|
|
От
|
И.Т.
|
|
|
К
|
И.Т.
|
|
|
Дата
|
30.05.2015 23:32:30
|
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Карашаускас. Анафема частной собственности
Из писем С.Г.Кара-Мурзе
АНАФЕМА ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ.
(Там царь Кощей над златом чахнет…)
Если хорошо вдуматься в сакральный смысл слов, взятых в скобки, то в них отражена
уготованная провидением миру наживы и частной собственности участь.
Но стоит ли сегодня, вообще, даже заикаться о свободе общественного развития, когда почти
все люди в мире, а не только на постсоветском пространстве, молятся на современного идола или
современное божество – частную собственность?
Согласно представлениям современных демократов либеральной ориентации, только
частная собственность на средства производства является двигателем общественного прогресса.
Для опровержения данного тезиса упрощу до предела свой пример для сравнения преимущества
одиозной сущности. Допустим: имеется кузница с наковальней, горном, молотом и прочими
инструментами, целиком и полностью находящаяся в личной собственности кузнеца, который
самостоятельно распоряжается выкованными изделиями. С другой стороны, - имеется кузнечны й
цех, оборудованный автоматическими прессами, принадлежащий коллективу инициативных
людей, приобретших объект производства на условиях приемлемого для них лизинга, или за
наличные средства на равной или пропорционально долевой основе, которые также
самостоятельно распоряжаются штампованной продукцией, такой же как у единоличного
собственника кузни. Без лишних доказательств должно быть ясно, что эффективнее и
производительнее будет работа автоматических кузнечных прессов. Значит все дело не в частной
собственности, как таковой, а в совершенствовании орудий производства и повышении
производительности труда. А эффективность и производительность труда, при использовании
одинакового оборудования, будет определяться уже свободой применения трудовых усилий,
свободой маневрирования и творческой инициативой работающих с таким оборудованием. А
теперь, для наглядности, добавим ущемляющий свободу труда элемент в рассматриваемые выше
примерами. А теперь представим, что упомянутый цех с автоматическими прессами принадлежит
на правах частной собственности, скажем, финансовому воротиле, озабоченному
благосостоянием семьи своей тайной любовницы и цех ему нужен для того, чтобы не страдала
финансово его собственная семья. Либо цех принадлежит владельцу казино, который легализует
через него часть выручки от азартных игр и распространения наркотиков. В цеху, в таком случае,
будут работать наемные работники, свобода труда которых будет постоянно натыкаться и
ограничиваться кругом интересов упомянутых частных собственников. Даже в случае
стимулирования активности частного собственника исключительно интересами извлечения
прибыли, то мотивация и активность наемных работников будет убывать пропорционально
степени извлечения прибыли. И в таком случае, эффективнее и производительнее будет труд
людей, избавленных от посредника в деле реализации ( не изготовления!) результатов их труда,
то есть результатов чужого труда, присваемого, не создателем продукта труда, лишь в силу
узаконенного права собственности на оборудование. И где тут преимущества частной
собственности на средства производства и результаты труда наемных работников, которые не
могут «перешагнуть через голову хозяина», образно говоря, и не могут свободно пользоваться и
распоряжаться тем, что создают своим трудом? А есть ли особая надобность в таком посреднике в
условиях коллективных форм труда, пришедших на смену ручному труду с момента
промышленного переворота, произошедшего на рубеже 18 и 19 веков, независимо от воли и
сознания отдельных людей.
А теперь перейдем от этих упрощенных примеров к широким обобщениям. Переворот в
промышленности, совершившийся, как упоминалось выше на рубеже 18 и 19 веков, сначала
посредством простой кооперации и мануфактуры, привел в конечном итоге к концентрации,-
раздробленных ранее средств производства в больших и малых заводах и фабриках, - в
обобществленные средства производства монополий и монопольных объединений сегодняшних
дней, и превращение их тем самым из индивидуальных средств производства в общественные, —
превращение, в общем и целом, не коснувшееся формы обмена. Старые формы присвоения и по
сей день остаются в силе. Выступает капиталист : в качестве собственника средств производства
он присваивает себе также и продукты и превращает их в товары. Производство становится
общественным актом; обмен же, а с ним и присвоение продуктов остаются индивидуальными
актами, актами отдельных лиц: продукт общественного труда присваивается отдельным
капиталистом . Это и составляет основное противоречие, откуда вытекают все те противоречия,
в которых движется современное общество и которые с особенной ясностью обнаруживаются в
крупной промышленности. Сглаживанию этих противоречий служат сегодня разноплановые
концепции соучастия наемных работников в управлении предпринимательской деятельностью.
