|
От
|
Miguel
|
|
К
|
C.КАРА-МУРЗА
|
|
Дата
|
29.04.2005 02:47:37
|
|
Рубрики
|
Тексты;
|
|
Направление мыслей кажется верным,
а вот изложение немного недоработано. Тексту как бы недостаёт структурированности и обоснованности. Общее впечатление от текста легче всего передать словами моего преподавателя немецкого: «Вы по русской привычке, да ещё и под влиянием интерференции с другими укладами, недорисовываете фонемы, непроговариваете их достаточно чётко и напряжённо. Чуток мазнул язык где-то по альвеолам, прозвучало что-то похожее на [ts] – и уже торопитесь пойти дальше. А не надо дальше идти, пока его не проговорили. Вы должны по каждому звуку буквально проехаться, прочувствовать его, язык должен подзадержаться на нужном месте, все гласные должны отзвучать своё без малейшей редукции и скольжения. In Saßnitz.». Вот так же и эта глава. Затронуто много важных тем. Но ни одна из них не раскрыта как следует, с достаточной степенью подробности. Авторы чуть намекнули, буквально полусловом, на важную особенность постмодерна – и отбежали, будто бы испугавшись собственного намёка, пошли дальше. А не надо идти дальше. Во-первых, почти ни один из этих намёков не будет понят человеком, который лично с данным явлением не сталкивался. Для него это будет пустой звук, пустой абзац. Нужно «буквально проехаться» по каждой особенности постмодерна, так чтобы не оставалось пространства для кривотолков в духе Альмара и Ниткина. Современному читателю надо ражевать и в рот положить. Если же оставлять главу в нынешнем виде, то она, получается, приобретает характер вводной – захватывает внимание курьёзами и редкими феноменами, чтобы читатель смотрел дальше на подробности. Но для вводной главы, захватывающей внимание, в этой слишком много подробностей и она слишком велика. А для главы основного тела книги в ней вообще нет подробностей, она не годится даже в качестве обзорной. Попытаюсь высказать дальше замечания и соображения в поддержку тезисов по собственным наблюдениям.
>Глава 4. «Бархатные» революции как спектакль постмодерна
>Принято говорить, что «бархатные» революции – продукт эпохи постмодерна. Что это значит?
>Двадцатый век был переломным в деле манипуляции общественным сознанием. >Сложилась наука, которая занималась этой проблемой, — социальная психология, один из краеугольных камней которой заложил Гюстав Лебон в своем учении о толпе. >Возникли и теоретические концепции – учение о культурной гегемонии, учение о подсознательном. Параллельно развивалась новаторская и жесткая практика «толпообразования», превращения больших масс людей в толпу и манипуляции ею.
>Возникли новые технологические средства, позволяющие охватить интенсивной пропагандой миллионы людей одновременно. Возникли и организации, способные ставить невероятные ранее по масштабам политические спектакли — и в виде массовых действ и зрелищ, и в виде кровавых провокаций. Появились странные виды искусства, сильно действующие на психику (например, перформанс, превращение куска обыденной реальности в спектакль).
Лаконичное и захватывающее введение в главу, очерчивающее круг обсуждения. Вот его так и оставить, не меняя ни буквы. А дальше, когда идёт уже не введение, а расшифровка, нужно больше подробностей.
>Особенностью политической жизни конца ХХ века стало освоение политиками и даже учеными уголовного мышления в его крайнем выражении «беспредела» — мышления с полным нарушением и смешением всех норм. Всего за несколько последних лет мы видели в разных частях мира заговоры и интриги немыслимой конфигурации, многослойные и «отрицающие» друг друга.
Кто-то видел, а кто-то и не видел. Или видел, а в голову при чтении общих слов не прийдёт необходимый пример. Значит, здесь так и напрашивается примерчик прямо на месте.
