Форум С.Кара-Мурзы

	От	Георгий
	К	Георгий
	Дата	03.11.2005 22:12:53
	Рубрики	Прочее;

Марина Адамович: "В чем же сила и мощь? Победили Гитлера? Да все равно бы победили!" (*+)

http://www.politjournal.ru/index.php?POLITSID=7dbd80168d90ef59a951fc4320216b
5b&action=Articles&dirid=169&tek=4402&issue=126

Марина АДАМОВИЧ: <Американская журналистика ориентирована на человека, а
русская - на истину>

Старейший в русском зарубежье <Новый журнал> был основан в 1942 г. по
инициативе Ивана Бунина писателями Марком Алдановым и Михаилом Цетлиным.
Среди авторов были Бунин, Г. Иванов, Г. Адамович, Ремизов, Яновский,
Набоков, Керенский, Лосский, Зайцев, Франк, Степун, Солженицын, Берберова,
Газданов и многие-многие другие. Десятилетиями <Новый журнал> формировал
литературный процесс зарубежья, публикуя лучшее, что было создано в русском
рассеянии. Сегодня в журнале представлено как современное творчество, так и
наследие русской литературы. В <Новом журнале> печатаются эмигранты всех
волн из разных стран мира и многие российские авторы. Нынешний главный
редактор, Марина Адамович, как и прежние главные редакторы, убеждена, что
смысл деятельности <Нового журнала> - свободное творчество и свободная
мысль.

- Мой первый вопрос - не о литературе. Как вы, человек, живущий в США и
прекрасно знающий американскую журналистику, можете оценить ее и ее отличия
от журналистики российской?

- В смысле типа американского журнала - это уровень. Это массовый
иллюстрированный журнал, который никогда не опускается, а, наоборот,
поднимает к себе читателя. Любую интеллектуальную информацию они умеют
хорошо обставить, окружить шутками-прибаутками. Начиная от иллюстраций и
кончая просто стилистикой. Читается на ура! Американская журналистика очень
профессиональна. Крупная журналистика - эталон, пример из учебника для
факультета журналистики. Они просто показывают, как надо делать. Она всегда
была сориентирована на человека, на <соседский забор>, за которым живут
люди, которые очень редко представляют себе, где находится, скажем, Сибирь.
Да им это и не нужно. Замкнутое на себе сознание, которое вообще свойственно
американскому типу культуры. Главный ее плюс - вы видите, что журналисты
реально следят за происходящим в стране. И вы чувствуете, что вы интересны.
Вами занимаются. Событие произошло, событие освещено и прокомментировано. И
вы - в этом контексте. Но давайте отдавать себе отчет, что все это частные
издания и журналист освещает событие только так, как это вписывается в
конструкцию корпорации. Например, как освещались события во время войны в
Югославии? 101% материалов подавался в духе правительственного освещения: мы
помогаем, мы вводим демократию при помощи бомбежек, это плохо, но это
необходимо, сами югославы виноваты. В это время мне, как члену ассоциации
славистов, стали приходить материалы от специалистов по Балканам с просьбой
помочь опубликовать свою точку зрения. Эти люди пытались показать, что
правительственная точка зрения неправильна, что она неправильна в том числе
и с научной, исторической точки зрения. Но ни один из этих специалистов,
людей со многими научными регалиями и хорошей репутацией, не мог пробиться в
СМИ. Им пришлось помещать свои статьи в Интернете, что, конечно, хорошо, но
показывает состояние журналистики.

- Объективность - миф?

- Да, это вообще в природе журналистики. Вы всегда выражаете некую точку
зрения. Поэтому, когда российские журналисты рыдают по отсутствию
объективности, из-за цензуры и так далее, я только пожимаю плечами. В США
тележурналистов увольняли, бывало, не за неправильную трактовку, а за
интонацию. За неуместную, ироничную улыбку. И никто ничего сделать не мог.
Можно было шуметь и возмущаться, но это чьи-то конкретные деньги. Конечно,
американская журналистика не продажная, но она выражает корпоративную точку
зрения. А если ты не выражаешь или не хочешь выражать - ты вольный,
свободный художник. Нищий.

