Эксперт,Северо-Запад #12 (121) от 31 марта 2003 года
Отложенный спор
Научная дискуссия о степени участия Финляндии в блокаде Ленинграда привела к
судебному разбирательству
Исследование международных отношений является одной из наиболее
политизированных областей истории. Во многом это объясняется тем, что те или
иные выводы ученых, представляющие, казалось бы, исключительно академический
интерес, приводят порой к вполне конкретным политическим решениям. Каждая
сторона, часто даже того не замечая, тенденциозна и стремится истолковывать
факты в выгодном для национального самосознания свете.
С этой точки зрения, исторические отношения России и Финляндии дают меньше
поводов для взаимных обид, чем в случае с другими странами, ранее входившими
в состав Российской Империи (например, Польшей или Прибалтийскими странами).
Включение Финляндии в состав России в 1809 году в результате русско-шведской
войны не вызвало массового протеста финнов. Финляндия получила статус
Великого княжества и на протяжении последующих более чем 100 лет
пользовалась достаточно широкой автономией.
Именно в "русский период" складывалась финская национальная культура нового
времени (до этого ее подавляла шведская культурная экспансия). В этом,
впрочем, нет особой заслуги России: XIX век вообще способствовал подъему
национального самосознания. Выход Финляндии из состава России в декабре 1917
года был мирным, в развернувшейся после этого гражданской войне русские
войска не принимали участия. На этом фоне Зимняя война 1939-1940 годов,
развязанная СССР с целью аннексии финских территорий на Карельском
перешейке, выглядит скорее эпизодом. Однако эпизодом крайне важным - если не
для русских, то для финнов. Именно от Зимней войны отталкиваются большинство
финских историков, объясняя участие Финляндии в войне против СССР в
1941-1944 годах. Они рассматривают ее как "войну-продолжение", вызванную как
желанием вернуть потерянные годом раньше территории, так и давлением со
стороны Германии.
В СССР эта тема исследовалась мало - чтобы невзначай не нарушить
"добрососедских отношений" с послевоенной Финляндией, служившей своеобразным
мостом между "социалистическим Востоком" и "капиталистическим Западом".
Вышедшая несколько месяцев назад книга петербургского историка, профессора
Северо-Западной Академии государственной службы Николая Барышникова "Блокада
Ленинграда и Финляндия. 1941-1944" (Санкт-Петербург; Хельсинки: Johan
Beckman Institute, 2002) нарушила эту негласную традицию. Автор стремится
доказать, что действия Финляндии не укладываются в концепцию
"войны-продолжения", что замыслы финского руководства того времени были
вполне агрессивными.
Книга Барышникова, презентация которой состоялась в Хельсинкском
университете, вызвала полемику среди финских историков. Некоторые из них
частично признали выводы Барышникова, другие, как, например, директор
программы российских и восточноевропейских исследований Института Ренвалла
Хельсинкского университета Тимо Вихавайнен, полностью не приняли ее. Он
обвинил Барышникова в том, что тот следует штампам сталинской пропаганды.
Барышников обратился в суд.
Такое неожиданное продолжение научной дискуссии, и прежде всего - интерес и
к настоящему, и к прошлому русско-финских отношений спровоцировали
корреспондента "Эксперта С-З" обратиться с вопросами к Николаю Барышникову и
его финскому издателю Йохану Бекману, а также к Тимо Вихавайнену (см.
подверстку).
- Господин Барышников, в чем отличие вашего подхода к теме участия Финляндии
в блокаде Ленинграда от традиционного?
Н.Б.: Господствующее в Финляндии историографическое направление утверждает,
что Финляндия участвовала в войне против Советского Союза, но вела свою,
обособленную войну, которая не вписывалась в оперативные планы Германии.
Более того, финское руководство отклоняло требования германского
командования, настаивавшего, чтобы финская армия действовала более
эффективно в плане взятия Ленинграда. Участие Финляндии в войне против СССР
рассматривается как "война-продолжение" Зимней войны, обусловленное лишь
стремлением вернуть территории, аннексированные СССР в 1939-1940 годах.