>Все это вместе означало переход в новую эру — постмодерн, с совершенно новыми, непривычными этическими и эстетическими нормами. Один из философов постмодернизма сказал: “Эпоха постмодерна представляет собой время, которое остается людям, чтобы стать достойными гибели”. Это само по себе – постмодернистская метафора. Здесь для нас важно отметить, что постмодернизм – это радикальный отказ от норм Просвещения, от классической логики, от рационализма и понятия рациональности вообще. Это стиль, в котором “все дозволено”, “апофеоз беспочвенности”. Здесь нет понятия истины, а есть лишь суждения, конструирующие любое множество реальностей.
Хорошо бы перевести на русский, что такое «суждения, конструирующие любое множество реальностей», и привести примеры. Но сейчас я задумался о другом. Скорее всего, за внешней бессмысленностью и нелогичностью широкого информационного потока постмодерна скрывается общая, хорошо разработанная стратегия тех, кто рационально всем этим верховодит. Иными словами, постмодерн, казалось бы, означает отказ от всяких норм, но это не так. Тщательно сохраняются и оберегаются те самые нормы, которые выгодны манипуляторам, и информационный поток никоим образом эти главные нормы не разбивает. Говорят, что Кучма ставит себе в заслугу то, что кризис разрешён мирным, политическим путём и что обошлось без крови. Иными словами, во время оранжевой революции действительно «всё дозволено». Но есть вещи и нормы, о неверности которых и подумать нельзя. В частности, это идеология прав человека, идеи о том, что человек – вообще наивысшая ценность, что не должно быть никакого насилия и что должна быть свобода слова и предельная терпимость к чужому мнению. Во время конфликта на Украине никто из противоборствующих сторон (я имею в виду верхи и идеологов, а не реальные действия низов и разговоры на кухнях) не смел поставить под сомнение эти ключевые принципы. Даже Янукович, в своём выступлении по ТВ, обвинял оранжевых, что те устроили у себя в палаточном городке паспортные проверки. Обвинение абсурдное, потому что уравнивает паспортные проверки, устраиваемые милицией, с паспортными проверками, устраиваемые какой угодно бандой. Из отрицания паспортных проверок вообще, как таковых, между прочим, следует, что и митингующие на Майдане имели право там митинговать, сколько влезет без всяких паспортных проверок со стороны милиции. Или другой пример: работники заблокированного Кабинета Министров не нашли ничего лучше как обратиться к уполномоченному по правам человека, что нарушают их конституционное право на труд. Хотя при чём тут, спрашивается, право на труд вообще? Если я иду по улице в общественном месте, а меня останавливают какие-то типы, не работники правоохранительных органов, и начинают обшаривать карманы, или если то же самое делают с моей машиной, когда я на ней еду, какое отношение имеет это к праву на труд? Это бандитизм. Так вот, Янукович сотоварищи умудрились ни разу не назвать такие вещи своими именами. Хотя, казалось бы, в чём вопрос: достал томик УК и зачитал статейку. Но вот эти фундаментальные вопросы не обсуждались. Не обсуждалось, имеет ли американский шпион право на свободу слова, не обсуждалось, что применять насилие к бунтовщикам и бандитам – обязанность власти. С оранжевыми играли в поддавки именно из-за того, что признали за ними право иметь очень вольно трактуемые «права человека» и не обсуждали вопрос об оправданности таких прав.
Так вот, всё это наводит на мысль, что, на самом деле, пресловутый постмодерн не означает отход от всех подряд норм. Какие-то ключевые нормы остаются в неявном виде, быть может, мы их просто не замечаем. Но поскольку все этим нормам неосознанно следуют, то стихийное отвержение всех остальных норм, в итоге, всё равно приводит у результату, нужному манипулятору. Значит, задача борьбыс постмодерном – это, на самом деле, вычленение и постановка под вопрос тех самых фундаментальных норм постмодерна, которые признаются всеми и играют оранжевым на руку. Я привёл пример с «правами человека» (понимаемыми как невмешательство власти), но по всей видимости, надо копнуть поглубже и докопаться до тех субъективистских фундаментальных норм в общественном сознании, которые, на самом деле, вовсе не являются объективными и абсолютными, но которые могут помешать России во время оранжевого путча. Есть в России небесспорное отношение к закону (которому надо-де следовать только тогда, когда это морально оправданно, с очень широким толкованием оправданности в конкретных ситуациях), есть другие любимые мурашки, которые уже были использованы против России и будут использованы против неё. Например, оранжевым достаточно только раздуть до абсолюта какую-нибудь из старых моральных норм, чтобы в конкретной ситуации она перевесила и заставила забыть все остальные. А чтобы этого не случилось, надо шире во всём обществе развить понимание условности моральных норм и недопустимости их абсолютизации.
