Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	06.07.2004 12:57:24
	Рубрики	Тексты;

"Наш современник". "Бросок Берлин-Прага" (*+)

http://www.nashsovr.aihs.net/p.php?y=2004&n=5&id=4

Семен БОРЗУНОВ
БРОСОК: БЕРЛИН - ПРАГА

"...Майор Борзунов С. М. с первых дней организации фронтовой газеты "За честь Родины" работает в частях Воронежского, а затем 1-го
Украинского фронта в качестве корреспондента-организатора. Он непрерывно находится в действующих частях, организуя боевые,
оперативные материалы с передовой линии.
Во всех решающих боях частей фронта: в зимнем наступлении 1943 г., в весеннем и летнем наступлениях 1944 г., а также в последних
наступательных боях 1945 г. тов. Борзунов неизменно находится с передовыми частями...
В последнем наступлении частей фронта тов. Борзунов все время находится в действующих частях танковой армии Рыбалко, продвигается с
ее передовыми отрядами...
Организуя материалы на передовой линии под огнем врага, он показал себя как бесстрашный советский журналист...
Майор Борзунов С. М. достоин награждения орденом Красного Знамени.

Ответственный редактор фронтовой газеты "За честь Родины"
полковник (С. Жуков)"
1 марта 1945 г.
* * *
Теперь, спустя многие годы, можно признаться, что все мы, фронтовые журналисты, когда еще вместе с войсками, изнывая от жары и
непрерывных боев, отходили на восток, когда ночами пробирались лесами Украины и Белоруссии, переплывали Буг и Днепр, утопали в
Синявинских болотах под Ленинградом, а потом держали оборону на Дону и Волге, уже тогда мы мечтали написать первую корреспонденцию
об изгнании вероломного врага с нашей земли и о поверженном Берлине. Мне посчастливилось осуществить эту мечту. Вступив в войну в
первые ее часы на западной границе, под Перемышлем, я в конце марта 1944 года в газете "За честь Родины" опубликовал сообщение о
выходе наших частей на государственную границу СССР, а чуть позже, 11 апреля, напечатал большую статью "К западным границам Родины".
В начале 1945 года на страницах "Комсомольской правды" появился наш с Александром Безыменским очерк, посвященный вступлению Красной
Армии на территорию гитлеровской Германии. И, наконец, 26 апреля 1945 года мы с военным журналистом Александром Верхолетовым,
находясь в оперативной группе 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко, телеграфировали в редакцию своей фронтовой газеты о
том, что советские танкисты - в Берлине...
Несколькими днями позже вместе с частями той же армии, "верхом" на танке, я через Рудные горы добрался до столицы Чехословакии -
Праги. Оттуда 9 мая 1945 года послал в газету информацию, которая стала последней с боевых фронтов. Но об этом боевом марш-броске с
Берлина на Прагу следует рассказать особо, хотя бы потому, что он был последним, заключительным аккордом не только нашей Великой
Отечественной, но и всей Второй мировой войны.
"Надо спасти Прагу!"

