административного нормирования миграционных потоков на местах решается в пользу <защиты
интересов и безопасности местного населения>. <Считаю принятое решение, - комментировал введение правил регистрации в Москве
заместитель премьера правительства Москвы Александр Брагинский, - хотя и продиктованным чрезвычайными обстоятельствами, но
единственно возможным и отвечающим международной практике. Границы России сегодня чисто символические, прозрачные, и укреплять их
приходится, начиная со столицы. Именно здесь страна практически начинает наводить порядок в важной сфере внутренней жизни - контроле
за миграцией граждан других государств по своей территории. <...> На свободу передвижения мы не посягаем. Единственное наше
желание - не допустить бесконтрольного въезда в Москву лиц, опасных для стабильности и правопорядка в ней. Тем более что статистика
убедительно свидетельствует, что в динамике роста преступности в Москве главная роль принадлежит приезжим. <...> Поэтому пришлось
принимать административные, "милицейские" меры. Перепробовали многие, но других пока не нашлось. Нужно было ограничить, перекрыть
бесконтрольный приток лиц с неправомерным поведением из-за рубежей России, пока он не перешел некоторую критическую отметку>.[8]
Процедура легитимации нарушений Конституции, федеральных законов и международных соглашений (того, что обозначается эвфемизмами
<милицейские меры>), предполагает прямое обращение к повседневности читателя - <коренного жителя>, к его личным интересам (личная
безопасность, обеспеченность жильем, работой и т. п.), реализация которых может быть затруднена присутствием <приезжих>. Соблюдение
отдельных законов и конвенций, призванных защитить права различных категорий <не местных>, в этом контексте преподносится как
непрактичное, угрожающее безопасности и благосостоянию как государства, так и его граждан (или <местных жителей>).
Штамп о регистрации в паспорте выступает как критерий законопослушности и добропорядочности человека. Соответственно, отсутствие
такого штампа может быть оценено как факт подозрительный. Однако отсутствие формальных критериев и процедур, в соответствии с
которыми то или иное лицо может быть признано <опасным для стабильности...>, предполагает массу возможностей для злоупотреблений
властью. В отличие от юридически определенных категорий <преступник>, <задержанный по подозрению в совершении преступления>,
категории <лицо, опасное для стабильности и правопорядка в Москве>, <нечестный человек> используются как моральная оценка действий
<лица> и выражает предположение наблюдателя о его дальнейшем поведении. Ограничение возможностей человека на основании таких
предположений представляет собой подрыв основ правового регулирования отношений в обществе. Описание таких мер как <единственно
возможных и отвечающих международной практике> представляет собой оправдание беззакония.
Критика <милицейских мер> наталкивается на обвинения в безразличии к интересам <граждан>: <Если необходимо для безопасности граждан
и собственных границ приостановить и другие (кроме Бишкекского соглашения 1992 года.- О. К.) международные акты, подписанные Россией
сгоряча, это надо сделать именно сегодня, а поборникам "прав человека", по старинке противопоставляющим государство личности (и тем
самым играющим на разрушение государства), следует подумать о том, что наверняка у тех, кто погиб в собственных домах, тоже были
какие-то права, не говоря уже о праве на жизнь>.[9]
Таким приемом обеспечение личной безопасности ставится в прямую зависимость от обеспечения безопасности национальной. Сомнение в
истинности такой логики рассматривается как <противопоставление государства личности>- недопустимое действие, направленное на
разрушение государства - того, без которого жизнь человека не мыслится.