>Этот переход накладывается на более широкий фон антимодерна – отрицания норм рационального сознания, норм Просвещения. Что это означает в политической тактике? Прежде всего, постоянные разрывы непрерывности. Действия с огромным «перебором», которых никак не ожидаешь. Человек не может воспринимать их как реальность и потому не может на них действенно реагировать — он парализован. Можно вспомнить танковый расстрел Дома Советов в 1993 г. - никто тогда и подумать не мог, что устроят такое в Москве.
Как-то непонятен перескок от общих норм Просвещения к расстрелу Дома Советов. Нет ли опасности, что въедливый читатель попросит прямо на месте перечислить нормы Просвещения и сказать, как именно постмодерн их отвергает? Пример со зданием Парламента сразу переходит ко второму пункту. В итоге читатель остаётся ни с чем: для него невоспроизводимо знание о том, является ли тот или иной поступок отрицанием или подтверждением норм Просвещения. Не знаю, как авторов, а меня бы просьба с ходу перечислить нормы Просвещения привела бы в замешательство.
>Это — пример большого спектакля, сильно бьющего по чувствам. Вот случаи поменьше и поспокойнее. Например, Гаити, где неожиданно устроили показательное избиение генералов, отличников боевой и политической подготовки академий США, которые всю жизнь точно выполняли то, что им приказывали начальники. Вдруг и к ним пришла перестройка — морская пехота США приехала устанавливать демократию и послала ту же уголовную толпу, что раньше забивала палками либеральных демократов, теми же палками забивать родню генералов.
А я не вижу в этом примере ничего общего с предыдущим, позволяющего сказать о разрыве непрерывности. Отребье осталось отребьем, никакого разрыва непрерывности. А что, авторы думают, что если на улице грабят сначала женщину, а потом вдруг мужчину – то это разрыв?
>Но буквально с трагической нотой это проявилось в ЮАР. В начале 90-х годов мировой мозговой центр решил, что ЮАР нужно передать, хотя бы номинально, чернокожей элите, т.к. с нею будет можно договориться, а белые у власти все равно не удержатся. Поскольку вести идеологическую подготовку времени не было, «своих» подвергли психологическому шоку, который устранил всякую возможность не только сопротивления, но даже дебатов. Вот маленький инцидент. Перед выборами белые расисты съехались на митинг в пригороде столицы. Митинг был вялый, ничего противозаконного в нем не было. Полиция приказала разъехаться, и законопослушные бюргеры подчинились. Неожиданно и без всякого повода полицейские обстреляли одну из машин. Когда из нее выползли потрясенные раненые пассажиры — респектабельные буржуа, - белый офицер подошел и хладнокровно расстрелял их в упор, хотя они умоляли не убивать их. И почему-то тут же была масса репортеров. Снимки публиковались в газетах и все было показано по западному ТВ. Всему миру был представлен великолепный спектакль.
В общем, тут надо больше примеров. Не хватит этого, чтобы свежий читатель смог построить в голове образ «постмодерна» и воспроизводить знание, уметь применять его в конкретной ситуации. Так что даже примеров не хватит, нужно рассусоливать и коротко, но содержательно объяснить, что такое модерн, откуда взялось слово, для чего он человечеству пригодился, от каких именно норм модерна идёт отказ в постмодерне и чем это чревато… Нужно начальные установки дать в таком виде, чтобы читателю больше нетребовалось пояснений – он сам бы всё понял и смог бы разобраться с конкретной ситуацией без помощи авторов. Авторы должны представить себе, что с ними что-то случится, и они не смогут больше писать книги на эту тему, поэтому читатель должен быть снабжён полными и подробными инструкциями, что и как, чтобы он смог обойтись без авторов в момент противодействия оранжевой революции.
