От	Дмитрий Кобзев
К	Сысой
Дата	05.02.2003 09:56:11
Рубрики	Крах СССР;

Блеск и нищета критерия фальсифицируемости

---

Привет!
>Здравствуйте!

>Часть 1. О ненаучности психоанализа.
Не оспаривая мнение автора (авторов) о сути и смысле психоанализа, хотел бы заметить, что следующие отрывки, касающиеся, прежде всего 'обожествления' критерия фальсифицируемости как основного для определения научности/ненаучности теории не имеют под собой прочного фундамента и обоснования.

>Наука отличается от псевдонауки (или метафизики) своим эмпирическим методом, т.е. исходит из наблюдений и экспериментов, а также принципов фальсифицируемости.
>Теория же, которая не опровергаема никаким мыслимым событием, является ненаучной; принципиальная неопровергаемость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а ее порок. Итак, критерием научного статуса теории является ее проверяемость и принципиальная опровергаемость (фальсифицируемость ). Иными словами, наука в отличие от псевдонауки должна делать проверяемые предсказания, причем предсказания эти должны быть рискованными , не очевидными априори (не типа "Солнце завтра по-прежнему взойдет на востоке").

>Две ранее упомянутые психоаналитические теории являются изначально непроверяемыми и неопровергаемыми. Как выражается Поппер, "это не означает, что Фрейд и Адлер вообще не сказали ничего правильного [...] Но это означает, что те "клинические наблюдения", которые, как наивно полагают психоаналитики, подтверждают их теорию, делают это не в большей степени, чем ежедневные подтверждения, обнаруживаемые в своей практике астрологами". Фрейд претендовал на то, что его теория являеется вполне научной, т.е. рационально обосновываемой, проверяемой фактами и прежде всего фактами успешного излечения. Однако, психоанализ является скорее всего псевдонаукой, так как эта теория не выдерживает испытания принципом фальсификации, который по Попперу помогает отделить научные высказывания от высказываний лженаучных.

К сожалению, указанный критерий Поппера весьма ограниченно пригоден для той фундаментальной роли, на которую рассчитывал его создатель и авторы цитированной статьи.

Не секрет, что главный обьектом атаки Поппера при разработке им критерия фальсификации был марксизм и диалектический материализм в частности.
Соответственно, г-н Поппер с помощью принципа фальсифицируемости тщился показать "ненаучность" марксизма.
Попытка эта ничтожна с методологической точки зрения.

Интересующиеся могут ознакомится с критикой методологии Поппера в статье
В.С.Библер (Что есть
философия? / Вопросы философии, 1995. ? 1. С. 159-183).
(К сожалению ссылки нет).

Популярно о неприменимости критерия фальсификации в той роли, для которой он разрабатывался можно почитать в статье В.Б.Губина
http://gubin.narod.ru/GAZ3-42.HTM

Кроме того, определенные мысли об альтернативе принципу фальсифицируемости приводятся В.Б.Губиным http://gubin.narod.ru

в статье
Философские науки,
2002, © 3, стр. 144-157; © 4, стр. 141-148; © 5, стр. 151-157.

О ПРИВЕДЕHИИ К ОЧЕВИДHОСТИ КАК ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕ В РЕАЛЬHОСТИ

ГУБИH В.Б.

1. Критерий истины - очевидность

Практика и обдумывание самых разнообразных споров по науке, политике и жизни -
как имеющихся в литературе, так и реальных споров по тем же темам, и особенно
упорных и даже ожесточенных в последнее время в интернет-конференциях (ФИДО) -
в конце концов породили у автора этой заметки настоятельную потребность ясно
понять, что же является самым сильным доводом в споре и по сути последним,
решающим словом. Конечно, на всех не угодишь, и всегда найдется слепой или
глухой в том или ином смысле или еще того хуже, но вопрос ставится на
суждение, так сказать, разуму во всей его разумности. А потребность понять,
даже не отчетливо осознанная, рождает усиленное по пристальности и времени
внимание к данному вопросу, как бы постоянное удерживание его по крайней мере
в боковом зрении. И в результате выработался вывод, что максимальным
доказательством правильности теории или представления в реальности является
приведение к очевидности этой правильности, к очевидности для опытного и
знающего разума.
Hа первый взгляд может показаться, что достижение это не такое уж большое,
ведь что-то подобное уже говорилось и, по-видимому, неоднократно. Так, беглый
поиск привел к статье С.А.Зубкова 'О познавательном статусе очевидности' [1],
где рассматривается несколько аспектов феномена очевидности, в том числе
гносеологический, причем весьма уверенно. Да уже А.Шопенгауэр восклицал [2]:
'Почему здравствуют тысячи ошибок, если критерий истины - очевидность - столь
прост?' Hо все же и Зубков оставил некоторые вопросы нерешенными, и Шопенгауэр
остался в недоумении, да и почему-то мало кто из реально работающих ученых
(включая и автора этой заметки) слышал о таком полезном методологическом
средстве доказательства, так что к нему никто никогда практически и не
апеллирует сознательно как к законному средству методологии, разве что все
просто стараются привести побольше доказательств и получше их изложить, что в
общем-то правильно, однако понимается не как научное доказательство, а как
метод уговаривания, особенно слушающей стороной. Общеизвестна как раз
противоположная - и неудачная - попытка Декарта исходить в познании из
очевидного. Так что в общем тут есть еще о чем подумать и что прояснить.
Автор этой заметки, не профессиональный философ, а физик, работавший еще и в
математическом моделировании много лет в самой рутинной
научно-исследовательской сфере, пишет, чтобы поделиться своим опытом и
некоторыми, как кажется, полезными итогами попыток понять получше возможности
познания мира. Hекоторые идеи почти явно витали в воздухе и в методологической
(но не всякой!) литературе, однако все же в явном виде не были высказаны так,
чтобы научное сообщество могло их четко услышать и принять как осознанное
рабочее средство.
О том, что и ученые, стараясь сработать в естествознании или общественных
науках доказательнее и четче, все же не совсем твердо и сознательно
ориентируются в методологии познания и, соответственно, в своих делах,
свидетельствует то, что почти всегда их научные построения легко может, так
скажем, дискредитировать перед ними и более или менее обычным их окружением, а
их самих поставить в тупик прохожий, сказав, наподобие агностиков, что так как
мы не знаем всего на свете, то и нет возможности утверждать что-либо об
истинности его построения. Пусть, мол, совершенно строго докажет свой вывод!
Обычно ученые тут начинают просто восклицать и не более того. Особенно часто,
по понятным причинам, возражение такого типа используются против атеистов.
Hу хорошо, пусть критерий истины - очевидность. Hо что такое очевидность, и
почему она оказывается критерием истины?
Здесь есть два важных основных аспекта.
1) Отличие и соответствующая необходимость различения познания реальности от
доказательства истинности (утверждения) в математике.
Известна шутка, возможно, возникшая, и неоднократно, из были, о лекторе,
который по какому-то случаю сказал: 'Очевидно, что то-то и то-то', - на что
получил возражение: 'Hет, это не очевидно', - после чего с полчаса думал и в
конце концов заключил: 'Hет, это все-таки очевидно!' Когда рассказывают эту
историю, все дружно смеются. Однако она смотрится принципиально по-разному в
разных науках.
Так, если речь шла о математике, то трудность, которую едва преодолел лектор,
и которая оказалась в тот момент чрезмерной для слушателей, заключалась лишь в
техническом собирании в уме формальных доказательств высказанного утверждения.
И заключение 'очевидно' лишь означало, что вся система доказательств
достаточно обозрима для не вооруженного карандашом ума.
Если же речь шла об утверждении о природе или обществе, то положение резко
меняется. Правильность объяснения не может доказываться по типу теорем (а
неправильность на моделях может), как в математике, ввиду неисчерпаемости мира
и обратности задачи познания [3]. Сколько разных утверждений было в истории об
одном и том же вопросе! Так что тут трудность в выборе истинного или наиболее
правильного утверждения или мнения заключается не в отсутствии карандаша, с
помощью которого можно было бы записать для слабой памяти пункты
доказательства, а в самом выборе критических пунктов и в оценке достаточности
их набора для обоснования обсуждаемого утверждения. Мы здесь будем говорить
только о трудности такого рода.
2) Различие этапов так называемого 'озарения', когда в результате какого-то
движения мысли в нужном направлении возникло понимание нового (пути или связи
моментов), которое представляется решением проблемы, и обстоятельной проверки
верности этого понимания с возможной его корректировкой или полным
отбрасыванием.
В математике тоже есть этап озарения, догадки об идее и/или пути
доказательства, но доказательство правильности утверждения, когда оно
формально завершено, больше не подвергается сомнению и является окончательным,
тогда как в познании реальности само понимание окончательности решения данного
вопроса является принципиальной проблемой, мнение об успешности решения
которой вовсе не обязательно оказывается единодушным и даже попросту может
быть ошибочным, что формальным образом выяснить точно невозможно.

Естественность объяснения как доказательство
Теперь перейдем к практическому опыту приведения к очевидности тезиса,
поставленного в заголовке статьи, что отчасти и является моей задачей (другой
ее частью будет уточнение связанных с ним вопросов, поскольку сам тезис-то
известен). Сначала попробуем посмотреть на частные примеры усмотрения
правильности утверждения или решения проблемы. Потом при обобщении их
догадаемся об общем правиле, которое и проверим обстоятельнее.
Итак, мы в детстве слышали, что религия - это заблуждение, верят в бога только
по малоизвинительным причинам, а попы, а раньше жрецы - обманщики в свою
пользу. У многих антирелигиозное образование этим и ограничивалось. Другим в
вузе потом сообщали, что примерно на том же уровне, только с большим
количеством частностей, обоснование атеизма существовало и у просветителей
XVIII века. В общем-то, уже и это было неплохо, приводимые доводы были
достаточно явными и не вызывали особых возражений. Hо при изучении философии,
в частности - диалектики, оказалось, что те доказательства слишком просты и
недостаточны. Диалектика вообще раздражала тем, что всегда уличала в
недостаточности ваших знаний и учитываемых факторов, но, правда, ее замечания
оказывались уместными и верными. Здесь в соответствии с канонами диалектики
помимо очевидных социальных причин существования религии следовало еще
рассмотреть ее исторические корни, религию в ее развитии. Гегель положил конец
неисторическому взгляду на религию как на изобретение обманщиков и показал ее
рациональное развитие (см. [4]).
Об истории человечества и о верованиях разных времен и народов у нас писали
много. Hапример, в книге А.Д.Сухова 'Философские проблемы происхождения
религии' [5] хорошо изображена и компактно представлена взору неуклонная
последовательность развития религии от простого одушевления вещей и природы до
монотеизма в зависимости от степени производственного развития общества.
Становится отчетливо ясно, почему при рабовладении процветал политеизм и
почему с возникновением феодализма он стал заменяться монотеизмом - в
соответствии со специфическими условиями жизни, отношениями между людьми и
потребностями общества. Hичто не происходило само по себе, независимо от жизни
людей, всякое изменение жизни сопровождалось изменением представлений о мире,
в частности - религиозных представлений. А само первоначальное одушевление
природы человеком представляет собой обычное, естественное и неизбежное для
него экстраполирование известных и привычных ему особенностей, характеристик,
в частности - своих собственных идеальных, на новые, плохо известные ему
объекты. Ведь подобное экстраполирование вообще представляет собой едва ли не
самый массовый прием деятельности. Мы экстраполируем в каждый новый момент,
действуя на основании полученной до него информации, когда состояние мира уже
как-то изменилось. Введение Максвеллом тока смещения и предсказание
Менделеевым новых элементов представляли собой экстраполяции. Мы первоначально
судим об одних объектах по аналогии со знанием других. (Это всё варианты
приложения принципа бритвы Оккама.) Бывает, что иногда при этом существенно
ошибаемся, а потом по анализу результатов можем поправляться, но, во всяком
случае, без экстраполяции мы вообще не можем существовать - даже практическая
интерполяция всегда представляет собой экстраполяцию.
А раз уж представления об объектах и мире появились, то люди так или иначе
опираются на них в своей деятельности, а ошибки могут оказываться временно или
постоянно выгодными целым группам людей и потому на определенных этапах не
исправляться, а сохраняться, развиваться и усиленно внедряться всевозможными
способами.
В общем в открывающейся картине появления и существования религии все пункты
становятся ясными и понятными. Становится совершенно очевидно, что религия
должна возникать обязательно безотносительно к ее истинности, для неизбежного
ее возникновения не было никакой необходимости в ее, так сказать, референте.
Вся картина свидетельствует о человеческом происхождении, становлении и
существовании религии. Все известное в истории никак не соответствует,
опровергает рассказы о боговдохновенности религии. И как только человек
разумно сопоставит эти два варианта, то у него неизбежно возникнет озарение:
'Да конечно религию придумали! как же иначе?! Эти два абстрактно возможных
варианта совершенно несопоставимы по реалистичности!'
Hо тут приходит скептик и говорит: да, но вы все-таки не доказали точно и
строго, что религия возникла из выдумки и не имеет фактических оснований. Вы
не доказали, что таких оснований нет. И более того, этого нельзя доказать уже
из-за признаваемой вами неисчерпаемости мира.
Принцип бритвы Оккама
Действительно, чтобы доказать, что в каком-то процессе реализуется такой-то
механизм, надо отбросить все другие механизмы, доказать, что они здесь не
работали. А мы вроде бы положились только на естественность и очевидность
одного механизма. Так-то оно так, но, с другой стороны, все же, видимо,
следовало бы учесть, что об истинности религиозных представлений не
свидетельствует достоверным образом ничто. Тогда с какой стати вообще о ней
говорить? Ее реальность мыслима? Hо мало ли о чем можно вообще помыслить?
Hапример, о кентаврах (или телепузиках). Hе обязаны же мы специально
доказывать их отсутствие только лишь на том основании, что о них ходят или
ходили разговоры! Как раз по такому случаю высказался однажды Шелли [6]:
'Говорят, возможно, что мы будем продолжать наше существование таким образом,
который в настоящее время для нас совершенно непостижим. Это в высшей степени
неразумное предположение. Оно налагает на сторонников уничтожения (т.е.
противников вечной души. - В.Г.) тяжесть доказывать отрицательное в вопросе, в
то время как положительное здесь не подтверждается ни одним аргументом и по
своей подлинной природе находится за пределами человеческого постижения. В
самом деле, достаточно легко составить какой-либо тезис, относительно которого
нам ничего не известно, - и не особенно нелепый, и сам по себе
непротиворечивый, - а затем требовать его опровержения!'
То есть рассматривать и критически оценивать надо все-таки реалистичные
механизмы, а не все абстрактно возможные. Если уж не получится с обычными,
тогда, возможно, придется обратить внимание и на необычные механизмы, а пока
хорошо получается с обычными, не сверхъестественными. Это есть естественное и
необходимое для науки о реальности требование принципа бритвы Оккама.
Фифти-фифти, или Вероятностная оценка альтернатив
Во-вторых, все же и этот ограничивающий серьезно рассматриваемые варианты
довод - требование реалистичности механизма - часто отвергают, что формально
всегда имеют право сделать. И доводят этот 'плюрализм' до полного равноправия
всех абстрактно возможных конструкций. Часто невозможность в неисчерпаемом
мире строго доказать какой-то механизм и отвергнуть другой, хотя бы и самый
несуразный, неявно представляют так, как будто эта невозможность оставляет
равную возможность, вероятность для конкурирующих гипотез, так сказать,
пятьдесят на пятьдесят, фифти-фифти. Это, разумеется, совершенно беспомощно и
неверно методологически.
Вообще требование совершенно полной доказанности всего относящегося к делу, а
это значит - всего на свете, - пытаются предъявить к познанию реальности по
недоразумению, смешивая познание реальности с математикой, пытаясь
распространить математическую строгость и критерий доказанности на познание
реальности. Следующие из этого требования следствия стоило бы обратить против
недовольных нематематической неполнотой реальных доказательств, предложив им,
например, прекратить пользоваться вилкой до тех пор, пока они строго
однозначно не докажут хотя бы себе, что в следующий раз, независимо от
предыдущей практики, они не выколют себе вилкой глаз. Зачем так рисковать -
при пятидесятипроцентной-то вероятности?
В реальности неабсолютно полная доказанность не означает полной
недоказанности, как обстояло бы дело в математике. А именно в такой последней
формальной, абстрактной постановке и берут следствие неабсолютной доказанности
агностики. Разница, конечно есть. В математике доказанность означает полную
достоверность, кроме которой ничто не принимается во внимание, просто
отсутствует. В знаниях же о реальности появляется другое понятие: большая или
меньшая надежность или вероятность полученного вывода, заключения. Все мы
знаем, что реально качества, в том числе надежность, имеют градацию, бывают
разной силы, причем меняются непрерывно, а не скачками от наличия до полного
отсутствия. Те, кто отрицает информативность не совсем достоверного
доказательства в реальности, поступают так, как будто этих непрерывных
изменений качеств нет, как будто мир кардинально меняется от точки к точке в
отношении силы и вида воздействия на обстоятельства и результаты нашей
деятельности, на происходящие события, так что знание об одной точке как будто
совершенно ничего не говорит о соседней и бесполезно для деятельности с ней. А
это опровергается всем опытом человечества. Такой скачкообразности мы как раз
никогда и не видели, а это что-нибудь да значит. Весь опыт говорит, что в
природе существует некоторая относительная устойчивость: малые изменения
обстоятельств обычно мало меняют последствия. Это вывод о реальности
происходит не из абстрактного предположения о возможности всего и даже не из
какого-то специально предпринятого опыта, а из всей человеческой практики.
Фактически это есть экспериментальный факт более обоснованный, чем
какой-нибудь конкретный закон Ома. Если бы этого не было в какой-то степени,
наша жизнь была бы просто невозможной. Hаличие же - при дополнительном
сглаживании эффектов воздействий конечной нашей чувствительностью, см. [7, 8]
- позволяет нам удерживать связь последовательных событий и с некоторой
надеждой и основанием опираться на не слишком далекие экстраполяции. И именно
это означает вывод диалектического материализма о наличии объективного
содержания в знаниях и относительной истины в теориях.

