"Советская Россия". Вера и разум (+)
"Советская Россия". Вера и разум (+)
31.07.2003
ВЕРА И РАЗУМ
Нуждается ли бог в научных доказательствах своего существования?
В 51-М НОМЕРЕ <Советской России> Руслан Аврамченко, кандидат
физико-математических наук, решил научно доказать существование БОГА.
Опираясь на законы... классической механики. Всего лишь. Способ подобного
рода доказательств существования Всевышнего не нов. Он является
разновидностью т.н. <онтологических доказательств бытия Божия>, сложившихся
на Западе в основных своих чертах еще в Средневековье (Ансельм
Кентерберийский), когда безраздельно господствовала схоластика, олицетворяя
собой тогдашнюю науку.
В православии такими <доказательствами> особо не увлекались, предпочитая
кондовую ВЕРУ в Бога, а не какие-то наукообразно оформленные рассуждения по
поводу того, что явно выходит за рамки возможностей таких аргументации, и,
что главное, сама Святая Вера в таких <доказательствах> никогда и не
нуждалась, считая себя по крайней мере в этих вопросах выше науки и
независимой от нее, что, строго говоря, так и есть. Наука действительно
бессильна доказать бытие Божие, это просто не в ее компетенции и не
соответствует ее задачам и возможностям. Православный, да и во многих других
конфессиях то же самое, хотя бы в исламе, в существование Бога должен ВЕРИТЬ
(а первоначально, на ст.-слав., это слово означало - <истина>, <правда>,
<клятва>, <присяга>). Верить в соответствии с первой из десяти заповедей -
своего рода высшего Устава церкви, иудаизма и христианства:
<Я господь, Бог твой: да не будет тебе Бога иного, кроме меня!>. И не
объяснять, почему, за что и как именно он верует. В этом определившемся и
устоявшемся духовном состоянии человека как религиозной личности - главное
ТАИНСТВО (на гр. - <мистика>, на лат. - <сакраменто>, т.е. магическое
верование, позволяющее вступить в общение с потусторонними божественными
силами), которое всяким иным человеком, верующим или нет - безразлично,
должно восприниматься каким оно есть и, если хотите, уважительно оберегаться
от иного рода воздействия духовности, в том числе и даже прежде всего -
научного, поскольку оно по своей природе антимистично.
Вера во Всевышнего сродни вере и любви к Отечеству, или любви человека к
человеку. И та и другая не нуждаются в каких-либо объяснениях и тем более
доказательствах, почему и как свершилось это особое и исключительное для
каждого данного индивида событие, по существу тоже носящее мистический, т.е.
вненаучный, характер. Не зря же Л.Фейербах предлагал ввести взамен
существующей религии (христианства) новую, основанную именно на любви
человека к человеку. Для объяснения такого состояния человека в лучшем
случае достаточна лишь гласная констатация наличия такого духовного
отношения, такого осознанного, но и необъяснимого нормами мышления чувства.
Это высшая ЦЕННОСТНАЯ (но никак не научная!) ИСТИНА. Но еще лучше ничего не
констатировать, лишь верить, любить, прежде всего на подсознательном уровне.
Это ИНТИМА (с лат. - <самый глубокий>, <внутренний>, <сокровенный>, слово
это ныне испохаблено откровенной безнравственностью).
Правда (и к сожалению), как Веру, так и Любовь именно потому, что они не
доказываются и не нуждаются в доказательствах, очень легко можно лишь
имитировать, подспудно руководствуясь на самом деле какими-то совсем иными,
прежде всего меркантильными, соображениями, вплоть до политических.
Апофеозом такого рода эволюции в сторону имитации религиозных, как и
патриотических чувств и отношений, тем более в наше криминально-прагматичное
время, может представлять собой ныне модное влечение к превращению той или
иной отдельно взятой конфессии в религию государственную, т.е. уже вольно
или невольно, но политически господствующую (перспектива заманчивая, прямо
скажем, для любой конфессии, как, кстати, и для любой партии). И тогда
гражданам такой страны, державы (что не исключает возможность величать ее и
<свободной>, и, конечно же, <демократической>, тем более - <рыночной>)
хочешь не хочешь, но придется погрузиться в <бизнес>-раздумья с выводами
относительно хотя бы своей суетной гражданской карьеры. Тому примеров в
истории предостаточно. Вплоть до дней нынешних, когда еще вчера известного и
прожженного до копчика атеиста публика вдруг созерцает в храме со свечкой в
руках и непривычно осеняющим себя крестным знамением. Проникся внезапно,
сердешный, прости Господи...
