В кругах монархистов созрела идея перенести в Петербург прах матери последнего российского царя Николая II Марии Федоровны, датчанки
по происхождению, родившейся, умершей и похороненной в Дании. Разумеется, <демократическое> телевидение тут же решило
продемонстрировать свою приверженность монархизму и раструбило об этом на всю страну. И вновь потекли сопли по <невинно убиенному
большевиками русскому императору Николаю Александровичу>. Меня нимало не волнует, что кому-то уж очень захотелось потревожить прах
бывшей императрицы. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось... Но вот еще раз напомнить читателям, каким был ее сын - <русский> царь
Николай II, по-моему, стоит.
Вот что о нем писал А.Ф. Кони - не понаслышке знавший Николая II. В силу своего высокого служебного положения Анатолий Федорович на
протяжении целого ряда лет постоянно встречался с императором, обсуждал с ним важнейшие государственные проблемы, имел возможность
общаться с ним и с членами императорской фамилии, как сейчас бы сказали, <в неформальной> обстановке.
Высочайший авторитет Анатолия Федоровича Кони в российском обществе, как до революции, так и в послереволюционный период, его
выдающиеся честность и неподкупность не дают никаких оснований не доверять ему. Вот что писал Кони о российском самодержце в своем
Воспоминании <Николай II>.
<Трусость и предательство прошили красной нитью всё его царствование>
<...Можно сказать, что из пяти стадий мыслительной способности человека: инстинкта, рассудка, ума, разума и гения, он (Николай II)
обладал лишь средним и, быть может, бессознательно первым... Встречи с ним, как с полковником Романовым, в повседневной жизни могли
быть не лишены живого интереса. Если считать безусловное подчинение жене и пребывание под ее немецким башмаком семейным
достоинством, то он им, конечно, обладал... Но поручение надзора за воспитанием ребенка какому-то матросу под наблюдением
психопатической жены и отсутствие заботы о воспитании дочерей заставляют сомневаться в серьезном отношении его к обязанностям
отца... Мне думается, что искать объяснения многого, приведшего в конце концов Россию к гибели и позору, надо не в умственных
способностях Николая II, а в отсутствии у него сердца, бросающемся в глаза в целом ряде его поступков. Достаточно припомнить
посещение им бала французского посольства в ужасный день Ходынки, когда по улицам Москвы развозили пять тысяч изуродованных трупов,
погибших от возмутительной по непредусмотрительности организации его <гостеприимства>, и когда посол предлагал отсрочить этот бал...
Достаточно, наконец, вспомнить равнодушное отношение его к поступку генерала Грибского, утопившего в 1900 году в
Благовещенске-на-Амуре пять тысяч китайского населения, трупы которых затрудняли пароходное сообщение каждый день... или равнодушное
попустительство еврейских погромов при Плеве, или жестокое отношение к ссылаемым в Сибирь духоборам, где они на севере обрекались
как вегетарианцы на голодную смерть, о чем пламенно писал ему Лев Толстой, лишению которого христианского погребения синодом
<возлюбленный монарх> не воспрепятствовал... Нельзя не вспомнить одобрения им гнусных зверств мерзавца - харьковского губернатора
И.М. Оболенского при <усмирении> аграрных беспорядков в 1902 году.
Можно ли, затем, забыть Японскую войну, самонадеянно предпринятую в защиту корыстных захватов, и посылку эскадры Небогатова со
<старыми калошами> на явную гибель... Можно ли забыть ничем не выраженную скорбь по случаю Цусимы и Мукдена и, наконец, трусливое
бегство в Царское Село, сопровождаемое расстрелом безоружного рабочего населения 9 января 1905 г.
Неоднократно предав Столыпина... которому он был обязан столь многим и который для спасения его династии принял на душу тысячи
смертных приговоров... <обожаемый монарх> не нашел возможным быть на похоронах убитого, но зато нашел возможным прекратить дело о
попустителях убийцам...
Предательство распространялось не только на лица, но и на убеждения... Государственный совет упорно наполнялся крайними правыми,
причем к 1 января 1917 г. был уволен Голубев и призвана шайка прохвостов... Монарх принял с благодарностью значок <Союза русского
народа> и приказал оказывать поддержку клеветническим и грязным изданиям черносотенцев... Наконец - и это очень характерно - когда
старый Государственный совет постановил обратить внимание государя на своевременность отмены телесных наказаний, последовал отказ и
резолюция: <Я сам знаю, когда это надо сделать!>.
...Трусость и предательство прошили красной нитью все его царствование...
Чуждаясь независимых людей, замыкаясь от них в узком семейном кругу, занятом спиритизмом и гаданьями, смотря на своих министров как
на простых приказчиков, посвящая некоторые досужие часы стрелянию ворон у памятника Александры Николаевны в Царском Селе, скупо и
редко жертвуя из своих личных средств во время народных бедствий, ничего не создавая для просвещения народа, поддерживая
церковно-приходские школы и одарив Россию изобилием мощей, он жил, окруженный сетью охраны, под защитою конвоя со звероподобными
мордами, тратя на это огромные народные деньги.