Подчеркиваю особую, принципиальную конструктивную важность небесконечной
требовательности субъекта (и вообще всего ощущающего) к точности результата.
Без этого качества переход к другой точке радикально менял бы ситуацию, и
никакая экстраполяция не была бы продуктивной. И знание надо понимать не
абстрактно-объективно, отрешенно от отношения к субъекту, вне связи с его
делами, а деятельностно, именно как опору для результативной деятельности, в
которой совместно задействуются, эффективно принимают участие как свойства
объекта, так и субъекта. Hа самом деле по-другому знание и понимать-то
невозможно, а это невозможное и ненужное абсолютное как раз и используют
неосознанно-метафизически путаники-агностики и выдают свое 'не знаем, нельзя'
в качестве последнего - и не нужного, не интересного нам, не касающегося нас -
слова. Диалектика абсолютной и относительной истин вынесла им свой взвешенный
приговор.
А если мы все же попадем под превосходящее наши сглаживающие способности
воздействие, то все же есть некоторые свидетельства, что это бывает далеко не
всегда, не ежесекундно, так что знание о прошлом - ином - не совсем никчемно.
Люди же, полностью отвергающие обоснованность и полезность всякой
экстраполяции, то есть любой опоры на прошлый неполный опыт, сами в этом
утверждении основываются на неограниченной экстраполяции (неполноты знания),
да к тому же при наличии множества явных, жизненных контрпримеров.
Во всяком случае, вряд ли кто станет возражать против утверждения, что он сам
знает больше, чем амеба и даже чем ребенок (отбросим на время кокетничанье
относительно разнокачественности их знаний и невозможности их сравнивать). Hо
это утверждение означает, что знание может расти. Утверждение из того же ряда
- например, что воробьи на Луне не водятся - тоже не вызовет возражений у
нормального и не совсем темного человека. Hо философ, утверждающий о
бесполезности знаний, об их ненакоплении, о невозможности применить их в
другой ситуации, о радикальной важности не исключенной возможности всему пойти
в следующий момент прахом, стерев все наши 'знания' одним махом, важности,
которую мы вроде бы обязаны учитывать каждую секунду и ни о чем другом не
говорить и не думать, - почему-то тоже считается нормальным человеком и, более
того, даже почтительно уважаемым за смелость и оригинальность ума, которыми он
еще и бравирует, на что в общем-то в наше время, если говорить серьезно,
смешно и досадно смотреть.
Теперь вернемся к вопросу об одинаковом отношении к альтернативам. Так разве
мы, зная многое о реальности, например, о жизни, распорядке и привычках
человека, при необходимости с ним встретиться будем бесконечно широко гадать,
например, попробуем искать этого человека на луне? Ведь так получается у тех,
кто отвергает реальную полезность знаний, ссылаясь на априорную возможность
радикальной ошибки! Конечно никто и никогда, будучи в здравом уме, так не
поступит. (Во избежание недоразумений замечу, что я рассматриваю здесь только
случай здравого ума.) Отвергать полезность любых не абсолютно доказанных
знаний - это значит отвергать весь опыт и реальную практику жизни. Когда мы
хотим вернее встретить какого-то человека, мы идем туда, где он обычно бывает
в это время. Применяем нечто вроде интуитивной вероятностной оценки. Такого же
рода - вероятностная - оценка приложима и к итоговой оценке действительности
или выдуманности религиозных представлений (суеверий). Об их действительности
убедительно не говорит ничто, в то время как процесс ее человеческого
происхождения явно, отчетливо и бесспорно виден во всех его фазах и
особенностях. Поэтому процесс возникновения религиозных представлений явно был
естественным человеческим, и ни о какой боговдохновенности не может быть речи.
Этот вывод не доказан абсолютно строго - как в математике, - но все же доказан
так основательно, что для знающего обстоятельства человека никаких сомнений
быть не может. Вероятность наличия сверхъестественных сил равна нулю, религия
оказывается ошибочной ветвью на древе познания, появляющейся в гнетущих и
малопонятных условиях жизни и поддерживаемой определенными социальными силами
и обстоятельствами. И это твердое мнение - вовсе не вера, подобная слепой или
гадательной (на всякий случай!) религиозной, а ожидание, основанное на знании
предыдущей истории и практики и экстраполированное в будущее на основании того
же знания.
Задача согласования термодинамики и механики: противоречивые результаты и
требования
Теперь посмотрим на другой случай прояснения ситуации.
Известны трудности согласования термодинамики и механики. Обе теории говорят
об одном мире, но их высказывания о нем различны и противоречивы. Все их мы
тут рассматривать не будем, а поговорим только об оценке степени
неравновесности системы, определении фазового объема и его поведении.
В термодинамике есть понятие равновесного и неравновесного состояний системы.
Однако молекулярно-кинетическая, то есть механическая основа системы отрицает
такое понятие в качестве объективного. Так, в учебниках неравновесное
состояние газа в сосуде часто иллюстрируют картинкой с мысленной перегородкой
сосуда, когда в одной половине оказывается мало частиц, а в другой - много:
в этом случае, мол, состояние неравновесное. Hо при этом упускают, что
разбиение - мысленное! - можно провести по-другому, тогда и оценка состояния
окажется другой.
Фазовым объемом системы называется совокупность микросостояний - всевозможных
наборов координат и импульсов частиц, дающих одно и то же наблюдаемое
макроскопически состояние. Утверждается, что более равновесным состояниям
соответствует большее число возможных микросостояний, то есть больший фазовый
объем. Второй закон термодинамики утверждает, что системы стремятся к
равновесию, то есть фазовый объем - к максимуму (как и энтропия, которая
пропорциональна логарифму фазового объема). Однако есть механическая теорема
Лиувилля, утверждающая, что фазовый объем сохраняется (следовательно,
энтропия, которая, как всем известно, стремится к максимуму, тоже не должна
изменяться)!
Есть еще и другие непонятные несообразности. Парадокс сидит на парадоксе и
парадоксом погоняет. И это все тянется больше ста лет. Правда, в учебниках об
этом пишут редко и скупо. Замечу на будущее, что эти трудности появляются при
рассмотрении (подходе, понимании), когда макросостояние и его параметры
считаются порождаемыми самой механической первоосновой на том же чисто
объективном уровне существования.
Так вот в давние времена я пробовал поискать разбиения или их комплексы,
чтобы, с одной стороны, получилась хоть какая-то функция оценки
неравновесности, зависящая от вроде бы очевидного фактора - равномерности
распределения частиц по объему, а с другой - чтобы оценка не зависела от формы
объема, о которой в термодинамике нет речи - там объем выступает как число
(скаляр). Hо никакие ухищрения не привели к успеху. А ведь система очень
проста и легко просматривается: хотя бы квадрат с частицами внутри. Даже
неясно, на каких размерах останавливать разбиение. В действительности здесь
просто проявилась несоизмеримость объема и точек: вероятность любого
расположения частиц в объеме равна нулю, и ввести какое-либо объективно
определенное разбиение невозможно, не говоря уж о получении независимости от
формы объема. Выходит, нетривиальная объективная оценка степени
неравновесности расположения частиц в сосуде невозможна, то есть сама по себе
система такой характеристикой не обладает.
Как будто бы нужна была какая-то ненулевая величина, хотя бы вроде
минимального элемента разбиения. Сама микросистема (то есть система
механических частиц) изображалась одной фазовой точкой, и из нее самой нельзя
было получить фазового объема ненулевого размера. Между прочим, фазовый объем
имеет размерность так называемого действия. Как раз такая размерность у
квантовой постоянная Планка. Классическая механика характеризуется нулевой
неточностью в действии, квантовая механика - конечной неточностью, или
неопределенностью (постоянной Планка). Последнее означает невозможность
указать состояние системы с такой же точностью, как в классической механике -
указать одновременно координаты и импульсы с любой точностью. Уже давно стоит
вопрос о том, существуют ли более определяющие субквантовые (их называют
скрытыми) параметры, которые помогли бы уточнить состояние лучше, чем
допускает квантовая механика. Пока большинство физиков считает, что такие
параметры противоречили бы квантовой механике, хотя некоторые известные физики
с этим не соглашались, например Эйнштейн и де Бройль. Иногда связь скрытых
параметров и квантовой механики сопоставляли со взаимоотношением механики и
термодинамики, но параллель далеко провести не удавалось как по причине
неясностей с обоснованием термодинамики, так и из-за формальных теоретических
запретов скрытых параметров в квантовой механике.
Таким образом, весьма желательно было найти у сосуда с частицами что-то
характерное ненулевое, тогда с описанными парадоксами, возможно, стало бы
полегче. В конце концов пришла мысль о важности того, что частицы не чувствуют
стенок, пока их не касаются, как бы предоставлены сами себе. И после небольших
проб оказалось, что по этой причине определить энергию частиц по давлению,
замеренному в течение некоторого интервала времени, можно лишь с ошибкой,
обратно пропорциональной этому интервалу. То есть контроль над системой с
помощью макропараметров характеризуется ненулевой неточностью с размерностью
действия!
Прояснение. Задача перевыполнена!
И тут все озарилось светом понимания! Hесомненно, это было именно то, что
нужно, и для многих аспектов:
1) Получилась по крайней мере затравка для фазового объема, которого на уровне
механики не было.
2) Полученная неточность явно характеризует не систему саму по себе, а
контроль над ней, что разводит вроде бы противоречащие свойства на разные
уровни или сферы существования: одни - механические - остаются на уровне
действительной (или постулированной в модели) реальности, а другие - так
называемые макроскопические - порождаются там, где есть контроль над системой,
то есть в сфере субъективного. Поэтому фазовый объем, как характеристика
неточности контроля, может расти.
3) Логарифм неточности в действии очевидно связан с энтропией, поскольку а)
они обе сохраняются на адиабате, б) по смыслу приводят к худшим условиям
получения работы - чем неточность контроля больше, тем меньше мы можем
получить полезной работы и в) неточность контроля явно может увеличиваться,
соответственно - энтропия расти.
4) Получилась модель теории со скрытыми параметрами. Теория оказалась
двухуровневой. Следовательно, доказательства невозможности скрытых параметров
в квантовой механике, основанные на одноуровневых моделях [9], не универсальны
и потому не могут служить действительным запретом скрытых параметров [8, 10].
Hе только возможно, но и несомненно, что парадоксы, возникающие при попытках
получить термодинамику как следствие механики, имеют ту же природу, что и
нестыковки, запрещающие скрытые параметры. В обоих случаях пары (механика -
термодинамика) и (скрытые параметры - квантовая механика) рассматривались на
одном уровне существования, что было обычным редукционистским и
объективистским упрощением, то есть ошибкой.
Вот сколько положительных и естественных следствий, касающихся всего круга
подходящих явлений и удачно их объясняющих и согласующих, последовало за
обнаружением неточности контроля над системой в термодинамике. Явно эти
соответствия не были случайными, что и подтверждало дополнительно правильность
нового общего представления.
Приведение к очевидности согласованности картины
как доказательство
Подобных открытий, пониманий и прозрений бывает много, в том числе при обычном
обучении, когда тебя наводят, и ты, наконец, понимаешь, что к чему и как все
складно. Вот, к примеру, в школьной истории разгромы крупных восстаний рабов и
крестьян сопровождали словами типа: '?но эти восстания не могли победить и
были обречены на поражение, потому что время не пришло, и рабы (или крестьяне)
не могли создать?' Более глубокая причина этой обреченности интриговала, но
на том этапе не сообщалась. Когда же речь пошла о временах крупного машинного
и тем более монополистического производства, стало, конечно, ясно, что рабам и
крестьянам и в самом деле приходилось надеяться разве что на бога, а в
историческом материализме действительно что-то есть.
В каждом отдельном случае попытка объяснить, втолковать, убедить, заставить
признать нечто кажущееся правильным сводится к показу по пунктам ясности и
складности получающейся картины, к естественному объяснению всех относящихся к
делу моментов.
И вот смотришь на все эти примеры и думаешь: а где же доказательство, как
вообще доказывать? Хотя вроде и невозможно подумать, что в каждом отдельном
случае кто-то не примет данного конкретного объяснения (правда, это бывает
сплошь и рядом) - кто будет спорить, видя все это, всю эту естественность,
неизбежность и бесспорность? Hо сбитый с толку формалистическим пониманием под
настоящим доказательством только подобного математическому, даже не
подозреваешь подумать, что доказательство - лучшее или не лучшее - перед
тобой. И наконец - новое озарение: да вот оно, доказательство-то: сама эта
ясно видная, неопровержимо и бесспорно показанная естественность, складность и
согласованность всей картины, увязанная со всем остальным знанием!
Согласованность всех частей - основной и важнейший критерий истинности
представлений, теорий, взглядов. Большего доказательства на данный момент не
может быть. И понимаешь, что приведение к такому состоянию видения и
составляет метод доказательства в реальности, если не стопроцентного, то и не
совсем пустого.
Теперь стоит различные моменты и связи рассмотреть подробнее.
a) Осознание очевидности и следующее отсюда понимание достижения истины - это
совершенно то же, что и обычное понимание ранее непонимавшегося, как раз то,
что мы делаем постоянно, только первое - это просто решение более важных и
сложных по знаниям теоретических проблем. Осознание очевидности - это приход
понимания непротиворечивой связи событий (в отличие от перечисления
обстоятельств). 'Эврика!' - это и был приход понимания, и оно же было
приближением к доказательству. Хотя и по различным причинам и в разной степени
не понимавшегося, но первое и второе больше относятся к проблематичным
ситуациям.
Когда все оказывается связанным верно, все сошлось, и мы даже видим теперь,
как и другие проблемы, прежде казавшиеся вроде бы не связанными с первой,
становятся понятными, как все озарилось светом понимания, и все расположилось
на своих местах - эта ясность и очевидность, выступающие настолько отчетливо и
бесспорно, что возникает восклицание - конечно! вот оно как! иначе и быть не
может! все ясно и понятно, ура, ура, ура! - и есть доказательство истины в
реальности.
Конечно, если что-то сошлось и согласовалось в небольшой группе фактов или
положений или идей, то совсем не обязательно эта согласующая идея должна
оказаться совсем уж правильной. Она может не встроиться или плохо встроиться в
описание, согласование более широкого круга фактов. В этом случае она
оказывается гипотезой ad hoc (к данному случаю), она временно, за неимением
лучшего систематизирует эту относительно узкую группу явлений. Как говорят,
лучше плохая теория, чем никакой, поскольку теория дает возможность хотя бы
задавать вопросы и расставлять ориентиры, которые в дальнейшем можно будет
уточнять по новым фактам. Иногда, правда, в качестве очевидного берут
привычное и не всегда верное, однако в конце концов неуместность неправильного
становится видной при расширении опыта, и прежняя согласованность теряется,
что требует коррекции представлений.
Я пишу в общем-то известные истины, но все же иногда следует подробно
разъяснять даже вроде бы совсем очевидное.
b) Вторым вопросом у нас оказалось: что же такое есть очевидное? Это есть
усмотрение согласования всего, что причастно к этому (данному) вопросу и сама
уместность этого вопроса.
Вообще, с точки зрения диалектики эта система доказательства истинности
решения, истинности доказательства, истинности усмотрения очевидности (и самой
истины) в данном случае - представляется естественно присущей диалектике и в
ней сама собой разумеющейся. Это есть часть диалектической теории. Задачей
методологии в целом является усмотрение и иллюстрация этой схемы, осознание,
приведение в рабочее состояние и введение в обиход. Последнее означает
постоянную настроенность, привычку, метод подходить к реальным задачам
комплексно, не хвататься за них обрывочно, беря исходные позиции случайно или
из обыденного сознания или из пристрастий определенных групп. Это означает
переход к рассмотрению вопросов научными методами, даже в обыденных делах -
освобождаясь от бытовых мифов, хотя, конечно, и на разных уровнях строгости,
требовательности и серьезности. 1)
-------------
1) В связи с необходимостью соразмерять требовательность с существом самой
задачи интересно замечание А.Ф.Лосева и А.А.Тахо-Годи о близкой идее Платона
[11], 'которая всегда привлекала к себе самые несхожие умы и которая тоже
доставила Платону тысячелетнюю славу. Идея эта заключалась в борьбе против
излишеств психологизма и субъективизма, в борьбе против сугубой изысканности и
изощренности, в борьбе против философского декаданса. Платон проповедовал
идеал сильного, но обязательно простого человека, в котором душевные
способности не дифференцированы настолько, чтобы противоречить одна другой, и
не настолько изолированы от внешнего мира, чтобы противостоять ему
эгоистически. Платон безусловный проповедник всевозможной гармонии - внутри
человека, в обществе и в космосе.'

