Форум С.Кара-Мурзы: Ветка : Наука и образование (-)

От	Георгий
К	Администрация (И.Т.)
Дата	08.06.2005 20:22:31
Рубрики	Тексты;

Наука и образование (-)

От	Георгий
К	Георгий (08.06.2005 20:22:31)
Дата	16.06.2005 00:27:10

Ирина Стрелкова. Куда пойдет учиться Россия? (+)

От	Георгий
К	Георгий (08.06.2005 20:22:31)
Дата	12.06.2005 09:29:23

Игорь Джадан. Почему в науке невозможны экономические чудеса (*+)

Русский Журнал / Обзоры /
http://www.russ.ru/culture/20050608_dzadan.html

"Homo ?conomicus" vs. "Homo sapiens"
Почему в науке невозможны экономические чудеса

Игорь Джадан

Дата публикации: 8 Июня 2005

Идея коммерциализации научных учреждений не нова. В странах бывшего СССР
такая коммерциализация началась стихийно и состояла в массовом уходе
работников науки в бизнес и передачи помещений в аренду или на продажу
коммерческим структурам. Тем не менее, немалое количество научных заведений
сумело выжить. Поэтому вопрос сохранил свою актуальность доселе, хотя и
ставится теперь несколько по-другому: возможна ли коммерциализация научного
учреждения без потери его научного характера?

До сих пор на пространстве бывшего СССР ни одного подобного прецедента
зарегистрировано не было, однако и доказательств, что подобное невозможно в
принципе, не имелось. Существуют, ведь, научные отделы и лаборатории при
крупных частных компаниях. Кроме того, научные учреждения, в том числе
научные подразделения университетов, выполняют различные коммерческие
заказы - частные гранты, оставаясь при этом либо полностью в государственном
ведении, либо по преимуществу некоммерческой организацией. Такая ситуация
характерна и для стран Западной Европы, США, Китая и Японии. Впрочем,
несмотря на существование отдельных коммерческих научных предприятий, нигде
за рубежом не идет речь о полной коммерциализации целых отраслей науки.
Основная часть науки находится на государственном содержании. Причем именно
эта часть обладает наиболее высоким статусом и устанавливает "правила игры"
также для коммерческих научных организаций.

Положение науки в чем-то схоже с положением судебной системы. Последняя
также состоит из двух неравных частей: доминирующей и задающей стандарты
системы государственных учреждений - судов, и системы частных юридических
фирм, имеющих иной, более низкий статус. Такое сходство дихотомий не
случайно: ученый, как и судья, находится в обществе в положении эксперта,
призванного разрешить определенные проблемы наиболее приемлемым для всего
общества путем. Подобные же проблемы решают частный адвокат и researcher
частной фирмы, однако они призваны действовать в интересах частных лиц и
поэтому имеют отдельный статус.

Очевидно, что, несмотря на большое количество частных юридических контор,
невозможно перевести на самоокупаемость судебную систему, поскольку принципы
рынка несовместимы с независимым и честным решением судьи. [1] В то же время
относительно науки продолжает существовать мнение, что ученые должны больше
думать о прибыли, и тогда наука обязательно станет более эффективной.
Упускается из виду то, что науке, точь-в-точь, как в суде, необходимы люди,
у которых принципы честности, порядочности и добросовестности остаются на
первом месте даже в случае, если это грозит снижением личного дохода.

Следует, однако, отметить, что экспертная составляющая в научной
деятельности не единственная. Другая составляющая - инновационная.
Собственно, открытия, инновации - и есть главный предмет науки. Если
экспертная составляющая роднит науку с судебной системой, то инновационная -
делает ее чем-то похожей на бизнес, который также часто построен на
нетривиальных идеях. Вместе с тем далеко не весь бизнес инновационный. В
отличие от бизнеса - наука инновационна в принципе - то, в чем нет элемента
новизны, не имеет отношения к большой науке. Открытие - главный продукт
науки, однако ценность его оценивается совсем по другим критериям, нежели
бизнес-продуктов.

