|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
30.06.2004 22:58:11
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
"Ведь что такое официальная советская поэзия 60-х и далее годов? Что-то вроде детского сада" (*+)
http://www.lgz.ru
ВЕК - НОВЫЙ. А ПОЭЗИЯ?
МЕРЗОСТЬ ЗАПУСТЕНИЯ
Статьёй Игоря Болычева <ЛГ> продолжает дискуссию о современной поэзии, в которой уже приняли участие Сергей Мнацаканян, Александр
Люсый и Елена Невзглядова (Санкт-Петербург).
Игорь БОЛЫЧЕВ
ПО СИНИМ ВОЛНАМ ОКЕАНА
Бывали хуже времена,
но не было подлей.
Н.А. Некрасов
Очередная культурная революция, о которой в очередной раз так долго твердила либеральная интеллигенция, похоже, свершилась
окончательно. По советской литературе справили поминки. Пароход современности в очередной раз очищен от старого балласта и
неторопливо следует в очередное светлое будущее. На палубе играет музыка, и стюарды, все в белом, и шампанское с водкой - рекой, и
<эти бедные селенья> наконец-то далеко - проплывают мимо где-то там, в тумане, за бортом. И каждый может наконец-то свободно
говорить то, что хочет. И каждый может точно так же <свободно> не слушать. И выяснилось, что сказать-то, собственно, нечего.
<Что ж, дорогие мои современники, весело вам?>
Нет, не весело. Скорее скучно и гнусно и некому руку подать! И, в общем-то, понятно, почему. Современность, как обычно, оказалась не
на залитой музыкой и светом палубе, а как раз в <этих бедных селеньях>, и надо бы сойти с парохода <по шатким сходням>, но: тут
крахмальные скатерти, светло и музыка, а там <скудная природа> и <край долготерпенья>, в сущности, уже давно не <родной> для многих
пассажиров.
О СМЫСЛЕ СМЫСЛА
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек.
Владимир Соколов
Мелкий эгоизм, духовная трусость, абсолютное нежелание задумываться <о самом главном>. В ответ на вопросы <в чём смысл?> и <зачем
всё?> - ироническая улыбка. Милые междусобойчики и <каждый сам за себя> и <лирика - дело частное>. Уважаемые дамы и господа, неужели
не ясно, что современная скука, безразличие и взаимное (в глубине души - тотальное) неуважение друг к другу - прямое следствие
<частности дела>? Какой может быть интерес у одного равнодушного и ленивого частного человека к частному делу другого человека? Если
<нет никакого смысла>, значит, <нет никакого смысла вообще>. И <какой же я тогда штабс-капитан>? И какой же я тогда поэт?
Вот именно, никакой.
О ПОЛЬЗЕ ЛИРИКИ
Дарование - это поручение,
которое нужно исполнить.
Е.А. Баратынский
Лирика <в единственном неунизительном для человека смысле> - это воплощённое в слове музыкальное постижение истины. Звук созидающего
звука. Ритм созидающего ритма. Музыка созидающей музыки. Взгляда и жеста, качнувшейся ветки, ряби на воде, блистательной мысли и
кроткого чувства, любви и нежности, последнего взгляда, взмаха руки, пятен ветра в поле, дыма за окном вагона на случайном
полустанке, разноцветных огней в грязной городской луже, надоевшего благородства отчаяния и нечаянной радости веры. Лирик только
тогда лирик, когда видит и слышит в разнородных <звуках мира> <мировую музыку>. Без неё человек не может оставаться человеком. Без
неё человек тоскует, хиреет. Без неё человеку плохо и унизительно жить.
Тот, кому доводилось слушать плохие стихи, поймёт. Вот выходит человек и начинает в рифму или без, по старинке или модно и
<формально изощрённо> рассуждать о мировых вопросах или так, жаловаться на судьбу, или призывать, в сущности, в правильном
направлении или обличать, или прославлять, или <любоваться природой>, а чаще <решать вопросы личной жизни>. И тебе вдруг становится
неловко и стыдно. Хочется спрятаться, исчезнуть, НЕ ПРИСУТСТВОВАТЬ при этом. Но почему? Ведь не ты это сочинял, не ты это читаешь
вслух. Почему же стыдно именно тебе? Да потому, что бездарное стихотворение - кощунство. Оскорбление Бога, мира и человека. И ты,
слушая, соучаствуешь в этом кощунстве. И потому остатки совести (а они ведь по-прежнему есть почти у каждого современного человека)
заставляют страдать и стыдиться: за себя, за того человека, который читает плохие стихи, за человека вообще.