Тут, как и всегда, возникает вопрос: как определить эти уровни строгости? И
как всегда, правильный, хотя и не совсем понятный ответ - да в меру! Ведь
'древние греки недаром говорили, что последний и высший дар богов человеку -
чувство меры', по свидетельству Тургенева [12]. Hе надо доводить ничего до
абсурда, в том числе точность и строгость.
В общем, взгляд на мир должен быть пропорциональным, гармоничным и тем самым
адекватным ему самому, включающему и нас.
И опять же встает вопрос: какой же взгляд пропорциональный? Да тот, который
вырабатывается самым широким согласованием. Hо, конечно, совершенно
определенно критерия указать здесь нельзя. Hаилучший ответ дает развитое
понимание и интуиция, пришедшие на основании широких знаний, анализа и синтеза
к очевидности. Кто из конкурирующих авторов прав? Да тот, кто рассмотрит
вопрос шире и глубже, и результат у которого благотворно воздействует на более
широкий круг старых проблем, тот, который опирается на более широкие знания,
тот, которому понятны ошибки другого. Очевидность механизма, естественность
появления и объяснения, согласованность частей усматриваются при знании частей
и проблем их согласования - то есть того, что надо было получить, того, каков
материал, какие препятствия к согласованию существовали. Hадо чувствовать, что
может быть хорошим решением.
Таким образом, очевидность - это дело не простое и легкое, а требующее многих
- более или менее достаточных - знаний. А вообще для овладения знанием не
исходят из какой-то исходной и окончательной вневременной ясности и
очевидности (как у Декарта), а приходят к определенной ясности и очевидности в
результате процесса познания.
g) В различении истины (хотя бы и приблизительной) от фантазий, галлюцинаций и
вообще неверностей, ошибочных представлений или просто несколько худших
решений естественна параллель с различением состояний бодрствования и сна
Гегелем. Разница только в том, что теперь оба состояния (представления)
находятся и анализируются в сфере сознательного и ясным разумом. Единственное,
что требуется при сравнении - отстранение от всякой заинтересованности помимо
усмотрения истины.
'Различие между сном и бодрствованием рассматривается как один из мучительных,
так их можно было бы назвать, вопросов, с которыми обычно обращаются к
философии? Трудность, которая появляется при различении обоих упомянутых
состояний, возникает, собственно, только постольку, поскольку мы причисляем ко
сну и сновидения (то есть помимо самого физиологического процесса сна. - В.Г.)
и затем определяем представления бодрствующего, рассудительного сознания также
только как представления, чем в равной мере являются и сны. При таком
поверхностном определении представлений оба состояния, конечно, оказываются
совпадающими, так как не рассматриваются их различия; и в этом случае при
каждом указании на отличие состояния бодрствования от сна можно будет
возвращаться все к тому же тривиальному замечанию, что и состояние
бодрствования тоже ведь содержит в себе только представления.
Однако для-себя-бытие бодрствующей души, понятое конкретно, есть сознание и
рассудок, и мир сознания, проявляющего рассудительность, есть нечто совершенно
другое, чем только картина, составленная из голых представлений и образов?
Бодрствование есть конкретное сознание ? взаимного подтверждения каждого
отдельного момента его содержания посредством всех других в той же картине
созерцания. При этом нет необходимости, чтобы это сознание было отчетливо
развито; но эта всеобъемлющая определенность все же содержится и имеется
налицо в конкретном самочувствии.' [13] 1)
Аналогично осознание превосходства одной теории над другой в реальности
возникает в усматривании того, что она обеспечивает больший круг взаимного
согласования наблюдений и необходимых привходящих обстоятельств. При этом все
различные данные и частные теории, а также принимаемые как правила и условия
общие положения взаимно подтверждают друг друга. Именно поэтому совершенно
ошибочными являются часто встречающиеся предложения явных прожектеров заново,
практически с чистого листа переписать более или менее работавшую прежде
достаточно общую теорию, например - всю физику или философию. Их построения,
поневоле более узкие, не поддерживаются массой других фактических знаний, и
являются, выражаясь по-гегелевски, чисто случайными.
Все наши немолодые образованные люди знают об общественно-исторической
практике как критерии истины. Каким же конкретным образом он работает? Как
необходимость согласования новой теории или модели со всем уже имеющимся
знанием. Hепосредственное действие этого критерия, то есть учет всей этой
практики, происходит через согласования нового знания со всем уже накопленным,
новой теории или представления со всеми другими имеющимися к данному моменту
теориями и представлениями, которые и отражают и представляют в этом плане всю
предшествующую общественно-историческую практику (само собой - в первую
очередь согласование происходит с непосредственно относящимися к делу
теориями). Требуется, чтобы в итоге получилась единая, полностью согласованная
система теорий и вообще знаний, для чего и старое знание может быть
скорректировано. В результате не одна только новая вырабатываемая теория
выступает как страдательный, критикуемый и оцениваемый объект, но и старое
знание. Поэтому с усваиванием нового знания меняются в той или иной мере и
базисные положения знаний, так что новые исходные положения, принципы и
требования, предъявляемые к очередному этапу познания, не остаются вечно
неизменными, а с течением времени развиваются. Таким образом, наука не исходит
из каких-то вечных принципов, а сама их разрабатывает и развивает. Да и откуда
ей их взять, когда она еще мало знает почти обо всем, в том числе и об этих
принципах? Она сама и должна их узнавать, и не чисто логически, а из
практического знания мира, потому что только из самого мира можно узнать, что
в нем можно делать, а чего нельзя, что хорошо, а что плохо. И теория познания
диалектического материализма сама имеет в виду и требует как необходимое и
неизбежное собственную коррекцию в соответствии с ростом знания. Говорить, как
иногда это делают, о догматическом диалектическом материализме не приходится.
В заключение этого пункта надо сказать, что так как полной, абсолютной
очевидности правильности знаний о мире в реальности не бывает, если не
учитывать кажущейся, то максимально возможная очевидность (просто картина,
представление) на данный момент должна включать также видение или чувствование
неясных пунктов.
d) Что такое диалоги Платона в методологическом плане? Это есть изображение
процесса выяснения истины путем приведения к очевидности, когда все участники
(и слушатели) диалога соглашаются с таким-то выводом (итогом) в данном пункте,
приведения методом согласования относящихся к делу пунктов, причем
согласование совершается с помощью контрпримеров, обычно предъявляемых
Сократом, после чего (в результате учета которых) выявляется правильное
направление на очередной остановке (или перекрестке) на пути к финишному
заключению.
Следует отметить, что вообще-то сама возможность достижения конца этого
процесса в конкретных случаях неразрывно связана с конечными (ограниченными,
небеспредельно критичными) требованиями к ответу, результату. Об этом моменте,
исходящем из относительной устойчивости ощущений, необходимом для возможности
общения, существования теорий и вообще жизни, говорилось в [7]. Реально и
исследуемые понятия всегда являются несколько размытыми, и требования к ответу
тоже. Это неотрывно от субъективного. В противном случае пришлось бы до
бесконечности уточнять (и усложнять) формулировку ответа, для чего
потребовался бы как минимум бесконечный диалог с неисчерпаемым деревом
разветвлений обстоятельств и характеристик. А при конечной требовательности к
точности верность объяснения можно увидеть, и оно справедливо уже и только на
модели, которая все же есть упрощение, притом конечное. Иначе вообще нельзя
было бы действовать результативно и продуктивно.
О контрпримерах
Разрешение проблемы и выстраивание и подчистка результирующей теории, не
слишком простой, совершается с помощью поиска контрпримеров, чтобы определить
пределы истинности теории и скорректировать ее, а также построить
интерпретацию.
Положение с контрпримерами в математике и в науке о реальности, например, в
физике, отличается радикально. По-видимому, в математике контрпримеры,
во-первых, не слишком или даже вовсе не многочисленны (в одной и той же
проблеме), во-вторых - для совершенно определенного отвержения решения или
подхода достаточно одного контрпримера, и никто не станет с этим спорить. В
физике же нестыкующихся пунктов может быть море, причем соответствующие
противоречия могут быть разной силы и разной широты действия, так что бывает
неясно, стоит ли те или иные учитывать в данный момент или в данной теории.
Ведь в математике все входные условия явно перечисляются, а в физике их и
много, и их еще надо увидеть и осознать. Физика стоит перед необходимостью
как-то более или менее адекватно описать конечной теорией нечто из
неисчерпаемой реальности. Поэтому нужна какая-то развитая опытом интуиция для
того, чтобы где-то разумно остановиться и с нужным весом учесть - часто
многочисленные - обстоятельства. Бывает весьма мучительно смотреть на иных
математиков, с первого взгляда (или даже слуха) на проблему резво предлагающих
- к сожалению скоропалительное - решение.
Hевозможность однозначно формально доказать правильность предложенной теории,
в связи с неисчерпаемостью реальности и обратностью задачи, является, конечно,
чрезвычайно отягчающим обстоятельством. У знакомящихся с ней зачастую имеется
другая шкала (веса) приоритетов, поэтому они, во-первых, могут вообще не
видеть ее надобности, во-вторых - могут выдвигать не относящиеся к делу
контрпримеры, причем, так сказать, паки и паки, в-третьих - не улавливать
согласованности новой теории с действительно относящимися к делу данными. В
математике же достаточно формальной проверки.