Так что во всем должна быть диктующая от имени фундаментальных знаний и
менталитета МЕРА, как это заметили еще древние мудрецы, заложившие основы
Великой Европейской Культуры. В обоснованиях существования Бога, разумеется,
тоже. Лишь ВЕРА, причем вера истинная и нравственно твердая, психологически
непоколебимая и несокрушимая, является подтверждением и доказательством его,
Всевышнего, существования. Существования для верующего, для него. И ничего
более! Вера как сокровенное состояние человека. И при этом - у каждой
отдельной личности свое, хотя и сходное с другими подобными, объединенными
по этому признаку в одно сообщество, в одну церковь. Уже поэтому неумно
пытаться использовать для этой цели сухой рационализм науки (кстати, по
своему призванию - извечной опоры атеизма, но уж никак не теизма),
совершенно необходимый и бесценный в поисках решения других, практических
вопросов. Попытки придать науке несвойственные ей функции в несвойственной
ей среде европейская история уже <проходила>, и всякий раз кончались такого
рода начинания конфузом и блефом. Как неизбежным конфузом кончится любая
попытка <научно> доказать, что ты кого-то или что-то любишь (доказать
индукцией, дедукцией, аналогией или каким-то иным методом?). Люби и с Богом
носи это одухотворенное чувство в себе, не делись этой Новостью с кем
попало.
НАУКА - особая сфера человеческого знания и деятельного познания, иная, чем
религия, искусство, мораль, политика. Хотя функционально она непременно
взаимодействует с ними, разрабатывая свои и своими методами
теоретико-познавательные объяснения тем феноменам, которые ей подвластны. В
том числе и в объяснении происхождения и сущности иных форм общественного
сознания (мифология, религиоведение, эстетика, этика, полито-логия). Но как
только наука начинает забираться своим <суконным рылом> слишком далеко в
<святая святых>, например, того же искусства, настырно пытаясь дать
содержанию какого-либо художественного произведения некое свое,
научно-теоретическое объяснение, - скука с анекдотическим оттенком возникает
несусветная, которая компрометирует прежде всего саму же науку, а от
искусства не очень искушенного в нем человека может надолго отвратить.
Аналогичное получается и у Р. Аврамченко, который на страницах самой
уважаемой за ее содержательность газеты взялся <научно>, видите ли,
обосновать существование Бога. Да еще посредством не более как третьего
закона Ньютона (<действие равно противодействию>), давно уже ставшего в
самой науке общеизвестной банальностью. Что вовсе не умаляет его важнейшего
значения в механике и физике.
Логика рассуждений, точнее ее видимость, здесь проста (по аналогии):
поскольку существует и ДЕЙСТВУЕТ человеческий разум (а он,
напомним, -духовный по своему существу, не вещественно-материальный),
постольку должно существовать адекватное ему, т.е. разумное же
ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ. Но им может быть только Бог как существо тоже духовное и
тем самым противодействующее (по закону Ньютона, как считает наш <научный>
теист) разуму человека! <Действие и противодействие, - заявляет автор, - это
две зеркальные (?) противоположности. Они абсолютно во всем (?) равны (все
же человеческий оазум вроде бы не равен божественному, такое <равенство>
как-то кощунственно выглядит. - Прим. В.А,), кроме знака направления
действия. Все качества (?) одной стороны тождественны (?) качествам другой
(опять уравниваем грешного человека : Богом (?) - прямо-таки святотатство
получается. - В.А.) Если одна сторона обладает качеством разума, -
продолжает автор, - то им обладает и противоположная сторона. Но
человеческая сторона разумна, следовательно, и сторона, оперирующая
непознанным (т.е. Бог. - В.А.), также разумна (?!). Если отрицаем второе, то
тем самым отрицаем и первое>, т.е. если нет Бога, то не будет и человека.
Одним словом, автор по наличию одного элемента пока не более чем
гипотетически предполагаемой им системы взаимодействия (<человек - Бог>)
реконструирует, ссылаясь на третий закон механики, другой элемент, причем
именно этот другой - основополагающий для этой системы Элемент.