- Без карточки соцстрахования:

- Да! Тебя все любят, уважают, но все - на постоянной работе. Тебе поставят
коньяк и скажут: <Старик! Какой ты гений!> Не более того.

- Интерес к России угас?

- Хороший журналист Питер Лавель, которого я очень уважаю, говорит, что
американские СМИ существуют в стереотипе холодной войны. Не то чтобы они не
могут переработать этот стереотип, но - лень. Неинтересно! Средний
американец существует в этом стереотипе, и они обслуживают его стереотип. А
образ врага - самый плодотворный образ. Прекрасно жить с образом врага. Он
плохой, но ты-то - хороший. А кроме того, американцам что Россия, что
Бразилия, что Папуа-Новая Гвинея - все едино. Да и немодная это тема -
Россия. Варвары, что с них взять. У меня был эпизод с одним изданием,
которое заказало мне статью о проблемах Интернета и демократии. И я провела
идею, что Интернет - одно из проявлений тоталитаризма, контроля над умами и
душами. В одном из мест этой статьи мне надо было привести число погибших
граждан СССР во время войны. И я назвала число около тридцати миллионов. Со
мной связываются и говорят, что у них в учебнике написано - пять или семь
миллионов. Откуда вы взяли? Я: это русская статистика, принятая и в Европе.
Нет, у нас другие цифры! Мы это выбросим. И я забрала статью. Причем
журнал-то не консервативный, а демократический:

- Так же освещается и проблема терроризма?

- По отношению к Америке - террористы, а в других случаях - повстанцы, борцы
за независимость. Ни разу не было применено слово <террористы>. Это слепота?
Нет, просто так принято. Восприятие России таково, и нет желания его
перерабатывать. Это работа на себя, и нет желания прийти к истине.

- Хорошо, а российская журналистика:

- Она умная. Это идет от кода русской культуры. Просветительская функция
всегда была ведущей.

- Вы считаете, она сохраняется до сих пор?

- Я так не считаю. Теперь идет заигрывание с публикой. А с публикой, с
народом не надо заигрывать.

- Но традиция американской журналистики и заигрывания российской - не две
стороны одной медали?

- Это одна и та же игра. Только они закодированы на разное. Там закодировано
на человека, тут - на истину. Но игра и там, и тут. Но заигрывание в
России - это потеря. Обыденный человек не плох и не хорош. Он таков, каков
он есть. Надо говорить серьезно, и вас поймет любой. А серьезного разговора
нет. Какие-то попытки говорить на языке улицы. Этого делать нельзя. От того,
что журналист говорит на сленге, он не становится понятнее, а лишь
вульгарнее. А потом ведь в России идет созидательный процесс, пусть он
строится неумело, иногда неправильно, но он созидательный, и это его главное
достоинство и особенность. Но <позитивной критики> нет! Только критика ради
критики. Стиль российской журналистики стал почти что глумливым даже в тех
случаях когда речь идет о страшных терактах. Потерян человек, пишут о
терактах, а на самом деле сводят политические счеты. Какая-то радость на
крови:

- Скорее это абсолютное, тотальное равнодушие и цинизм. Но вот <Новый
журнал> не циничен. И не был циничным никогда. Хотя и создавался как
политическое явление, только его средством в политической борьбе была
литература и поэзия. Это так?

- Для основателей <Нового журнала> главным способом участия в политической
борьбе была публикация литературных произведений. Когда Роман Гуль начинал
публиковать Шаламова, писателя, для самого Гуля неблизкого, он
руководствовался в первую очередь политическими соображениями. Он исходил из
того, что публикация в <Новом журнале> Шаламова, когда Шаламова не могли
опубликовать в СССР, - политика. Однако поддержанная высочайшего уровня
прозой. Страшная проза, разоблачающая саму сущность советского строя. Ведь в
обращении редакционной группы в первом номере от 1942 года было заявлено,
что мы стоим на общедемократических позициях, но не приемлем двух идеологий:
нацизма и большевизма. И прошло 60 лет, и я могу только повторить эти слова.

