Жестоко избитый журналист газеты <Коммерсантъ> Олег Кашин пришел в сознание,
дал несколько комментариев для прессы и даже добавил новую запись в ЖЖ.
Очевидно, что его окончательное выздоровление - теперь вопрос только
времени. Это очень хорошая новость, которая, с учетом обстоятельств дела,
звучит как искреннее поздравление всем, кто за Олега всерьез переживал и
беспокоился.
А беспокоились многие. В том числе и откровенные его недоброжелатели,
которые трезво оценили риск собственного смещения в сторону гипотетической
общности если не заказчиков, то уж наверняка пособников преступления, и либо
вовсе прикусили языки, либо мучительно и тоскливо завертели языками в
несвойственную для себя сторону. Танцуйте, граждане, лирический хип-хоп,
окончилась ваша пытка. Всего-то через пару недель вы снова сможете говорить
то, что думаете, а не то, что диктуют вам принципы политической
целесообразности.
Как утверждают отдельные граждане: <Кашин is the message>; и неудивительно,
что спрос на подробную расшифровку этого message привлек внимание
внушительной стаи профессиональных толкователей. Окончательно обустроила
процесс невидимая рука свободного рынка: каждый поставщик расшифровок,
расхваливая собственный товар, не забывал высмеять халтурную работу
конкурентов, подозревая в них как минимум странных людей с болезненными
амбициями, а как максимум агентов влияния то ли кровожадного Кремля, то ли
хитроумного Синедриона. Но самая верная и точная расшифровка была
представлена на моей памяти лишь однажды, и будто бы случайно, второпях:
<Ощущение, что заказчики этого преступления из леса глухого вылезли. Из мира
провинциальных <понятий>, - пишет частный предприниматель, близко знакомый с
пострадавшим журналистом.
Золотые, между прочим, слова. Только лес поминать без надобности. Ведь пуля,
попавшая в ногу редактора телеканала Натальи Архипцевой
прилетела вовсе не из глухой тайги: история приключилась в самом центре
Москвы, в ресторане <Прадо> на Славянской площади, в двух шагах от здания
всесильной Администрации президента. Стрелял в Архипцеву бизнесмен Олег
Виролайнен, который просто не понимал, что еще можно сделать с девушкой,
которая потребовала извинений за случайный комплимент насчет своего,
извините, тухеса. Только пристрелить ее, без вариантов. В загнанных лошадей
и в бешеных телок стреляют, такая традиция. В момент выстрела Виролайнен еще
не знал, что наносит травму не только девушке, но и журналисту. Но когда
узнал, не испытал никаких особенных эмоций. Видимо, женщинам и журналистам
по его представлению гордость демонстрировать одинаково <не по понятиям>.
- телеканал с особой государственной миссией, он представляет
западному зрителю официальную картину событий в России. Люди, которые
работают на этом канале, наверняка прошли самый строгий отбор, формируют
специальное информационно-пропагандистское спецподразделение, общаются на
<ты> с людьми близкими действующему президенту. Но оказалось, что этот
громкий статус не дает им защиты даже от племянника бывшего вице-губернатора
Санкт-Петербурга. Он дает им возможность ходить с племянником в один и тот
же ресторан - но это все. Потому что журналисты, даже самые успешные,
представляют собой лишь обслуживающий персонал для политической элиты.
Незаменимых среди них, как и среди любых наемных работников любой сервисной
службы, нет. А представители элиты незаменимы, потому что это не профессия,
это особая и чрезвычайно ценная порода.
Задача представителей элиты заключается в том, чтобы сохранять контроль над
завоеванной в тяжелых кровопролитных боях собственностью и ресурсами, за
счет которых существует весь хрупкий механизм нашего молодого народовластия.
Это не просто люди системы, эти люди и есть система: стальные бультерьеры,
которые способны загрызть крокодила, а лапу подают только своему хозяину, за
что имеют от хозяина множество умом обывателя непостижимых привилегий.
Поголовье элитной бойцовой породы велико, десятки тысяч особей - так ведь
охраняемая ими территория тоже не маленькая. Бойцы привыкли гулять на
строгом ошейнике и жить по строгому распорядку. И чем ближе обычный человек
подбирается к бультерьерам, тем аккуратнее он обязан соблюдать их
распорядок. Или, как было сказано о других, диких представителях того же
хищного семейства: <с волками жить - по-волчьи выть>. Наталья Архипцева об
этом позабыла.
Странно, что этот очевидный принцип сегодня вызывает удивление не только у
журналистов, но и у частных предпринимателей. Им ли не знать, что <лихие
девяностые> были сражением, которое действительно завершилось порядком
<стабильных нулевых>, но порядок этот, как и положено, установила победившая
сторона. Именно так: современная элита состоит из особей, выживших и
победивших в девяностые годы прошлого века; и самые священные для них
правила - именно те, согласно которым они выжили и победили.
