ПАТРИОТИЗМ И КОММУНИЗМ. СТАТЬЯ ШЕСТАЯ
БОРЬБА С ПАТРИОТИЗМОМ И АКТУАЛЬНОСТЬ РЕВОЛЮЦИИ
"Мы, старики, может быть не доживем до решающих битв… грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь… будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции".
Эти слова Ленин произнес, выступая перед революционной молодежью Швейцарии. И ошибся. Потому что спустя месяц в России разразилась Февральская буржуазно-демократическая революция. А спустя еще восемь месяцев Ленин уже сам имел счастье не только бороться, но и победить в революции пролетарской.
За год до этого, в 1916 году, третьем году Первой мировой войны, из армии дезертировало уже более 1,5 миллиона человек. Солдат гниет в окопах, а кто-то в Думе произносит патриотические речи о "войне до победного конца", подсчитывает барыши в военно-промышленном комитете или комитете по снабжению, спекулирует хлебом, кутит на "честно заработанные деньги". Прибыль большинства крупных и средних компаний Империи в годы войны выросла в 2-3 раза. Продолжительность рабочего дня - до 10-12 часов. Война еще сильнее высветила поляризацию "низов" и "верхов" общества, несовместимость их интересов, лживость криков о национальном единстве.
Тем не менее, никто ни из революционеров, ни из контрреволюционеров революции не "предсказал". Верхи общества не хотели верить в возможность революции.
"Ни январские, ни декабрьские дни 1905 г. более не повторятся", - убеждала сама себя кадетская газета "Речь" даже 14 февраля 1917 года.
Но уже 23 февраля по старому стилю, или 8 марта по европейскому календарю революционные партии организовывали на предприятиях митинги в честь Международного дня трудящихся. На многих предприятиях начались забастовки. Стихийно митинги и забастовки стали перерастать в демонстрации, потянувшиеся из рабочих районов в центр города. Над колоннами демонстрантов - лозунги: "Хлеба!", "Мира!", "Долой царя!", красные знамена.
А вот как выглядела начинающаяся революция из окон царского дворца. Императрица Александра Федоровна в письме мужу:
"Хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, - просто для того, чтобы создать возбуждение, - и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам".
У правящего класса не оставалось ни моральных, ни интеллектуальных сил, чтобы признать свой крах. На следующий день началась всеобщая политическая стачка. Солдаты отказываются стрелять по демонстрантам и забастовщикам. 27-го на сторону восставших перешло 10 тысяч солдат. 28-го уже 130 тысяч.
Конечно, не удивительно, что в революцию не хочет верить правящий класс, отрицает факт уже начавшейся революции. Для нас интереснее, что революция стала в какой-то мере неожиданной для самих революционеров.
"Революцию нельзя учесть, - писал Ленин, - революцию нельзя предсказать, она является сама собой. Разве за неделю до Февральской революции кто-либо знал, что она разразится? Разве в тот момент, когда сумасшедший поп вел народ ко дворцу, кто-либо думал, что разразится революция 1905 года?".
И с этим вроде как согласны все. Но из этого могут следовать совершенно разные выводы. А именно, позиция актуальности революции, характерная для Маркса и Ленина, и позиция "вульгарных марксистов", как пишет исследователь этой стороны творчества Ленина Георг Лукач:
"человеку заурядному пролетарская революция видна лишь тогда, когда массы рабочих уже сражаются на баррикадах. И даже тогда еще не видна, если эти заурядные люди получили вдобавок кое-какое вульгарно-марксистское образование. Поэтому в глазах вульгарных марксистов основы буржуазного общества настолько несокрушимо прочны, что даже в моменты его очевиднейшего потрясения они вожделеют лишь возвращения его "нормального" состояния, в кризисах его усматривают не более как преходящие эпизоды и саму борьбу, развертывающуюся в такие периоды, считают безрассудным самопожертвованием легковерных, дерзнувших пойти против все еще непобедимого капитализма. Борцы на баррикадах представляются им безумцами; остановленный натиск революции кажется им "ошибкой", а строители социализма, одержавшие победу в революции (что в глазах оппортунистов не может быть ничем иным, кроме как преходящим эпизодом), - даже преступниками".