...Кровь массы неповинных жертв не возопила перед ним, и... он с особым тщанием стал выбирать руководителями внутренней политики
таких ничтожных людей, как Горемыкин, Штюрмер и, наконец, безликий князь Голицын...
...Ему, по евангельскому изречению, вина прощалась семьдесят семь раз. В его кровавое царствование народ не раз объединялся вокруг
него с любовью и доверием. Он искренно приветствовал его брак с <Гессен-Даршматской> принцессой, как ее назвал на торжественной
ектинии протодиакон Исаакиевского собора. Народ простил ему Ходынку; он удивлялся, но не роптал против Японской войны и в начале
войны с Германией отнесся к нему с трогательным доверием. Но все это было вменено в ничто, и интересы родины были принесены в жертву
позорной вакханалии распутства и избежанию семейных сцен властолюбивой истерички. Отсутствие сердца, которое подсказало бы ему, как
жестоко и бесчестно привел он Россию на край гибели, сказывается и в том отсутствии чувства собственного достоинства, благодаря
которому он среди унижений, надругательства и несчастия всех близких окружающих продолжает влачить свою жалкую жизнь, не умев
погибнуть с честью в защите своих исторических прав или уступить законным требованиям страны.
...Хотя я и был удостаиваем, как принято было писать, <высокожалованным приемом>, но никогда не выносил я из кабинета русского царя
сколько-нибудь удовлетворительного впечатления. Несмотря на любезность и ласковый взгляд газели, чувствовалось, что цена этой
приветливости очень небольшая>...
Вот таким характеризует Николая II Анатолий Федорович Кони, на протяжении многих лет в силу своего высокого служебного положения
общавшийся с царем. Нет, он не отказывает ему в уме, не называет царя ограниченным и не-образованным. Но Кони беспощадно клеймит
царя как человека бессердечного, равнодушного к народному горю, обвиняет его в трусости, предательстве, реакционности, жестокости,
скупости, в насаждении на высшие государственные посты империи хамов, ничтожеств, негодяев, казнокрадов и кровожадных сатрапов, в
том, что царь привел Россию на край гибели, в отсутствии чувства собственного достоинства, из-за чего Николай II даже не мог
погибнуть с честью. (Воспоминание <Николай II> написано А.Ф. Кони 27 июня 1917 года, т. е. до Великой Октябрьской социалистической
революции.)
И вот это императорское ничтожество церковь причислила к лику святых! Видно и впрямь нет Бога, коли не вразумил он церковных
иерархов.
Но ведь и императрица Александра Федоровна была церковью также причислена к лику святых, руководствуясь, вероятно, принципом: вали
кулем, потом разберем! Вот что пишет А.Ф. Кони об императрице, с которой многократно встречался по различным государственным делам.
Русский народ она не любила
<Нельзя сказать, чтобы внешнее впечатление, производимое ею, было благоприятно. Несмотря на ее чудные волосы, тяжелой короной
лежавшие на ее голове, и большие темно-синие глаза под длинными ресницами, в ее наружности было что-то холодное и даже
отталкивающее. Горделивая поза сменялась неловким подгибанием ног, похожим на книксен при приветствии или прощанье. Лицо при
разговоре или усталости покрывалось красными пятнами, руки были мясисты и красны.
Но если мои личные воспоминания о ней, относящиеся к периоду с 1898 до 1904 года, в общем и благоприятны, то я не могу того же
сказать о ее деятельности в делах общегосударственных. Уже в конце 90-х годов я слышал от Е.А. Нарышкиной рассказы о ее различных
faits et jestes (проделках, поступках - фр.), направленных к укреплению в муже идеи, что он как самодержец имеет право на все, ничем
и никем не стесняемый. Это настроение, по-видимому, усилилось с рождением наследника престола, и когда она пришла, бестактно залитая
брильянтами, в тронную залу на объявление нашей куцей конституции, кислое выражение ее по обычаю опущенных уголков рта на бледном
лице не обещало ничего хорошего, и действительно, затем началось постепенное воздействие на личные назначения, дошедшие до
следования указаниям Распутина. Слепо доверявшая деланным телеграммам, заказанным <Союзом русского народа> и таким проходимцем, как
Протопопов, и видя в них непременное доказательство народной любви, она презрительно и высокомерно относилась к просвещенной части
русского общества, к Государственной думе и даже к членам своей фамилии, пытавшимся указать ей на надвигающуюся опасность...