...Уже третьи сутки войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов буквально прогрызали берлинскую оборону. Только за один
боевой день было подбито и уничтожено 129 танков и 140 самолетов врага - это почти втрое больше, чем 16 апреля, когда началось
наступление на Берлин.
Маршал Конев, с которым я имел возможность в те дни встретиться, был доволен тем, как успешно развивались бои по окружению и
уничтожению берлинского гарнизона: основные ударные войска фронта, особенно 3-я и 4-я гвардейские танковые армии, по его приказу
повернули на северо-запад. 30 апреля они соединились с танкистами 2-го Белорусского фронта, замкнули кольцо окружения вокруг Берлина
и после совместного с войсками 1-го Белорусского фронта штурма города поставили гитлеровцев в безвыходное положение.
Минуло еще два дня. Канонада в Берлине стала заметно стихать - лишь доносились отдельные взрывы да в некоторых районах города
продолжалась автоматная перестрелка. Это наши подразделения уничтожали смертников и фаустников, которые не знали, что сопротивление
берлинского гарнизона прекратилось, а его остатки во главе с начальником обороны Берлина генералом Вейдлингом сдались частям Красной
Армии.
Началось массовое пленение врага. А еще раньше, в ночь на 1 мая, над зданием рейхстага взвилось Красное Знамя Победы.
Рано утром 1 мая по ВЧ раздался телефонный звонок из Москвы. Иван Степанович сразу узнал глуховатый голос Верховного:
- Здравствуйте, товарищ Конев.
- Здравствуйте, товарищ Сталин! Поздравляю вас с Первомаем!
- И вас поздравляю, товарищ Конев. Как у вас дела, как празднуете в Берлине?
- Дела идут хорошо, товарищ Сталин. Хороший Первомай.
- Молодцы. Передавайте мои поздравления всем вашим войскам. - Сталин немного помолчал, потом, перейдя на "ты", добавил: - Послушай,
Конев, ты знаешь, что в Праге готовится восстание?
- Нет, товарищ Сталин.
- Надо помочь нашим братьям. Я хотел, чтобы именно ты взял столицу Чехословакии. Понял?
- Понял, товарищ Сталин. Малиновскому (2-й Украинский фронт. - С. Б.) дальше, чем нашим войскам...
- При чем тут Малиновский? - возразил Сталин.
- Я о том, что мы ближе, чем наши друзья, - сманеврировав, Конев сделал ударение на последнем слове, давая понять, что под этим
подразумевает американцев, которые тоже стремятся побыстрее занять Прагу, так как ближе нас находятся от нее.

...План операции по освобождению столицы Чехословакии, срочно разработанный Коневым и посланный в Москву, был рассмотрен в Ставке.
Уже в полночь Сталин сообщил маршалу, что можно приступать к его реализации.
- Прошу Прагу не бомбить! Надо сохранить древнюю столицу Чехословакии от разрушений...
Иван Степанович и сам давно решил освобождать крупные города своей страны, Польши и Чехословакии без бомбежек и, по возможности, без
специальной артиллерийской подготовки, чтобы как можно больше сохранить людей, ценностей и жилых зданий.
* * *
При наступлении на Прагу ответственный редактор фронтовой газеты С. И. Жуков приказал мне продолжать действовать вместе с частями
3-й гвардейской танковой армии, с которой у меня еще с осени 1943 года установились добрые отношения. Меня там знали не только
политотдельцы, но и командиры, включая члена Военного совета генерала С. И. Мельникова и командующего генерала П. С. Рыбалко.
Мы с поэтом Александром Безыменским, вооружившись автоматами и гранатами (тогда всего этого было в достатке), на трофейной
автомашине, не дожидаясь утра, отправились догонять танкистов 55-й бригады. Не зная, что бригада находится уже в глубоком тылу
врага, мы с выключенными фарами помчались на запад по широкой асфальтовой дороге, обгоняя впереди идущие обозы и автомобили. Справа
и слева были видны орудийные вспышки и слышен гул танковых моторов. Кое-где раздавались даже пулеметные выстрелы. Но за рулем сидел
опытный и смелый шофер, который безостановочно гнал машину вперед. Во время крупных наступательных действий никакой линии фронта не
существовало и часто происходило смешение частей Красной Армии с немецкими.
Когда мы оказались в расположении танкистов 55-й бригады, те были удивлены: как это мы на легковой машине пробились сквозь вражеское
кольцо и целехонькими предстали пред их очами. Наверное, нас спасло то, что ехали мы на немецкой машине: гитлеровцы ночью приняли
нас за своих...