Можно встать в иронически-снисходительную позу: и это вы называете поэзией? И начать перечислять всех этих балаболистых вишневских и
приговых, графоманистых рубинштейнов и айги, пустобрёхов кушнеров, лосевых, прочих бесчисленных <друзей> и почитателей Бродского, да
и его самого (позднего), загубившего, между прочим, своё дарование, принадлежащее русской литературе, впитавшее в себя и угасающий
имперский Ленинград, и <смиренную наготу> Норинского. Дарование, вспоенное и вскормленное всем этим, а затем профуканное и
разменянное на схоластическое глубокомыслие механистически-холодных виршей. Так вот иронизировать и делать при этом вид, что меня,
мол, это не касается, уж сам я не такой, <весь другой> и в этом лично не виноват. А ведь это не так. Виноваты и ох как виноваты -
все, кому хоть что-то было дадено.
Дар, даже самый малый, налагает большую ответственность. Прежде всего перед Богом, а потом сразу невдалеке и перед народом, из
которого ты вышел. На то ты и лирик, на то тебе и дан слух к музыке бытия, чтобы являть эту музыку, чтобы она звучала, чтобы славила
Бога, чтобы народу под эту музыку неунизительно жилось и работалось, чтобы народ продолжал оставаться народом.
О ПОЛЬЗЕ КРИТИКИ
Наша совесть: Наша совесть:
И.Ф. Анненский
Главный порок современной поэзии - её <духовная непитательность> (И. Чиннов). Безблагодатность, проистекающая из равнодушия и
безверия. Стихотворные строки без живой веры - это Галатея без последнего одухотворяющего поцелуя, деревянный истукан, пусть искусно
и изощрённо выструганный, изукрашенный, но не живой - <дурно пахнущие мёртвые слова>.
Неверующий поэт - это неверующий священник. Кто ему поверит, если он сам не верит в возможность чуда. Рациональный, <умный>, без
<лирической дерзости> (Л.Н. Толстой), без любви, без ненависти, без <восторга пиитического> (Г.Р. Державин) циничный скептик,
пишущий стихи, а точнее <производящий тексты>, не может и не должен называться поэтом. Называйте его как угодно: конструктором
текста, программистом стиха, дизайнером слова, но не поэтом. Побойтесь Блока. Побойтесь Анненского, Гумилёва, Мандельштама, Георгия
Иванова.
Я не верю, что, скажем, Л. Рубинштейн, или Ю. Кублановский, или А. Вознесенский могут знать и искренне любить русскую поэзию. Они и
подобные им, возможно, любят себя в поэзии, возможно, им нравится называться поэтом, возможно, они и пришлись бы ко двору и вполне
годились бы для какой-нибудь гипотетической <среднеевропейской литературы>. Но взрослый человек, бестрепетной рукой выводящий на
листе бумаги <Чайка - это плавки Бога>: Этот человек или вообще лишён всякой эстетической совести, или же просто-напросто за всю
жизнь по-настоящему не прочёл, не понял и не почувствовал ни одного хорошего русского стихотворения.
Модные ныне рассуждения о том, что <поэзия - частное (личное) дело каждого> просто смешно слушать. <Частное дело> - это выпиливание
лобзиком, вышивание крестиком, плетение макраме. Литература как хобби. <Маменьке понравится вышитый платочек>. Лирика для своих. Для
узкого круга. Для наших:
. Мы ведём
литературную войну с <Новым Выменем> и <Старым Семенем>. Поэтому напишем, что в книге NN <отражено наше непростое время>,
<продемонстрирован необычный взгляд на обычные явления>, <заявлена вера в неугасимость и дана отповедь зарвавшимся>, а также
<конституирован новый аспект когнитивного симулякра, трансформирующий интертекстуальный дискурс в постанальный ракурс>. И всем будет
хорошо>.
Всем будет плохо. Потому что уже сейчас невыносимо. А дальше будет еще хуже. Ну почему просто и ясно не написать в рецензии на книгу
NN правду:
.
Некоторые ответы на этот риторический вопрос известны. Самый очевидный: да потому, что произведения, печатающиеся на этих самых
страницах <нашего издания> столь же плохи, как и стихи NN.
И, казалось бы, сегодня, когда печатание стихов не приносит ни денег, ни славы, неужели за жалкие надежды на грант, на премию, <на
курс лекций в Америке>, <на поездку в Париж>, на <я - ему, а он - мне> продавать бессмертную душу?
- Ну живём-то один раз:
Вот именно. Что останется? Рецензия? Когнитивный симулякр?
Андрея Платонова не выдвигали на Нобелевскую премию. Рубцов не читал курса лекций в Америке. Георгию Иванову в Париже не очень
понравилось.
ПРОКЛЯТОЕ ПРОШЛОЕ
О, одиночество,
как твой характер крут.