Общественная полезность бизнес-продукта определяется его потребителем в виде
согласия купить продукт за определенную цену. Полезность научных открытий не
может и не должна определяться непосредственно их возможными бенефициариями
просто потому, что большинство из них в специфических вопросах науки ничего
не смыслит. На практике, полезность научного продукта определяется самим
научным сообществом. При этом общество должно быть уверено, что, вынося свою
оценку научному продукту, ученые имеют в виду его пользу для общества, а не
только для себя лично. Другими словами, общество обязано быть уверенным в
высоких моральных устоях ученых для того, чтобы научная деятельность вообще
имела какой-нибудь смысл.

Такая особенность делает науку весьма специфической областью деятельности.
Она также накладывает решающий отпечаток на экономическое содержание
научного продукта. Как известно, аксиоматической основой экономических
расчетов является так называемая "теория полезности" (utility theory).
Согласно ее положениям, экономический субъект в своей деятельности стремится
к максимизации ожидаемой пользы. Проблема в том, что саму "полезность"
бизнесмен и ученый определяют по-разному. Бизнесмен определяет "полезность"
своей продукции по тому, сколько она в состоянии принести ему прибыли.
Ученый - по тому, как оценят его продукцию члены его собственного "научного
цеха": чем более высокую оценку научный продукт сможет получить среди
ученых, тем его "полезность" выше. Эта разница между наукой и бизнесом
означает, что традиционные экономические расчеты путей коммерциализации
науки просто не могут быть состоятельными. [2]

Продукт деятельности ученого - это, прежде всего, "хорошая теория",
практичнее которой, по замечанию Эйнштейна, ничего нет. Теория призвана
ответить на вопросы типа "Что будет тогда-то?", "Что будет, если:?", "Как
сделать, чтобы:?" Но какая теория является "хорошей"? Ответ довольно прост:
чем лучше теория подтверждается на практике, позволяя предсказывать события
определенного сорта или управлять цепью событий, тем она лучше, тем выше ее
общественная "полезность". [3] Тем не менее, решить в каждом конкретном
случае довольно сложно, и поэтому, как было указано выше, оценка полезности
научного продукта проводится в рамках самого научного цеха. Существенно
отличая науку от бизнеса, такая особенность еще больше роднит ее с судебной
системой, где также качество судейства определяется в рамках все той же
судебной системы.

Чтобы лучше понять, как происходит оценка "полезности" научного продукта на
практике, и почему невозможно, чтобы она происходила так же, как в бизнесе,
обратимся к примерам. Предположим, некий ученый "перестроился", и теперь
действует по законам рыночной экономики. Теперь для него главный критерий -
прибыль от продажи своего продукта. Таким образом, его понимание пользы
ничем не отличается от понимания пользы у бизнесмена, который занимается,
скажем, продажей носков. При этом допустим, ученый занимается разработкой
теории максимизации извлечения нефти из нефтеносного слоя. На первый взгляд
все просто: ученый должен родить новую идею (в данном случае - более
эффективного и дешевого извлечения нефти), добросовестно взвесить все "за" и
"против" по сравнению со старыми способами, а затем предложить на рынок
технологий, где ее купят нефтяные компании, как всякий другой товар.

Однако, как было сказано, трудности оценки научного продукта связаны с его
сложностью. Как его качество может оценить коммерческая компания? Даже если
ученый работал в рамках собственного научного подразделения компании, его
продукт все же нуждается в независимой экспертной оценке, которую
бизнес-руководство компании провести неспособно из-за отсутствия достаточной
квалификации. - Для того чтобы заниматься критической оценкой научного
продукта существует "научный цех", со своими законами профессиональной
этики.