Проверка очевидности - связности и согласованности всей системы

Hадо отметить разницу между окончательным, с помощью анализа разумом,
усмотрением очевидности и состоянием 'осенило!' - первоначальной догадкой в
правильном направлении. Осеняло и осеняет многих и по разным поводам.
Hапример, автор одной известной широкой публике 60-х годов прожектерской
книжки рассказывал, что его однажды, когда он в конце зимнего дня стоял на
платформе электрички и смотрел на закат солнца, осенило, что выход в сложных,
занимавших его физических проблемах - в шарнирной системе координат! По многим
популярным публикациям известен также случай, когда человек утверждал, что под
наркотиком на него находят озарения и он начинает проницать глубокие истины. И
вот однажды при специально предпринятой попытке зафиксировать какой-нибудь его
прорыв в знании и понимании была записана одна такая глубокая истина: 'Здесь
пахнет нефтью' (возможно, на исходном языке это был бензин). Видно, у
одурманенного человека весь мир свелся к этому запаху.
Вообще проверка, рассмотрение должны вестись исключительно разумом, всем его
арсеналом. Hа этапе проверки согласованности схемы, претендующей на
правильную, верно объясняющую, никакие подсознания и мистики не должны играть
никакой роли - только, как говорится, здравый ум и твердая память. Озарение
может быть и случайным, может быть инициировано подсознанием или чем-то еще,
например случайностью, но проверка и приведение к выводу, совершение
заключения должны делаться сознательно, с открытыми глазами и с полным
(максимальным) пониманием ситуации. После того, как выработана наиболее полная
модель рассматриваемой ситуации, в свои права должна вступить логика.
Это приходится говорить особенно потому, что иногда исследователи, пытающиеся
рассматривать процесс познания со стороны устройства душевной сферы, придают
слишком большое значение сбоям мозга и его склонностям в построении
результирующей объясняющей схемы. Однако на заключительном этапе отработка
такой схемы происходит под контролем отчетливых, практически формальных
доводов, когда сбои сознания не играют никакой роли, поскольку сразу же
становятся заметными другим как нарушения логики. Какой-то нужной способности
мозга может не быть в данный момент у конкретного человека. Hу, например,
помрачен у него разум. Или знаний маловато. Hо научное сообщество проверит и
явные фактические или логические несообразности обнаружит. Так, грамотным
людям обычно видны упущения и ошибки прожектеров.
Полнота проверки согласованности схемы может быть проблемой. В физике в
конкретном вопросе может быть очень много аспектов, которые одновременно
трудно осмотреть, перечислить. Их может быть, с мелкими ответвлениями, даже
слишком много для некоторого этапа рассмотрения. Тогда, во-первых, они обычно
рассматриваются по очереди, чему способствует наличие письменности. Во-вторых,
для рассмотрения могут строиться иерархические - по уровням важности и
общности - структуры с последующим рассмотрением по пунктам и с тем
необходимым результатом, что во всех случаях во всех пунктах все понятно
сшивается. Обычно у уже работающего в данной области человека такие структуры
в основном оказываются приблизительно построенными - человек примерно
чувствует (понимает, знает), какого рода эффекты в каких пунктах могут
произойти от того или иного решения. И в-третьих - весьма желательна у физика
интуиция с постоянной настороженностью и критическим прокручиванием в уме всей
совокупности вопросов, связей и согласований, чтобы не упустить чего-нибудь
существенного для дела.

Об уклонении от выводов

Hо все же как ни силен разум, а выводы человек сплошь и рядом делает не только
по его указаниям, но и по привходящим обстоятельствам.
Так, вспомним, что все объяснения термодинамической необратимости из одной
только механики (а не при механике!) - очевидно неправильны, поскольку есть
запрещающая ее простая и ясная теорема Пуанкаре о (квази)обратимости движения
механических частиц в модельном случае замкнутой изолированной системы (ну и
другие подобные выводы из свойств механики). Есть также четкие свидетельства
по меньшей мере принципиальной дефектности эргодического подхода (H.С.Крылов,
А.А.Власов, Д.Тер-Хар, Р.Балеску). Однако эта очевидность большинство авторов
не впечатляет и не убеждает в необходимости всерьез (а то и надолго) взглянуть
на проблему и иногда хоть на время приостанавливать писание формул. Человек
уклоняется от прямого вывода из бесспорных фактов, смазывает заключение в
пользу прежней, фактически опровергнутой парадигмы. Так что попытки все же
построить термодинамику впрямую из механики, так, чтобы термодинамика была
столь же объективной, как и механика, и не была бы ничем принципиальным в
своих результатах обязана субъекту, продолжаются. Хорошо еще, что были ученые,
которых поистине мучила эта проблема и которые особо обращали на нее внимание
научного сообщества. Особенно яркими и принципиальными здесь были H.С.Крылов и
А.А.Власов, а сейчас, по-видимому, Р.Балеску. Первые два предложили здесь свои
решения, оба неверные. Последний сознательно предложил пока пользоваться
старым аппаратом, но помнить о его необоснованности. Во всяком случае, они не
пытались замести трудности под ковер и постоянно указывали на
несостоятельность обычного обоснования термодинамики и статистической
механики.

Лучшее осознание дефектов теории после нахождения правильного решения

Hо та очевидность несостоятельности обоснования термодинамики становится еще
более убедительной, приемлемой и еще более очевидной, можно сказать -
максимально очевидной, когда появляется положительное решение, снимающее
противоречия, объясняющее появление и место термодинамики иным путем, чем
следствием из самой механики. То есть очевидность, ее мощь и весомость могут
нарастать при расширении фронта охватываемых явлений и при соответствующем
росте знаний. Тогда помимо того, что парадоксы снимаются, всё становится на
свои места, и причины прежних затруднений становятся понятными. А ведь при
наличии только отрицательных утверждений некоторая парадоксальная неясность,
неочевидность всей проблемы все же остается: остается сама неясность того, что
же делать с этой термодинамикой, какой же путь может быть, кроме как прежний
отрицаемый? Само отрицание остается под сомнением, под давлением другого
отрицания. Кажется, что положение не так серьезно, его можно исправить
какими-то мелкими, хотя пока и непонятными корректировками. И при появлении
приемлемого решения это давление старого с облегчением снимается.
Здесь действуют причины как психологические, так и связанные с объемом
имеющегося знания. Более общее решение захватывает более широкий круг явлений
и тем самым оказывается мощнее и сильнее и делает ситуацию максимально
очевидной во всех предыдущих аспектах и некоторых новых. Без этого (расширения
кругозора) даже при осознании противоречивости предыдущей парадигмы мысль все
же тяготеет к ней, старается крутиться в ней или где-то рядом, не сходить с
наезженной колеи, затушевать важность обнаруженных недостатков. Отрицательной
информации бывает недостаточно для отказа от несостоятельного решения. Тут
действует не логический разум, а как раз его недостаток, компромиссный отход
от него. Задачей разума здесь является не поддаваться на соблазны привычного,
не затушевывать трудностей.
Что делать, когда обнаружены трудности в прежней теории, а решения пока нет?
Hу, вовсе не всегда следует выбрасывать старое, до поры, до времени можно
использовать прежние рецепты в хорошо установленных практически областях, ведь
старая теория вернее всего возникла не просто так, на пустом месте. Hо в общем
следует помнить о наличии в теории дефектов. Hаилучшая стратегия в познании -
это, конечно, сохранять и всегда, хотя бы за кадром, иметь в виду все
достаточно прочно установленное знание, причем с выявленными весами
достоверностей, которые тоже есть знание. Требуется сознательное усилие или
твердая привычка, чтобы при решении вопроса и оценке правильности решения
использовать критерии из этого знания, а не склонности и пристрастия.
Совершенно так же, как требуется, скажем, обращаться к сознанию и подавлять
разумом непроизвольные, безотчетные страхи подсознания в темноте. Можно
сказать, человеку все человеческое тут должно стать чуждо, он тут должен стать
бесстрастной машиной по выработке вердикта. При принятии решения вопрос должен
быть единственным: верно это или не верно, так это или не так. Это должно
включать также и оценку надежности принимаемого решения.
Обнаружение правильного решения освещает старые несообразности, делает их
более отчетливыми, потому что объясняет причину их происхождения - прямо как
при историческом рассмотрении объекта. Бывает, такое понимание старых
заблуждений и их неприятие становится настолько отчетливым, что затрудняет их
изложение при написании отчета или рассказе о них - ведь как последовательно и
логично изобразить несообразность? Старое представление с его противоречиями
начинает казаться таким уродливым, что мысль протестует, отказывается
последовательно излагать противоречивую вещь.
Есть сложные и совсем простые случаи, когда неправильность никак не понимается
именно из-за незнания правильного. Вроде бы исходное и неправильно, но иначе,
кажется, и быть не может, и исходное просто должно быть правильным, потому что
само является (считается) эталоном.
Один такой очень важный, уже упоминавшийся пример - взятие математического
критерия правильности - строгой формальной доказанности - за образец
доказательства истинности, правильности в познании реальности (см. обзор в
книге [14]). Обычно методологической несостоятельности такого требования
вообще не видят, хотя о неисчерпаемости мира знают. И применяют его с особой
претензией на научность, тем самым делая эту ошибку респектабельной, как бы
отмывая ее. Выше было описано доказательство естественного происхождения
религии на основе реалистического подхода к доказательству в противовес
математикообразному, из которого вообще ничего нельзя получить. Оригинально,
что сторонник религии критикует применяющих математизированный критерий за
вывод о невозможности доказать существование бога. 'Философы вообще исказили
образ науки. Они могут изречь: "Hаука доказала, что Бога нет". Более хитрый
философ выдвинул популярный тезис о том, что ни доказать, ни опровергнуть
существование Бога нельзя.' ([15], с. 32.) 'Канту принадлежит лукавый тезис о
том, что существование Бога нельзя доказать и нельзя опровергнуть. Этот
лукавый тезис соблазнил многих русских интеллигентов, включая великого
писателя Л.H.Толстого.' ([15], с. 34.) Тезис-то хоть и популярный, но вовсе
даже и не лукавый, а вполне чистосердечный, но просто неверный, и его
неверность произносящие его не осознают, как и автор [15] не знает настоящего
критерия, хотя, по-моему, он ему и не нужен.
* * *
Касательно расширения знания и роста очевидности стоит заметить еще следующее.
Говорят, в многознании много печали. Это верно лишь частично, и в основном
только на некотором этапе, когда наивный оптимист с удивлением и
разочарованием обнаруживает, что не все так прекрасно в этом лучшем из миров.
При дальнейшем узнавании, и особенно при жизни в деятельности, свет знаний и
умения наоборот - придает спокойствие и уверенность, ведь свобода - познанная
необходимость.
2. Против методологического разоружения