- И когда ваш журнал советские власти обвиняли в <антисоветизме>, а на
номера в советских библиотеках ставили двойную печать, то есть <совершенно
совершенно секретно>, они были правы?

- Да, абсолютно. Все главные редакторы <Нового журнала> были явными
антисоветчиками. Гуль был, как сказали бы в СССР, ярым антисоветчиком. Он
участвовал во всех акциях, подписывал письма, боролся как мог, но в качестве
главного редактора ему удавалось удачно совмещать свою позицию с позицией
литератора. Материалы журнала не были голой пропагандой. Это была
литература, и литература, представленная лучшими именами эмигрантской прозы
и поэзии.

- Однако бывали и исключения?

- Да, в журнале публиковались статьи, впрямую поддерживающие некоторые
течения, впоследствии оказавшие огромное влияние на политический процесс.
Например, статья в поддержку <Солидарности>. Материалы о гонениях на
Солженицына, о Буковском, позже - о Сахарове. Причем <Новый журнал>, будучи
по своим эстетическим принципам далеким от того же Буковского, не стал
привлекать его в качестве постоянного автора, но когда Буковскому надо было
высказаться, журнал предоставил ему площадку. И потому наш журнал всегда,
при всех редакторах, осознавался как центр свободной мысли. Она может
проявляться по-разному, но она должна проявляться всегда!

- А какова динамика освещения политики на страницах журнала? Ведь времена
все-таки изменились:

- Мы ведем традицию <Нового журнала> от <Современных записок>, издававшихся
в Париже. <Современные записки> были эсеро-меньшевистским изданием.
Сохранившиеся в первых номерах <Нового журнала> эти тенденции, этот
эсеровский задор постепенно изживались. Даже были редакционные статьи, в
которых объяснялись те или иные материалы и обещалось, что в дальнейшем все
будет на общедемократических позициях. Алданов, в частности, был на
демократических позициях февраля 1917 года. И он, и сменивший его Карпович
не разделяли политических установок <Современных записок>, но чувствовали
себя их преемниками. Идея Карповича - установить современное государство на
демократических основах, а уже Гуль был активным противником тоталитаризма.
Будучи сам человеком очень властным, он властными методами и боролся. И
сейчас, после падения СССР, мы продолжаем ту же традицию. Это идеалы первой,
второй и третьей волн эмиграции. Что не мешает нам верить в созидательную
задачу новой России.

- В чем же вам издалека видится эта задача?

- В построении демократического, законного государства с реальной,
действующей Конституцией. И я убеждена, что такое государство в России
будет. Но если раньше СССР был символом тоталитаризма, с которым <Новый
журнал> боролся, то теперь мы когда критикуем, то критикуем не врага. Мы -
на этой стороне. В частности, нашей задачей является поломать стереотип
варвара, затверженный на Западе.

- Однако созидательная задача новой России сейчас отождествляется только с
именем Путина:

- Мы так не считаем. Процесс идет и помимо этой - несомненно, влиятельной и
практически главной в России - фигуры. Мы, скорее, считаем, что политические
лидеры - это некий выброс энергии. Но в условиях, когда все внимание
концентрируется на одной фигуре, небывало возрастает роль СМИ. Чтобы
удержать внимание на одной фигуре, надо специфическим образом обработать
сознание. Мы против какой-либо обработки. И против тех СМИ, которые
выполняют такую задачу.

- А роль литературы? Ведь у вас все-таки литературный журнал!

- Нести свет. Мы сохранили традицию классической русской литературы с ее
отношением к слову. К слову в его почти религиозном смысле. Слово как свет,
как истина. Для западной культуры такой установки никогда не было.

- Но и отношение к слову меняется?

- Эта позиция не разрушается, но все-таки подвержена коррозии. Появились
новые писатели, работающие в старой, классической традиции. Литература
должна просвещать во всех смыслах. Литература не пропагандист и агитатор, а
душа.