Попробуем теперь представить, что произойдет, если на место устоявшегося в
ученой среде принципа интеллектуальной честности будет поставлен принцип
максимальной прибыли. Представим, что новый способ извлечения нефти, который
изобрел наш ученый, оказался ничем не лучше, а даже гораздо хуже,
рискованней и дороже, чем существующие. Это станет ясно руководству нефтяной
компании только постфактум. Казалось бы, коллеги нашего ученого должны
указать ему на ошибки, а он, не найдя контраргументов, с позором удалиться.
Однако не забывайте, что наш ученый - не традиционный, а "перестроившийся"
по лекалам бизнеса. Он четко уяснил, что критерием успеха является не мнение
уважаемых коллег, а деньги. В таком случае лучшим способом извлечения нефти
является тот, который можно подороже продать нефтяникам, вне зависимости от
его основных качеств. Если другие ученые тоже "перестроились на новый лад",
не составит никакого труда заключить с ними своего рода "бартерное
соглашение" о взаимном пиаре друг друга. Теперь, если компания обратится за
получением экспертной оценки, она будет составлена в самых благоприятных
тонах. С точки зрения принципов свободной экономики такое соглашение между
учеными не имеет никаких изъянов, поскольку отвечает принципу извлечения его
участниками максимальной прибыли.

В другой ситуации, если наш ученый нашел действительно более эффективный
способ извлечения нефти, эксперт-рецензент, действуя согласно экономическим
законам, все еще может сознательно "топить" конкурента, чтобы занять его
место, перехватить заказ и извлечь максимальную пользу в виде прибыли. - Мы
видим, что никакой настоящей экспертизы в коммерциализированной научной
среде нет и быть не может. [4]

Кто-то может возразить, что сговор ученых с целью обмана потребителя
относительно качества научной продукции является простым мошенничеством, и
подобными случаями занимается прокуратура. Совершенно верно! Однако, если
следовать этой, вообще-то правильной логике, скоро выясняется, что любая
попытка организации науки на принципах бизнеса является мошенничеством.
Реклама, пиар, игра на психологии потребителя - отвергаемые научным
сообществом - суть признанные инструменты бизнеса. И если предполагается,
что прокуроры должны следить за тем, чтобы ученые в создаваемых для них
рыночных условиях продолжали вести себя нерыночно - то незачем вообще
бросать ученых в рынок. [5]

Все попытки "коммерческого оптимизирования" научной деятельности сводимы к
отказу от принципа "интеллектуальной честности" во имя принципа "оптимизации
дохода". Как правило, они однозначно осуждаются самим научным сообществом, и
их авторы отлучаются от звания ученого. Таков устав ученого сообщества -
ордена защитников интеллектуальной честности. [6]

В этом цеху каждый контролирует каждого, и любой рациональный аргумент из
уст академика весит в идеале столько же, сколько тот же аргумент из уст
лаборанта. Без подобного критического фильтра никакие "инновации" не будут
полезными, поскольку известно, что новое - это не обязательно лучшее, а
любая новая научная идея становится ценностью только после тщательной
экспертизы, которая и определяет перспективность нововведения. В этом
скептицизме ученых проявляется консерватизм науки, без которого она потеряла
бы свою критическую роль в обществе.

В то же время с точки зрения чистой экономики, гораздо выгоднее продавать
суеверия, чем научные теории. Ни одна научная теория не сравнится по
"экономической полезности" для своего автора с мифом, всучить который
неискушенному потребителю гораздо легче. Красивая, обернутая в яркую
упаковку, и психологически точно рассчитанная ложь выглядит гораздо
правдоподобнее правды. Во всем мире оборотистые дельцы ведут активную и
целенаправленную кампанию по созданию рынка потребителей мистики и лженауки.
Даже в Англии, когда-то ставшей колыбелью европейской науки, теперь в среде
экономически-ориентированных "ученых" лженаука, в качестве средства
зарабатывания денег, становится весьма популярна. [7]

Уже отмечено, что отличие науки от бизнеса коренится в различии их продукта.
Вместе с тем, такое отличие требует от создателей продукта различных личных
качеств и побудительных мотивов. Это отнюдь не означает, что бизнесмены
полностью лишены таких качеств, как честность и порядочность. В то же время,
выражаясь языком упомянутой выше "теории полезности", функции полезности
богатства у ученого и у бизнесмена отличаются: начиная с определенной
величины, которую можно назвать "достойной зарплатой", дополнительное
богатство обладает в глазах ученого меньшей полезностью, чем в глазах
бизнесмена.