>Расстрел белых расистов в ЮАР и избиение, по указке консула США, членов военной хунты на Гаити открыли новую страницу в истории политических технологий. Новые методы манипуляции сознанием обеспечивают столь надежный контроль за поведением масс, что с помощью толпы можно провести революцию, а через короткое время с помощью той же самой толпы - контрреволюцию.
Вот тут нужно подчеркнуть очень важный момент, что с помощью постмодернистких приёмчиков, можно провернуть вообще всё, что выгодно тем, кто владеет этими приёмами. Здесь мы увидели, что цели, достигаемые манипуляторами с помощью толпы, не имеют к реальным интересам толпы вообще никакого отношения. Они вообще из разных миров.
>Западные философы, изучающие современность, говорят о возникновении общества спектакля. Мы, простые люди, стали как бы зрителями, затаив дыхание наблюдающими за сложными поворотами захватывающего спектакля. А сцена — весь мир, и невидимый режиссер и нас втягивает в массовки, а артисты спускаются со сцены в зал. И мы уже теряем ощущение реальности, перестаем понимать, где игра актеров, а где реальная жизнь. Здесь возникает диалектическое взаимодействие с процессом превращения людей в толпу. Лебон сказал о толпе, что «нереальное действует на нее почти так же, как и реальное, и она имеет явную склонность не отличать их друг от друга».
Всё хорошо, но какую смыслову нагрузку несёт слово «диалектическое»? Для меня это из разряда слов, к которым трудно подобрать мысли.
>Речь идет о важном сдвиге в культуре, о сознательном стирании грани между жизнью и спектаклем, о придании самой жизни черт карнавала, условности и зыбкости. Это происходило, как показал М. Бахтин, при ломке традиционного общества в средневековой Европе. Сегодня эти культурологические открытия делают политической технологией.
А.Чадаев так пишет об «оранжевой революции» на Украине: «Виктор Ющенко не вёл себя как настоящий революционер. Скорее, он был похож на средневекового карнавального «майского короля», сидящего в бумажной короне на пивной бочке посреди главной площади, и горланящего свои «указы» на потеху весёлым согражданам. Но именно эта «несерьёзность» — или, точнее, полусерьёзность происходящего — и стала специфическим оружием «оранжевой революции» (как до этого и «революции роз», и всех прочих), у власти не нашлось средств для отпора этому оружию.
>Какой момент является ключевым для революции? Тот, когда правила, навязанные и отстаиваемые властью (легальная процедура, её силовое обеспечение, система норм и ограничений), подменяются логикой игры. Тогда реальность карнавала торжествует над обыденностью, и происходит переворот — короли меняются местами: «майский» оказывается реальным правителем, а «настоящий» самодержец — шутом с базарной площади. Приняв навязанные ему правила игры, он в логике симметричных действий пытается делать то же самое, что делал только что его оппонент (сторонники Януковича тоже надевали ленточки, ставили палатки и мобилизовали актив) — и этот последний акт фиксирует его окончательное поражение. Занавес» .