В одной и той же ситуации "вульгарный марксист" (а в наши дни - отказавшийся от марксизма "народный патриот") и марксист вырабатывают две совершенно разные линии политической борьбы. "Народный патриот", социал-демократ поддержит "меньшее зло" против "большего", "национальную" буржуазию против "компрадорской", "патриотов" против "либералов" и т.д. Таких "выборов" буржуазное общество будет ставить перед немарксистом бесчисленное количество, ведь, как говорил еще Декарт: нельзя найти даже двух одинаковых листиков на дереве. А уж из буржуазных политиков или партий всегда найдется та, которую можно представить в качестве "меньшего зла". Марксист в той же ситуации будет исходить из актуальности революции и подготовки революционного класса к этой революции, прежде всего в плане развития его классового сознания и классовой организации.
"С одной стороны, ни Маркс, ни Ленин никогда не представляли себе актуальность пролетарской революции и ее конечные цели таким образом, будто теперь их можно произвольно осуществить в любой произвольно выбранный момент. С другой стороны, однако, именно актуальность революции служила для них обоих единственно надежным критерием правильности решения любого повседневного вопроса", - добавляет Лукач.
Как любая царапина может вызвать гангрену, так и любое незначительное потрясение в период капиталистической нестабильности может привести к революционному краху. Это - исходный пункт всей тактики коммунистов. Коммунисты исходят из нестабильности, социал-демократы из вечности и незыблемости существующего положения вещей. В этом - коренное различие их тактики, в том числе тактики по отношению к патриотизму.
Исходя из актуальности революции, можно с определенностью говорить о необходимости борьбы с патриотизмом в коммунистическом движении.
Поскольку революция составляет суть нашей эпохи (а это истинно и в 1914 году и сегодня, чему свидетельством и революционная ситуация в Аргентине 2002 года, и рельсовые войны российских трудящихся в 1998, и неутихающие гражданские войны на периферии капитализма - в Непале, Колумбии, на Филиппинах и т.д. и т.п.), значит главной задачей коммунистов является развитие классового сознания пролетариата и главного носителя этого классового сознания - революционной марксистской партии. Обратимся снова к Георгу Лукачу:
""Царство свобо-ды", окончание "предыстории человечества" как раз и означает, что опредмеченные отношения между людьми, овеществление начинают уступать свою власть человеку. И чем стремительней приближается этот процесс к своей це-ли, тем большее значение приобретает осознание пролетариатом своей истори-ческой миссии, его классовое сознание, тем сильнее и непосредственнее долж-но оно определять любое его действие. Ибо слепая власть движущих сил лишь до тех пор "автоматически" ведет к своей цели, к самоустранению, пока этот пункт самоустранения не находится в пределах досягаемости. Но если объек-тивно наступает момент вступления в "царство свободы", то это выражается как раз в том, что слепые силы действительно слепо, с постоянно растущей внешне непреодолимой мощью влекут к пропасти; и только сознательная воля пролетариата способна отвести от человечества эту катастрофу. Другими сло-вами: если настал окончательный экономический кризис капитализма, то судьба революции (а вместе с ней судьба человечества) зависит от идеологи-ческой зрелости пролетариата, от его классового сознания".
В этой ситуации и "меньшее" и "большее" зло в равной мере становятся агентами слепых разрушительных сил. Так практически все войны в ХХ веке США вели, когда у власти находилась Демократическая партия ("меньшее зло"). А в зависимых странах национальная буржуазия ("меньшее зло") уничтожила не меньше, а, наверное, больше коммунистов, чем империалисты и компрадоры. Социал-демократы проголосовали за "меньшее зло" - старого маршала Гинденбурга против "большего зла" - Гитлера. В итоге Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером. И таких примеров, когда обывательская логика "меньшего зла" оказывалась полностью несостоятельной, а "утопическая" позиция актуальности революции совершенно верной можно приводить до бесконечности.