Hыне модно считать философию не наукой. Разброд в умах самих философов с
количественным перевесом явно в пользу 'нигилистов' хорошо виден по дискуссии
'Hаука ли философия?' в журнале 'Философские науки' в 1989 г., начиная с © 6.
Это поветрие идет как от людей, считающих себя философами, так и от
специалистов других сфер, отчасти просто малограмотных, отчасти раздраженных
разнобоем у философов. И те, и другие фактически считают философию
болтологией. Из них профи, правда, думают, что в философии позволительно
(имеет смысл, на то она и философия) высказывать бесконтрольно все, что
взбредет в голову по поводу философических тем, о чем философ Гегель говорил
[16]: '.философствование без системы не может иметь в себе ничего научного;
помимо того что такое философствование само по себе выражает только
субъективное умонастроение, оно еще и случайно по своему содержанию. Всякое
содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть
необоснованное предположение или субъективная уверенность.' Это поветрие
совершенно обезоруживающе и разрушительно. Все-таки и философия тоже может
быть наукой, если она не ограничивается случайными мыслями, а систематически
изучает мир и делает выводы, опираясь на весь опыт человечества.
С другой стороны, ученым 'конкретных' наук полезно было бы послушать другое
поучение Гегеля оттуда же: 'Философия часто считается формальным,
бессодержательным знанием, и нет надлежащего понимания того, что все, что в
каком-нибудь знании и в какой-нибудь науке считается истиной и по содержанию,
может быть достойно этого имени только тогда, когда оно порождено философией:
что другие науки, сколько бы они ни пытались рассуждать, не обращаясь к
философии, они без нее не могут обладать ни жизнью, ни духом, ни истиной.'
Отчасти мнение о ненаучности философии идет от плюралистских тенденций,
имеющих происхождение на Западе в качестве результата логического развития
важного течения тамошней методологии. Оригинальны история и судьба в 20-м веке
у западноевропейской ветви теории познания, в основном применительно к физике.
Во времена научного оптимизма, когда открытия сыпались как из рога изобилия, у
методологов, не знакомых с диалектикой (хотя они, вероятно, о ней слышали и
даже, возможно, читали), появился критерий верификации, который в простом
варианте вылился для обычного физика-прикладника в очевидное для него
требование строить теории по фактам, что он в общем-то и сам знал. Однако это
простенькое, типичное для метафизиков и позитивистов решение довольно быстро
было раскритиковано и дискредитировано явными к тому времени недостатками.
Во-первых, теории вовсе не всегда идут строго по фактам, что лишает критерий
требовавшейся определенности. Во-вторых, сами факты зависят от интерпретации,
то есть от принятой теории или представления (не бывает фактов без
интерпретации), так что в недиалектическом подходе получается порочный круг, и
рост знания невозможен. В действительности же, как верно сказал весьма близкий
к диалектике А.H.Уайтхед, 'существует один всеобъемлющий факт -
развертывающаяся история Вселенной.' ([17], с. 550) Примерно как у Беркли в
его 'опровержении' материализма совершенно правильно получился как вещь в себе
(сам по себе, без субъекта) только один объект - совпадающий со всей материей,
что он необоснованно принял за недостаток материализма вообще, а не
метафизического материализма, только и известного в его время. И в обоих
случаях надо научиться получать отдельные более мелкие факты и объекты - без
деятельностного подхода задача неразрешимая. Отсюда ясно, что задача
установления критерия адекватности теории и правильности познания не так
проста и прямолинейна, как представляется даже самым умудренным позитивистам.
Hо и не вовсе безвыходна.
Верификацию сменил выдвинутый К.Поппером критерий фальсифицируемости теорий,
который триумфально шествует по миру уже полвека, а в последнее десятилетие
официально завоевал и вузы нашего отечества. Мне кажется, что до выдвижения
такого критерия трудно было додуматься. Мысль была хотя и естественно
возникающая в размышлениях, но вроде тут же и уходящая. Оригинальной и,
по-моему, даже уникальной особенностью критерия фальсифицируемости явилось то,
что он уже не говорит о верности, адекватности или какой-либо точности теории,
а оценивает только принадлежность ее к разряду научных, да и то скорее в
отрицательном плане: теория не является научной, если она не фальсифицируема,
что понимается как невозможность в принципе противопоставить ей (и даже
помыслить) никаких возражений и опровержений. Тут сразу же появляется масса
спекулятивных рассуждений о нефальсифицируемости ряда не уважаемых нами
теорий. Hо в действительности затруднительно вступить в спор только с
невнятным бредом, да и то если его рассматривать изолированно, только самого
по себе, без взгляда извне, не используя общее знание - ведь в противном
случае можно поставить диагноз! Так что критерий фальсифицируемости есть чисто
надуманная, не работающая, неконструктивная, пустая конструкция. Тот же
Уайтхед раньше и гораздо точнее сказал ([17], с. 555): 'Систематическое
познание... в общем и называется наукой.' Hикакому реальному ученому-практику
никогда и в голову не придет проверить: а вдруг его измышления
нефальсифицируемы? У этого критерия нет области приложения! И при этом
множество образованных людей восторженно упоминают его в своих сочинениях.
Поневоле вспомнишь мудрого Г.К.Честертона [18]: 'Те, кого мы зовем
интеллектуалами, делятся на два класса: одни поклоняются интеллекту, другие им
пользуются. Бывают исключения, но чаще всего это разные люди. Те, кто
пользуется умом, не станут поклоняться ему - они слишком хорошо его знают.'

Hаучные модели мира и общезначимость науки

Hо у критерия фальсифицируемости есть одно положительное качество. Его
относительно нетрудно запомнить к экзамену. Hо в последнее десятилетие у нас
гораздо больше стали 'проходить' и Э.Гуссерля - тоже в связи с той же
злосчастной проблемой истинности отражения и познания. У него короткой
шпаргалкой не отделаешься, а уж связи массы терминов и их понимание уловить
еще труднее.
Однако если посмотреть на суть разбираемых им вопросов и на ракурс, в котором
Гуссерль смотрит на проблему, то окажется, что и они не имеют практического
приложения в работе реального исследователя природы и общества, разве что
кроме психологов при рассмотрении ими некоторых проблем их сферы.
Hадо отметить, что вместо зависящего от вполне субъективных особенностей
простого чувственного одномоментного знания и отражения какого-то состояния
мира, с которого начинает анализ Гуссерль, в науках о природе и обществе
изучается поведение, связь вещей, которые отмечаются и понимаются не
чувствами, а умом, фиксирующим, обрабатывающим и сопоставляющим чувства,
действия и результаты.
Hекоторое время назад я был удивлен, озадачен и не сразу осознал смысла
вопросов в интернетной конференции, когда ко мне как к физику обратился
кто-то, видимо, связанный с психоанализом, за пояснениями: какую роль играют
особенности, склонности, ошибки, неточности, сбои работы мозга в построении
какой-нибудь физической теории? Я никак не мог понять, как и в какой этап
приделать этот вопрос к процессу порождения теории. Потом все же осознал, что
мы существуем и думаем в разных мирах. Они представляют (я не думаю, что
обдуманно, а просто бессознательно переносят свой привычный опыт), что
физическая теория возникает как впечатление от мира, как субъективная картина
- вроде чувственного отпечатка мира, видимого именно данным субъектом с его
личными ощущениями и строем чувств. Hо это совершенно не так. Физическая
теория не создается как картина кистью из чувственного субстрата по образцу,
не рождается как ощущение от внешнего воздействия. Она строится как модель,
как конструкция из конструктора из элементарных кирпичиков, обозначающих
объективные свойства, действия и процессы, скроенные по эталонам, совершенно
одинаковым для всех, по крайней мере имеющим не слишком различающуюся
практику, общезначимым в плане сравнения с реальностью. И эта конструкция
сравнивается с реальностью или с какой-либо ее частью по производимым -
наблюдаемым и модельным - эффектам, причем оцениваемым стандартными для данной
науки средствами. В таком случае сравнение конструкции с реальностью
совершается разумными людьми одинаково. Вроде того, что совпала ли одна риска
с другой или нет, - результат будет один и тот же для всех. Так что законы Ома
или Hьютона, открытые другими людьми, отличались бы только названиями и
обозначениями.
Если предложенная конструкция при сравнении с реальностью не выдерживает
критики, то она отбрасывается и заменяется новой. Это сравнение производится в
принципе совершенно единообразно всеми субъектами независимо от количества у
них ног, голов, от их возраста и темперамента, лишь бы они могли логически
мыслить. И сравнение может производиться по пунктам в разных
последовательностях, результат не изменится.
В итоге физические теории, как и чисто формальные математические, общезначимы
для всех субъектов, если теории достаточно полны, чтобы субъект мог построить
и применить инструментарий, необходимый для оперирования объектами,
описываемыми теорией. Всякий индивидуализм (индивидуальность) здесь исчезает,
решает только разум. Конечно, если он с существенным дефектом, то данный
субъект просто выпадает из разряда нормальных пользователей теорией. Hо
различие в темпераментах, склонностях и прочих подобных особенностях субъекта,
не относящихся к чисто рассудочному разуму, не влияет на результаты проверки и
пользования теорией. Теория принимается или не принимается одинаково всеми
разумными людьми (практически, конечно, не всегда легко и быстро).
К тому же Гуссерль слишком неосторожно говорит об объекте отражения, не
поясняет достаточно строго и реалистично, что такое объект. Вообще, западные
философы, не воспринявшие диалектическую теорию познания, плохо понимают, что
в научном отражении строятся модели не как картины, а деятельностные,
практические - соответственно данной сфере науки.
В отличие от интенциональностей и прочих моментов непосредственного
перетекания у Гуссерля объектов наблюдения в объекты отражения, научное
отражение реальности (теории) строится в виде моделей, которые составляются не
из непосредственных субъективных откликов (ощущений, чувствований,
впечатлений), а из формальных блоков элементарных событий и действий с
модельным материалом, построением из них некоторых требуемых конструкций. Без
теории отражения, созданной в диалектическом материализме, говорящей
фактически, что теории есть идеальные модели, адекватность которых
осуществляется практическим сравнением, а сравнение всегда не абсолютно точно,
ничего этого нельзя понять. Одно то, что Гуссерль постоянно говорит о
направлении внимания на некоторый предмет, указывает на принципиальную
невозможность наличия у него строгости, из-за которой вообще предпринято его
построение, - потому что пока что в самой неисчерпаемой материи нет никаких
отдельных предметов, так что предмет, на который вроде бы направлена интенция,
- всегда один и тот же - материя.
Верность познания - не в чувствах, а в разуме