Поэтому стилистически корректный вопрос о нападении на журналиста Олега
Кашина должен звучать так: <почему его избили?> Потому что тот или иной
представитель настоящей российской элиты, причем кто угодно - герой его
статьи, читатель его ЖЖ, человек за соседним столиком в одном из питейных
заведений - не для того побеждал и выживал в девяностые, чтобы какой-то
обаятельный газетчик мог безнаказанно дразнить его десять лет спустя. Другим
способам эффективной защиты своих интересов суровый человек не обучен; так
уж сложилось, что официальные пути борьбы за личную правду - удел недалёких
лохов. Старая добрая дубина по-прежнему стучит куда громче судейского
молоточка.
От представителей реальной элиты можно защититься несколькими способами.
Во-первых, истребить их как класс - но тогда непонятно, кто останется
сторожить хозяйство, и сама процедура истребления выльется в бойню,
превосходящую по масштабу и жестокости всю эпоху первоначального накопления
капитала и неясно, кто же выступит в роли <истребителя>. Что это за порода,
способная загрызть бультерьера, откуда она возьмется и улучшится ли
положение людей в случае ее победы? Но даже если по всей стране вновь
потекут багровые реки, вряд ли это произойдет только потому, что завсегдатаи
кафе <Маяк> очень попросили.
Во-вторых, научить представителей элиты <мирному сосуществованию> с
гражданами. Поскольку мы ничего с ними не можем сделать, а они с нами, если
пожелают, могут сделать почти всё, требуется всего лишь объяснить им, что из
всего арсенала доступных им средств, не обязательно выбирать крайние. Даже
если очень хочется. Даже если можно. Это капитуляция, но, в сущности,
пленный может капитулировать сколько угодно раз, без малейшего ущерба для
репутации.
Придётся аккуратно и терпеливо дрессировать всю элитную породу, вырабатывать
у бультерьеров условный рефлекс - если на тебя показывают пальцем,
необязательно его сразу отгрызать. Для этого журналистам, как наиболее
активной части общества, устранённой от управления государством, неизбежно
придётся ради самозащиты вырабатывать правила самоограничения. Резкие,
провокационные или издевательские мнения, задевающие интересы лиц,
наделенных властью, влекут за собой обязательные последствия, с которыми
придется разбираться либо публично в суде, либо тайно возле подъезда. В суде
на стороне ответчика коллеги и простые граждане, возле подъезда ответчик
один.
Поэтому намеренно раздражать потенциальных истцов и уж тем более нападать на
них простым смертным пока рановато. Бывает так, что потенциальные истцы
нападают друг на друга, это называется <спором хозяйствующих субъектов> и
споры такого уровня могут проходить в судах, но вот с маленькими людьми
хозяйствующие субъекты привыкли решать проблемы проще, по всей совокупности
причин, которые указаны выше.
Кто-то увидит в моем предложении попытку легализации самоцензуры. Именно
так, это попытка легализации самоцензуры. Я достаточно честен, чтобы
называть это явление его истинным именем, пренебрегая корректными
формулировками вроде <отказа от конфронтационной риторики> или <предложения
позитивного проекта>, каковые формулировки, благодаря собственной
амбивалентности не выводят хороших людей из-под удара, но лишь сильнее
подставляют их под удар.
В-третьих, можно окончательно отделить журналистов от общества, дав им
особый, <равноэлитный> статус с твердыми гарантиями защиты и
соответствующими полномочиям. Предоставить пишущей братии возможность
растолкать локтями всякую немытую шантрапу и втиснуться отчаянным рывком в
особую ложу непогрешимых держателей акций аппарата государственного насилия.
Но это самый непродуктивный путь, вне зависимости от приза, ожидающего в
финале: особого закона, карающего за преступления против журналистов строже,
чем за обычные преступления; или права журналистов на ношение боевого
оружия, или еще чего-то подобного. Уважение элиты работники СМИ все равно не
приобретут, а вот уважение народа потеряют. Единственная возможность
сохранить влияние прессы на общество - ее предельный демократизм, борьба за
равные правила игры для всех. И начинать, как всегда в таких случаях,
придется с себя.
Волны сливов и компроматов, наполняющие газетные полосы и экраны
телевизоров, создают иллюзию вседозволенности печатного слова, служащего не
абсолютной правде, а отдельным интересам. Жажда наживы и мимолётной
популярности должна исчезнуть из журналистской культуры, поскольку
опять-таки здесь у государственников не может быть конкурентов.
Но если так, то почему бы - в-четвертых - не защитить себя, поступив на
службу к тому или иному влиятельному заказчику? Способ проверенный и во
многом надежный, это возвращение к правилам игры, установленным в девяностые
годы и понятным для элиты. Журналист окончательно уравнивается с капризной
девушкой - он может многое при наличии могущественного покровителя. И даже
если он пострадает, его покровитель будет расценивать это, как наезд на себя
лично - и найдет способ отомстить. Тем более что в системе <сдержек и
противовесов> можно легко говорить правду, достаточно заручиться поддержкой
<бультерьера>, которому эта правда выгодна.
Но тут есть несколько проблем, самая очевидная из которых: служить придется
не правде, а бультерьеру, которому выгодна не только горькая правда о
конкурентах, но и сладкая ложь о себе, так что врать все равно придется.