Тут есть очень важный момент. Описание Чадаева хорошо, но неабсолютно. Дело в том, что «майданутые» надевали ленточки и ставили палатки не просто так: по меньшей мере, их лидеры знали, какого эффекта они ожидают от подвластных толп. В частности, отдельные подажделения МВД (на Западе) объявляли о своём неподчинении законной власти и подчинении Ющенко. Областные администрации конкретных городов (Сум, Чернигова) были деморализованы блокадой зданий – и выполняли то, что нужно оранжевым. Иными словами, то что снаружи кажется карнавалом, на самом деле, является не игрой, а системой запугивания и морального давления, имеет вполне осознанный смысл. А к чему было организовывать палаточный городок в Донецке? Чтобы переубедить свою же администрацию, которая и так была на их стороне? Но в чём переубедить? Донецкие областные власти и так ничем не поддержали оранжевых. Но они и побоялись провести свой референдум, довести до ума бойкот западных регионов и выполнение решений незаконной власти (каковой стали Кучма, Верховный Суд и Верховная Рада после капитуляции перед оранжевыми). Митинги в Донецке имели бы смысл, если бы они сопровождались таким же, как на Западе, давлением на местные органы власти и МВД с требованием немедленного прекращения исполнений любых решений, идущих из Киева, немедленного разрыва с государственностью, капитулировавшей перед путчистами. И разрыва массового, публичного – чтобы о выходе из подчинения Киеву объявляли один за другим отряды милиции, органы власти всех уровней, гарнизоны, отделения банков. Но митингующие начитались чадаевых о том, что дело в самом по себе спектакле, надел ленточку, помахал флажочком – и дело в шляпе. Нет, не в шляпе. Надо ставить себе конкретные и достижимые цели – конечные и промежуточные – и не чураться неприятной работы, включая блокирование подъездов с колеблющимися официальными лицами, обшаривание карманов подозрительных прохожих и остракизм местных оранжевых с телефонными угрозами. Вообще, недостатком русской макроцивилизации в конкретный исторический момент является излишняя терпимость. «Вонзил кинжал убийца нечестивый// в грудь Деларю.// Тот только шляпу снял учтиво// и вежливо сказал: «Благодарю»» (цитирую по памяти). Вот сейчас так и русские ведут себя. А не надо терпимости. Дело ведь не в разногласиях по частным вопросам между патриотами одной страны. Надо было сделать так, чтобы оранжевые в Донбассе боялись выходить из дому – так же, как было на Западе со сторонниками Януковича. А если этого нет, то тогда оно так, голубые ленточки действительно спектакль, нечего его было и затевать.
>Структурный анализ использования воображения в целях превращения людей в толпу (вообще господства) дал французский философ Ги Дебор в известной книге «Общество спектакля» (1967) . Он показал, что современные технологии манипуляции сознанием способны разрушить в человеке знание, полученное от реального исторического опыта, заменить его знанием, искусственно сконструированным «режиссерами». В человеке складывается убеждение, что главное в жизни — видимость, да и сама его общественная жизнь — видимость, спектакль.
>При этом историческое время превращается в совершенно новый тип времени — время спектакля, время пассивного созерцания. И оторваться от него нельзя, так как перед глазами человека проходят образы, гораздо более яркие, чем он видит в своей обычной реальной жизни в обычное историческое время. «Конкретная жизнь деградирует до спекулятивного пространства» (как видно из самого слова, спектакль и есть нечто спекулятивное).
Да, тут есть два момента: шоковое воздействие принуждает к пассивному созерцанию тех, кто против манипуляторов, а тех, кто за, убеждает действовать очень даже активно на всех уровнях. Что же касается шокового воздействия на противников, защищённых от манипуляции своей картиной мира, то это да, очень сказывается. Наступает момент, когда уже не хочется слушать «Пятый канал», хочется наркотика, переключаешь на оптимистичный «свой» канал «ТРК «Украина»» – там обещают, что законность восторжествует, так приятно… Под воздействием сообщений начинается бессонница, и знакомые делятся между собой рецептами, как бы её приглушить, чего и как выпить на сон грядущий. И, самое главное, паралич к творчеству. Очень характерно сообщение Геннадия в декабре, который сказал примерно следующее: «а сейчас такой момент, что ничего и не напишешь». То есть даже профессиональному журналисту трудно сесть и сосредоточиться. У меня было похожее состояние. Тут нужен курс молодого бойца, чтобы танков не бояться. Иначе, чем «интеллигентней» человек, тем больше его «вгоняет в ступор».
>Человек, погруженный в спектакль, утрачивает способность к критическому анализу и выходит из режима диалога, он оказывается в социальной изоляции. Такое состояние поддерживается искусственно, возник даже особый жанр и особая способность – непрерывное говорение. Человек, слушая его, просто не имеет возможности даже мысленно вступать с получаемыми сообщениями в диалог. На радио и телевидении, на митингах и массовых собраниях появились настоящие виртуозы этого жанра.