- Вам не кажется, что литература становится более прикладной вещью? Даже
когда читаешь то, что обозначено как <высокая литература>, начинаешь
прикидывать: стоят ли усилия по одолению этого текста тому, что ты из него
вытащишь?

- С одной стороны, много произведений маркируется как <высокая литература>,
таковой не являясь. С другой - быть может, вы просто ленитесь? Это тоже
знамение времени - душевная лень. И потом, масса-то восстала, и масса
победила. Грядущий хам Мережковского <пригрел>-таки. Конечно, может, и не
надо использовать такие жесткие определения, но массовая культура,
существовавшая всегда и во все времена, знала свое место. Знала свое
несовершенство. И не претендовала на место <высокой>. А теперь она свой
идеал выставила в качестве эталона. Произошла подмена канона.

- Что с этим делать?

- Не знаю. К этому шла цивилизация. И пришла. Еще от эпохи Просвещения. И
что делать, не знаю:

- Может, ничего не надо делать?

- Скорее всего: Ведь всегда остается узкий круг элиты. Произошло нормальное
расслоение. И должно пройти некоторое время, чтобы все устоялось. А когда
устоится, тогда массовая культура начнет прислушиваться к тому канону,
который существует у культуры высокой. И начнет меняться. А Томаса Манна
всегда будут читать:.

- Однако многие считают, что надо вмешиваться, учить, прививать:

- Сверху? Это бессмысленно. Любое вмешательство вредит. Надо только, чтобы у
всех была возможность высказаться, заявить свою позицию.

- Ваш журнал не массовый. А если бы у вас была объективная возможность стать
массовым?

- Категорически нет! Как любой толстый литературный журнал, мы не можем быть
массовым изданием. Не надо меняться! Надо иметь мужество жить как прежде и
умереть в конце концов.

- Имеются ли в США аналоги вашему журналу?

- <Нью-Йоркер> разве что: Но это, конечно, не литературный журнал. Он очень
американский. Дело в кодировке культуры. Западная культура никогда не
опиралась на значимое слово. Это не хорошо и не плохо, но так есть. Это
чисто русское явление.

- Русские писатели, живущие за границей, меняют культурный код?

- Если и меняют, только скорее внешне. У них уже не встретишь толстовских
периодов, но форма, становясь западной, облекает русское содержание.

- Сейчас в России сильна тенденция проявлять любовь к советским временам.
Тогда была настоящая литература, настоящее кино, которое было лучше
голливудского, театр. Да вода была мокрее! Вы это чувствуете?

- Чувствуем и не приемлем. Это идеализация прошлого. А прошлое - советское.
Оп - совпало! Кроме того, молодежь испытывает неуверенность, и она,
консервативная по сути, тянется к твердым идеалам. Окружающее они
воспринимают как хаос. Хотят крепкой руки. Они не хотят понять, что была
группа авантюристов, захватившая власть. Они с подачи безответственных
политиков верят в миссию Сталина. А Россия достигла бы этого уровня без
потрясений, если бы следовала эволюционному пути, так, во всяком случае,
считают многие влиятельные экономисты. А успехи Сталина оплачивались кровью.
В чем же сила и мощь? Победили Гитлера? Да все равно бы победили!

- Но с прошлым играет не только молодежь. Играет и власть. Или это не игра?

- Это игра, но игра всерьез. Нельзя вернуть прошлое. Нельзя ничего
переиграть. Существует иллюзия, что можно вернуться в январь 1917-го. Не
получается. На дворе 2005-й! Нужно выстроить новую стратегию и тактику.
Ищется парадигма, которая работает. Берется как идеал Столыпин и
пересаживается в сейчас. А мир ушел вперед. Другое тысячелетье на дворе. И
покойников трогать не надо. Словно мы перезахоронили Деникина и нашей вины
теперь нет. Неправда, есть, и никто не покаялся. Это моя личная точка
зрения:

Беседовал Дмитрий СТАХОВ