Однако на самом деле летом и осенью 1941 года, когда шло наступление на
Ленинград одновременно с юга и с севера и когда фактически решалась судьба
города, Финляндия действовала в соответствии с оперативными планами,
разработанными совместно немецким и финским генеральными штабами. Разработка
этих проектов велась в Зальцбурге с участием Гальдера, Кейтеля, Йодля и ряда
других генералов, которые написали об этом в своих воспоминаниях. Это
означает, что летом 1941 года Финляндия была соучастником разработки
оперативного плана взятия Ленинграда. Его смысл заключался в том, что
немецкая группа армий "Север" наступает из Восточной Пруссии и выходит к
городу с юго-запада, а финская армия ведет наступление на Карельском
перешейке и в обход Ладожского озера на Свирском направлении.
И действительно, все происходило так, как было задумано. Удар из Финляндии
наносился специально созданным объединением, которое называлось Карельской
армией, и во главе ее стал как раз человек, который разрабатывал план взятия
Ленинграда с финской стороны, - генерал Хейнрикс. Маннергейм назначил его
командующим этого объединения, наступающего в обход Ладожского озера для
соединения с немецкой группой армий "Север". В финской литературе было такое
понятие - должно было состояться "финско-немецкое рукопожатие", то есть
встреча двух сил, наступающих с севера и с юга, которым предстояло совместно
взять город.
В финской историографии политическое и военное руководство Финляндии
представляется не в том свете, в каком можно трактовать его поведение,
опираясь на документы. Меня это побудило к тому, чтобы на основе как наших,
так и финских источников воссоздать картину обстановки, складывавшейся в
1941 году. Когда я окунулся в эти документы, то обнаружил, что у нас очень
слабое представление о действительном положении дел. Распространена версия о
том, что "добрый" Маннергейм остановился на реке Сестре у старой
русско-финской границы и финская армия не наступала на Ленинград. Я же был
ошеломлен, когда увидел документы, свидетельствующие, что руководство
Финляндии открыто шло не только на то, чтобы взять Ленинград, но и на то,
чтобы его уничтожить. Вот это - потрясающий факт. Но эти документы не
укладываются в те историографические представления, которые, за малым
исключением, создало большинство финских историков.
- Почему же финская армия все-таки остановилась? Ведь она прекратила
наступление на Ленинград?
Н.Б.: Для этого было по крайней мере четыре причины. Первая из них - это
возросшее сопротивление советских войск, когда стало ясно, что финская армия
переходит старую, существовавшую до Зимней войны, государственную границу и
движется в направлении Ленинграда. Для того чтобы ее остановить, были
максимально мобилизованы боевые возможности, в том числе использовались
морские формирования, которые всегда стойко сражались.
Вторая причина заключалась в том, что финские солдаты стали отказываться
переходить старую границу и двигаться в сторону Ленинграда. Свой отказ они
мотивировали предыдущей ориентацией финской армии, которая была такой: "Мы
хотим лишь вернуть территории, отошедшие к СССР после войны 1939-1940
годов". В части, отказывавшиеся наступать, приезжал сам Маннергейм. Солдаты
были подвергнуты суду военного трибунала и получили довольно суровые
приговоры.
Третьей причиной было то, что западные державы, США и Великобритания, стали
настойчиво требовать от финского руководства, чтобы оно приостановило
наступление в глубь территории СССР. На эту тему три ноты финскому
правительству направил Рузвельт, было несколько нот со стороны
Великобритании и личное письмо Черчилля Маннергейму.
В связи с нотами есть один документ, который очень болезненно воспринимают
некоторые финские историки. Это ответ финского правительства на ноту
Рузвельта, требующую приостановить наступление в сторону Ленинграда,
датированный 11 ноября 1941 года. В заключении сказано следующее (финны к
тому времени вышли за пределы старой границы и продвинулись к реке Свирь):
"Мы должны были выйти на этот рубеж еще в 1939 году в первую фазу войны".