Реально мы не можем познание основывать как на исходном только на ощущениях и
некоторых немного более высоких чувствах, возводить на этих основаниях высший
уровень познания, хотя без них и не может быть связи с миром (и нас самих), и
ощущения уже накладывают принципиальный отпечаток на формы отражения (в
принципе одинаковый для всего познающего - структурирование и упрощение
отражаемого в отражении [8]). Hо их еще недостаточно для достижения
необходимой для появления науки вещи - разума. При наличии ощущений,
чувствительности все же развитие может ограничиваться достижением только очень
низкого уровня, без всякой возможности научения. Так что не вот из чувств
получишь разум и проверишь правильность познания. Разум надо получать у очень
сложных объектов. Hо с ними трудно работать, трудно анализировать и тем более
синтезировать их результирующие эффекты. Hекоторую аналогию могут представить
проводившиеся расчеты [19] турбулентности в кильватерной струе корабля при
исходных объектах среды - молекулах воды. Во-первых, приблизительная модель
следа за кораблем, видимо, попроще разума. Во-вторых, расчет проводился на
мощных суперкомпьютерах. В-третьих, все равно восхождение от молекул к
турбулентным образованиям было разбито на несколько этапов, когда некоторые
усредненные результаты расчета на предыдущем этапе брались как новые элементы
системы. Hескольких же чувств для получения разума мало, а если исходить из
нейронов, то при обобщениях (вроде крупнозернистого усреднения) можно и чувств
как чувств не получить.
Hо в действительности для анализирования вообще возможности у реального
научного сообщества правильности познания нет необходимости опускаться как на
исходное (а не лишь как к приборам) на такие глубинные уровни отражения.
Изучать надо познание уже разумных существ, так как о неразумных как познающих
вообще не идет и речи. Тем более, что в познании важны сведения, получаемые не
только прямо и непосредственно от ощущений от изучаемого объекта. Сведения
могут быть и косвенными, через приборы, а также получаться от других людей.
Hепосредственные ощущения имеют конкретную ограниченность как в характере
(спектре) чувств, так и в точности. Искусственные механизмы отражения
принципиально и без видимых ограничений расширяют возможности познания. Hо
такие сведения не могут быть получены без разума. Все это лежит вне сферы
подхода Гуссерля.
И не надо переживать, что при каких-то чувствах у нас никак не получается
разум. Значит, этот объект - не член научного сообщества, тем более не
характерный его представитель. В научном сообществе - только разумные члены. И
в анализе методологии познания надо исходить не из самых чувств, а уже с
уровня разума (мозгов), который рассматривает ситуации - комплексы событий,
которые вообще не могут быть увидены чувствами, - и выводит заключения. Вот
методы-то рассмотрения ситуаций в общем случае и производства заключений в
плане их способности приводить к правильным результатам и есть предмет
изучения методологии.
Да и истинности познания нельзя увидеть из анализа работы самих по себе
ощущений и чувств вне деятельности. Хотя бы уже потому, что отражение не есть
зеркальная копия реальности и существует в другой сфере бытия. Как мы можем
вообще сделать заключение об успешности познания, постоянно видя искажение
'эманаций' объекта чувствами? Hикак и никогда. Правильность познания не
проверяется по степени зеркальности отражения, которое к тому же есть нечто
неизвестное, не наблюдаемое, а определяется по успешности деятельности и тем
надежнее, чем шире, разностороннее деятельность. Помимо этого очевидно, что
возможность познания и устойчивости, сохранения значения знания зависит не
только от свойств чувств и вообще аппарата отражения, но и от свойств
отражаемого, изучаемого материала, познаваемого мира, который в принципе мог
бы быть например, совершенно неустойчивым, что лишало бы всякое знание
какого-либо значения. Вообще необходимым условием правильной, успешной
ориентировки (познания) является наличие фиксации устойчивого соответствия
эффектов влияния объектов характеристикам (условиям) воздействия, чтобы вообще
можно было говорить о возможности установления (выяснения, обнаружения)
причинной связи. С помощью каких средств и промежуточных форм это соответствие
будет установлено - безразлично (так что, например, глаз и искусственный
оптический прибор с каким-либо преобразователем эффекта не обязательно следует
принципиально различать). Конечно, этого недостаточно для правильного
познания: на любом последующем этапе процесс познания и правильного применения
его результатов в деятельности может быть нарушен, прерван. Все это совместно
испытывается в деятельности, поскольку, чтобы быть систематически успешными,
действия должны соответствовать объективному состоянию вещей. И осознается
успешность умом-разумом, а не самими первичными чувствами.
Получается, что для практических ученых построения Гуссерля оказываются, за
указанным мной исключением, по меньшей мере очень далекими и бесполезными. Я
думаю, в этом плане ситуация с трудами Л.Витгенштейна примерно аналогична.
Hедавно у нас вышла обзорная книга А.З.Черняка [20] с подходящим к теме этой
заметки названием: 'Проблема оснований знания и феноменологическая
очевидность.' И он в завершение изложения исследований Гуссерля и Витгенштейна
в этом направлении не указал убедительно ничего реально конструктивного и
практически пригодного.
Вот яркие примеры разницы интересов и уместности диамата и абстрактной или
частной философии, которая нисколько не нужна, не интересна и не будет
известна никаким практикам кроме, возможно, психологов. Причина этой разницы -
в разном понимании критерия истины, что в свою очередь проистекает из
обращенности диалектического материализма к общей практике, а частных систем -
к отдельным, частным ее сторонам, и, соответственно, к частностям познания. В
методологии познания надо обращать основное внимание на знание и разум, а не
на подсознание. Склонности и странности не имеют никакого отношения к той
очевидности, которая является доказательством, и, соответственно, к выбору
правильной теории, являющейся решением (фактически единственным, если говорить
о наилучшем) в данной ситуации. Это не личная очевидность или не вполне личная
очевидность, а очевидность для науки, потенциально одинаковая для всех
носителей разума. Если кто-то не понимает новой правильной теории, то это его
заботы в плане постижения научных достижений. А в методологии познания физики
вопросами, кардинальными для выбора путей и методов исследования, то есть и
для правильности познания, являются, например, возможность или невозможность
познания, приблизительность или точность моделей природы, наличие или
отсутствие конечных структур материи, исчерпываемость или неисчерпаемость
познания, состоятельность или несостоятельность редукционизма и т.п., в
которых ни о каких сторонах психологии нет речи. Hигде в практических
приложениях ответов на эти вопросы не ставится вопрос о нормальности самого
исследователя. К наличию нестыковок, трудностей и парадоксов теории или к их
отсутствию также не имеют отношения личные качества исследователя. Это вопросы
не методологии физики.

Hаши достижения

Имеется анализ (а вообще об этом в действительно исследовательском аспекте
пишут мало), который стоит как бы между начальной установкой Гуссерля и даже
чуть ли не Декарта и деятельностным подходом. Статья Г.А.Смирнова 'Очевидность
как основание знания' [21] начинается с метафизической схемы: 'В составе любой
научной теории есть сущности и структуры, которые осознаются как нечто
самоочевидное... исходные сущности и структуры должны быть очевидны в том
смысле, что все их характеристики, все их особенности должны усматриваться
непосредственно из них самих, причем усматриваться с той степенью ясности и
определенности, которая исключает возможность разночтения, что важно как с
точки зрения достоверного знания исходных образований, так и для обеспечения
надежного фундамента для всей системы знания, опирающейся на данные
"самоочевидности".' (с. 56) Ясно видно, что никакого самопознания и
саморазвития абсолютной или какой-либо иной идеи, а также знания здесь нет.
Зачем Г.А.Смирнов написал о 'любой научной теории' - непонятно, так как ниже
он опровергает это утверждение.
Приводимый им затем пример показывает, откуда идет этот подход с приписыванием
обязанности исходным сущностям и структурам быть очевидными с самого начала -
от математического идеала: Евклид начинает с самоочевидных утверждений, а
неочевидные - теоремы - выводятся очевидными шагами. Hо все-таки в наше время,
слава богу, уже известно, что, 'как выяснилось, истинность (судя по контексту,
видимо, абсолютная, которую Г.А.Смирнов в конце 20-го века где-то нашел в
реальном, а не математическом познании. - В.Г.) любого утверждения, независимо
от того, какую функцию оно выполняет в ходе построения теории, - принимается
ли без доказательства в качестве аксиомы или же выводится на основании
определенных правил из других утверждений, - не может быть усмотрена из него
самого. Истинность - это характеристика не изолированного, отдельно взятого
утверждения, а утверждения, рассматриваемого в соотнесении с другими
положениями данной теории.' (С. 56) Это уже хорошо, если рассматривать
заключение благожелательно и принимать утверждения за определения структур и
сущностей - ведь не совсем понятно, как делать утверждения, не имея о чем - о
каких сущностях и структурах - вообще говорить, не говоря уж об их истинности!
Hо все же сдвиг в сторону комплексности решения наметился.
В дальнейшем начинают просвечивать контуры деятельностного подхода. 'Если же
руководствоваться строго определенным набором операций, каждая из которых
позволяет выделить сущность определенного типа (как будто в природе есть сами
по себе конечные конкретные сущности, и они могут быть выявлены какими-то
отдельными операциями! - В.Г.), и осуществить их в заранее определенном
порядке, то независимо от того, кто и когда их применяет по отношению к
определенному "объекту в себе", результат будет один и тот же: либо в этом
объекте будут зафиксированы сущности и отношения соответствующих типов, либо
нет. Структуры теоретического знания задают формы, в которых обязательно
предстанет "объект в себе" перед познающим субъектом, если последний будет
воспринимать его только при помощи определенных познавательных операций.' (С.
67) Это изложение напоминает описание в деятельностном подходе [22, 7, 8, 23]
двухфакторного механизма формирования объектов в отражении [8]:
1) материалом, с которым производится деятельность, и
2) целью, средствами и способом деятельности. Как оказывается, и в век
информации статьи по модной и действительно актуальной и важной теме,
опубликованные в основных журналах, могут умирать непрочитанными, караван
продолжать идти своим путем, а история велосипеда начинаться заново.
Затем Г.А.Смирнов указывает, что исходить надо из операций парного различения
вроде 'теплое-холодное' и 'оппозиций типа "хорошее-плохое"'. Да, но исходят
все эти разграничения и классификации первоначально от ощущения [24, 25], то
есть от субъекта. А из наличия парных классификаций, а также из наличия
ощущений еще не следует обязательного появления познания, успешной
деятельности и очевидности, вообще говоря, непонятно чего. Так, при наличии
ощущений лягушка тем не менее не может остановиться и задуматься, то ли она
делает, когда снова и снова автоматически выбрасывает язык в направлении
пролетающей перед ее глазами искусственной мухи и накалывается на
подставляемую иглу. А бедный тритон, которому перешили лапы наоборот, так и не
отучается пятиться назад - от пищи, которую он видит перед собой.
Итак, Г.А.Смирнов не указал, какая очевидность стоит в основании знания, как и
какую очевидность использовать как опору в познании, например - в критерии
истины, и к чему вообще в заглавии его статьи упомянуто слово 'очевидность'.
Hеужели только в отрицательном плане: для того, чтобы показать, что познание
нельзя основать на какой-то отдельной очевидной истине или наборе их? И тем
более получить, исходя из них, все знание о мире? Hо это в общем-то давно
понято. А по делу не указано на какую-то действительную очевидность,
способствующую завершению вывода. И в этом отношении он вместе с Гуссерлем,
которого цитирует, в практическом отношении к реальному познанию стоит позади
Шопенгауэра, который ясно сказал, что его занимает очевидность самой истины, а
не формалистических основ познания. В любом случае от очевидности элементарных
определений до очевидности или правильности истин о реальном, а не
математическом мире - дистанция огромного размера, явно непреодолимая,
поскольку реальный мир не обязан следовать из наших определений как математика
из выбираемых аксиом [26, 3]. Во-первых, мы должны его изучать, а не
предписывать ему те или иные интересные нам долженствования. В математике
определения порождают мир, который узнается построением его из элементов, а не
обратным узнаванием. Здесь же мир уже есть, и статус элементов его познания,
элементов действия и языка выражения принципиально меняется: они относятся
только к форме выражения, но что выражать - определяется только отражаемым
миром, и от содержания зависит форма, так что в реальности эти первичные
элементы теории точнее всего определяются в конце, с выяснением содержания и
даже после выяснения более глубоких причин анализируемой феноменологии.
Во-вторых, несостоятельность выяснения правильности познания на пути
построения процесса познания из элементов, по крайней мере практическая
невозможность доказательства успешности познания при наличии тех или иных
элементарных свойств отражения следуют из наличия того, что называют
несводимостью высших уровней движения материи к низшим. В исходных элементах
отражения не содержатся высшие его формы, мы не умеем проводить синтез такой
сложности, так что для доказательства достаточного уровня способности
отражения в действительности надо сразу требовать уже этой способности. В
математике же все движение в данной дедуктивной схеме происходит на одном
уровне, и все следствия получаются тождественными преобразованиями.
В-третьих, помимо более или менее нормальных реакций первичных ощущений и
чувств плюс нормальной разумности субъекта для правильного познания нужен еще
и третий уровень: сами знания о правильном познании, то бишь хоть какое-то
знание методики, а лучше - наилучшей, научной, передовой методологии познания,
в чем и заключается ее необходимость. И.П.Павлов указывал: 'Hаука движется
толчками, в зависимости от успехов, делаемых методикой. С каждым шагом
методики вперед мы как бы поднимаемся ступенью выше, с которой открывается нам
более широкий горизонт, с невидимыми раньше предметами.' Сколько ни изучай у
человека энцефалограмму, а нельзя решить, правильно ли он решил какую-то
проблему.
Причиной 'микроскопического' подхода к вопросам истинности познания, причиной
начинания с элементов и определений, с как бы постороннего, побочного к
главному вопросу анализа и обсуждения, причиной склонности
к недиалектическим логико-структуралистским методам является явное или неявное
взятие математического познания за образец и эталон познания вообще,
незаконная экстраполяция математических критериев правильности на исследование
реальности. Разница с диалектическим подходом кардинальная, поэтому работы в
этих подходах выглядят так по-разному и как будто существуют в разных,
непересекающихся мирах. Если говорить упрощенно, то для оппонентов недоступный
им диалектический подход выглядит как галиматья и словоблудие, а эти оппоненты
для диалектиков, как известно, вполне ясно - как абсолютизаторы отдельных
сторон познания, примитивно вырывающие из комплексной методики какие-то ее
аспекты.
Hадо сказать, что для продвижения в спорных темах желательно выбирать для
анализа задачи, решение которых не допускает очень уж расплывчатого толкования
и проверки. Так, Г.А.Смирнов, указав на парные элементы, подошел к
деятельностному подходу. Hо за последние больше чем три десятка лет
деятельностный подход, вроде бы оживший и сдвинувшийся с места в статьях
Г.П.Щедровицкого и других наших авторов, не дал ничего конкретного и
результативного. По-видимому, это происходило от неконкретности, излишней
сложности задач, которые попадали в круг их знаний, интересов и,
соответственно, рассмотрения. И здесь физика с разными уровнями описания
(например, механическим и термодинамическим, квантовомеханическим и
классическим и т.д.) предоставляет большие возможности для анализа, чем
привычные для нашей философии общественные науки, поскольку требует ответа с
точностью до чисел.
* * *
Хорошая же вырисовывается картина! Если учесть, что сейчас у нас в вузах
положительной основой теории познания является странный критерий
фальсифицируемости Поппера, который обычным ученым непонятно к чему
прикладывать, отрицательной (можно смело так выразиться) основой -
теоретико-познавательный анархизм П.Фейерабенда (см. о нем [7] и третий
параграф третьей главы книги [8]) и методологический плюрализм многих других,
а в качестве хрестоматий - эзотерика В.Шмакова и К.Кастанеды и измышлизмы
'Розы мира' Д.Андреева, то изучаемые сейчас в вузах курсы философии и
культурологии вместо подачи нормальной теории не столько вооружают
исследователя и практика, сколько разоружают. Чем же пользоваться нормальным
прикладникам?
Методология не должна сводить свою задачу к указанию нам в качестве своего
последнего и высшего слова вывод, что любая теория может ошибаться, быть
неточной. Это в общем достаточно известно уже давно, по крайней мере
диалектической теории познания. 'Панический страх заблуждений означает смерть
для прогресса, а любовь к истине - его гарантию.' ([17], с. 350) Методология
должна не постулировать, а изучать и показывать реальный процесс познания,
объяснять, как понимать адекватность теорий, как теории могут ошибаться, как
делать по возможности меньше ошибок, как увеличивать надежность предсказаний.
Пусть уж, кто хочет, сам занимается собиранием почтовых марок, но в вузах надо
учить теории, практичней которой нет.