Что ни говори, головокружительный псевдодиалектический пассаж получается
(вроде как единство явных противоположностей, но ведь это единство
искусственное, эклектическое). В логическом отношении здесь выскочило на
поверхность по меньшей мере два расхожих в мышлении паралогизма - <не
следует> и <предвосхищение основания>. Но нуждается ли сама религия в таких
<научных> услугах?
Однако самое удивительное в этом рассуждении то, что автор, оказывается,
имеет, мягко говоря, сомнительное представление и о содержании законов
механики! Вроде для него, как профессионала, священных. Ведь в них, как это
Ньютон и определил, речь идет вовсе не о КАЧЕСТВАХ, т.е. относительно
самостоятельных системах с различными свойствами и элементами, составляющими
содержание любого рассматриваемого предмета, явления, в данном случае -
человека и Бога, которые заведомо обладают неравноценными качествами как с
философской, так и с религиозной точки зрения. В механике речь идет лишь об
отдельном свойстве, абстрагированном самой же наукой, причем свойстве
материальном, физическом, - СИЛЕ, которая является мерой сугубо
динамического и притом линейного КОЛИЧЕСТВЕННОГО воздействия любого тела на
другое. И при всем при этом - совершенно безразличного к иным свойствам тел
и уж тем более - к их качествам (классическая наука, заметим, вся построена
на предельных абстрагированиях, потому диалектика и призвана хотя бы отчасти
<снять> негативные последствия этого подчеркнуто одностороннего метода,
получившего в философии XIX века название <метафизический>). Будут ли
качества тождественны или различны - не имеет здесь, с точки зрения законов
механики абсолютно никакого значения!
Так что из факта существования человеческого разума ну никак логически, а
следовательно, и научно, не вытекает вывод (в соответствии с динамической
закономерностью третьего закона механики) того порядка, что <Бог есть и он
разумен>. Постесняйтесь его, Бога, Руслан, окунаясь в такие <научные>
изыски! (Не допускаю мысли, что у автора задействованы софизмы, т.е.
сознательно допущенные паралогизмы, уже хотя бы потому, что логике в наших
школах и вузах специально все еще не учат за весьма редким исключением, и
даже кандидаты естественных и технических наук сплошь и рядом о ней имеют, в
отличие от знакомства с математикой, самые приблизительные и смутные
представления. Не большие, чем о правилах стихосложения. Но поэтическим
творчеством занимаются, слава Богу, далеко не все, а вот рассуждать и,
следовательно, более или менее удачно пользоваться логикой, пусть и
стихийно, приходится всем подряд. Особенно как раз научным работникам. Это к
вопросу о действительных изъянах нашей системы образования, стоически нашим
Минобразованием сохраняемых.)
Несколько замечаний по поводу всячески третируемых последнюю дюжину лет
АТЕИСТОВ. Их, судя по всему, кое-кто теперь не прочь бы поставить на то
социально-психологическое место, которое 15 - 20 и более лет назад старались
отводить активным верующим. Поставить так, чтобы они были вынуждены в лучшем
случае скрывать от окружающих свое <безбожное> мировоззрение, хотя бы по
месту своей производственной и служебной деятельности. Не афишировать свое
неверие священнодействию, относясь к нему не более чем ко всякой другой
профессиональной деятельности, имеющей, с точки зрения атеистов, достаточно
сомнительную ценность.
Атеисты, всегда тесно связанные как раз с научным мировоззрением, заметим
это, существовали всегда (вспомним, за что гениальному Сократу присудили
выпить яд). Существовали с момента возникновения самой религии, которая в
древности постепенно выделилась в ходе развития общественного интеллекта из
еще более древней мифологии (с современной точки зрения, во многом
атеистической, хотя мифы и включали в себя веру в загробный мир, но тот мир
был весьма своеобразен, далекий от представления о нем в нынешних религиях,
за что последние мифологию, прямо скажем, недолюбливают, относя ее к
<язычеству>). При этом атеизм, за исключением редких периодов истории,
всегда был гоним. В Средневековье его фактически вообще запрещали и жестоко
преследовали, как еретизм, диссидентство (вспомним инквизицию). Но в XVIII
веке он, стряхнув с себя предшествующие запреты, бурно и гласно выплеснулся
на поверхность духовной жизни просвещенной части тогдашнего европейского
общества как атеизм буржуазный. Именно в то время он как бы взял реванш за
предшествующие свои погромы, унижения и оскорбления, приобретя черты
воинственности и выступив с резкой, порой грубой критикой клерикализма и
всех его учений. Особенно во Франции (Гольбах, например).