И вот я стою перед комбригом с золотой Звездой Героя на гимнастерке. Полковник Драгунский встретил меня дружелюбно.
- Думали, что война закончится в Берлине, - говорил полковник, - но ошиблись... Чехи подняли против немцев мятеж, и из Праги пришла
радиограмма. Вот ее текст: "Эсэсовцы ввели в бой танки. Артиллерия расстреливает баррикады. Мы истекаем кровью. Братья, ждем
помощи... Красная Армия, сотвори еще одно чудо - спаси нас!..". Так что вовремя ты к нам прибыл, товарищ корреспондент, - подытожил
комбриг. - Люди наши воюют так умело и дерзко, что хоть о каждом пиши увлекательный роман, - с завидной гордостью и определенной
долей хвастовства добавил Давид Абрамович. - Так что запасайся чистыми блокнотами и строчи себе на здоровье.
Пока Драгунский отдавал распоряжения командирам танковых батальонов о подготовке к совершению марш-броска длиною почти в 200 км, я
знакомился с танкистами, готовившими свои машины к трудному переходу.
На меня, свежего человека, обрушился поток самых разных вопросов. Они касались прежде всего обстановки в Берлине: все ли гарнизоны и
группы немецких войск сложили оружие, куда направляют огромные толпы пленных и почему мы должны кормить не только их, но и всех
берлинцев? Когда, мол, гитлеровцы захватывали советские города, то, наоборот, они сами питались за счет наших жителей, у которых
выгребали из погребов все, что там было.
Многого, конечно, я и сам не знал, да попросту и не успел увидеть в огромном незнакомом городе, наполовину заваленном грудой
разрушенных зданий, разного рода военной техникой, баррикадами и железобетонными нагромождениями. Но о том, что знал, что увидел,
рассказывал охотно. Прежде всего сообщил, что удалось побывать у рейхстага и полюбоваться тем, как на его куполе гордо реет Красное
Знамя Победы.
Наше Знамя! Наша Победа! Трудно было тогда назвать чувство более радостное, более возвышенное, торжественное, всеобъемлющее. Это
великое, ни с чем не сравнимое состояние в полной мере испытывал каждый советский воин, когда ставил подпись на стенах рейхстага.
Сам рейхстаг в те дни еще дымился, кое-где пробивались языки пламени. Его темно-серые колонны и стены быстро превращались в
гранитные страницы народной летописи частей и соединений нашей армии. По некоторым надписям и автографам, сделанным бойцами и
командирами, можно было узнать о боевом пути полков и дивизий. Я, конечно, тут же вытащил свой "Берлинский блокнот" и в ответ на
вопросы стал перечитывать некоторые надписи: "Мы - с Волги!" - крупно, углем начертил кто-то и тут же рядом, как бы в ответ: "А мы -
из Москвы!". Боец Каратаев добавил: "Не Фриц пришел в Москву, а Иван взял Берлин!". "Ржев-Рига-Варшава". "Мы пришли из Киева". "Мы
шли сюда 4 года"... Люди ставили свои автографы на колоннах, на стенах, лестницах, уцелевших дверях. Все надписи перечитать
невозможно, от них рябило в глазах... И всюду красные флаги, флажки и знамена полков-победителей. Они заполнили чуть ли не все улицы
поверженного Берлина.
Мои новые товарищи - автоматчики и танкисты, - несмотря на оживленность, выглядели уставшими и озабоченными. С 24 апреля они
постоянно находились в боях и были вправе рассчитывать на отдых. А тут поступила новая задача, не менее сложная и не менее опасная,
чем бои за Берлин. Она была связана с преодолением труднодоступных для танков Судетских и Рудных гор. К тому же сначала необходимо
было овладеть стоящим на пути Дрезденом, а затем нанести мощный удар во фланг группе немецких армий "Центр".
В ночь нашего выступления разразился сильнейший дождь. Не было спасения ни в брезентовых палатках, ни в плащ-накидках, которые
имелись далеко не у всех. Автомашины то и дело юзом сползали с грунтовых дорог в кюветы и не могли самостоятельно из них выбраться:
то тут, то там образовывались пробки. Безнадежно застряли тыловые службы: бензоцистерны, а также транспорт с разными боеприпасами,
походно-полевыми кухнями, повозки с продовольствием и всем необходимым для личного состава.
Но, несмотря ни на что, танкисты уже на следующий день перерезали автостраду Дрезден-Хемниц вблизи германо-чехословацкой границы. У
одного из перевалов через Рудные горы генерал Рыбалко по радиостанции разрешил сделать небольшую остановку, чтобы осмотреть и
привести в порядок технику, заправить машины горючим, накормить людей горячей пищей.
О чем говорят перед боем?