Что чтобы классовое сознание пролетариата оказалось на высоте тех задач, которые ставит перед ним революция, оно должно освободиться от всех тех наслоений различных видов буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, которые, липнут к нему как ракушки ко дну корабля. Освобождение классового сознания пролетариата проходит в беспощадной борьбе со всеми другими идеологиями. И в этом вопросе, в отличие от других, как отмечал не раз Ленин, коммунисты не могут никогда пойти ни на какой компромисс. Ни с кем.
В этом смысле патриотическая идеология на сегодня является, наверное, наиболее опасной из примесей к классовому сознанию пролетариата, потому что глубже всего проникла не только в сам класс, но и в его организации - коммунистические партии.
Поэтому в вопросе борьбы с патриотизмом лучше перегнуть палку (и здесь, в этой статье, я ее сознательно перегибаю) чтобы выпрямить. Об этом же писал когда-то и Ленин, а французский философ-марксист Луи Альтюссер комментировал этот тезис:
"Известно, что спустя несколько лет после написания книги "Что делать?" Ленин, отвечая своим критикам, выдвинул теорию перегиба палки. Когда палка, говорил Ленин, согнута не в ту сторону, то для ее вы-прямления прежде всего следует ее перегнуть в другую сторону, т. е. силой придать ей на определенное время обратный перегиб. Этот простой подход, на мой взгляд, содержит целую теорию действительности истины, глубоко коре-нящуюся в марксистской практике. В противоположность всякой рацио-налистической традиции, которая нуждается только в прямой идее для выпрямле-ния кривой идеи, марксизм считает, что идеи имеют историческое суще-ствование лишь тогда, когда они включены в материальность обществен-ных отношений. ...даже в такой, казалось бы, абстрактной области, как философия, когда речь идет об изменении исторически существующих идей, нельзя довольствоваться проповедью голой истины и ждать, чтобы ее наглядная очевидность "просветила" умы, как говорили наши предки в XVIII в. Для того чтобы заставить идеи измениться, приходится признать силу, которая удерживает их в изогнутом состоянии, а применив обратную силу, аннулирующую первую, придать им обратный перегиб, необходимый для их выпрямления".
Действительно, опыт политической деятельности убеждает, что недостаточно противопоставить "правильное" неправильному. Нужно заострить, перегнуть, потому что борются между собой не идеи, а живые люди, партии и классы.
Кто-то скажет, что сегодня мы боремся с патриотами вместе, "работаем на одну цель", зачем же ссориться, вносить раскол и т.д. С одной стороны это верно. Но разве эсеры, меньшевики, большевики не "работали на одну цель"? Работали. Но когда дошло до дела, оказались по разные стороны баррикад. Ленин это сознавал и всегда выступал с непримиримой критикой этих оппортунистических и мелкобуржуазных направлений в революционном движении.
Если же дать почитать газеты сегодняшних патриотов самому правому из правых эсеров, - и тот потянулся бы к револьверу или бомбе: настолько реакционно их содержание. Тем не менее, эти газеты продаются у нас на коммунистических митингах, их читают люди, считающие себя коммунистами. (Это вовсе не значит, что наше коммунистическое движение нужно скопом объявлять некоммунистическим, как это делают левые сектанты. Но нужно однозначно признать, что у нашего комдвижения есть специфические пороки, в частности, иллюзия единства с патриотами). Необходимо размежевание. Пока оно идет стихийно, в то время как сознательное размежевание облегчило бы процесс, сделало его менее болезненным.