Белла Ахмадулина
Если честно, больно писать эти банальности. Трудно представить, что напоминание прописных истин было необходимым, скажем, в среде
эмигрантской литературы. (А ведь она существовала в сходных с нынешними условиях - без государственной поддержки, без многотысячных
тиражей, <без читателя>). Адамовича, Ходасевича, Вейдле, Газданова, Поплавского, Георгия Иванова, Бунина, Зинаиду Гиппиус можно
упрекнуть в чём угодно, но не в отсутствии эстетической совести. Да и могло ли быть иначе? Люди, воспринимавшие литературу как долг
и служение, могли спорить, ругать и хвалить, вести огонь на поражение и возносить до небес, могли ошибаться, в конце концов порой
трагически ошибаться. Но ошибаться во имя любви к истине, к поэзии, к Родине, наконец, а не идти на компромисс <во имя себя>.
Этот компромисс <во имя себя> - одно из самых тяжких наследий советского прошлого. К сожалению, большинство <советских литераторов>
и <советских интеллигентов> сами немыслимы без этого компромисса и не мыслят других вне этого компромисса. Отсюда все родовые черты
современного литературного процесса: эстетическая бессовестность, эстетическая беспринципность, шкурный эгоизм.
Ведь что такое официальная советская поэзия 60-х и далее годов? Что-то вроде детского сада. Вот вам, дети, книжки-раскраски и
давайте - раскрашивайте. Ты раскрась картинку про электрификацию, а ты - про дедушку Ленина. Только смотри, аккуратней. Бесконечные
сочинения на заданные темы. И откуда, скажите, у тех, кто <вёл себя хорошо> и кого никогда не лишали за обедом компота из
сухофруктов, возьмётся не то что <лирическая дерзость>, а хотя бы элементарная интеллектуальная честность?
От, мягко говоря, метафизической ограниченности, интеллектуальной узости и трусости до <лирика - дело сугубо частное>, согласитесь,
недалеко. Потому так легко и сдали русскую литературу, что для подавляющего большинства знаменитых советских поэтов лирика уже
давным-давно была делом сугубо частным или, выражаясь современным языком, частно-предпринимательским.
К сожалению, одно это не объясняет нынешнего положения вещей.
О НЕВОЗМОЖНОСТИ ПОЭЗИИ
<...Ибо только они [слабые люди] воображают, будто разнуздание инстинкта делает человека сильным; и именно потому они, вяло мечтая
разнуздать свою слабость, - идут в узду к беззастенчивым и в ярмо к порочным...>
И.А. Ильин
Предчувствия Ницше, оформившиеся затем в высказывания о кризисе поэзии (шире - культуры), <кризисе гуманизма>, <восстании масс>,
<распаде атома> человеческой личности, бывшие в промежутке между двумя мировыми войнами прозрениями-подозрениями, в 50-е годы
прошлого века превращаются в убеждение, а в конце ХХ века становятся общим местом и потому, увы, похоже, правдой. Современный кризис
европейского сознания, выраженный и явленный в так называемом <постмодернизме> надо принять как свершившийся факт. Главной,
серьёзной и фундаментальной основой постмодернизма, если отвлечься от мишуры <дискурсов>, <следов> и <симулякров>, является его
принципиальная безблагодатность. <Человек - мерило всего>. То, что мы сегодня имеем, <намерил> человек, оставшись сам по себе,
решивший жить <только своим умом>. <Человек Рубинштейн - мерило всего>: <Человек NN - мерило всего>: Самый главный результат мира, в
котором существует <человеческое и только человеческое> - как никогда низкая цена этого самого <человека>. Как выяснилось, без веры
человек человеку неинтересен, скучен. Поклонение <общечеловеческим ценностям> - поклонение низменной пошлости, низведение человека
до элементарной статистической единицы. Сегодня преобладающим является статистический подход и законы больших чисел. А при таком
подходе малые числа, а тем более <единицы> вообще не играют никакой роли.
Постмодернистская литература <удовлетворяет современные потребности>. Это типичное рыночное предложение при существующем спросе.
Принципиальное отличие её от настоящей русской литературы - она удовлетворяет потребности не народа, но массы, покупателя,
становится рыночным товаром, зависит от спроса. И в этом смысле мало отличается от романа в яркой обложке <про любовь и про
убийство>. Современная литература перестала искать истину и смысл жизни, она променяла это на <своего потребителя>, на <свою нишу>,
на <сегмент рынка>. Отличие коммерческой литературы от некоммерческой только в том, что одни пишут дрянь, чтобы понравиться
миллионам, и зарабатывают на этом деньги, другие - чтобы понравиться двум десяткам <своих>, то есть, вообще говоря, уж совсем
непонятно зачем. Какое-то ларёшничество. ЧПБОЮЛ.
То, что мы имеем сегодня, недостойно звания русской поэзии. И речь идёт сейчас даже не о степени талантливости того или иного поэта.