Да, это тоже очень важно (и, кстати, надо привести пример в тексте, прямо на месте). Единственный оратор Майдана, у которого были осмысленные речи, имеющие чёткое и однозначное содержание, – это пани Юлия. Все остальные – виртуозы непрерывного говорения. Лично я так ни одной длинной речи Ющенко не смог заставить себя прослушать полностью и не разу не уловил никакого смысла. “Друзi!...”, – обращался он к Майдану, прижимая руку к сердцу. Ей богу, из множества его речей помню только это и ещё 3 слова, но уже с митинга после третьего тура, которые запомнились мне тем, что ббыли совсем из ряда вон. Остальное – беспрерывное говорение, в которое я никак не мог «врубиться». И не только я – многие из его речей не смогли уловить ничего, кроме слова «друзi».
Вообще, я не совсем в курсе, но если бы опубликовали стенограмму выступлений на Майдане и стенограмму «Пятого канала», то это был бы чуть ли не самый ценный документ об оранжевой революции на Украине. Потому что это действительно непередаваемо.
>Ги Дебор уделяет особое внимание тому особому ощущению «псевдоциклического» времени, которое возникает у человека, наблюдающего политический спектакль. Время спектакля, в отличие от исторического времени, становится не общей ценностью, благодаря которой человек вместе с другими людьми осваивает мир, а разновидностью товара, который потребляется индивидуально в стандартных упаковках. Один «пакет» спектакля «стирает» другой.
Как-то снова без иллюстраций всё это выглядит суховато. Может быть, у меня слабая склонность к абстрактному мышлению, но думаю, что у многих других читателей тоже. Что значит, «один «пакет» спектакля «стирает» другой»? Я догадываюсь о чём идёт речь для прошлых событий, потому что видел всё достаточно близко. Да это и бросалось в глаза: достаточно сказать, что обсуждение событий Майдана оранжевым удалось вообще очень быстро увести от конкретной темы, какова на самом деле воля народа и как её достоверно установить, была куча более интересных тем. А возьмём читателя из России, который всё это не видел, а собственный опыт 90-х проанализировать не в состоянии. Да и сможет ли он воспроизвести это знание, сказать – вот идёт стирание предыдущего пакета спектакля?
Или тогда уже надо с самого начала ориентироваться на читателя, который всё понимает с полуслова. Но видно, что Ниткин к таковым не относится, судя по его отзыву.
>Как неоднократно повторяет теоретик современного западного общества К. Поппер в книге «Открытое общество и его враги», «история смысла не имеет»!
Как-то цитата выглядит неуместно. А вдруг она вырвана из контекста?
Далее идут хорошие цитаты Ги Дебора, которые, хотя и высказаны в жанре художественной литературы, хорошо оставить именно в таком виде, потому что перевод их на язык объяснения на пальцах, с разложеним на атомы, занял бы слишком много места. Но хотел бы обратить внимание на цитату, кажется. Коровициной:
>Приоритет ценностей над интересами отличает человека традиционного общества, как до известной степени и общества постмодерна, от материалистически и рационалистически ориентированного человека эпохи модерна» .
Ведь если при постмодерне идёт раздувание каких-то ценностей, то это и означает раздувание каких-то норм, отказ в возможности взвешивать их по сравнению с другими вещами. Впрочем, на эту тему как-нибудь попробую написать подробнее.
>В Польше «Солидарность», втянув большую часть общества в большой и длительный спектакль, превратила массы людей в зрителей, которые оторвались от почвы социальной реальности и были очарованы зрелищем войны призраков. Вот к каким выводам, согласно Н.Коровицыной, приходят теперь социологи, изучавшие ту революцию: «Мало кто, наверное, в то время серьезно задумывался о реальных экономических последствиях происходившего. Вся общественная жизнь была пронизана мифологизмом, а массовые протесты имели характер преимущественно символический. Причем изначально существовало явное противоречие между декларативным принятием идеи общественной трансформации и отсутствием реальной, деятельной поддержки ее реализации. Преобладало мнение, что рано или поздно ситуация исправится автоматически как «естественное вознаграждение за принесенные народом жертвы». Сам протест выражался языком «морального сюрреализма». Для общественных конфликтов в Восточной Европе в целом характерна театральная, ритуальная атмосфера. Особенно это относится к Польше, где наиболее сильны традиции политического символизма».