В то же время из самого понимания "полезности" в психологии следует, что чем
выше человек оценивает полезность того или иного действия, тем легче он идет
на риск его осуществления. В результате, человек с психологией бизнесмена,
для которого наивысшей полезностью обладают деньги, гораздо легче идет и на
риск нарушения моральных табу, если того требуют его экономические цели, чем
человек с психологией ученого. Это простое уравнение объясняет и следующее
наблюдение: чем ниже стоит честность в шкале общественных ценностей, тем
выше общественная мотивация идти в бизнес и меньше - в науку. Homo
economicus - идеальный экономический эгоист - не может служить положительной
моделью для деятеля науки, если понимать под наукой сферу деятельности,
основанную на принципах интеллектуальной честности.

Парадокс в том, что даже ученые-экономисты, допускающие, что общество
движимо жаждой наживы, должны для себя делать некоторое исключение: ведь
если они будут брать пример с такого общества, недолго дойти и до
подтасовывания научных результатов в угоду увеличения собственного дохода.
Выходит, даже экономическая наука для того, чтобы не перестать быть наукой,
должна оставаться островком, на котором честность ценится выше денег.

В ряду аргументов сторонников коммерциализации науки прозвучал один,
достойный того, чтобы на него ответить. Как-то представитель
соответствующего министерства публично выразил свое удивление тем, что
руководители научных институтов не проявляют достаточного интереса к
увеличению своих доходов и доходов своих сотрудников: "Первый раз я вижу
руководителей, которые против того, чтобы зарплата их работников
возросла". - На самом деле настоящий ученый превыше всего ценит сам процесс
научного труда, и после достижения достойного уровня больше озабочен не
дальнейшим повышением зарплаты, а тем, чтобы сохранялась возможность
продолжения исследований. Как бы пошло и старомодно это ни звучало, в ряду
предпочтений ученого наука стоит выше денег. Хуже всего для ученого - развал
программы научных изысканий.

Слишком высокие заработки в научной области даже несут определенную
опасность: имеют смысл "достойные" [8], но не слишком высокие зарплаты,
чтобы в науку не шли люди "за деньгами", засоряя научную среду и мешая
продвижению настоящих ученых. Во всяком случае, доходы от занятия наукой
должны оставаться меньше, чем в бизнесе, чтобы люди, для которых
господствующая ориентация - денежный успех, ни в коем случае не шли в науку.

:По умолчанию господствующая экономическая теория предполагает, что рыночные
отношения - нечто универсальное, что может быть при правильной экономической
политике внедрено в любую отрасль человеческой деятельности, способствуя
повышению ее эффективности. На самом деле - это далеко не аксиома, а всего
лишь гипотеза, нуждающаяся в верификации. Причем, подкреплять
состоятельность экономических выкладок весьма желательно было бы не путем
рассуждений "чистого разума", а эмпирическим, в том числе, и
экспериментальным путем. Большим и принципиальным вопросом остается вопрос о
том, в какой именно области рыночные отношения могут играть роль такого
"оптимизатора", а в какой - не могут. К сожалению, экономисты пока мало
озабочены определением границ применимости собственных теорий, видимо считая
подобный вопрос излишним. До тех пор, пока экономическая наука сама не
задалась вопросом о том, способны ли экономические побуждения (profit
incentives) или, проще говоря, жажда наживы, увеличить эффективность работы
учреждений науки, - следует считать ответ на него отрицательным.