Как можно донести свою позицию, если она не обозначена достаточно четко? Как внести в массы коммунистическую идеологию, как не в борьбе со всеми другими идеологиями, в том числе, и в особенности с патриотической?
Ленин писал, что необходимо учитывать "опыт предшествующих революций, когда контрреволюция поддерживала наиболее близкую к крайней революционной партии оппозицию ей, чтобы поколебать и свергнуть революционную диктатуру, открывая тем дорогу для дальнейшей полной победы контрреволюции, капиталистов".
Следовательно, острие идеологической борьбы должно быть направлено как раз на близкие к коммунизму оппозиционные направления, чтобы не позволить в кризисный момент использовать эти направления (в первую очередь патриотизм) для борьбы с революцией.
"Левые" сектанты, составляющие мизерные группы абсолютно не опасные для капитализма сами по себе, паразитируют на том, что у коммунистов не в порядке. Например, если мы отдаем им на откуп тему критики патриотизма, то они хватаются за нее. Конечно, критикуют они со своих неправильных позиций, мешая в одну кучу националистов и коммунистов. Но они могут это делать, только потому, что тему им отдали на откуп мы, потому что мы не произвели размежевание с патриотизмом.
Поэтому, беспощадная критика патриотизма с нашей стороны, со стороны революционных коммунистов как нельзя кстати. И здесь лучше, по совету Ленина, перегнуть палку, чем недогнуть.
Важно, чтобы коммунисты совершенно четко знали о неизбежности размежевания коммунистов и патриотов и проводили свою линию четко, не сбиваясь. Ведь на самом деле патриотическая идеология и идеология коммунистов - разные, противоположные и даже непримиримые.
Патриоты говорят - сильное государство, сильная армия и т.д. А мы, коммунисты, говорим - сильное государство какого класса? Сильная армия на службе у кого? Из этого "методологического" различия вырастает и скоро вырастет политическое размежевание. И если коммунисты будут к нему не готовы, то для них размежевание будет очень трудным и болезненным.
На деле патриотизм является самой удобной формой отказа коммунистов от социалистической революции. Патриот всегда найдет нужный предлог, чтобы уйти от формулы "класс против класса" на позиции поддержки "прогрессивного" крыла "своей" буржуазии.
В следующей статье мы сравним две страны - страну, победившую патриотизм и страну, где победил патриотизм. Россию, которая, по словам Ленина "все свои патриотические чувства принесла в жертву во имя международной революции" и Германию, где правые лидеры социал-демократии принесли революцию в жертву патриотизму.
Ключевой вопрос о патриотизме решился в рабочем движении России и Германии по-разному, что снова привело рабочих этих двух стран к столкновению на поле сражения в самой страшной в мировой истории войне. Советские рабочие под знаменем интернационального советского социализма несли на своих штыках мир и свободу, немецкие рабочие, ослепленные лозунгами национального "социализма", несли на штыках рабство и террор.
Вместо послесловия. Говорит "левый" националист:
Олег Куликов, секретарь ЦК КПРФ:
"Здесь возникает важный и сложный вопрос о том, какие интересы, - национального государства или интернациональной солидарности, - являются для коммунистов приоритетными. Было бы, наверное, неправильно, устраивать поэтому поводу бесплодную дискуссию, которая могла бы только привести к расколу лево-патриотического движения.
Мы видим, что в мировом коммунистическом движении существуют два подхода. Так Компартия Япония всегда выступала за передачу Японии практически всей Курильской гряды и недавно сумела организовать соответствующее решение парламента. То, что японская компартия ставит на первое место национальные интересы вполне объяснимо и понятно. Подобный подход к внешнеполитическим вопросам возможен и для лево-патриотических сил России. Но, конечно же, ни в коем случае нельзя выдавать за защиту национальных интересов призывы поддержать действия нынешней власти, ведущей страну к катастрофе. Сейчас национальные интересы России сейчас определяются необходимостью национально-освободительной борьбы против существующего режима".