...Танк, на котором мне довелось вместе с десантниками совершать марш-бросок, был уже у подножья высоких черных гор, и вдруг -
остановка. В чем дело? Спрыгнул на землю. То же сделали и десантники. От командира узнаю, что решено на танках перевернуть часть
гусеничных траков обратной стороной и тем самым усилить сцепление боевых машин с грунтом. Эта, казалось бы, нехитрая русская сметка
помогла механикам-водителям тяжелых ИС и KB более уверенно совершать движение на наиболее опасных горных участках, успешнее
одолевать крутые подъемы на самые высокие перевалы гор и спуски с них. Но в тот момент напряжение не покидало ни
механиков-водителей, ни тех, кто вроде меня сидел на броне: вдруг не выдержат тормоза и танк полетит в пропасть или перевернется.
Сидевший рядом пожилой десантник вдруг обратился ко мне:
- Вот думал я, возьмем Берлин, и войне конец. Ан нет. Война продолжается. Гибнут люди, а они, гитлерюги, еще сопротивляются в Праге.
Конечно, мы уничтожим их, но обидно погибать уже после капитуляции врага в его собственном логове, правда ведь?
- Конечно, обидно, - подтверждаю. - Но чехи и словаки - наши братья по общей борьбе, и мы должны помочь им, чего бы нам это ни
стоило. Кто же еще им поможет? Не отдавать же их американцам или генералу-предателю Власову, который, говорят, тоже идет освобождать
Прагу... Неизвестно лишь, от кого и для кого он будет их освобождать? В этом вся суть вопроса. Поэтому нам надо спешить.
- Так-то оно так, - продолжал десантник, - но слишком много жертв это потребует от нас. Что мы ответим тем, кто спросит: почему уже
после войны погибли их близкие и родные? Почему?
- Народы скажут нам спасибо, по достоинству оценят подвиг нашей армии, будут помнить долго о наших жертвах... Ну а если забудут -
Бог им судья. Кровь людская - не водица...
Наступила тягостная пауза. Не все десантники, видать, поверили в то, что освобожденные нами европейские страны будут долго помнить и
благодарить нас за избавление от фашизма. Чтобы снять напряжение, в разговор вступил учитель литературы из Сталинграда (он потом еще
не раз будет помогать мне вести нелегкие беседы с бойцами).
- Я тут, пока на броне трясемся, сочинил стихи. Хотите послушать?
- Конечно, с удовольствием, - сразу отозвался мой сосед, чтобы разогнать грустные мысли. - Может, о любви или что-нибудь
веселенькое?
- Нет, опять о войне: о любви напишем после того, как произведем последний выстрел.

Вхожу в Берлин
Не для захвата.
И жить не собираюсь в нем.
Уже близка Победы дата,
Уже рейхстаг объят огнем.
Быть может,
Я на камень черный
Паду
И вновь не поднимусь.
А может быть,
В парадной форме
На Волгу мирную вернусь...

Любителей поэзии среди десантников оказалось немало. Кто-то с собственными вариациями стал читать строки из "Василия Теркина": "Нет,
ребята, я не гордый, не заглядывая вдаль, так скажу: зачем мне орден, я согласен на медаль... На медаль - и то не к спеху, вот
закончится война, вот в деревню я приеду, вот тогда медаль - нужна...".
Другой вспомнил "Жди меня" Симонова, третий "Землянку" Суркова, и пошло-поехало. Сердца начинали оттаивать. Больше всего люди
говорили о будущей мирной жизни: о том, кто куда поедет, чем станет заниматься, какую профессию облюбует и т. п. Чувствовалось, что
десантники устали от долгой кровавой войны.
- Скорее бы вернуться в родные края и начать жизнь для себя, для семьи, для страны всей, - заключил сталинградский учитель, и все
его дружно поддержали.
Кто-то даже тихонько, грустно запел:

Эх, как бы дожить бы
До свадьбы-женитьбы
И обнять любимую свою...