Но яростная критика эта, к удивлению ее носителей, не ликвидировала
религиозных чувств вообще, тем более у наименее просвещенной и научно
образованной части общества, прежде всего у земледельцев, более тесно
связанных с могущественными природными силами, изначально инициировавшими
представления о силах потусторонних, сверхъестественных. Становилось
очевидным даже для такого неукротимого и воинствующего атеиста, как
Робеспьер, что причины возникновения и существования религии вовсе не в
некой недостаточной образованности народа, в чем были уверены
предреволюционные Просветители. На то, судя по всему, есть какие-то весомые
объективные причины, которые еще надо понять и раскрыть (а это уже дело
науки). Хотя бы для своей собственной ориентации, с тем чтобы выработать
наиболее правильную линию в построении отношений верующих с неверующими,
государства с церковью и взаимоотношений разных конфессий между собой,
которые в условиях буржуазного либерализма стали численно расти, перевалив
за сотню. Лишь во второй половине XIX века эти объективные <корни>,
составляющие предпосылки религиозного мировоззрения, получили (в марксизме)
свое научно-философское объяснение и обоснование.
Так впервые возник не просто атеизм, а научный атеизм, который снял прежнее
обостренно-негативное взаимоотношение старого атеизма с религиозной верой во
всех ее конфессиональных направлениях. Научный атеизм ясно показал, что,
во-первых, возникновение и существование религии социально и исторически
совершенно закономерно и неизбежно, и даже обязательно. Во-вторых, для
определенной части общества религия просто необходима. По крайней мере, до
определенного периода развития человечества, выполняя в формировании
духовного менталитета общества свою, весьма ответственную функциональную
нагрузку.
Конечно, здесь многим припомнится резкая, порой жесткая конфронтация
Советского государства и церкви (когда возникла вторая - после XVIII
столетия - волна господства атеизма). Что было, то было (хорош <научный>
атеизм, скажет иной скептик, когда священников репрессировали, а многие
храмы, правда, с точки зрения тогдашних функционеров власти, наименее ценные
в историко-архитектурном отношении, разрушали!). Но не будем в связи с этим
забывать и другое: органы Советской власти втянулись в эту борьбу не с самой
религией как таковой (отделение церкви от государства, конфискация церковных
земель сельхозназначения и в ряде случаев имущества, что широко
практиковалось в России по необходимости и в XVIII столетии, свободная
пропаганда атеизма - это еще не борьба с самой религией как убеждением и
мировоззрением людей), а из-за политической ориентации большинства
священнослужителей буквально с первых же дней Советской власти. Одна анафема
советского строя Патриархом Тихоном что стоила и значила в тогдашних
условиях, хотя позднее он снял это свое крайностное осуждение. Или решение
Патриархата об участии в формировании <полков Иисуса> для вооруженной борьбы
с Советской властью.
Лишь со средины Великой Отечественной войны (1943г.) сложилось примирение и
взаимопонимание Советского государства и церкви. Хотя далеко не все
священнослужители на оккупированной территории, где фашисты поощряли
восстановление церковной сети, видя в ней если и не союзника, то во всяком
случае и не противника, заняли в то время патриотические позиции. Были среди
них и свои откровенные <власовцы>, тем более среди появившихся вместе с
оккупантами представителей зарубежной православной церкви. Однако пришедший
на смену И. Сталина Н. Хрущев по совершенно непонятным причинам (по
псевдокоммунистической дури, скорее всего) искусственно опять обострил
отношение государства с церковью, позднее несколько сглаженное при Л.
Брежневе.