Речь идёт о том, что современные <лирики> в подавляющем своём большинстве даже не ставят перед собой той главной задачи, которая
одна во все времена оправдывала поэзию и питала её, - постижение смысла существования человека в мире. Советские навыки - <все
главные вопросы решены>, застарелая любовь к книжкам-раскраскам, принятая в очередной раз бездумно и по привычке сверху (а сегодня,
так сказать, сбоку - <так все думают>) спущенная данность - <смысл в том, что нет никакого смысла>, иными словами Духовный
конформизм и капитулянтство - вот что такое современная поэзия. Кому она такая нужна?
Да, спору нет. В условиях фундаментального духовного кризиса, в условиях массового отступничества, предательства и тотального
неверия элементарная эстетическая порядочность сегодня требует едва ли не героизма. Но лирика вообще всегда была экстремальным видом
спорта. Лирика вообще невозможна без веры в чудо, ибо любая лирическая удача - это чудо. Лирическое стихотворение - доказательство
бытия Божия.
Какой практический смысл во всём этом? Да, пожалуй, что никакого. Какой практический смысл в любви к родине? В мученической смерти
Блока? В тоске по России Георгия Иванова? В смиренной гениальности Исаковского? Какой практический смысл человеку не быть скотом?
Нет никакого практического смысла. Совесть вообще штука непрактичная. Но на ней, да ещё на любви и вере зиждились тысячелетние
царства.
О СВОБОДЕ И НЕОБХОДИМОСТИ
Тяжкий удел молчания -
Доля твоя, поэт.
Светлана Сырнева
Ну а как же свобода? Как же полёт фантазии и вдохновения? Как же раскованность творца? Игра? Лёгкость? Непринуждённость?
Никак. Ничего этого нет. Нет свободы - есть ответственность и осознанная необходимость. А так называемая <свобода творчества> нужна
постольку, поскольку она помогает осознать необходимость. Лирика - не выдумка, не игра и не самовыражение. Лирика - постижение
истины, а истина, условно говоря, музыкальна. Поэтому поэту необходим Слух. Нет никакой раскованности и лёгкости - есть жёсткое,
неукоснительное, аскетическое вслушивание в себя и через себя в мировую музыку - чтобы расслышать мелодию истины, ибо истина
музыкальна. Нет никакой фантазии и вдохновения - есть прозрение и благодать, которые дарует Господь. И в распределении этих даров
нет никакой справедливости: один начинает работу в вертограде с раннего утра и усердно трудится весь день, обливаясь потом,
исполняет все законы, и получается из него Вячеслав Иванов, другой, какой-нибудь Есенин, приходит в <часу шестом> и вроде не
особенно даже и потеет, а Хозяин награждает всех по своему усмотрению. И нет смысла роптать. И вопросы <почему?> и <за что?> тут не
уместны. В лирике не бывает справедливости. Лирика не должна пахнуть потом. Благодать нельзя заслужить.
Но к ней должно быть готовым.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Русская литература не столько отражала пресловутую реальность, сколько ПРЕОБРАЖАЛА её и СОЗДАВАЛА духовную действительность. То, что
действительно существует, то, что действительно имеет значение, цену и смысл. Не сонм иллюзий, необязательных фантазий и
человеческих выдумок, но мир духовных подлинностей. Прозревала в реальном человеке <образ и подобие>. Прозревала <образ и подобие>
нашей страны, <России той, что будет жить в веках>, и тем самым понуждала всё земное и бытовое, мелкобесное и низменное становиться
осмысленным, милосердным, красивым в конце концов. Население - народом, носителя прав человека - человеком. Всем лучшим, что есть в
нас, мы обязаны нашей литературе.
И главная проблема сегодня - мы устали от этого наследия. Нам, интеллектуально и нравственно расслабленным, по-смердяковски
бездарным и по-швабрински себялюбивым, тяжело и неприятно, что у нас были такие предшественники. Ведь Пушкин и Лермонтов,
Баратынский и Тютчев, Толстой и Достоевский, Блок и Гумилёв, Георгий Иванов и Андрей Платонов - сознаемся честно, они мешают жить
так, как нам хочется: спокойно, занимаясь <частным делом>. И потому сегодня, думается, подавляющему большинству участников
литературного процесса не нужен по-настоящему талантливый, а тем более гениальный поэт. Он не только не нужен, он <смертельно
опасен>. Ведь такой поэт отменит всю литературную ситуацию, он нарушит основополагающий принцип, на котором эта ситуация зиждется:
<Время гениев прошло и великая поэзия больше невозможна>. И если мы окончательно поверим в это смердяковское утверждение, у нас
действительно ничего не будет.
Давайте подумаем о будущем. Для начала необходимо восстановить истинную иерархию ценностей. Ведь для этого нужно <так мало>: не
лгать - ни себе, ни другим и верить. Предоставим дизайнерам слова хоронить их литературу. Мы ведь знаем: русская лирика не может
погибнуть. Потому что этого не может быть никогда.