Сглаживанию служит и идеология либерализма и, даже, идеология социал-демократии. Все идеи
у них не простираются до полного искоренения наемного труда, а ограничиваются той или иной
степенью компромисса и соглашательства. В условиях коллективных форм труда и частной
собственности не причастных непосредственно к этому труду сторонних лиц, происходит
неминуемое отделение производителя от средств производства. Рабочий обрекается на
пожизненный наёмный труд. Рассогласованность между интересами наемного работника и
интересами собственника средств производства становится сдерживающим фактором
прогресса общественного развития и фактором несоответствия «ипостаси» коллективного
труда. С неизбежностью дальнейшей рассогласованности и все общественное развитие
характеризуется тем, что гигантские производственные возможности современных монополий и
олигополий способны сегодня насытить своей продукцией потребительские рынки собственных
стран, но и рынки за их пределами (японские, корейский, немецкие, китайские телевизоры,
компьютеры, автомобили, мобильные телефоны и прочие продукты труда) можно обнаружить
сегодня в разных уголках мира. С другой стороны, автоматизация и компьютеризация
производства выталкивает солидные массы наемных работников в разряд излишних рук, образуя
тот самый рассогласованный между собой порочный круг, или общественный способ
производства, когда: здесь — излишек средств производства и продуктов, там — излишек
рабочих , лишённых работы и средств существования. Но оба эти рычага производства и
общественного благосостояния не могут соединиться, потому что капиталистическая форма
организации производства и обмена не позволяет производительным силам действовать, а
продуктам циркулировать иначе, как при условии предварительного превращения их в капитал. А
излишек рабочих рук и нереализованных товаров препятствуют дальнейшему наращиванию
капитала. Это противоречие возрастает до бессмыслицы: способ производства восстаёт против
формы обмена. Буржуазия уличается, таким образом, в реакционной и деструктивной роли в деле
прогресса общественного развития.
Попутно хочу отметить, что наличие монополий и олигополий в современном мире ставят крест
на всех рассуждениях доморощенных демократов о преимуществах частной собственности и
свободной конкуренции, а также на надеждах руководства тех стран, которые питают надежду на
благополучное встраивание своих стран в стандарты мира, определяемые закономерностями
монополий и олигополий.
5. Олигополия
Олигополия – это такая рыночная структура, при которой доминирует небольшое
число продавцов, а вход в отрасль новых фирм ограничен высокими барьерами.
Характерные черты олигополии:
1. Немногочисленность фирм в отрасли. Обычно их число не превышает десяти
(сталелитейная и автомобильная промышленность, производство стройматериалов).
2. Высокие барьеры для вступления в отрасль. Они связаны с эффектом масштаба. Кроме
эффекта масштаба, олигополистическая концентрация порождается патентной
монополией (фирмы «Ксерокс», «Кодак», «IBM»), монополией контроля над редкими
источниками сырья, высокими расходами на рекламу.
3. Всеобщая взаимозависимость. Каждая из фирм при формировании своей
экономической политики вынуждена принимать во внимание реакцию со стороны
конкурентов.
Возможны 2 основные формы поведения фирм в условиях олигополистических структур:
некооперативное и кооперативное. В случае некооперативного поведения каждый
продавец самостоятельно решает проблему определения цены и объема выпуска
продукции.
Ценовая война – это цикл постепенного снижения существующего уровня цен с целью
вытеснения конкурентов с олигополистического рынка.
Кооперативное поведение означает, что фирмы договариваются об объемах выпуска и
ценах.
Монопо́лия (от греч. μονο — один и πωλέω — продаю) — это крупное капиталистическое
предприятие, контролирующее производство и сбыт одного или нескольких видов продукции; это
такая структура, при которой на рынке отсутствует конкуренция и функционирует одна фирма.