Так что атеизм атеизму рознь, и не надо всех атеистов всех эпох (как и
верующих) равнять <под одну гребенку>. Во взаимоотношениях церкви и
современных атеистов (т.е. тех, кто равно относится ко всем религиям мира
как данности, но атеистами, не будем этого забывать, называют еще и
сторонников иных конфессий, иной веры, поскольку они не прием-лют данную
веру, к примеру, <атеистами> римляне называли первых и небольших тогда еще
по численности христиан) не должны использоваться какие-либо
административно-организационные меры или приемы в пользу как той, так и
другой стороны. Вера - состояние сугубо личное и потому абсолютно
добровольное. Тем более в условиях многоконфессио-нальности. Между тем, если
в советское время административным <ресурсом> злоупотребляли малограмотные
как в философии, так и в религии атеисты (типа <Союза воинствующих
безбожников> во главе с Е.Ярославским, в конце концов распущенного
И.Сталиным), то теперь это увлечение начинает обозначаться со стороны таких
же по своему социально-интеллектуальному уровню мышления сторонников церкви,
прежде всего среди представителей зарубежной православной церкви. Опять
инстинкт <реванша>? - Не стоит. Здесь действительно накат <действия> будет
вызывать рано или поздно лишь ответную, противоположную волну
<противодействия>. Доколе такому <маятнику> качаться и кому он нужен вообще?
Здесь воистину надо следовать завету Евангелия от Матфея - <Воздадите
кесарева кесарю и божия бо-гови> (<Кесарево кесарю, а божье Богу>). Под
<кесарево> подпадает и наука.
Играют ли религия и церковь общественно-воспитательную роль?
В наше время основным аргументом в стремлении внедрить религиозное
мировоззрение в повседневную жизнь, в том числе и в существующую систему
образования и даже в армейский быт, является ссылка на угрожающее падение
нравственности, неслыханный рост крайних форм уголовщины. Да, такой факт, к
сожалению, место имеет, возникнув с первых же шагов пресловутой
<перестройки> и последующих совершенно бестолковых и безграмотных <реформ>,
проводимых в корыстных интересах чрезвычайно узкого слоя населения.
<Реформы> эти, как материально и экономически, так и духовно, бесцеремонно и
во все возрастающей степени расслаивают, социально разрывают общество и его
коллективы (децильный коэффициент при сокращении за последнее десятилетие
бюджета страны в 10 раз стал <зашкаливать> уже где-то за 1:70, в то время
как при СССР он составлял 1:4-5). Личный и общественный капитал
беззастенчиво перекачивается из сбережений и буквально из карманов
подавляющего большинства населения на счета, в том числе зарубежные (по 20
млрд. долларов в год), небольшого по численности <бизнеса-меньшинства, т.н.
<олигархов>. Особо не обремененных, как выяснилось, ни гражданской, ни
просто человеческой, ни тем более религиозной совестью. Хотя последняя
внешне ими демонстративно имитируется (гражданскую же совесть изображать нет
нужды, от ее бремени избавила вновь внедренная, фарисейская по своей сути,
правовая система, сотворенная под интересы, которые ранее у нас, по
советской правовой системе, относили к уголовно наказуемым). Тем самым
неизбежно и совершенно закономерно насаждается и разжигается неприязнь и
откровенное и взаимное презрение одной части сограждан (<совков>, их до 70%)
к другой (<новым русским> и вообще нерусским), что не может не наложить свой
неприятный отпечаток на общее морально-нравственное состояние общества,
лихорадящее все человеческие отношения. Это констатация в общем-то
известного факта.
Но может ли религия противостоять этому социальному нажиму уголовщины? -
Нет, никакая религия не может стать ей серьезным заслоном, лишь несколько
затушевывая и сглаживая ее последствия. Это доказано и передоказано как в
классической, так и в советской художественной и в научной литературе,
марксистской, сотни если не тысячи раз. Однако, судя по всему, ко многим эта
истина, давно ставшая для научной социологии расхожей (как ньютоновские
законы для механики), так и <не дошла>. Или кое-кто под влиянием вконец
<рыночной> психологии предпочитает о ней начисто <забыть>, как неудобной, да
и явно не нужной для нынешних времен и социальных условий, циничных и
эгоистичных. При таких исходных посылках и возникает повышенная надежда,
иллюзорная по
своей сути, на церковь как на средство разрешения проблемы уголовщины.
Хотелось бы тоже верить в это, но...
