В Хамовническом районном суде Москвы завершились обвинительные речи прокуроров по второму делу Ходорковского и Лебедева. Государственное обвинение попросило суд признать обоих подсудимых виновными в хищении более 200 млн тонн нефти и легализации похищенного и назначить им наказание в виде 14 лет лишения свободы в колонии общего режима. Сразу же после оглашения этого требования среди комментаторов и даже опытных юристов завязалась дискуссия о том, с какого момента в случае обвинительного приговора будут отсчитываться эти 14 лет. С момента ареста по первому делу в 2003 году? С момента ареста по второму обвинению в конце 2006 года? Или с момента оглашения приговора по текущему делу?
Обвинители оставили этот вопрос открытым, но, исходя из норм Уголовного кодекса РФ о порядке назначения наказания, наиболее вероятным представляется зачет в срок лишения свободы уже отбытых подсудимыми семи лет. То есть в этом случае Ходорковский должен сидеть еще ровно 7 лет и выйти на свободу 25 октября 2017 года, аккурат к столетнему юбилею Октябрьской революции. Однако наше уголовное и прочее законодательство настолько гибко, что позволяет как наградить, так и посадить человека за одно и то же деяние и уж тем более – в широком диапазоне варьировать сроки заключения. В УК РФ есть и другие нормы, позволяющие при известной юридической изворотливости приплюсовать новый срок к старому. Судьи самостоятельны, руководствуются только законом и не связаны в своих решениях ни требованиями прокуроров, ни возражениями адвокатов. Они могут и «дать» больше, чем предлагают прокуроры, и назначить наказание нижнего предела, и вообще оправдать. А общественное значение процесса таково, что судья Виктор Данилкин располагает в данный момент властью решать не только личную судьбу подсудимых, но и в определенной степени влиять на текущую политику.
Дело в том, что срок заключения по первому приговору истекает у обоих подсудимых в следующем году, а в политологической среде приобрело аксиоматический характер мнение, что власть ни в коем случае не выпустит Ходорковского на волю до президентских выборов 2012 года. Будто бы только что освободившийся зэк способен повлиять на ход и исход этих выборов, для предотвращения чего якобы и затеян второй судебный процесс, чтобы засадить опасного противника еще на энное число лет. Все это, конечно, чепуха, и если власть действительно так думает, то налицо случай тяжелой паранойи, что весьма сомнительно. Не более лестна для власти и гипотеза о плюсовании нового срока, рассчитанного на то, чтобы Ходорковский вышел на свободу в 2024 году – то есть по истечении двух шестилетних президентских сроков, на которые якобы претендует Путин. Путину, мол, не хочется, чтобы Ходорковский мозолил ему глаза. И все же, исходя именно из предположения о параноидальности власти, многие политологи увлеченно заняты подобными политико-арифметическими расчетами.
Устроив затяжные следствия и судебные процессы, занявшие в общей сложности почти шесть лет из семи, которые Ходорковский и Лебедев провели за решеткой, власти сами донельзя способствовали политизации их дела. В этом секрет неубывающей популярности Ходорковского в определенных общественных кругах. Быть хоть и за решеткой, но все время на виду, непрерывно общаться с адвокатами и журналистами, прокурорами и судьями, выступать публично в суде, срывая аплодисменты публики, – это все-таки приятнее, чем тупо шить рукавицы в далекой забайкальской колонии. И тогда возникает вопрос: зачем власть держит Ходорковского на виду? Мне представляется, что это досадные издержки, побочный результат стремления власти постоянно напоминать всем нынешним и будущим олигархам о том, что все они ходили, ходят и впредь будут ходить «под статьей».
После выступления государственного обвинения окончательно обрисовалась следующая картина вменяемых Ходорковскому и Лебедеву преступлений. Во-первых, они похитили нефть путем присвоения вверенного им имущества. Во-вторых, легализовали (отмыли) доходы от реализации похищенного. В-третьих, не доплатили налоги с этих доходов. Первый процесс судил и приговорил их к наказанию по третьему пункту. Второй судебный процесс идет по двум первым пунктам. Фактически их судят за занятие обычной частнокапиталистической предпринимательской деятельностью. Сердцевиной обвинения является тот бесспорный факт, что ЮКОС приобретал нефть у своих дочерних добывающих компаний – «Юганскнефтегаза», «Самаранефтегаза» и «Томскнефти» – по себестоимости, то есть возмещал им только производственные расходы и зарплату наемных работников, а все, что сверх того, то есть прибавочную стоимость, обращал в свою собственность. При этом, по словам прокуроров, попытки заключения прямых сделок между нефтедобывающими компаниями и конечными потребителями пресекались, в сделках навязывались дополнительные участники, которые представлялись нефтедобывающим предприятиям как компании ЮКОСа, хотя фактически они были подконтрольны лично обвиняемым.
Как по-другому может быть устроена капиталистическая компания и какова в ней должна быть субординация, прокуроры не пояснили и не могли пояснить, поскольку капиталистических компаний, устроенных иначе, в природе не существует. А раз это не пояснено, то отсюда прямо вытекает, что отчуждение прибавочной стоимости является хищением, а присвоение прибавочной стоимости – отмыванием. Закавыка лишь в том, что это не противоречит гражданскому законодательству, что было подтверждено множеством арбитражных процессов, на которые ссылается защита. Выходит, что, не нарушая действующих законов, Ходорковский и Лебедев действительно похитили пару сотен миллионов тонн нефти, покупая ее дешево, а продавая дорого. Если суд признает их действия преступлением, то он совершит настоящую юридическую революцию, после которой все действующее законодательство в области экономики должно быть сдано в утиль.
Это смутно подозревает и сторона обвинения, но толкует как-то шиворот-навыворот. Перед тем как озвучить сроки наказания, прокурор сказал, что «такие преступления подрывают основы и устои государства. Всякий кто так не считает, подрывает устои государства тоже». И добавил, что подсудимые дискредитировали бизнес-сообщество перед зарубежными инвесторами и подорвали устои государства своими обращениями в Европейский суд. Здесь опять-таки фигурирует какое-то абстрактное «государство», а не конкретное капиталистическое Российское государство. Что касается последнего, обвинительный приговор подорвет его устои в значительно большей степени, чем любые обращения в Европейский суд. И это было бы полезно.