Примечания:

[1] В иных странах судебная система перешла на коммерческие рельсы
спонтанно, без всяких на то государственных усилий. Однако и в этих
государствах замечены признаки понимания того, что судебная система, в
которой судьи приучены придерживаться принципа получения максимального
прибытка, является малоэффективной с точки зрения исполнения своего
официального предназначения.
[2] Следует отметить, что в последнее время стали все больше обращать
внимание на то, что реальные экономические агенты при оценке ситуации
отклоняются от использования стандартной теории вероятности и их решения
часто идут вразрез с устоявшимся постулатом о "максимизации ожидаемой
пользы". Однако, несмотря на эти поправки, свои расчеты экономисты
по-прежнему ведут в рамках классической аксиоматики.
[3] Здесь имеются в виду, прежде всего, естественные науки. Гуманитарные
науки, а также ряд абстрактных наук, такие, как математика, ставят несколько
иные вопросы, однако, и там ценность научных результатов определяют сами
ученые.
[4] Наблюдая соперничество гигантов софтверной индустрии и производителей
микрочипов, мы видим, что экспертная оценка качества их продукции не
является решающим критерием успеха в бизнесе: если "пипл" отдает деньги -
значит продукт хороший, а что об этом думают независимые эксперты - компании
мало волнует. Самые успешные компании, как правило, оказываются в состоянии
организовать свою карманную экспертизу так, чтобы независимая оценка
продукции просто потонула в рекламе и умелом маркетинге. При этом
потребитель, не будучи профессионалом, просто не в состоянии отличить
истинную экспертизу от лжеэкспертизы. Особенно фатальной для потребителя
оказывается отсутствие влиятельной независимой экспертизы производителей
лекарств. Научный критерий эффективности медпрепаратов с определенных пор
заменен критерием эффективности рекламных кампаний по их продвижению. Можно
с уверенностью утверждать, что подобное торжество лженаучной экспертизы
стоило жизни немалому числу людей.
[5] Существует, впрочем, "политическое" оправдание занятия академиков
бизнесом: чтобы потом было кого "сажать".
[6] По большому счету, именно приверженность принципам интеллектуальной
честности и является наиболее надежным способом демаркации науки от
лженауки. Таким образом, коммерциализация науки, предполагающая введение
принципа максимальной прибыльности, означала бы официальную санкцию на
превращение науки в лженауку.
[7] Рецепт "стандартного" псевдонаучного "исследования" довольно прост.
Публике задаются поверхностные вопросы, типа: "Как часто вам удавалось
наблюдать проявления телепатии у своих собак?", или: "Видели ли вы в своей
жизни нечто, что могло бы быть приведением?". Результаты ответов
обрабатываются статистически для придания им наукообразности и затем
выдаются за "доказательства" существования мистических и паранормальных
явлений. Книги об этом расходятся огромными тиражами среди неприхотливой,
уже приученной к "чудесам", публики. Затем об этих псевдонаучных "поисках"
на полном серьезе сообщают коммерческие телеканалы.
[8] Какой именно уровень зарплаты считать достойным, зависит от уровня цен,
но еще больше, от господствующего в обществе мнения, какой доход работника
определенной профессии (в данном случае ученого) является "достойным".

От	Георгий
К	Георгий (08.06.2005 20:22:31)
Дата	12.06.2005 09:28:31

Виктор Болотов: "Нельзя оценивать знания с помощью тестов - кто это сказал?" (*+)

http://www.inauka.ru/education/article54519/print.html

ВИКТОР БОЛОТОВ, РУКОВОДИТЕЛЬ ФЕДЕРАЛЬНОЙ СЛУЖБЫ ПО НАДЗОРУ В СФЕРЕ
ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ: "НЕЛЬЗЯ ОЦЕНИВАТЬ ЗНАНИЯ С ПОМОЩЬЮ ТЕСТОВ - КТО ЭТО
СКАЗАЛ?"

Что нового происходит с ЕГЭ в этом году

Наталья ИВАНОВА-ГЛАДИЛЬЩИКОВА

На прошлой неделе начались выпускные экзамены у 11-классников. Для кого-то
они проходят в проверенной, традиционной форме, а для кого-то это непонятный
ЕГЭ. О том, что нового происходит с ЕГЭ в этом году и что ждет будущих
выпускников в ближайшие три года, руководителя Федеральной службы по надзору
в сфере образования и науки Виктора Болотова спрашивает обозреватель Наталья
Иванова-Гладильщикова.