Она производит уникальный, не имеющий аналогов продукт и защищена от вхождения на рынок
новых фирм. Первые в истории монополии создавались сверху санкциями государства, когда
одной фирме давалось привилегированное право торговли тем или иным товаром. – А теперь
скажите мне: где тут место для частных собственников и свободной конкуренции? А надежды
руководства стран, выстроившихся в фарватер монополий и олигополий, на благополучный исход,
могут сбыться только в их грезах, но не в реальной жизни, если считаться с указанными выше
закономерностями, а не игнорировать их. А почему они игнорируются, детально описано в
политическом бестселлере С.Г. Кара-Мурзы «Потерянный разум». В этом же духе наиболее
заскорузлый ум в деле сохранения существующих мировых порядков подчинения и угнетения
демонстрируют сейчас неоконсерваторы США, предлагающие избавляться от лишних рук и
излишка товаров самым радикальным способом – в горниле крупномасштабной войны.
Подобным образом, подспудно, представителями «старой политической закалки», предлагается
разрешить основное противоречие в обществе чистогана, а именно, противоречие между
трудом и капиталом, когда солидное количество рабочих рук в резервной армии труда не
может найти применения своим силам и возможностям, а капитал сдерживает создание рабочих
мест, ибо создание новых рабочих мест губительно для капитала и противоречит главному кредо
экономического развития в стиле накопления капитала или извлечения максимальной прибыли.
Последовательное увеличение количества рабочих мест будет не только подрывать основы
накопления ( будет «распылять», минимизировать) величины капитала, но и сглаживать
монополизм отдельных производителей, выравнивать материальное положение основной массы
населения, то есть сводить общественное развитие к основам «социализма», если апеллировать
условными понятиями осуществления процесса экономического развития. Даже в поруганном
ныне Советском Союзе общественное производство развивалось на принципе расширенного и
нарастающего воспроизводства с постоянным увеличением количества новых рабочих мест. Жаль
только, такое развитии развитие ориентировалось на формальные, а не сущностные признаки
нового общественного устройства, описанного основоположниками марксизма. Жаль, что сегодня
напрочь утрачено это сущностное восприятие коммунистической идеологии, а жесткой
обструкции и осуждению подверглась вульгарная интерпретация научного объяснения хода
исторического развития, и, на основе этой обструкции, отвергнута сама научная теория. С позиции
же сути явлений, а не формы, коллективным формам организации труда в бывшем Советском
Союзе не хватало самостоятельности в обладании средствами своего труда (совершенствовании,
перевооружении, обмене и так далее, и тому подобно), а также в распоряжении результатами
собственного труда. В моем дилетантском представлении создаваемая трудом работников
прибавочная стоимость (прибыль предприятия) подлежало делить на три основные части: фонд
развития предприятия; фонд социального развития; отчисление на нужды государства (возможно
фиксированное). А фонды жизнеобеспечения производства ( машин и людей) самостоятельно
формировать с гибкостью варьирования в сторону роста производительности или улучшения
жизненных условий работников – в зависимости от насущности потребности. Если это не
соответствует логике свободного общественного развития и основному посылу коммунистической
идеологии, то пусть мне плюнут в лицо, как говорится.
Когда современный мир вступил в эру промышленного производства, перешагнув порог
«промышленной революции» и архаичности единоличного ручного труда, встав на стезю
технологий коллективного труда и, соответственно, коллективных форм организации совместного
труда бывших единоличников, то лишь глубоко зомбированные люди могут не осознавать
насущной необходимости приведения в соответствие формы и содержания такого понятия как
производства. Лично у меня не вызывает сомнения, максимально эффективный коллектив
должен состоять из равноправных совладельцев, а не из разношерстных и «самодостаточных»
личностей, мечтающих «подсадить» вышестоящую личность в иерархии соподчинения вплоть до
хозяина частной собственности, или распорядителя государственной собственностью, упрощенно
и схематично говоря.