Если бы это был только ответ Рузвельту - но нет, этот фрагмент из ноты
передается во все посольства Финляндии в странах, с которыми она имела
дипломатические отношения в период войны. Говорилось, что нужно разъяснять,
что финны должны были выйти на эти рубежи еще в 1939 году, если бы тогда
было достаточно сил. Говорилось, что это надо было сделать в интересах
безопасности Финляндии, поскольку прежняя граница не обеспечивала выполнения
такой задачи. Короче говоря, финское руководство рассчитывало, что новая
граница Финляндии пойдет по реке Неве, южному побережью Ладожского озера,
реке Свирь, восточному побережью Онежского озера, дальше к Белому морю с
включением Кольского полуострова. Такой замысел исходил из генштаба
Финляндии.
Наконец, четвертая причина. Немецкое руководство настаивало на том, чтобы
финские войска продвигались дальше. В связи с этим в Финляндию приезжал
Кейтель. Но финны отказывались двигаться вперед. Генерал Туомпо, начальник
оперативного штаба ставки Маннергейма, написал книгу "Мой дневник в ставке
1941-1944 гг.". Туомпо рассказывает, что однажды за завтраком Маннергейм
спросил его, каким образом финны будут продвигаться дальше к Ленинграду.
Туомпо ответил: зачем же продвигаться, если немцы остановились с юга и не
могут пробиться к городу? Что же, финны пойдут на город, а немцы будут
стоять?
Так вот, четвертая причина состояла в том, что германское правительство
прекратило наступление на город, танковые части были переброшены под Москву.
И была поставлена задача - окружить Ленинград двойным кольцом блокады и
приступить к удушению города и его уничтожению с помощью бомбардировок и
артиллерийских обстрелов. Финнам не было смысла идти на Ленинград.
Маннергейм объяснял это так: "У нас нет пикирующих бомбардировщиков, и
потом, у нас нет штурмовых орудий, чтобы прорвать Карельский укрепленный
район. У нас нет возможности продвигаться дальше".
Итак, сумма военных, политических, внешнеполитических, морально-политических
факторов и привела к тому, что финские войска не продолжили наступление на
Ленинград.
- Но ведь финские войска не обстреливали город?
Н.Б.: Да, не обстреливали. У них просто не было дальнобойных орудий. Когда
стало ясно, что финны не будут стрелять по Ленинграду с севера, немцы
предложили им поставить свои орудия, но эта тема не получила развития - я не
смог найти, как финны отреагировали на это предложение. Именно поэтому в
Ленинграде были сделаны указатели на стенах домов (один из которых
сохранился на Невском проспекте) с предупреждением, какая сторона улицы
представляет опасность - со стороны Финляндии обстрелов можно было не
опасаться.
- Господин Бекман, какую реакцию вызвала публикация книги в Финляндии?
Й.Б.: Эта книга, на мой взгляд, - самое резонансное, самое серьезное и
значительное историческое исследование о России и Финляндии, которое вышло в
2003 году. В декабре прошлого года мы устроили ее презентацию в Хельсинкском
университете. В ней принимали участие не только эксперты, но и министр
иностранных дел Финляндии, который одновременно является
специалистом-историком.
Я бы сказал, что для финнов психологически очень трудно признать, что
Финляндия практически являлась союзником фашистской Германии во Второй
мировой войне. Им не хотелось бы говорить об этом. Большая часть финских
историков утверждает, что Финляндия якобы вела свою - отдельную, сепаратную
войну. Но это неправда, потому что еще до начала войны в Финляндию прибыли
200 тысяч немецких солдат, и это нельзя назвать иначе, чем оперативное
сотрудничество. Более того, третий корпус финской армии был передан в
оперативное подчинение германского командования.