Можно, конечно, менять хозяев под каждую конкретную правду, но рано или
поздно это будет воспринято как предательство, а с предателями у
бультерьеров, как с изменяющими любовницами, разговор короткий. Наконец,
главная проблема: при малейшем подозрении на работу под покровительством
одной из элитных единиц сами же журналисты начинают яростную атаку на своего
коллегу. Показателен случай Алексея Навального: юрист, миноритарный акционер
и блогер, он опубликовал у себя в ЖЖ любопытные документы о масштабах
воровства в компании <Транснефть>. И вовсе не очевидные кремлевские
наемники, а самые отборные <гражданские репортеры> немедленно залили Алексея
Навального декалитрами помоев, обвинив его в <размещалове> и <заказухе>.
То есть журналист должен быть честным, в одних правах с остальным народом, и
при этом работать без какой-либо опеки со стороны заинтересованных лиц.
Получается, что любой российский журналист - потенциальный смертник. Почему
же тогда коллеги и знакомые Кашина столь панически отреагировали на его
избиение? Если он действовал фактически по принципам Анны Степановны
Политковской, отчего же его так настойчиво противопоставляют Анне
Политковской? Вероятно, потому что в заявлениях шокированных нападениям на
Олега граждан настойчиво звучала еще одна фамилия - и это была фамилия
президента России Дмитрия Медведева, заявления которого воспринимались как
отдельное и самое надежное прикрытие для всей городской интеллигенции
богемного образа жизни и творческих профессий.
Президент России Дмитрий Медведев действительно старается завоевать симпатии
всех этих людей. Он легкомысленно и безосновательно раздает им самые смелые
комплименты, жонглирует модными техническими новинками, ведет твиттер и даже
открыл приемную в ЖЖ, после чего каждый блогер начал считать себя базовым
элементом гражданского общества. Однако президент Дмитрий Медведев не давал
и не дает этой веселой публике никаких твердых гарантий.
Он поддерживает миф о <политической оттепели>, потому что ему, скорее всего,
просто обидно не иметь своего отдельного электората, даже если этот
электорат состоит из весьма ограниченного числа довольно бестолковых людей.
Но отогревшиеся в лучах высочайшего внимания щебетуны - или, как говорят на
Западе, твиттеряне - стали воспринимать себя как полноценных конкурентов
реальной государственной элиты. Они отважно спустились из модных клубных и
утепленных офисных гнезд на грешную землю и принялись увлеченно долбить
клювиками вечную мерзлоту угрюмой российской государственности. Пока земля,
как у Мейерхольда, не встала дыбом. Щекотно же.
Олег Кашин к племени <щебетунов> не принадлежал. Он - возможно, безо всяких
альтруистических мотивов - действительно искал правду: насколько
отодвинулись границы дозволенных действий и насколько <микроклимат>,
санкционированный президентом Дмитрием Медведевым в <микроблогах>, повлиял
на смену сезона в реальной, повседневной жизни. Сделавшие его своим кумиром
и лидером <щебетуны> азартно чирикали ему в спину: <Давай, парень, еще шаг,
у тебя получится, если не ты, то никто>. И Олег делал этот шаг, потому что
он объективно был самым смелым и талантливым из всех, <ожидающих оттепели>,
а кому многое дано, с того многое и спросится.
В итоге с Олега Кашина спросилось так, что с его фанатов посыпались в один
миг поседевшие перья. Более всего эти фанаты напоминают теперь ощипанных
цыплят, только очень маленьких - и это самый естественный, надо сказать, для
них вид.
А что же их предполагаемый защитник, президент Дмитрий Медведев, который
может от скуки, а может и ради провокации поставил на минном поле табличку
<Россия, вперед>? Он сказал несколько дежурных слов, отдал ряд формальных
распоряжений и попросил все дальнейшие вопросы адресовать в
правоохранительные органы. Очевидно, что Дмитрий Медведев никому не
собирается мстить ни за Олега Кашина, на за людей, которые уже пострадали
или еще могут пострадать, доверившись стилистически эффектным, но
содержательно пустым президентским декларациям. Как выражаются представители
элиты, к числу которых, несомненно, принадлежит сам Дмитрий Медведев:
<слово, данное лоху, силы не имеет>. Тем более что возмущение <щебетунов>
оказалось столь же дежурным. Как только Олег Кашин пошел на поправку, они
немедленно утратили к нему всякий интерес, теперь у них арт-группу <Война>
посадили, новый <шумминг> надо собирать.
Опытным путем <щебетуны> проверили и границы безопасной территории, и
уровень громкости дозволенного шума, и вес заявлений президента Медведева.
На основе полученных данных они скорректируют высоту собственной склонности
к самоцензуре [как скорректировали в прошлый раз, четыре года назад, после
убийства на Лесной улице] и будут жить, основательно оградив себя от любых
случайных эксцессов.
Вот только данные эти были получены, как всегда, за чужой счет. И в этом
смысле <щебетуны> действительно - вместе с президентом.