В материалистичном трактате К. Маркса и Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке»
однозначно написано, что, «…Чем больше производительных сил возьмёт оно в свою
собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее
число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наёмными рабочими…». Так и
случилось в истории Советского государства, которое превратилось в совокупного «капиталиста»,
условно говоря, сохранив наемный характер труда. И далее они не двусмысленно писали, что
«…Государственная собственность на производительные силы не разрешает конфликта, но она
содержит в себе формальное средство, возможность его разрешения…». В истории же Советского
государства государственная собственность из формального средства полного раскрепощения,
полной свободы труда в интересах формирования гармонично развитой личности, превратилась в
конечную цель. А в упомянутом трактате утверждается, что «…Это разрешение может состоять
лишь в том, что общественная природа современных производительных сил будет признана на
деле и что, следовательно, способ производства, присвоения и обмена будет приведён в
соответствие с общественным характером средств производства. А это может произойти только
таким путём, что общество открыто и не прибегая ни к каким окольным путям возьмёт в своё
владение производительные силы, переросшие всякий другой способ управления ими, кроме
общественного. Тем самым общественный характер средств производства и продуктов, который
теперь оборачивается против самих производителей и периодически потрясает способ
производства и обмена, прокладывая себе путь только как слепо действующий закон природы,
насильственно и разрушительно, — этот общественный характер будет тогда использован
производителями с полной сознательностью и превратится из причины расстройств и
периодических крахов в сильнейший рычаг самого производства…». Такое сознательное я
использование общественного, коллективного труда, пришедшего на смену единоличному труду
кустаря и ремесленника, мог свободно проявляться, по мысли В.И. Ленина в «строе
цивилизованных кооператоров» из числа советских фермеров («кулаков» - в понимании тех, кто
не делал разницы между условиями общественного развития, формируемыми советской властью,
и условиями, формировавшимися свергнутой властью. Ведь советская власть, по определению не
должна была порождать новые эксплуататорские классы, а история «раскулачивания» как раз и
свидетельствует о том, что репрессировали хозяйства крестьян, поднявшиеся не за счет
эксплуатации наемного труда. Лишь за редким исключением благосостояние «раскулаченных»
было получено неправедным трудом. Советская власть, даровав свободу и землю крестьянам,
получила первые всходы благополучия на крестьянской ниве и сразу же срезала их под корень,
говоря образным языком. Диалектика свершившегося переворота на советский лад оказалась
недоступной для могильщиков ленинской плеяды большевиков. Это звучит резко и грубо для
приверженцев «вождя всех народов», но, ведь, не даром сам В. Ленин, в «Письме к съезду» в
конце 1922 года реалистично отметил и пророчески предрёк, что «…Тов. Сталин, сделавшись
генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда
достаточно осторожно пользоваться этой властью…». Ставка на власть и на насилие и стала
главным лейтмотивом периода общественного развития советской власти под руководством
Иосифа Виссарионовича. Этого не могут отрицать даже самые ярые приверженцы И. Сталина,
если они честны по своей натуре. А я еще раз подчеркиваю, что ставка на насилие является одним
из характерных признаков левого оппортунизма, или «левизны» в коммунизме, которая
представляла особую опасность для России, как мелкобуржуазной, по преимуществу страны. А по
своей классовой природе оппортунизм внутри революционного рабочего движения есть
проявление мелкобуржуазной идеологии и политики; в теоретическом плане он обнаруживает
себя то как ревизионизм, то как догматизм; в организационном отношении он оказывается то
ликвидаторством, то сектантством. По направлению своих воздействий на революционное
движение он выступает то как правый, то как «левый» оппортунизм. При этом один вид
оппортунизма может перерастать в другой. И правый и «левый» оппортунизм тормозят развитие
революционного процесса, толкают рабочее движение на неправильный путь: первый — к
соглашательству, второй — к авантюрам. По словам В. И. Ленина оппортунизм: «…Это забвение
великих, коренных соображений из-за минутных интересов дня, это погоня за минутными успехам
и борьба за них без учета дальнейших последствий, это принесение будущего движения в жертву
настоящему…». « Левое доктринерство упирается на безусловном отрицании определенных
старых форм, не видя, что новое содержание пробивает себе дорогу через все и всяческие формы,
что наша обязанность, как коммунистов, всеми формами овладеть, научиться с максимальной
быстротой дополнять одну форму другой, заменять одну другой, приспособлять свою тактику ко
всякой такой смене, вызываемой не нашим классом или не нашими усилиями». Это
доктринерство на практике проявилось в отрицании акционерных обществ, трестов и синдикатов,
а затем и всей концепции НЭПа, которая предназначалась, по мысли В. Ленина на весь
переходный период к полной свободе общественного развития. А ведь реализация НЭПа, - в
полном объеме в ключе описанного основоположниками марксизма хода исторического
развития и процесса постепенного обобществления средств производства, - могла бы, возможно,
и не разделить мир на два противоположных лагеря, а наоборот, продемонстрировать
преимущества действительно свободного общественного развития. Однако история не терпит
сослагательного наклонения и не реализованных возможностей.