...Слушая бередящие душу разговоры, я про себя подумал: сколько же труда, солдатского пота, горечи и обид пронесли эти люди в своих
сердцах за четыре года войны. Сначала они, как и я сам, под натиском превосходящих сил гитлеровских орд с тяжелыми боями отступали
от наших западных границ на восток, мужественно защищали Москву, Ленинград, Воронеж, Сталинград и другие города. Потом, собравшись с
силами, перешли в наступление и упорно пробивались на запад по разоренной, испепеленной, сырой от слез и крови родной земле. Путь
этот отмечен миллионами могил. И теперь вот уже год, как эти вдоволь настрадавшиеся и навоевавшиеся бойцы так же мужественно и
решительно освобождают от врага землю Европы. И, может быть, снова тысячами могил будет отмечен их путь.

И горы покорились

Во время очередной остановки я подошел к комбригу, который по рации принимал донесение от командира танкового батальона,
действовавшего в головном отряде уже на чехословацкой территории. Тот доносил:
- Дальше продвигаться не можем. Сплошные ущелья и отроги. На узких лесных дорогах немцы устроили завалы из толстых бревен,
закрученных колючей проволокой, а между ними напичкали противопехотные и противотанковые мины. Пришлите саперов...
Комбриг тут же формирует небольшую группу опытных минеров, указывает по карте местонахождение батальона и отправляет их в путь...
Кстати, саперы в этом марш-броске потрудились как следует, даже, можно сказать, на славу, непрерывно обследуя, расчищая от мин и
прокладывая дороги танкистам. Непосредственно в предгорьях, где действовала бригада, никаких обходных путей не оказалось. Свернув с
дороги, можно было завалиться в пропасть, очутиться на непроходимых горных кручах, заросших лесами. Приходилось расчищать завалы,
обезвреживать минные поля, сбивать огнем вражеские подразделения, прикрывавшие эти очаги сопротивления.
Тяжело поднимались танки на кручи Рудных гор. Натруженно работали моторы, перегретые машины задыхались и делали частые остановки.
Командир все видел и знал. Его приказы подхлестывали: "Топчетесь! Быстрее - вперед!". А тут еще пражская радиостанция взывала о
помощи. Все понимали нетерпение восставших, сами заражались им. И все же последние километры горного хребта удалось преодолеть с
большим трудом. Не выдерживали тормоза, вода в радиаторах закипала, нередко машины пятились по круче назад. Автоматчики, связисты,
минеры то и дело толкали плечами машины, тащили на руках пушки и минометы. Да и сами механики-водители танков, используя все свое
мастерство, совершали порой почти невозможное. И общие старания были вознаграждены: почти все танки успешно преодолели подъем на
главный хребет Рудных гор и благополучно спустились с него. Перед ними открылись живописные долины и лесистые пригорки чехословацкой
земли.
Повеселевший полковник Драгунский вдохновенно рассказывал:
- Слышу вдоль колонны сквозь рев моторов, сквозь скрип и лязг гусениц зычный голос командарма генерала Павла Семеновича Рыбалко:
"Командира бригады в голову колонны!..". Добираясь до батальона Гулеватого, я думал: "Зачем это меня?". Ведь сделано как будто все:
только что уточнил задачу авангардному подразделению, проинструктировал его, выслал разведку. Но еще издали заметил на дороге
легковые машины, на обочине стоял бронетранспортер с автоматчиками. А когда подъехал вплотную, увидел командарма в окружении
генералов и офицеров штаба армии. Соскочив с машины, я подтянулся и приготовился доложить о трудном ночном броске и о готовности
бригады к дальнейшему маршу. Но командарм не дал мне и слова сказать.
- Почему стоите на месте? - строго спросил он. - Калинин и Попов уже на подходе к Праге.
- Через несколько минут выступаю.
- Хорошо, - уже более мягко сказал Павел Семенович. - Сегодня ночью надо вступить в Прагу. В бои не ввязывайтесь. Противник уже
обречен, но мы должны спасти столицу Чехословакии от разрушения. Главное - быстрота, натиск, внезапность. Конев требует этого. -
Затем командарм расспросил о состоянии бригады, о запасах продовольствия, наличии горючего.
- Дотянем, товарищ генерал, - заверил я.
- "Дотянем" - не то слово, - заметил Рыбалко. - Мы идем к нашим друзьям, братьям. Они должны увидеть нас, гвардейцев, подтянутыми,
во всей красе и силе. Ясно, товарищ комбриг?
- Ясно, товарищ командующий!