- Как вы можете прокомментировать негативную реакцию финского историка Тимо
Вихавайнена? Вы ведь подали на него в суд?
Й.Б.: Его реакция совершенно непонятна. Сначала он дал плохую рецензию, хотя
и не является экспертом по этой теме. Он сказал, что эта книга - пример
сталинской пропаганды, что Барышников не умеет читать архивные данные и
неправильно переводил источники. Но при этом он не смог показать, какие
именно места в документах неправильно переведены. Вихавайнена интересуют
детали, не связанные с общим ходом исследования, его результатами. Ему не
хочется, видимо, разрушать главный миф Финляндии - о том, что Маннергейм
"является спасителем Ленинграда", особенно сегодня, когда близится юбилей
города.
Эксперт,Северо-Запад #12 (121) от 31 марта 2003 года ОБЩЕСТВО
"Пространство для маневра у финнов было очень маленьким"
Директор программы российских и восточноевропейских исследований Института
Ренвалла Хельсинкского университета Тимо Вихавайнен считает, что участие
Финляндии во Второй мировой войне было вынужденным.
- Господин Вихавайнен, вы очень критически отнеслись к книге Николая
Барышникова и, если я не ошибаюсь, охарактеризовали эту работу как
"основанную на стереотипах сталинской пропаганды". Почему?
Т.В.: Критически, да. Я сказал, что в ней используется тот же подход, что и
в сталинской пропаганде, а именно: война 1941-1944 годов рассматривается как
неспровоцированное нападение Финляндии на Ленинград. При этом замалчивается
значение Зимней войны и довоенной политической ситуации. Барышников не
старается осмыслить ситуацию, в которую попала Финляндия в контексте Второй
мировой войны.
Ведь пространство маневра у финнов было очень маленьким, они должны были
учитывать возможную реакцию как Германии, так и США. Читателю книги будет
непонятно, почему США не объявили войну Финляндии. Барышников не говорит и о
том, что финское руководство все время думало о будущей мирной конференции.
Оно считало, что окончательный результат войны будет решен именно там. И
никто не верил, что на этой конференции все будет решать Германия, а США
окажутся среди побежденных.
Разумеется, Финляндия не могла не быть частью кольца блокады, так как она
находилась в состоянии войны с СССР. Но все-таки Финляндия отказалась от
стрельбы и бомбардировок Ленинграда. Можно спросить: чего еще можно было
ожидать от неприятельской стороны? Я хочу подчеркнуть, что очень сожалею о
людях, которые пострадали от блокады. Некоторые из них - среди моих лучших
друзей. Но в книге Барышникова речь идет не об этом, а только о политической
истории.
- Вы говорили также, что аргументация Барышникова построена на неверном
переводе части источников. О чем конкретно идет речь?
Т.В.: Когда автор изначально ориентируется на однобокий подход, он,
недостаточно зная язык, понимает смысл источников неправильно. Вот пример,
на который Барышников ссылался как на особенно важный в своей статье в
газете "Хельсингин саномат" в декабре 2002-го: "[посланник Финляндии в
Берлине] Кивимяки сообщил: "Мы можем теперь взять, что захотим, также и
Петербург, который, как и Москву, лучше уничтожить..."" (стр. 40). Читатель
обязательно сделает вывод, что именно Кивимяки поддерживал уничтожение
городов. А на самом деле посланник только рассказывает о том, что ему
говорил Геринг, значит, речь идет о мнении Геринга.
- Йохан Бекман, издатель книги Барышникова, подал на вас в суд по обвинению
в клевете. Как развивается этот процесс?
Т.В.: Никак не развивается. Я знаю, что господин Бекман распространяет
сильно искаженную информацию о моих выступлениях. Ходят также слухи, что он
угрожает вызвать меня в суд. Хотя у меня тоже есть претензии в адрес
Бекмана, я все-таки полагаю, что решать подобные разногласия в суде было бы
ненормально.