Неужели элементарная, доступная школьнику гносеологическая операция
СРАВНЕНИЯ статистических криминальных и других показателей <безбожного>
советского времени с нынешним, теперь подчеркнуто религиозным, да еще в
придачу и <демократическим>, наглядно не подтверждает ту простую истину, что
религия здесь ни при чем и фундаментально решить вопрос о ликвидации
массовой и уже отлично структурированной преступности в целом просто не в
состоянии? Не дано ей это. По крайней мере в нынешнем ее состоянии. Да и вся
прошлая история человечества, когда религиозное влияние в обществе было
гораздо большим, чем сейчас, убедительно говорит об этом же. Ни одна
религиозная конфессия никогда не составляла серьезного препятствия на пути
преступности, в том числе такого, как предательство (что показала прошедшая
война, и не только она). Но что для наших <перестройщиков-реформаторов>
история и ее уроки, тем более существующая социально-экономическая теория,
объясняющая реальные закономерности такого рода явлений?! - У них своя
<модель либерального мышления>, т.е. свободного, прежде всего от социальной
науки, от логики, от элементарного внеправового чувства моральной
справедливости и ответственности, от совести, наконец.
К сказанному заметим, что в самом духовном <механизме> того же православия
не только нет серьезного препятствия на пути роста преступности, но и
заложены, как это ни покажется парадоксальным, определенные предпосылки...
невольного поощрения греховным поступкам. Имеется в виду одно из семи
таинств - таинство ИСПОВЕДИ по любым прегрешениям, в том числе и самым
тяжким. В раннем христианстве, между прочим, такого положения не
существовало, о чем говорит сохранившееся представление о не прощенном Богом
первородном грехе, совершенном Адамом и Евой (сейчас бы оставались только
такие <преступления>, какие совершили они!). Обряд ПОКАЯНИЯ и тем самым
очищения от морально-религиозной скверны совершенного греха, его
гарантированного прощения, появился позднее (в IV-V веках), с
распространением христианского верования в средине первого тысячелетия в
среде уже не только угнетенных, но и господствующих слоев
константинопольского и римского общества. К тому времени уже до предела
морально разложившегося и вовсе не горевшего желаниями совсем расставаться с
обретенными в прошлом дурными, с точки зрения христианства, привычками и тем
самым как бы сохранить и в дальнейшем возможность соблазна ими. Это был
своего рода компромисс между новой в то время религией, христианской
церковью и давно господствовавшими социальными классами, сформировавшимися
еще в условиях язычества.
Лишь в отдельных и исключительных случаях церковь предает пожизненной
анафеме (отлучению) за совершенные, на ее взгляд, тяжкие преступления перед
Богом. Но какие? - Достаточно взглянуть на историю христианства Нового
времени, v становится очевидным, что <грехи> эти носили не столько
морально-этический, сколько сугубо политический характер. Отлучили,
например, величайшего гуманиста Л.Толстого, народного заступника С.Разина,
ученого Д.Бруно, знаменитого философа Б.Спинозу, а в послевоенный период
(1949-1959 гг. Ватикан (Папы Пий XII и Иоанн XXIII) скопом отлучил всех тех
католиков, которые участвовали в коммунистическом движе нии или даже лишь
содействовали ему. Но не слышно, чтобь пожизненной и публичной анафеме был
предан какой-нибудь серийный убийца, педофил, вор, укравший собственность
принадлежавшую всему обществу, прожженный взяточник и казнокрад. От них и
покаяний-то церковь никогда не требовала, хотя они, как правило, не
противопоставляют себя Вере. Скорее, наоборот, фарисейски подчеркивают свою
смиренную принадлежность к ней, порой даже искренне веруя в Бога и его
заповеди.
Однако все же есть и исключения. Некоторые церковные иерархи мужественно
прибегают и в наше время к справедливому НЕПРОЩЕНИЮ наиболее тяжких перед
человечеством грехов, преступлений. Так, в апреле этого года
священнослужители вифлеемской церкви Рождества Христова (в Палестине, н в
России!) объявили, что <отныне и вовеки (!)> запрещен вход в эту церковь
президенту США Бушу, его министру оборон Рамсфельду, британскому премьеру
Блэру и его министр иностранных дел Стро, которые были объявлены <военным
преступниками и детоубийцами>, и от муниципалитета Вифлеема церковь
потребовала <никогда не принимать в городе этих людей>. Это, согласимся,
серьезный крест духовного проклятия всем четверым на всю их оставшуюся
жизнь. Тут есть над чем задуматься даже атеисту.