"Прага спасена, товарищ Сталин!"

Так все и произошло. Рано утром жители северных районов Праги увидели, как в город ворвались краснозвездные танки 3-й гвардейской
армии генерала Рыбалко. Тем временем с северо-западной стороны входили танкисты 4-й гвардейской армии генерала Лелюшенко, а с
юго-востока двигались войска 2-го и 4-го Украинских фронтов. На освобожденные от врага улицы дружно выбирались жители столицы. Всюду
громко слышались радостные возгласы: "Наздар!.. Ура!.. Браво!..". Мне казалось, что все жители Праги вышли на улицы и площади,
забрасывая советских танкистов цветами. Приобретали праздничный вид и сами здания города. Всюду из окон домов люди махали красными
флажками и звонко аплодировали. На улицах, где останавливался хоть один советский танк, собирались толпы любопытствующих горожан.
Даже инвалиды на колясках выбирались на улицы. На центральных площадях слышались песни и музыка, бурлило веселье, молодежь танцевала
под русскую гармошку. На многих общественных зданиях были вывешены советские и чехословацкие государственные флаги и лозунги на
русском и чешском языках.
A танкистам, находившимся внутри боевых машин, и сидевшим сверху на броне автоматчикам, осуществившим боевой рывок и отмерившим
последние, самые тяжелые километры, было не до торжеств. От чрезмерной, нечеловеческой усталости люди буквально валились с ног. Были
случаи, когда десантники, несмотря на шум и грохот музыки, засыпали на броне или в кузовах грузовых автомашин. Заснув, некоторые
спали почти сутки. И какое это было счастье проснуться и осознать: все невзгоды и опасности войны - позади. Главное - ты остался
жив! жив! жив!
...Занятый экстренными делами и докладами в Ставку о положении войск на фронте, маршал Конев не смог в первый день выбраться в
Прагу. Он сделал это 10 мая.
Неожиданное появление на еще не остывших от боев улицах города командующего 1-м Украинским фронтом вызвало восторг пражан. Без
эскорта сопровождающих машин, без спецохраны, положенной человеку его ранга, на открытой машине, осыпаемый цветами, Конев с трудом
продвигался сквозь толпу ликующих жителей столицы. Таким его запечатлели фотографы и кинорепортеры, таким он и останется в истории
Второй мировой.
Еле вырвавшись из толпы возбужденных горожан, Конев заехал в штаб 3-й гвардейской танковой армии и срочно позвонил по ВЧ Верховному
главнокомандующему. Разговор был кратким и радостным:
- Поздравляю вас, товарищ Сталин, с нашей победой, - по военному доложил Иван Степанович.
- И вас поздравляю, товарищ Конев. Хорошая победа. Очень хорошая победа! - в ответ послышался глуховатый, но бодрый голос Сталина. -
Как с Прагой?
- Прага спасена, товарищ Сталин. Народ ликует...
- Ну вот и прекрасно! Мы выполнили свой братский долг. Это - главное. Передайте мои дружеские чувства чехословацкому народу и
благодарность всему личному составу фронта.
- Обязательно передам. Сейчас еду на общегородской митинг: буду выступать перед жителями.
...И вот маршал Конев поднялся на импровизированную трибуну. Раздалась громовая овация. Иван Степанович дважды пытался говорить, но
его слова тонули в многотысячных выкриках: "Наздар! Ура! Наздар! Ура!.."
Наконец площадь стала успокаиваться, и Конев начал свою речь. Воцарилась тишина. Вацлавская площадь буквально замерла: люди слушали