известия: Как проходит Единый госэкзамен в этом году?

Виктор Болотов: Мы начали с иностранных языков, потом идут химия и
обществознание, дальше - биология и география. Больше всего детей должно
принять участие в экзаменах по русскому языку (3 июня) и математике.
Предварительные результаты показывают, что никаких принципиальных отличий от
прошлого года нет. Исключение одно - в этом году в ЕГЭ участвует уже 78
регионов России. В 2004-м их было 64.

известия: Министр образования и науки Андрей Фурсенко заявил, что
эксперимент по ЕГЭ продлен до 2008 года. Что это реально означает для
обычного выпускника?

Болотов: В этом году мы подготовили законопроект, который Министерство
образования и науки вынесло для обсуждения в министерства и ведомства, в
регионы. Потом мы его предложим правительству. Я думаю, что в этом году
будет принят закон, вводящий Единый госэкзамен, после чего с 2008 года мы
будем переходить к поэтапному внедрению ЕГЭ по всей России.

известия: А что продление эксперимента до 2008 года означает для московского
выпускника (как известно, Москва пока в эксперимент не вступила)?

Болотов: На период эксперимента выбор остается за Москвой. После его
завершения ЕГЭ в столице будет обязательным по всем предметам. И все вузы
обязаны будут его учитывать.

известия: А как же элитные университеты?

Болотов: Вопрос о том, какие дополнительные испытания могут быть у элитных
вузов, пока в стадии обсуждения. На окончательные решения по этому вопросу
мы будем выходить после принятия закона. Уже сегодня треть вузов России
принимает к себе абитуриентов только по результатам ЕГЭ. Но до 2008 года у
вузов будет выбор, какую специальность включать туда, а какую - не включать.

известия: Но ведь так называемые контрольно-измерительные материалы (те, по
которым экзаменуют выпускников - участников ЕГЭ) подвергались жесточайшей
критике специалистов-предметников. Тем не менее ЕГЭ проводится в ряде
регионов...

Болотов: Ну, вы знаете, критика в большинстве случаев звучит так: я не
читал, но присоединяюсь.

известия: Но я их читала и могу сказать, что многие вопросы по истории или
литературе не выдерживают критики... А кроме того, с помощью тестирования
мало что можно по существу проверить (я говорю о гуманитарных дисциплинах).

Болотов: Я не слышал замечаний по поводу тестов по обществознанию или
истории. Нельзя оценивать знания с помощью тестов - кто это сказал?

известия: Просто это не в традициях нашего образования.

Болотов: А кто это сказал? Большинство вузов (до всякого ЕГЭ) уже давно
перешли только на письменные экзамены. Ведь как сегодня проверяется
сочинение? Тема не раскрыта, и все...

известия: А в ЕГЭ вообще не будет сочинения. Будет короткое эссе.

Болотов: Да, но ведь умение изложить на страницу свою мысль требует особых
способностей. Интернет, по крайней мере, требует коротко, но по существу
излагать свои мысли.

известия: Ну, если брать за образец интернет...

Болотов: Я готов обсуждать контрольно-измерительные материалы, если мне
приведут конкретные примеры. Например, мне кажется вполне корректным вопрос
по географии: "Куда впадает Волга? В море или в озеро?" Что ответит
большинство экзаменующихся?

известия: Это зависит от того, чем считать Каспийское море - морем или
озером.

Болотов: Это озеро. Поэтому за ответ "Волга впадает в Каспийское море" на
экзамене по географии выпускнику поставят "2".

P.S. Проблему того, насколько корректен подобный вопрос, мы оставляем
открытой. Гораздо меньше сомнений вызывает утверждение о том, насколько
традиционны тесты для российского образования в целом. Интересно, что страны
СНГ, перешедшие на систему ЕГЭ (Казахстан, например), в ужасе от того, что
произошло.

От	Георгий
К	Георгий (08.06.2005 20:22:31)
Дата	08.06.2005 20:33:37

Я. Бутаков. Станет ли образование в России сугубо элитарным? (*+)