Видимо, нет нужды объяснять значение этого в высшей степени справедливого
акта для формирования широкого общественного мнения не только вокруг
последствий совершенного в Ираке преступления и самих инициаторов этого
действа, которое заслуживает и правового осуждения в каком-нибудь
международном трибунале (но это уже другой вопрос). Хотя вифлеемская
церковь - это все же не кафедральные соборы Вашингтона, Лондона, да и Москвы
вместе с <культурной столицей> России - Петербургом.
Прецедент непрощаемого пожизненного, т.е. вечного, проклятия в адрес
наиболее крайних преступников и квалификация их таковыми церковью, отлучение
их от нее, носили бы тысячекратно большее ментально-воспитательное значение.
Гораздо большее, чем советская смертная казнь (тогда и запрет ее был бы
оправдан). Тем более среди хотя бы отчасти нетвердо верующих (а таких
большинство). Более весомо, чем правовые осуждения, безудержная трескотня
СМИ вокруг подобных фактов преступлений. Но что-то не слышно подобных
заявлений нашей духовно могущественной церкви, и прежде всего Русской
православной. Не без основания претендующей на одну из ведущих ролей во всем
христианском мире. Молчит наш святой Патриархат, ограничиваясь лишь самыми
общими и абстрактными высказываниями-осуждениями в проповедях, обрядах,
которые конкретно ни к кому не относятся, да и по существу никого не
задевают, оставаясь общими пожеланиями. При всем при этом практика тайного
покаяния избавляет любого преступника от божьей, а потому и от публичной
церковной кары. А если исповедующийся в знак своего благополучного очищения
от свершенной греховности внесет в церковную общину своей скромный дар (у
преступников, как правило, есть что дарить с меценатской щедростью!), то с
личными грехами исповедующегося тем более будут все проблемы разрешены, и он
перед Богом (хотя и не перед людьми, исповедь-то тайная), а потому и
внутренне перед своей собственной совестью, начисто освободится от них.
Поэтому церковь подсознательно пока что, но фактически все же поощряет не
столько безгреховную жизнь своих прихожан, сколько покаяния душ, хотя бы в
чем-то падших. Но покаяния совершает тот, кто свершит грех... Интересная
получается <карусель>. Во всяком случае нынешние крутые <братки> успешно
освоили этот незамысловатый механизм духовного <самоочищения> и успокоения
своей души от скверны любых своих грехов, наведываясь после <работы> на
<мерседесах> в святые храмы и выходя оттуда вполне умиротворенными и с
совестью примиренными. Теперь крест на шее иного мирянина, в отличие от
<безбожного>, но все же более совестливого человека советского времени,
ровным счетом ни о чем не говорит. Он может находиться и на груди
порядочного человека, а может и не очень, какого-нибудь вполне верующего
негодяя эпохи разнузданного <бизнеса>.
В годы Отечественной войны неверующим был советский генерал Д.М. Карбышев,
подполковник еще царской армии, воспитанник Императорской академии
Генерального штаба, зверски замученный гитлеровцами в плену (вполне
верующими немецкими протестантами) за то, что отказался предать Родину.
Святой подвиг совершил Дмитрий Михайлович. Но исключительно веропослушными,
богоугодными были генералы-атаманы Краснов и Шкуро, явившиеся на
оккупированную Родину в обозе гитлеровцев, врагов и ненавистников России -
СССР и его народа. Явились под лозунгом создания не более и не менее как
<Свободной России> (свободной от российских коммунистов, конечно, но не от
немецких фашистов, оказавшихся духовно близкими бывшим российским атаманам).
Верующим, в одночасье освободившись от советского атеизма, стал и
небезызвестный генерал-предатель Власов, ставший откровенным гитлеровским
холуем, попытавшийся <возродить> Россию под плотным присмотром Гиммлера и,
разумеется, под густой тенью свастики (<возродитель> до сих пор находит
сочувствие у наиболее оголтелых антисоветчиков, духовных оборотней).