с большим вниманием, боясь пропустить хотя бы одно слово.
- Граждане города Праги! От имени войск Красной Армии, освободившей дружественную нам Чехословацкую республику, приветствую вас и
поздравляю с победой, одержанной Красной Армией и армиями союзников - американцами и англичанами - над фашистской Германией.
Дружба народов Чехословакии и Советского Союза, скрепленная кровью их армий на полях ожесточенных сражений против фашистско-немецких
армий, мы надеемся, будет прочной и даст дальнейшие плоды в послевоенном обеспечении мира и безопасности в Европе.
Советские люди и Верховный главнокомандующий товарищ Сталин желают вам счастья и трудовых успехов в мирном добрососедском развитии.
Да здравствует чехословацкий народ!
Да здравствует прочная дружба между Чехословакией и Советским Союзом!
6 июня Ивану Степановичу было присвоено звание Почетного гражданина столицы Чехословакии. В честь этого события на стене древней
ратуши была прикреплена памятная бронзовая доска и состоялся массовый митинг. Затем для журналистов, главным образом западных, была
организована своего рода пресс-конференция. Коневу задали много вопросов:
- Господин маршал, правда ли, что вы были кадровым офицером старой русской армии?
- Вы участвовали в знаменитом прорыве генерала Брусилова? В каком звании? Чем вы тогда командовали?
- В каком царском военном училище вы получили специальное образование?
- Кем был ваш отец? Как велики были ваши поместья?
И, наконец:
- Чем вы, господин маршал, объясните столь убедительные успехи ваших войск, особенно в последний год войны?
Иван Степанович Конев терпеливо выслушал всех, потом поднял руку, улыбнулся и со свойственным ему спокойствием сказал:
- Позвольте, господа, ответить на все ваши вопросы сразу. Боюсь, что вас разочарую. Я сын бедного крестьянина и принадлежу к тому
поколению русских людей, которое встретило Октябрьскую революцию в свои молодые годы и навсегда связало с ней судьбу. Военное
образование у меня наше, советское, а следовательно, неплохое. Успехи фронтов, которыми мне посчастливилось командовать, неотделимы
от общих успехов Красной Армии. А эти успехи я объясняю, в свою очередь, тем, что мы, советские люди, идя через нечеловеческие
испытания и трудности, познали ни с чем не сравнимое счастье беззаветно служить социалистической Родине. Мы, советские труженики в
солдатских шинелях, всеми своими помыслами связаны со своим народом, живем его жизнью, боремся за его идеи и счастье...
Тут маршал остановился, немного помолчал, давая возможность журналистам записать его слова, и в заключение сказал:
- В этом наша сила. Была, есть и будет. Спасибо!
* * *
Что касается моих публикаций о танковом марш-броске через Рудные горы, то они появятся уже в другой, мирной обстановке, когда не
будет военной спешки. Для нас, теперь уже бывших фронтовых спецкоров, собкоров и военных историков, наступила новая эпоха. Вот уже
более полувека правдиво рассказываем о том, что видели, пережили, делимся опытом.
Приходится, однако, отметить, что опыт минувшей войны, ее уроки и выводы нынешними власть предержащими остаются невостребованными.
Можно было бы привести много подтверждающих примеров. Но это уже другая тема и для другой статьи.