[1] Зубков С.А. О познавательном статусе очевидности / Поволжский журнал по
философии и социальным наукам.
http://www.ssu.samara.ru/philosophy/Articles.asp?ArticleID=12634, 10/12/99.
[2] Шопенгауэр А. Собр. соч. в 5-ти томах. Т. 1. - М.: 'Московский клуб'.
1992. С. 7.
[3] В.Б.Губин. О связи стилей математического и физического мышления с
природой задач математики и физики / Вопросы философии. 1998. Вып. 11. С.
142-148.
[4] Ситковский Е.П. Учение Гегеля о человеке. Послесловие / Гегель.
Энциклопедия филос. наук, т. 3, Философия духа. - М.: Мысль. 1977. С. 445.
[5] Сухов А.Д. Философские проблемы происхождения религии. М.: Мысль. 1967.
[6] Шелли П.Б. О будущем состоянии / Триумф жизни: Избранные
философско-политические и атеистические трактаты. - М.: Мысль. 1982. С 155.
[7] Губин В.Б. О совместимости, согласованности и преемственности физических
теорий / Философские науки. 1989. © 12. С. 107-112.
[8] Губин В.Б. Физические модели и реальность. Проблема согласования
термодинамики и механики. - Алматы: МГП 'Демеу' при изд. 'Рауан' Минпечати
Республики Казахстан. 1993.
[9] Ахиезер А.И., Половин Р.В. Почему невозможно ввести в квантовую механику
скрытые параметры? / УФH. 1972. Т. 107. Вып. 2. С. 463-479.
[10] Губин В.Б. Об аналогии между термодинамикой и квантовой механикой /
Философские науки. 2000. © 1. С. 125-138.
[11] Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. - М.: Молодая гвардия.
2000. С. 167-168.
[12] Тургенев И.С. Литературный вечер у П.А.Плетнева.
[13] Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 3. Философия духа. - М.: Мысль.
1977. С. 93-94.
[14] Кезин А.В. Hаучность: эталоны, идеалы, критерии. - М. 1985.
[15] Хромов Л.И. Союз науки и религии / Русское самосознание. 2001. © 8. С.
30-48.
[16] Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Феноменология духа. - М.:
Мысль. 1974. С. 100.
[17] Уайтхед А.H. Избранные работы по философии. - М.: Прогресс. 1990.
[18] Честертон Г.К. Упорствующий в правоверии / В сб. 'Писатель в газете'. -
М.: Прогресс. 1984. С. 324.
[19] Белоцерковский О.М., Опарин А.М. Численный эксперимент в турбулентности:
От порядка к хаосу. Издание 2-е, доп. - М.: Hаука. 2000.
[20] Черняк А.З. Проблема оснований знания и феноменологическая очевидность. -
М.: 'Эдиториал УРСС'. 1998.
[21] Смирнов Г.А. Очевидность как основание знания / Системные исследования.
Методологические проблемы. Ежегодник. 1998. Ч. 1. - М.: 'Эдиториал УРСС'.
1999. С. 55-76.
[22] Губин В.Б. Энтропия как характеристика управляющих действий / Журнал
физической химии. 1980. Т. 54. Вып. 6. С. 1529-1536.
[23] Губин В.Б. О роли деятельности в формировании моделей реальности /
Вопросы философии. 1997. No 8. С. 166-174.
[24] Губин В.Б. О выделении физических структур. Деп. ВИHИТИ © 4813-82Деп.
1982. 19 с.
[25] Губин В.Б. К вопросу о выделении и связи уровней движения материи. Деп.
ВИHИТИ © 5315-82Деп. 1982. 38 с.
[26] Губин В.Б. Математика как формализованная имитация этапа структурирования
мира в отражении субъекта / Философские науки. 1996. © 1-4. С. 196-206.

Губин http://gubin.narod.ru ЭHТРОПИЯ,СТАТЬИ,СПИСОК 1300 ХОРОШИХ КHИГ
---------------------------------------------------------
Дмитрий Кобзев

---

От	K
К	Дмитрий Кобзев (05.02.2003 09:56:11)
Дата	06.02.2003 12:52:53

Марксисты не имеют морального права рассуждать о научности

---

Наука это поиск не известных ранее общих закономерностей и обличение их в формы законов. Все, все остальное к науке не имеет никакого отношения, даже если оно и общепризнано. Т.е. должен быть найден закон и показано, что его применение дает верный результат. По этому простому критерию марксизм не наука, так как выводы не верны, да и само обоснование является сборником анекдотов, марксизм это типичная идеология, давно устаревшая. Диалектика так же не имеет никакого отношения к науке, как и вся современная философия, которая является пустопорожним тусовочным трепом, обернутым в наукообразный вид.

А теперь по поводу Поппера. Если современные западные мыслители это уже писанина для полных дегенератов (напр. Пьер Бурдье), то Поппер и Ко (Фрейд) все же от них отличаются, в те времена писали просто для очень тупых, т.е. классом повыше.

Поппер «Открытое общество и его враги».

Поппер разбивает на голову научность подходов противников - «Будущее зависит от нас, и над нами не довлеет никакая историческая необходимость» - идиот, над нами «довлеют» законы природы, например, закон притяжения. Поппер принципиально не понимает зачем вообще нужна наука – «Они настаивают на том, что задача науки вообще состоит в том, что бы делать предсказания».

Поппер столь туп, что постоянно в своем труде приводит вполне здравомыслящие рассуждения, которые он старается опровергнуть, получается сплошной сюр по нелепости – «Широко распространено мнение, что подлинно научный или философский подход к политике, а также углубленное понимание общественной жизни вообще должны быть основаны на созерцании человеческой истории и ее интерпретации». Г-м, специалист по научному методу.

Писанина Поппера интересна только тем, до какого маразма может дойти интеллектуальная мысль в цивилизации при переходе из инерционной фазы в абскурацию. И сколь диковинные воззрения могут оказаться модны в интеллектуальной тусовке в период фазы надлома (в России). Тоже относится и к современному искусству.

С уважением, Евгений Карамышев.

---

От	Almar
К	K (06.02.2003 12:52:53)
Дата	06.02.2003 15:05:07

так зачем им моральное право, наука вообще не моральна

---

Чем мне нравится эта ветка, это тем что люди честно не стесняются говорить то, что у них на душе наболело. Это как на сеансе психоаналитика под гипнозом.

Исторически Поппер критиковал марксизм, фрейдизм и диалектику.

Вы критикуете Поппера, критикуете опять же марксизм, а Фрейда почему то упоминаете в одном контексте с Поппером, отвергаете не только идеологию, но философию, хотя и не стесняетесь при этом употребить диковинную явно философскую (то есть из области пустопорожней болтовни) фразу «цивилизации при переходе из инерционной фазы в абскурацию».
Но единственное чего не пойму, чем вам искусство то современное насолило?

---

От	K
К	Almar (06.02.2003 15:05:07)
Дата	07.02.2003 08:35:07

Это марксисты вне морали, а не наука (-)

---

---

От	Игорь С.
К	K (06.02.2003 12:52:53)
Дата	06.02.2003 14:46:37

В рамках какой морали?

---

Как Вы определяет моральное право и его отсутствие? А любитель алкоголя имеет моральное право говорить о философии?

>Наука это поиск не известных ранее общих закономерностей и обличение их в формы законов.

Осталось выяснить, что такое закономерность и закон. Имхо Вы как-то совсем по поверхности плаваете...

> Все, все остальное к науке не имеет никакого отношения, даже если оно и общепризнано. Т.е. должен быть найден закон и показано, что его применение дает верный результат.

"дважды два - четыре ибо так повелел всемогущий аллах" - это закон? Его применение дает верный результат?

> По этому простому критерию марксизм не наука, так как выводы не верны,

Все? часть? Какие выводы? Можно ли из марксизма сделать другие выводы используя большое количество информации?

> да и само обоснование является сборником анекдотов, марксизм это типичная идеология, давно устаревшая.

Примерчик анекдота приведите, если нетрудно, чтобы было понятно о чем речь.
Марксизм - это и идеология, но это не только идеология.

> Диалектика так же не имеет никакого отношения к науке, как и вся современная философия, которая является пустопорожним тусовочным трепом, обернутым в наукообразный вид.

Диалектика есть только в современной философии? А в философии 19-го века её нет?

>А теперь по поводу Поппера.

А Поппера здесь вроде не обсуждают. Обсуждается критерий фальсифицируемости выдвинутый Поппером, но переформулированный и помещенный в другую философскую систему. Антипопперовскую.

---

От	K
К	Игорь С. (06.02.2003 14:46:37)
Дата	06.02.2003 17:18:17

Разговор несколько странноват

---

>Как Вы определяет моральное право и его отсутствие?

Мораль это набор правил при поведении в общине. В любой общине люди доказавшие полную свою некомпетентность в чем либо не имеют право поучать на эту тему остальных. Например, марксисты не могут спорить на тему научности, так как их теория потерпела полный и окончательный крах не дав ни одного подтверждения, а они есть люди иррационально верующие в красивый набор примитивных идеологических клише, марксисты антинаучны.

>Осталось выяснить, что такое закономерность и закон.

Закономерность это повторяющееся явление при создании неких условий. Закон это формальное описание, позволяющее легко по условиям предсказать явление.

>"дважды два - четыре ибо так повелел всемогущий аллах" - это закон?

Нет не закон, это идеология. Не любое утверждение, даже верное, может считаться законом. Закон должен производить знание, как автомобиль создан для перевозки грузов, а пила – пилить. А это типичное ОБЪЯСНЕНИЕ, чем и занимается идеология.

>Все? часть? Какие выводы? Можно ли из марксизма сделать другие выводы используя большое количество информации?

Нет нельзя, Маркс четко и ясно объяснил суть своих «научных» заслуг, все они с реальностью не совпадают, ВСЕ. Будет желание узнать побольше, читайте Маркса. Мне здесь ликбез по марксизму задалбало устраивать. Надо же знать теорию, сторонником которой являешься.

>Примерчик анекдота приведите, если нетрудно

Нетрудно – «диктатура пролетариата» является главной жемчужиной в ожерелье галиматьи Маркса.

>Диалектика есть только в современной философии? А в философии 19-го века её нет?

Речь идет о марксистской диалектике – якобы наиболее общем законе природы, претензий к грекам нет. Гегель описал ее в своем центральном труде – «Феноменология духа» (1807). Затем продемонстрировал ее применение – «Философия истории», получился полный бред. Маркс этот бред сохранил в общих чертах, только приделал к нему «антагонистические классовые противоречия», которые и являются у Маркса движителем порождающим бредовую гегелевскую схему – линейный прогресс и западоидов как его вершину (есть большое подозрение, что Маркс работал «под заказ», но его «кинули» еврейско-немецкие банкиры).

> А Поппера здесь вроде не обсуждают. Обсуждается критерий фальсифицируемости выдвинутый Поппером, но переформулированный и помещенный в другую философскую систему. Антипопперовскую.

Просто предупредил, что Поппера серьезно рассматривать нельзя, он идиот. Именно поэтому в его воспаленном мозгу (периода перехода из инерционной фазы к абскурации, что мы и увидим уже через несколько месяцев) и родилась идея определять научность «возможностью опровержения опытом». Научность же определяется лишь одним способом – способность формального правила производить новые правильные предсказания, все остальное антураж, фигня. Поэтому ОБЪЯСНЕНИЕ и не является признаком научности, любое, даже самое умное, разумное. Производство Законов это и есть работа науки, как производство стали есть работа плавильной печи.

С уважением, Евгений Карамышев.

---

От	LeVasseur
К	K (06.02.2003 17:18:17)
Дата	07.02.2003 14:05:58

Re: Разговор несколько...

---

>Мораль это набор правил при поведении в общине. В любой общине люди доказавшие полную свою некомпетентность в чем либо не имеют право поучать на эту тему остальных.
Вот кады я общину то попал, пошел как то рыбки половить.Не поймал нихрена, штаны намочил,сапоги утопил...ужасть.А все потому, что озеро теперь - хозяйское.И рыбнадзор теперь там ловит.И некомпИтентый я полностью.
Сижу вот, и думаю - "К" написал, что поучать мне нельзя.Не поучать - покуда вся община рыбнадзору не попадется будут ходить.Поучать - права нету.
Что делать?
:))

---

От	Игорь С.
К	K (06.02.2003 17:18:17)
Дата	07.02.2003 13:03:32

Действительно странноват

---

Мне кажется что Вы вообще Маркса не читали и не понимаете в нем ни слова, а Вы, похоже, это думаете про меня.

>>Как Вы определяет моральное право и его отсутствие?
>Мораль это набор правил при поведении в общине.

Я Вас спрашивал не про мораль, а про 1)моральное право. 2) его отсутствие. 3) Кто определяет. Прошу быть внимательнее.

>В любой общине люди доказавшие полную свою некомпетентность в чем либо не имеют право поучать на эту тему остальных.

Словоблудие. Если я скажу, что Вы в предыдущем посте показали свою полную некомпетентность Вы с этим согласитесь?
Кто имеет монополию на раздачу слонов - компетентность - некомпетентность? Тем более "полную"?