Предательство в то, военное, время 40-х годов, т.е. проявление крайней
степени человеческой, да и религиозной безнравственности и антипатриотизма
непременно сопровождалось и предательством социалистических идеалов и
советской государственности, олицетворявшей национальные интересы всех
равноправных народов СССР. Одно с другим бы ло напрямую и крепко связано
единым узлом. Тем не менее религиозного менталитета факты предательства,
антипатриотизма в общем-то и не касались. Как тогда, так и сейчас. Не
предала церковь анафеме ни того же Краснова, ни даже Власова, как и не
зачислила в святые Карбышева (хотя недавно зачислила в этот список непонятно
за что Николая II). На таком фоне серьезно говорить о каком-то
воспитательном значении церкви для широких масс народа становится как-то
проблематично. Получается, что приверженцем религиозного взгляда может быть
как воспитанный человек, патриот, так и предатель России, бандит, так и
наркоман, сексуальный маньяк и кто угодно другой из того же сонма
уголовников. Для священника они оказываются равны в его отношении к этим
разным людям. Такая вот получается <консолидация> добра и зла перед Верой и
Богом. Выходит, церковь призвана примирить человечность с мерзостью, и
только. Незачем, - сомнительна эта перспектива. Да и иллюзорна она на самом
деле. Такого не бывает.
Так что напрасно возлагать на религию явно непосильную для нее задачу - быть
основным инструментом нравственного воспитания общества, в том числе и
молодежи. Тем более в условиях нынешнего российского капитализма. Говорят,
что он <дикий>, как бы пока еще не <нормальный>. Это абсолютно неверно. Наш
нынешний, российский капитализм и есть настоящий, можно сказать, классически
кристальный капитализм. В Швеции или, там, в Норвегии - это уже не чистый,
разбавленный зародившимися социалистическими чертами и особенностями, т.е.
уже переходящий в свое иное. В итоге получается, что капитализм и религия
хотя и противоречиво, но все же совмещаются в осуществлении целей
нравственного воспитания, к сожалению, сомнительных.
Однако в условиях социализма и в духовном единстве с ним (без их, по сути
дела, искусственно созданной конфронтации) любая традиционная религия с ее
общинностью, ком-муностью действительно будет играть в массовом сознании
своих приверженцев, и не только их, значительную позитивную роль в
воспитании людей. Но наши церковные иерархи на идеалы социализма все еще
продолжают смотреть как-то не очень доброжелательно и внятно. Не устраивает
их почему-то социализм и тем более будущий коммунизм. Почему именно -
непонятно. Кстати, есть еще и христианский социализм. Особенно
последовательно он всегда проявлялся и проявляется в практике монастырской
жизни, структура которой основана на производительном труде. По существу это
те же общинные по своей хозяйственной и духовной сути колхозы, которые в
своей организационно-экономической структуре не имели и не имеют ничего
общего с идеалом той же, идеализируемой СМИ столыпинской или <фермерской>
сельхозмодели, буржуазно-капиталистической и уже поэтому
индивидуалистической, антиобщинной и потому, строго говоря, антихристианской
по своей сути. Тем не менее светские коллективные, т.е. общинные, хозяйства
(на лат. - <коммуны>) у нашей церкви одобрения все еще не вызывают. Если не
хуже того. Почему? Никак не разглядят действительного хозяйственного и
духовного сходства между обоими видами социализма? Ну, да Бог с ними, придет
время - разберутся и поймут, будем надеяться.
Дальнейшая поддержка Православной церковью буржуазно-капиталистического и
индивидуалистического режима власти будет лишь компрометировать ее в глазах
большинства российского народа, уже десятилетие страдающего от
несправедливости этого, обманным путем навязанного ему строя. В этом
сомневаться не приходится. Поддержка же церковью социалистического идеала
будет вести к укреплению ее авторитета среди этого же большинства общества.
В единстве светского и христианского социализма - залог успешного решения
каждым из них своих задач в интересах подавляющего большинства народа. Но
для этого совсем не надо надуманно заниматься явно искусственными поисками
путей научного доказательства бытияф Божия, в этом нет абсолютно никакой
необходимости. Кто верует, тот и верует. Неверующим это абсолютно не должно
мешать или как-то стеснять их. Скорее наоборот - единство разного,
объединенное единой общей целью, всегда бывало на пользу этого социально
значимого дела.
Виктор АГУДОВ,
профессор, зав. кафедрой методологии и философии НГТУ.
Нижний Новгород.