<Хозяева> vs <гости>

<Хозяин> и <гость> представляют собой парные категории[10]. Человек, которого помещают в <хозяйско-гостевую> систему координат, в
каждой конкретной ситуации должен оказаться одним из двух: <хозяином> или <гостем>. Одновременное использование в процессе описания
человека (или группы лиц) обеих категорий- <гость заявляет, что он здесь хозяин>, <гости ведут себя по-хозяйски> - означает оценку
позиции данного человека/группы как проблематичной. Назвать <хозяйским> поведение <гостя> значит негативно оценить его действия,
сообщить о несправедливости его претензий на те или иные ресурсы.
<Иногда выходцы из южных республик сами навлекают на себя неудовольствие горожан непривычной для истинных петербуржцев наглостью,
крикливостью, неопрятностью. Это особенно бросается в глаза на рынках города, где торгуют южане. Точно так же как некоторые
представители русскоязычного населения шумной и безудержной беготней по магазинам в свое время усугубили враждебное отношение к нам
как к оккупантам сдержанных по натуре прибалтов. Нельзя, как говорят в народе, соваться со своим уставом в чужой монастырь- надо
уважать чувства и обычаи коренного населения, где бы человек ни находился. Но к чести петербуржцев должен сказать, что в нашем
городе конфликтов на межэтнической почве практически не бывает>.[11]
<Традиционно Россия (а уж Петербург - в особенности!) была домом для людей всех рас и вероисповеданий. Но если гость приходит в ваш
дом с целью поживиться и, едва войдя, заявляет, что он здесь хозяин, поставить на место - дело чести любого уважающего себя
человека>.[12]
В основании концепции <порядка в доме> лежит представление о правильных отношениях между <хозяевами> (<коренными жителями>) и
<гостями> (<мигрантами>, <приезжими>). <Гостя> и <хозяина> связывают отношения субординации, в которых <хозяину> отведена
доминирующая, <гостю> подчиненная роль. <Хозяину> принадлежит неотъемлемое право жить в своем доме, приглашать в него <гостей> и
выгонять тех из них, кто ведет себя неподобающим образом; право устанавливать правила жизни в доме. <Гость> же с точки зрения
<хозяев> представляется объектом контроля, он должен соблюдать требования <хозяев>.
Претензии <гостей> на ресурсы <хозяев> (экономические, властные и т. д.) не признаются легитимными (обоснованными). Возможности
<гостей> в конкурентной борьбе за ресурсы должны быть ограничены. Такое неравенство возможностей рассматривается как справедливое и
риторически закреплено в словосочетаниях, негативно оценивающих претензии гостей, которые <хозяйничают>. Неподконтрольная и/или не
одобренная <хозяевами> активность <гостей> интерпретируется как попытка перевернуть отношения субординации, стремление нарушить
<демографический>, <экономический> и т. п. баланс в свою пользу, как претензия на распоряжение ресурсами, <по праву принадлежащими
хозяевам>. Стремление <гостей> следовать своим интересам оценивается как опасное для <дома> и его <хозяев>. Нарушение субординации
ассоциируется не просто с трансформацией отношений, но с угрозой самому существованию <дома>.


-------
Рисунок Виктора Богорада к статье Михаила Рутмана <Пир незваных гостей>
(Санкт-Петербургские ведомости, 27.10.1999)
---------
Повседневная концепция справедливости, актуализирующаяся при использовании метафоры <дом>, - это концепция справедливого
распределения ограниченных ресурсов, накопленных в <доме>. Всевозможные блага: жилье, работа, доступ к социальному, медицинскому
обеспечению и т. п. - описываются как естественно ограниченные (<всего этого и петербуржцам не хватает>[13]), поэтому должна
существовать процедура отбора людей, имеющих привилегии доступа к ним. В качестве критерия отбора чаще всего становится
<укорененность>. <Коренным/местным жителям> отдается предпочтение на том основании, что они якобы больше, чем другие, вложили в
процветание дома: они (или их предки) всю жизнь работали, платили налоги и т. п. и таким образом вносили свой вклад в стабильность и
правопорядок в <доме>. <Гостям> же систематически приписывается желание поправить свое материальное положение <за наш счет>,
сознательное уклонение от соблюдения наших правил (они, например, торгуя на рынках, получают наши деньги и увозят их к себе на
родину, не заплатив налоги, и т. п.). В целом категории <местные>, <коренные> представляют собой процедуру дискурсивного наделения
привилегиями доступа к ресурсам, накопленным в доме, а категории <некоренные>, <приезжие>, <гости> и т. п. - способ легитимации
действий, ограничивающих возможности людей.
Использование перечисленных метафор организует восприятие различных конфликтов, возникающих на уровне отдельных людей, как
групповых. <Гости> и <хозяева> (<южане> и <истине петербуржцы>, <русские> и <сдержанные по натуре прибалты>, <москвичи> и <некоторые
группы кавказцев>) описываются как представители гомогенных, <этнических> культур. Предполагается, что, уезжая из <своего дома> в
<чужой>, люди перевозят некий багаж установок, знаний, навыков и т. п., которые <хозяевами> нового дома могут быть оценены как
ненужные, опасные, не соответствующие требованиям нормальной жизни. <Гости> должны отказаться от такого, ненужного в новом доме,
багажа.
Соблюдение <устава> <коренного населения> формулируется как универсальное правило организации нормальной жизни в <доме>.
Несоответствие поведения <гостя> новым требованиям рассматривается как провокация. <Гость> изображается как виновник конфликта, а
<хозяин> - как втянутая в него жертва.
Рассмотрение <государства> как частного жилища позволяет признать за официальными структурами, исполняющими роль <хозяев> в
государстве, право опираться в своих действиях по отношению к <гостям> (мигрантам) на неформальные правила (или обычаи), как это
делает любой хозяин, к которому в дом пришел гость (в том числе и незваный). Это ведет к пренебрежительному отношению к писаному
праву, оправданию его нарушений стремлением соблюдать интересы <населения>. При этом происходит закрепление приоритета моральных
обоснований легитимности действий представителей власти над юридическими. Например, нежелание петербургских властей давать статус
беженцев людям, на него претендующим, объясняется просто: <понятно, конечно, желание городских властей оградить себя от лишней
социальной напряженности - ведь беженцам нужно и жилье, и работа, и социальное обеспечение, а всего этого и петербуржцам не хватает>
[14]. Нарушения Закона <О беженцах> допустимы, поскольку разрешают противоречие, существующее между содержащимися в нем требованиями
и интересами <хозяев>/<петербуржцев>. Иначе говоря, данная метафора позволяет рассматривать юридически установленные процедуры
регулирования отношений в публичном пространстве как необязательные к исполнению, как подчиненные интересам <хозяев>.
Если же <хозяином> является каждый из <местных>, то <гостям> предъявляется требование подчиняться не только представителям
государственных служб, осуществляющих надзор за соблюдением порядка, но и каждому из нас (<местных>, <истинных петербуржцев> и т.
п.) в отдельности. Ваше возмущение по поводу нарушения <гостями> отношений субординации (<наглость>, <крикливость> и т. п.)
рассматривается как <понятное> и <справедливое>. Насилие как средство восстановления порядка не только оправдывается, но и
предписывается <уважающему себя человеку>. <Гость>, на которого направлены такого рода действия, воспринимается как разрушитель
легитимного порядка; безопасность <коренных жителей>, стабильность их жизни ставится в прямую зависимость от эффективности борьбы с
ним. Несогласию <гостя> не остается места. Так как мы <традиционно> толерантны и терпимы к тем, кто соблюдает наши правила, то у
него нет <реальных> оснований для недовольства.