Я не имею основания думать, чтобы суеверная, полурелигиозная и полуполовая экзальтация, вызвавшая у нее почти обоготворение
Распутина, имела характер связи. Быть может, негодяй влиял на ее материнское чувство к сыну разными предсказаниями и гипнотическим
воздействием, которое попадало на бессознательную почву нервной возбудимости. Едва ли даже <старец> имел через нее то влияние на
назначения, которое ему приписывалось, так как именно после его убийства ее роковое влияние на дела возросло с особой силой. Деловое
влияние Распутина в значительной степени создавалось раболепством и хамскими происками лиц, получавших назначения, причем он явился
лишь ловким исполнителем и отголоском их вожделений. Поэтому в этой сфере вредное влияние императрицы, быть может, было менее, чем
его рисовали. Но ей нельзя простить тех властолюбия и горделивой веры в свою непогрешимость, которые она обнаружила, подчиняя себе
мысль, волю и необходимую предусмотрительность своего супруга. Она не любила русский народ, признавая в нем хорошим... лишь
монашество и отшельничество; она презирала его и ставила ниже известных ей европейских народов... Еще более нельзя ей простить и
даже понять введение дочерей в круг влияния Распутина... Опубликованные в последнее время письма несчастных девушек к наглому и
развратному <старцу> и их имена на иконе, оказавшейся на шее его трупа, показывают, в какую бездну внутреннего самообмана,
ханжества, кликушества и внешнего позора огласки и двусмысленных комментариев повергла своих дочерей <Даршматская принцесса>,
ставшая русской царицей и почему-то воображавшая, что ее любит презираемый ею русский народ...>.
Так за какие заслуги православная церковь причислила <царя-батюшку> и его венценосную супругу к лику святых? Осенью прошлого года
президент Путин, находясь в Екатеринбурге вместе с канцлером ФРГ Шредером, посетили храм, поставленный на месте бывшего Ипатьевского
дома, ставшим местом последнего пребывания многогрешных супругов Романовых на грешной земле. Путин, входя в церковь, осеняя себя
крестным знамением, поставил свечу. Кому? Романовым? Н-да...
А ведь Владимир Владимирович по образованию юрист и во время учебы в университете наверняка знакомился с трудами своего знаменитого
земляка, выдающегося русского юриста Анатолия Федоровича Кони. Или ханжество и лицемерие нынче стали неотъемлемой частью
государственной политики?
Биографическая справка
А.Ф. Кони родился 9 февраля 1844 г. в Петербурге. В июне 1861 года из 6-го класса гимназии сдает экзамены в Петербургский
университет и учится в нем в течение полугода на математическом факультете до его закрытия.
В августе 1862 года поступает на 2 курс юридического факультета Московского университета. В июне 1865 г. оканчивает университет со
степенью кандидата права.
С 1866 года работает секретарем прокуратуры Московской судебной палаты, товарищем (заместителем по-нынешнему) прокурора в Сумском,
Харьковском и Петербургском окружных судах, в прокуратуре Самарского и Казанского судов (прокуратура того времени относилась к
судам). В 1871 году назначен прокурором Петербургского окружного суда, в 1875 - вице-директором департамента министерства юстиции, а
в апреле 1877 года - директором этого департамента. В декабре того же года назначен председателем Петербургского окружного суда. 31
марта 1878 года участвует в судебном заседании по делу Веры Засулич (деятельница российского революционного движения, в 1878 г.
покушалась на жизнь петербургского градоначальника Трепова, оправдана судом присяжных).
В октябре 1881 года А.Ф. Кони назначен на должность председателя гражданского департамента Петербургской судебной палаты, а в 1855
году - обер-прокурором уголовного кассационного департамента Правительствующего сената. В 1891 году освобожден от обязанностей
обер-прокурора с оставлением звания сенатора. В 1896 году А.Ф. Кони избран Почетным академиком. В 1900 году избран почетным членом
Академии наук по разряду изящной словесности.
1 января 1907 года назначен членом Государственного совета с оставлением звания сенатора. В 1910 году А.Ф. Кони присвоен чин
действительного тайного советника. В мае 1917 года назначен Временным правительством первоприсутствующим в общем собрании
кассационных департаментов сената.
После Великой Октябрьской социалистической революции находящийся уже в преклонном возрасте А.Ф. Кони - популярнейший в Петрограде
лектор, прочитавший пролетарской молодежи около 1000 лекций. 10 января 1918 года избран профессором кафедры Первого Петроградского
университета. В марте 1926 года А.Ф. Кони назначена пенсия по представлению Академии наук.
Скончался Анатолий Федорович Кони 17 сентября 1927 года в Ленинграде. Похоронен на Литературных мостках Волкова кладбища.
Анатолий Федорович Кони - не только выдающий российский юрист, автор многих теоретических трудов по юриспруденции, но и великолепный
литератор. Был близко знаком с писателями Тургеневым, Гончаровым, Салтыковым-Щедриным, Достоевским, Некрасовым, Львом Толстым,
Короленко, Чеховым...
А.Ф. Кони награжден орденом Св. Станислава II и I степени, орденом св. Владимира IV, III и II степени, орденом св. Анны I степени,
орденом Белого Орла, орденом Александра Невского. За свой литературный труд А.Ф. Кони награжден Академией наук тремя золотыми
медалями.
Обласканный <августейшими> милостями Анатолий Федорович Кони тем не менее служил не самодержавию, а русскому народу. Поэтому и
сохранился в памяти людской, как истинный патриот своей Родины.