Не отрицая исторического факта индустриализации аграрной страны за короткий период
времени, но за счет огромных жертв и «потери» крестьянства в духе рассуждений нынешнего
президента России В.В. Путина по поводу сталинизма, и с учетом уже осужденного компартией
СССР «культа личности», надо быть до конца последовательными и честно признать, что в основе
неоднозначного, противоречивого, сомнительного успеха тогдашней индустриализации и
коллективизации лежит именно «левый оппортунизм», левачество, «левизна» в коммунизме, как
весьма неустойчивая смесь ультрареволюционных теорий и авантюристических тактических
установок, толкающих революционное рабочее движение на неоправданные действия,
бессмысленные жертвы и поражения. Основой «левого» оппортунизма являются
волюнтаристические концепции, спекулирующие на революционном энтузиазме масс. Ставка на
«революционное насилие» как на панацею от всех бед, игнорирование этапов общественно-
экономическое развития, «подталкивание» революций и «кавалерийские атаки» в области
экономики — таковы идейные основы «левого» оппортунизма. Типичным примером «левого»
оппортунизма, согласно официальной трактовке пропагандистов краткого курса истории партии,
является троцкизм, теоретическими истоками которого являлись: механистический материализм в
философии, волюнтаризм, схематизм в социологии. Субъективизм, характерный для
мелкобуржуазного мировоззрения в целом, составляет методологическую основу троцкизма,
являясь отражением антипролетарских взглядов мелкобуржуазных слоев населения. Как
категорично утверждалось тогда, троцкизм - это лютый террор, тотальное воровство и убийства.
Но ведь все эти компоненты были присущи и самому сталинскому режиму, если быть до конца
последовательным и объективным. И это лишний раз подтверждает, что идейную основу
становления советской власти под руководством И. Сталина была весьма неустойчивая смесь
ультрареволюционных теорий и авантюристических тактических установок, как ни печально и ни
больно сейчас сознавать. «Левый» оппортунизм, как правило, выражает психологию и
настроения тех групп мелкой буржуазии, крестьянства, представителей средних слоев, которые
под нажимом безудержной эксплуатации или в обстановке трудностей социалистического
строительства впадают в крайнюю анархическую революционность. «Левый» оппортунизм
пытается столкнуть революционное движение на авантюристический путь, своими ошибочными
действиями, прикрываемыми революционной, марксистской фразой, дискредитирует коммунизм
и тем играет на руку буржуазии. К сожалению, вышеописанное не является голословным
утверждением. Время уже показало и доказало, что, упомянутая «…весьма неустойчивая смесь
ультрареволюционных теорий и авантюристических тактических установок…» обернулась в
конечном итого плюрализмом мнений и откровенным эклектизмом с сегодняшним «разбитым
корытом» несбывшихся надежд на более надежную и обеспеченную жизнь миллионов
трудящихся, каждый из которых , по отдельности, может быть может быть лишь частным
собственником рабочей силы (которая до сих пор не котируется на равных со стоимостью орудий
труда), но объективно не может стать частным собственником средств производства – этой
современной панацеи от всех бед в глазах противников идеи общественной (коллективной)
собственности и полной свободы общественного развития на основе полностью раскрепощенного
труда. Для них частичная свобода чем-то лучше.
Я понимаю, что очень болезненно и жестоко ломаю устоявшиеся стереотипы, но ведь время не
терпит, да и я не преследую цель злорадствования и ерничества в экстазе осуждения
«преступности» коммунизма, то есть советской власти в бывшем СССР, рожденной из самых
низов народа в качестве идеи подлинного народовластия и свободы общественного развития.