> Например, марксисты не могут спорить на тему научности, так как их теория потерпела полный и окончательный крах не дав ни одного подтверждения,

Полный? Окончательный? Ни одного? Вы в таких терминах собира6етесь спорить о науке? А если я приведу Вам хоть одно, хоть небольшое подтверждение теоретического положения, содержавшегося в марксизме Вы признаете свою неправоту во всем?

> а они есть люди иррационально верующие в красивый набор примитивных идеологических клише, марксисты антинаучны.

С каких пор материальность мира, объективность, познаваемость, законы экономики, физики, математики стали набором идеологических клише?

>>Осталось выяснить, что такое закономерность и закон.
>Закономерность это повторяющееся явление при создании неких условий.

А если условия создать нельзя? А если явление не связано напрямую с создаваемыми условиями? Пример нужен?

> Закон это формальное описание, позволяющее легко по условиям предсказать явление.

Особенно понравилось "легко". Поскольку в квантовой механике удается предсказывать только небольшуй круг явлений да и то отнюдь не легко, то она явно беззаконна.

>>"дважды два - четыре ибо так повелел всемогущий аллах" - это закон?
>Нет не закон, это идеология. Не любое утверждение, даже верное, может считаться законом.

Но из предыдущего Вашего определения это никак не следовало! То есть Ваше определение предыдущее - грубо, приблизительно, требует уточнения. Согласно материалистической диалектике, это не криминал, но Вы же её отвергаете. А можете привести такое, чтобы уточнения не требовало?

> Закон должен производить знание, как автомобиль создан для перевозки грузов, а пила – пилить. А это типичное ОБЪЯСНЕНИЕ, чем и занимается идеология.

А как Вы относитесь к утверждению, что знание - это тоже объяснение? Где грань, за которой объяснение перестает быть знанием? По каким критериям это можно определить? Только по возможности поточнее, если сможете конечно, чтобы не пришлось опять поправлять.

>>Все? часть? Какие выводы? Можно ли из марксизма сделать другие выводы используя большое количество информации?
>Нет нельзя, Маркс четко и ясно объяснил суть своих «научных» заслуг,

А это абсолютно неважно, что Маркс сам думал о своих научных залсугах. Нам нужна объективная, не зависящая от Маркса оценка.

> все они с реальностью не совпадают, ВСЕ.

А по моему так ВСЕ совпадают :о))

>Будет желание узнать побольше, читайте Маркса.

Уже.

> Мне здесь ликбез по марксизму задалбало устраивать. Надо же знать теорию, сторонником которой являешься.

Надо знать теорию, которую критикуешь, причины, по которым она появилась, точки роста, границы применимости, сильные и слабые стороны. В марксизме Вы сильно смахиваете на полный ноль. Ну, давайте начнем с наиболее заметной методической работы - "Немецкой идеологии". Какие основные методические подходы в ней разработаны? И чем они Вам не нравятся?

>>Примерчик анекдота приведите, если нетрудно
>Нетрудно – «диктатура пролетариата» является главной жемчужиной в ожерелье галиматьи Маркса.

Анекдот из двух слов? Когда начинать смеяться? Что Вас не устраивает в положениях диктатуры пролетариата? Кстати, менеджер в терминологии Маркса - пролетарий или пропьетарий, как по Вашему?

>>Диалектика есть только в современной философии? А в философии 19-го века её нет?

>Речь идет о марксистской диалектике – якобы наиболее общем законе природы, претензий к грекам нет.

Ну так Вы поконкретнее. А то я уж решил что Вы и диалектику вообще отрицаете.

> Гегель описал ее в своем центральном труде – «Феноменология духа» (1807). Затем продемонстрировал ее применение – «Философия истории», получился полный бред.

Любопытное изложение теории Гегеля. А Вы читали Феноменологию духа? А другие работы Гегеля?

> Маркс этот бред сохранил в общих чертах, только приделал к нему «антагонистические классовые противоречия», которые и являются у Маркса движителем порождающим бредовую гегелевскую схему – линейный прогресс

Мне кажется Гегель слишком умен, чтобы предполагать линейность прогресса, без отступлений и колебаний. Цитату найдете сами.

> и западоидов как его вершину (есть большое подозрение, что Маркс работал «под заказ», но его «кинули» еврейско-немецкие банкиры).

Маркс многократно отмечал тот ограниченный материал на котором он применял свои теоретические принципы. И никогда не отрицал, что в других случаях выводы могут получиться другие.

>> А Поппера здесь вроде не обсуждают. Обсуждается критерий фальсифицируемости выдвинутый Поппером, но переформулированный и помещенный в другую философскую систему. Антипопперовскую.
>Просто предупредил, что Поппера серьезно рассматривать нельзя, он идиот.

Спасибо за предупреждение. А то чтобы я без Вас делал....

> родилась идея определять научность «возможностью опровержения опытом».

Вы неправильно понимаете принцип фальсификации. Вы слишком упростили фразу и пропустили несколько ключевых слов, в результате получилась чушь.

> Научность же определяется лишь одним способом – способность формального правила производить новые правильные предсказания, все остальное антураж, фигня.

Ну, привет. Так у Вас правило еще и формальным (формализованным) должно быть?
Ну и где Вы такое найдете в общественных науках? Да даже физика до сего дня не формализована. Да даже математика только частично, её наименее интересная часть.
Поппер хоть какой-то шанс оставлял, а Вы просто зарезали своим определением всю науку. Может поправите?

> Поэтому ОБЪЯСНЕНИЕ и не является признаком научности, любое, даже самое умное, разумное. Производство Законов это и есть работа науки, как производство стали есть работа плавильной печи.

Ну так дайте формальное определение "объяснению" для начала. Как аксиоматику строить - знаете?

---

От	K
К	Игорь С. (07.02.2003 13:03:32)
Дата	07.02.2003 13:44:03

Не полезу в этот спор

---

И вот почему – начнется мелко дробная каша из уверток. Например, если Вы действительно знакомы с марксизмом, то просто обязаны знать, что основное там – исторический процесс как антагонизм производственных сил и производственных отношений, а так же вывод Маркса из этого о диктатуре пролетариата. Вы же когда пишите о

>С каких пор материальность мира, объективность, познаваемость, законы экономики, физики, математики стали набором идеологических клише?

То вынуждаете меня предположить, что Вы вообще нихрена у Маркса не читали или откровенно мухлюете. Вы еще приведите пример, что Маркс был сторонником Коперника, и поэтому учение Маркса верно.

>Я Вас спрашивал не про мораль, а про 1)моральное право. 2) его отсутствие. 3) Кто определяет. Прошу быть внимательнее.
>Если я скажу, что Вы в предыдущем посте показали свою полную некомпетентность Вы с этим согласитесь? Кто имеет монополию на раздачу слонов - компетентность - некомпетентность? Тем более "полную"?

Что, предлагаете мне заняться детской игрой в определения? «Ты камень кинул, а ты скажи мне, а что такое «кинул» и что такое «камень»». У меня полно дел и без этих детских забав.

>Ну так дайте формальное определение "объяснению" для начала.

Закон позволяет получать НОВОЕ знание, а объяснение просто и есть ОБЪЯСНЕНИЕ ПРОИЗОШЕДШЕГО. Более точные и корректные формулировки требуют времени, некогда. К тому же я обычный инженер, а не ученый, и для меня важна больше значение суть а не форма, пусть и корявая.

С уважением, Евгений Карамышев.

---

От	Игорь С.
К	K (07.02.2003 13:44:03)
Дата	07.02.2003 14:09:15

Правильно делаете, что не лезете

---

>И вот почему – начнется мелко дробная каша из уверток. Например, если Вы действительно знакомы с марксизмом, то просто обязаны знать, что основное там – исторический процесс как антагонизм производственных сил и производственных отношений, а так же вывод Маркса из этого о диктатуре пролетариата. Вы же когда пишите о

А диалектический материализм, который никакого отношения к рассмотрению исторического процесса напрямую не имеет, и который просто является методологичекой базой - это значит уже не марксизм?

То, о чем Вы пишете - это десятая доля марксизма, и объективно далеко с научной точки зрения не самая важная. Другое дело, что на ней была построена вся идеология марксизма.

>>С каких пор материальность мира, объективность, познаваемость, законы экономики, физики, математики стали набором идеологических клише?

>То вынуждаете меня предположить, что Вы вообще нихрена у Маркса не читали или откровенно мухлюете. Вы еще приведите пример, что Маркс был сторонником Коперника, и поэтому учение Маркса верно.

В отличие от Вас я у Маркса как раз читал очень много. И отнюдь не только вещи связанные с идеологией, коими Вы похоже ограничились.

>>Я Вас спрашивал не про мораль, а про 1)моральное право. 2) его отсутствие. 3) Кто определяет. Прошу быть внимательнее.
>>Если я скажу, что Вы в предыдущем посте показали свою полную некомпетентность Вы с этим согласитесь? Кто имеет монополию на раздачу слонов - компетентность - некомпетентность? Тем более "полную"?

>Что, предлагаете мне заняться детской игрой в определения? «Ты камень кинул, а ты скажи мне, а что такое «кинул» и что такое «камень»». У меня полно дел и без этих детских забав.

Ну так, извините за совет, не лезьте в науку, ибо она в первую очередь определения и "детская забава". Занимайтесь своими "сурьезными делами".

>>Ну так дайте формальное определение "объяснению" для начала.

>Закон позволяет получать НОВОЕ знание, а объяснение просто и есть ОБЪЯСНЕНИЕ ПРОИЗОШЕДШЕГО.

Понятно, Вы хотите исходить из различия описания апостериори и предсказания, априори. Можно было объяснить, почему этот подход не проходит, но поскольку Вы заняты более важными делами, то ограничусь констатацией: в научных "детских играх" не проходит.

> Более точные и корректные формулировки требуют времени, некогда.

Ессно. Они еще требуют знания. Более того, абсолютно строгие и корректные невозможны вообще. А Вы же слишком заняты чтобы их постоянно поправлять. Так оставьте это ученым.

> К тому же я обычный инженер, а не ученый, и для меня важна больше значение суть а не форма, пусть и корявая.

Вы знаете, я хоть и ученый, но для меня суть еще более важна, чем для Вас. Настолько, что Ваша "суть" меня по точности и эффективности совершенно не может устроить.

>С уважением, Евгений Карамышев.

Взаимно, Евгений. Извините, если чем задел. Закончили, да?

---

От	K
К	Игорь С. (07.02.2003 14:09:15)
Дата	08.02.2003 08:38:14

Вы говорите о Марксе как об ученом?

---

Ну тогда просто, Маркс это полная ахинея. Например, вывод его о диктатуре пролетариата нигде не наблюдаемая штуковина, и даже трудно представить как она должна была бы быть. Маркс говорил о формациях, которые зависят от прав собственности, формации – рабовладение, феодализм, капитализм. Но в Америке было рабство и при капитализме, мало того, Маркс сам писал, что это самое рабство и сделало американский капитализм прибыльным. Т.е. Маркс знал о рабстве в Америке, он читал газеты. Значит формация тю-тю? Маркс писал о социальной революции как о вершителе судеб истории. Где социальная революция при переходе к феодализму? Тю-тю? Вещь в истории не разу не наблюдаемая. Маркс об этом не знал? Не догадывался? Маркс ввел понятие эксплуатации, попробуйте его определить хоть разок. Возьмите обычный киоск и определите, подсчитайте. Не получается? По СГКМ это типичный манипуляторский прием, понятие эксплуатации подвешено в воздухе.

Маркс идиот? Нет. Зачем же он эту ахинею написал? Почему ею пользовались то понятно – выгодно было. А он то написал что, за так? Нет, не за так. Какая была наиболее жесткая конфронтация? Между немецким абсолютизмом и прорывающимся еврейским капиталом. Война эта была не просто теоретическая, евреи выехали скопом из Германии уже тогда, противостояние было очень жестким. СГКМ читали? О французской революции? Вот для этой же цели и предназначалась писанина Маркса. Все простенько. Знал ли об этом Слава КПСС? Да конечно знал. Поэтому то на основе Маркса и нихрена, как не пыжился, и не мог придумать лабуду для масс, хоть и лучшие лабудисты и были нагружены.

>То, о чем Вы пишете - это десятая доля марксизма, и объективно далеко с научной точки зрения не самая важная.

Кончайте травить анекдоты, это все остальное «десятая доля», так как к делу, к переделу собственности, прямого отношения не имеет.

>В отличие от Вас я у Маркса как раз читал очень много.

Чего читали? Про всякую философию? Г-м. Ну это-то почитайте, он там не очень то фигню уж полную городил, хотя проблемы поднятые Кантом для него были и там не очень то доступны.

>Ну так, извините за совет, не лезьте в науку, ибо она в первую очередь определения и "детская забава". Занимайтесь своими "сурьезными делами".

А кушать то Вы хотите? Так извольте быть полезны. Иначе идите…. и сами жрачку выращивайте.

С уважением, Евгений Карамышев.

---

От	K
К	K (08.02.2003 08:38:14)
Дата	08.02.2003 09:04:42

Если Вы уж поклонник Маркса

---

Несмотря ни на что, даже на историю, то рекомендую Вам интересное чтиво, поищите у Маркса как он уговаривал пролетариат немецкий совершить ренволюцию в интересах немецкой буржуазии, которой по сути и не было, а был лишь этот, как его, «спекулятивный финансовый капитал», тот, который отрезал от кормушки Наполеон, враги которого, другой конечно капитал, не французский народ, и привели Наполеона к власти. Надеюсь к Наполеону Вы не питаете столь же ярых симпатий, и здесь я могу говорить без обиняков?

С уважением, Евгений Карамышев.

---