Право vs интересы

Язык не является простым зеркалом социальной реальности, он - активная творческая сила, во многом формирующая объекты, о которых мы
говорим (М.Фуко). Так в основании <реальных> дискриминационных действий лежат способы описания действительности, в которых та или
иная категория людей воспринимается как угрожающая нашему благополучию[15].
Рассмотрение миграционных процессов по аналогии с хождением в гости избавляет от необходимости объяснения социальной природы и
последствий миграционных процессов. Сложные отношения и процессы сводятся к примитивным формулам, оправдывающим применение силы
государственного принуждения для защиты <интересов> определенной категории населения, чем подрываются основания правовой
регламентации жизни общества.


--------------------------------------------------------------------------------
[1] В статье излагаются некоторые результаты коллективного исследования российской прессы 1990-х годов <Кавказцы в крупном городе:
интеграция на фоне ксенофобии>, проведенного ЦНСИ при финансовой поддержке фонда Дж. и К. МакАртуров.

[2] Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Язык и моделирование социального взаимодействия / Ред. В. Петров.
Благовещенский гуманитарный колледж им.И. А. Бодуэна де Куртене. М., 1998. С. 126-170.

[3] В качестве эмпирического материала для исследования было использовано около 300 статей, опубликованных в газетах <Известия>,
<Независимая газета>, <Общая газета>, <Российские вести>, <Российская газета>, <Сегодня>, <Санкт-Петербургские ведомости>, <Невское
время>, <Петербургский час пик>, <Смена> (Санкт-Петербург) в 1992-1999 годах. Критерием отбора текстов для анализа было наличие в
них <этнических> (<армяне>, <азербайджанцы>, <грузины> и т. п.) и <квазиэтнических> категорий (<лица кавказской/южной
национальности>, <кавказцы>, <горцы> и т. п.). Кроме того, в текстах должна была описываться ситуация в <русских> городах.

[4] Независимая газета. 02.10.1999.

[5] Там же.

[6] Смена. 16.12.1997.

[7] Невское время. 25.11.1993.

[8] Российские вести. 3.12.1993.

[9] Независимая газета. 02.10.1999.

[10] Sacks H. Lectures on Conversation / Ed. G. Jefferson. Blackwell, 1992. Vol. 1.

[11] Вечерний Петербург. 8.09.1995 (интервью В. Ягья).

[12] Санкт-Петербургские ведомости.27.10.99.

[13] Смена. 29.07.1995.

[14] Смена. 29.07.1995.

[15] Dijk van T. A. Elite Discourse and Racism. Beverly Hills, CA, 1993