Ведь не случайно, в качестве первостепенного требования и протестного лозунга, у них был лозунг
«Земли и воли!». Я исхожу из необходимости восстановления исторической справедливости и
устранения всего, что мешает воплощению этой заветной мечты простого труженика от сохи и
земли, кормильца всех остальных, выражаясь высокопарно. Ведь сохранение этих стереотипов
отнюдь не способствует осознанию реальности исторического момента и консолидации общества
вокруг светоносной и богоугодной ( ведь не дартом сам Иисус Христос «изгонял менял и торгашей
из Храма Отца Своего», если уж опираться на христианство в самом деле, а не кликушествовать по
поводу антинародной и зловредной сущности коммунизма) идеи подлинного народовластия. А
реальностью исторического момента является откат прогресса общественного развития на всем
постсоветском пространстве ( и не только тут) назад, к мытарствам и страданиям обездоленных
людей в мироустройстве, определяемом закономерностями существования частной
собственности и чистогана, против чего восставали ещё в начале ХХ века родоначальники
советской власти – крестьяне и рабочие, то есть, зачастую те же крестьяне из недавно
разорившихся крестьянских хозяйств России, то есть выходцы из самой гущи народных масс,
носители «общинного» самосознания- естественного для выживания на обширных просторах
отечества в «зубодробильных» условиях крепостного права, - образно выражаясь, - таких далеких
от народовластия и народного благосостояния, что восторгаться величием царской империи и
царизма могут сегодня только самые черствые, бессовестные или бесчестные люди,
одолеваемые снобизмом и защищающие мнимые преимущества частной собственности, если
судить по реальным результатам насаждения такой собственности в просторах не состоявшейся
советской власти. Крестьян тогда проигрывали в карты и меняли на породистых борзых щенков. А
в сегодняшних условиях реставрации порядков прошлой эпохи, без зазрения совести, могут
выгнать, с продаваемого в частные руки, или проданного уже, предприятия сотни людей на
произвол судьбы, либо обстрелять мирное население из ракетных установок «град», ради
установления и сохранения господства меньшинства населения над большинством и сохранения
урезанной свободы – свободы получения прибыли из производства, носящего, в своей основе,
общественный характер, рассыпающийся о скалы недоступного для нужд общества капитала. Они
сегодня, в отличие от меня, поют «осанну» частной собственности, как будто встречают Иисуса
Христа у входа в Иерусалим.
Пока будут сохраняться устоявшиеся стереотипы, будут сохраняться и «тернии с завалами» из
кровавых перипетий в прошлом сталинизма, как воплотившейся трагедии народовластия , и
окровавленных обломков ельцинизма, как воплотившегося фарса народной демократии, логично
сменивших друг друга, в точном соответствии с древнейшей мудростью о том, что история
повторяется дважды: один раз – как трагедия, а другой раз – как фарс. Но суровый закон жизни
заключается в том, что избежать,- того, что уже есть, - невозможно. Время вспять не движется.
Избежать можно то. Чего ещё не наступило. А сохранение реалий жизни, которые зависят от
колебаний курса доллара и цен на нефть, в унисон с которыми колеблется и жизнь общества –
значит закладывать основу для очередной грандиозной трагедии в жизни народа, который и без
того понес неисчислимые жертвы и заслуживает иной доли. А она даже не просматривается за
пеленой обвораживающих «преимуществ» частной собственности.
Вот почему я и пишу об анафеме частной собственности, которая уже выполнила свою
историческую миссию, обобщив средства производства до олигополий, то есть, распространив их
общественный характер до целых отраслей промышленного производства. Осталось только
развернуть эти отрасли на цели и нужды удовлетворения человеческих потребностей, а не на
цели и потребности дальнейшего обогащения господствующей над обществом верхушки
толстосумов и их приспешников, готовых развязать даже термоядерную войну ради сохранения
своего привилегированного положения. Констатация данной реальности не требует
дополнительных доказательств истинности положений исторического материализма о глубине
противоречий между трудом и капиталом и об отсутствии согласованности между старой
политической надстройкой и новорожденным материально-техническим базисом на пике
развития устаревающей общественно-экономической формации.
Пусть, наконец-то пробьет час новой
формации!!!