|
От
|
Георгий
|
|
К
|
Георгий
|
|
Дата
|
03.11.2005 21:59:23
|
|
Рубрики
|
Прочее;
|
|
Царистско-большевистская цензура ("Frankfurter Allgemeine Zeitung", Германия) (*+)
Версия для печати. Опубликовано на сайте ИноСМИ.Ru
http://www.inosmi.ru/translation/223435.html
Царистско-большевистская цензура ("Frankfurter Allgemeine Zeitung",
Германия)
В России усиливается тоска по цензуре
Феликс Филипп Ингольд (FELIX PHILIPP INGOLD), 02 ноября 2005
Через двадцать лет после того, как прозвучало слово 'гласность', и после
периода информационной 'транспарентности' цензура в России снова
становится - или остается - реальным фактом, вызывающим раздражение.
Конечно, осенью 1991 года был окончательно распущен всемогущий орган,
занимавшийся цензурой, Главлит, господствовавший на протяжении десятилетий в
сфере советской литературы и науки, но и сегодня нападки государственных
органов на издательства, редакции или отдельных лиц являются в культурной и
политической жизни Российской Федерации обычным явлением.
При этом еще далеко не исследованы разрушения, нанесенные советской
цензурой, несущей ответственность за величайшее 'уничтожение книг'
(библиоцид) всех времен, не говоря уже о том, чтобы сделать это достоянием
широкой гласности. Соответствующее исследование, в проведении которого
государственные органы, скорее, мешают, чем помогают, пока еще практически
не вышло за рамки библиографического или статистического анализа отдельных
мер органов цензуры (например, в отношении Бориса Пильняка или Анны
Ахматовой). Но имеющейся в распоряжении опубликованный фактический материал,
в большинстве своем - второстепенного значения, все же позволяет давать в
известной мере надежную оценку масштабам, механизму и воздействию советской
цензуры. Вклад в это внес, в частности, библиограф Арлен Блюм своей книгой
"Советская цензура в эпоху тотального террора'.
О том, что цензура была одним из важных элементов государственных институтов
власти еще в дореволюционной России, в целом известно. Многие авторы,
начиная с Радищева и Пушкина и кончая Львом Толстым, стали жертвами этой
власти, им запрещали публиковаться, их сажали в тюрьмы и отправляли в
ссылку. В течение девятнадцатого столетия в список запрещенных были внесены
300 произведений в области беллетристики, публицистики и науки, их тиражи
подвергали конфискации и превращали в макулатуру. Против такого рода
уничтожения культуры выступал постоянно и пространно, не в последнюю
очередь, Ленин, что, однако, не помешало ему уже через полгода после захвата
власти большевиками снова ввести цензуру и, тем самым, создать основу для
репрессивной политики в области литературы и науки, которая привела к
запрету сотен тысяч книг и к уничтожению более миллиарда книг, не говоря уже
о том, что бесчисленное количество авторов - писателей, публицистов,
ученых - были вынуждены расплачиваться за вердикты органов цензуры
заключением в лагерях или своей жизнью.
Гигантское количество запрещенных книг, объясняется, в том числе, тем, что
цензура обращала внимание не только на непослушных авторов - 'отщепенцев',
'космополитов', 'формалистов', 'авторов порнографических произведений',
'врагов народа' - и на их труды, но и на такие произведения, в которых эти
авторы цитировались или просто упоминались. Так что случалось, что в
немилость попадали и многие государственные и партийные литераторы только
потому, что предоставляли в своих книгах место 'врагам народа' или
эмигрировавшим 'предателям'. Даже если книги были вполне корректными с
политической точки зрения, они все же давали читателям возможность, по
меньшей мере, узнавать о существовании этих авторов и их деятельности, и к
тому же заставляли читателя думать самостоятельно. Кстати, уничтожению
подвергались также многие классические произведения европейской литературы и
философии как раз в том случае, если они содержали вступление, послесловие
или комментарии, написанные неугодными издателями, которые до этого были
разоблачены как ренегаты и осуждены судами, рассматривавшими дела в
ускоренном порядке, или в ходе показательных процессов.
В тридцатые годы, во время кульминации сталинистских чисток, даже среди
высокопоставленных партийных функционеров и тех кто, курировал вопросы
культуры, возникали опасения, что жесткая цензура и меры по уничтожению
произведений могут привести к тому, что в советских библиотеках не останется
книг, что большая часть фондов превратится в бумажное месиво, а остаток
будет переведен в закрытые фонды. Поэтому было принято решение, в каждом
случае книги с полок больше не убирать, а по возможности чистить их: имена,
портреты, цитаты объявленных вне закона авторов, считавшихся личностями, не
подлежащими упоминанию, должны были быть соответственно вымараны от руки или
вырезаны. Разумеется, что репрессивные меры и меры контроля такого масштаба
органы цензуры были уже не в состоянии выполнять в одиночку, так что чисткой
обязали заниматься преподавательский состав, библиотекарей - людей, которые,
собственно, и должны были сохранять достояние в области культуры и
образования, они были вынуждены активно участвовать в уничтожении
российского книжного мира.
Нельзя забывать тот факт, что советская цензура изымала и уничтожала отнюдь
не только изданные книги, что ее задача в большей мере состояла в том, чтобы
не допускать появления нежелательных книг путем конфискации рукописей или,
по меньшей мере, усложнять их появление с помощью сокращений и другого
редакционного вмешательства. Наверное, нигде в мире не было цензурного и
полицейского архива, столь богато субсидировавшегося высококачественными
произведениями литературы, как в бывшем Советском Союзе, и пройдет не одно
десятилетие, прежде чем удастся изучить эти фонды, и они станут доступными
для всех. Историю русской литературы и интеллектуальной мысли прошлого
столетия можно будет переписывать только тогда. Дойдет ли до этого дело -
сомнительно, до тех пор, пока у компетентных органов и лиц будет
отсутствовать воля к исследованию советского прошлого.
Недавно Арлен Блюм указал на одной из конференций, посвященной вопросам
цензуры и информационной свободы в Санкт-Петербурге, на возможную опасность
реставрации цензуры в России. Такую опасность представляют собой не только
принуждение и всякого рода запугивания, экономическое давление и преступные
махинации со стороны государственных учреждений, но и призывы многих авторов
и все большего числа читателей ввести официальные правила для литературного
дела. Тоска по цензуре, такой диагноз ставит Блюм, находит свое отражение в
безутешном результате широкомасштабного опроса мнения среди общественности,
проведенного в прошлом году: добрых семьдесят процентов опрошенных
высказались за восстановление государственного органа цензуры.