>Более того, «Солидарность» превратила страну не просто в общество спектакля, но в театр абсурда. Рабочие своими руками уничтожали какой-никакой, а все же социализм, открывали путь самому тупому и лишенному перспектив капитализму, будучи фундаменталистски привержены именно ценностям солидарного общества, ценностям социализма. Вот анализ Н.Коровицыной, напоминающий протокол вскрытия: «Ценности революции «Солидарности» характеризуются польскими авторами как фундаменталистские. Я.Станицкис назвала сам феномен этой революции «красивым, но политически опасным». «Красивая болезнь» 1980-1981 гг., связанная с появлением и крахом «Солидарности» обернулась «польской драмой»… Радикальные оппоненты режима одновременно принадлежали к числу приверженцев его фундаментальных черт. Период «нормализации», начавшийся в Польше с введения военного положения, характеризуется как ситуация интеллектуального, когнитивного хаоса. Большинство людей в те годы подтверждало существование социального конфликта, но лишь немногие могли определить свое место в нем, понять по какую сторону баррикад они находятся».
Мне почему-то кажется, что в этом месте вновь проявилась недостаточная структурированность текста. Представим вводную главу детектива, в которой описывается найденный труп. Читатель уже заинтригован, и знает, что в последней главе будет найден убийца. Одной-двух загадок на вводную главу более чем достаточно, остальные будут появляться и раскрываться по ходу изложения. А что же мы видим здесь? Уже описано много трупов – даны общие слова о разрушении норм рациональности без достаточных примеров. Всё, хватит интригующего введения, пора переходить к конкретике, и по ходу дела в холодильнике будет найден ещё и польский труп, с моментальным раскрытием его убийства. А здесь целых три абзаца посвящены Польше, но выглядят абсолютно голословными. Либо надо раскрыть преступление на месте – подробно и в этой же главе рассказать про случаи сюрреализма и абсурда в тогдашней польской действительности. Но мне кажется, что если раскрыть как следует, что такое модерн и постмодерн (т.е. подробно пройти все тезисы предыдущего текста), то для одной главы будет выше крыши. Впрочем, дальше идут кусочки про Тимишоару и Майдан, которые вполне бы подошли и сюда.
>Квалификация режиссеров видна и в том, что в правильной дозировке стимулировались сильные эмоции, вступавшие в резонанс и дающие кооперативный эффект подавления рационального сознания – эмоции восторга и страха. В.Осипов делает такое наблюдение: «Поддерживалась особая атмосфера приподнятости, сдобренной страхом. Лидерам оппозиции нужно было удерживать актив в напряжении известиями о промежуточных победах и всё новых угрозах. И они делали это очень искусно».
Да, скажем, в 11 ночи объявление: «Сегодня не расходитесь – преступная власть запланировала нас разогнать, а если мы здесь останемся, то ничего не будет». Впрочем, были сообщения о более приземлённых угрозах самим обитателям палаточных городков. Когда они уже нарушили достаточно законов, их же лидеры пояснили: теперь вы все на крючке у спецслужб, так что и выбора нет, кроме как идти до конца».
>Отсюда видно, что эффективно проведенная «оранжевая революция» означает фундаментальное событие в судьбе общества – разрыв непрерывности. Часть населения, подчинившись гипнозу спектакля, выпадает из традиций и привычных норм рациональности предыдущего общества – «перепрыгивает в постмодерн». Но при этом она разрывает и свою связь с реальностью страны, ее новые ценности и «стиль жизни» не опираются на прочную материальную и социальную базу. Будет ли эта реальность меняться так, чтобы придти в соответствие с новыми ценностями – или всей этой «оранжевой» молодежи придется пройти через период тяжелой фрустрации и вернуться на грешную землю в потрепанном виде? Проблема в том, что сама «рациональность постмодерна» исключает эти вопросы и возможность предвидения – один спектакль сменяется другим, и человек не замечает, как становится зрителем-«бомжем», без традиций и без почвы.
А почему как-то пропущен и не разжёван вывод о том, что новые ценности нацелены на удовлетврение интересов манипуляторов?
С уважением,
Мигель